Архаический ритуал в фольклорных и раннелитературных памятниках

Подождите немного. Документ загружается.

Трагедия и ритуал у Вячеслава Иванова

321

И катарсис тоже достигается: "трагедия есть подражание

действию... через жалкие и страшные события, достигающие

{perainusa) катарсиса...". Роль музыки, танца, пения —

делать речь доставляющей удовольствие; так достигается

удовольствие, но не катарсис. И даже удовольствие ско-

рее какое-то служебное, вспомогательное. Когда Аристо-

тель заявляет, что трагедия обладает наглядностью и вы-

полняет свое дело и без актерской игры, он все же при-

знает^ что благодаря музыке (и зрелищу) удовольствие

как бы "концентрируется", подчеркивается и делается

"явственней" (di'hes hedonai synistantai enargestata —

1462a 17). Катарсис, стало быть, цель трагедии, то, че-

го достигает подражание действию, главная цель, тогда

как музыка — украшение.

Аристотель не раз говорит в "Поэтике" об удовольст-

вии, свойственном трагедии как таковой, ей одной прису-

щем (1453b 10, 1462b 13, ср. 1453а 35),. причем сила тра-

гедии (dynamis) или исполнение трагедией своего предна-

значения, дела (ergon), не зависят от постановки, акте-

ров, пляски и т.п. (1450b 18, 1462а 11, 19). Для Ари-

стотеля главное в трагедии сюжет (миф), через сюжет-миф

и достигается катарсис. Такой точки зрения придержива-

ются Отте, Элс и Рабинович (см. наше примечание 43).

Действительно, назначение трагедии будет исполнено, ес-

ли поэт достигнет того, что должно, в сложении сюжета-

мифа (1452b 29 и сл.). "А поскольку поэт должен обеспе-

чить удовольствие от жалостного и страшного благодаря

мимесису (подражанию), ясно, что это <страшное и жал-

кое > следует встроить в события" (1453b 11 —13). Если

вспомнить первые слова определения трагедии ("трагедия —

подражание действию", или "мимесис действия") и срав-

нить их с одним из определений сюжета, то окажется, что

они совпадают: миф-сюжет — это тоже "мимесис действия"

(1450а 4); другое определение мифа-сюжета —"склад собы-

тий", "состав событий" (1450а 5, b 23). Поэтому слова

"трагедия есть мимесис действия... достигающий катарси-

са..." можно заменить на такие: "трагедия есть миф-сю-

жет, или склад событий... достигающий катарсиса...".

Что же значит, что миф-сюжет, склад событий достига-

ет катарсиса, если катарсис — очищение? Надо, видимо,

иметь в виду, что katharsis не обязательно имеет значе-

ние очищение чего-либо или от чего-либо. Katharos значит

не только чистый, но и ясный, понятный; katharos gnö-

nai — ясно понять (Arph. Vesp. 1045), нуоюдаться в катар-

сисе у Филодема означает

нуоюдаться

в объяснении (Lib. 220).

Katharsis имеет, среди прочих, значение уяснениел прояс-

нение, экспликация. Уже Эпихарм сталкивал конкретное и

абстрактное значение katharos: "Будь у тебя ясный (kat-

haros) ум, и всем телом будешь чист (katharos)" [КаіЪеЪ G.

Comicorum graecorum fragmenta, fr. 269).

В "Софисте", в рассуждении о катартических искусст-

вах, Платон начинает с рассмотрения физических видов ка-

тартического искусства, а затем переходит к интеллекту-

21 Зак. 493

322

Н.

В. Брагинская

альным, от врачевания и банного искусства — к "катарси-

сам души" и "очищению в связи с мыслью" (katharmoS peri

ten dianoian, 227 с). Среди катартических искусств ока-

звівается и искусство обучения (didaskalik§ - Soph. 229а),

оно очищает от заблуждений. Искусство обучения подразде-

ляется на ряд видов интеллектуальной катартики, и послед-

ним выделяется самое главное катартическое искусство,

устраняющее^мнения"(Soph. 230d —23Öe). Истинный софист-

мудрец занимается mathömata tes psychös — "знаниями

(научениями) о душе", он "очиститель от мнений на пути к

знаниям о душе" (kathartis. . . mathSmasin peri psyches —

231e). В этих рассуждениях учителя Аристотеля мы видим

самую близкую лексически параллель к katharsis mathima-

tön "Поэтики", катарсису как уяснению, проявлению не-

которых знаний. Платон шел от конкретного смысла слов с

корнем kathar-, его катартические искусства что-то уст-

раняют, убирают, позволяют отделить одно от другого;

с физических объектов ("грязи") Платон перенес йдею уст-

ранения "грязи" на интеллектуальные: устраняются мнения,

заблуждения, все, что мешает истинному знанию-понима-

нию. У Аристотеля же происходит уяснение или прояснение

самих знаний-пониманий. Слово mathema означает и моральный

урок (ср: Hdt. I, 20 7) и результат понимания, уразумения.

Соответствующий глагол, manthanö, имеет среди своих зна-

чений и значения понимать, примечать, усваивать, распознавать.

Именно о таком понимании-узнавании идет в "Поэтике"

речь в связи с происхождением поэзии (1448b 4—24).

Подражание, мимесис, по Аристотелю, свойственно лю-

дям от природы с детства, и даже первые узнавания-пони-

мания (tas matheseis... tas prötas) люди добывают бла-

годаря мимесису, а результаты подражания (mimömata)

всем доставляют удовольствие, ибо понимание-узнавание

(manthanein) всем, а не только философам, доставляет

величайшее удовольствие. Радость от созерцания изобра-

жений Аристотель объясняет тем, что они дают возмож-

ность "узнать (manthanein) изображенное и сделать

умозаключение (syllogizesthai) о том, что такое каждая

вещь , например: „Вот это — такой-то"; если же не до-

велось видеть изображенное прежде, то изображение

доставит удовольствие не за счет того, что оно резуль-

тат подражания (uch hSi mimema), а за счет отделки,

цвета и тому подобных причин".

Не соотнести ли отделку и цвета картины с украшения-

ми трагедии — музыкой и зрелищем, а радость, доставляе-

мую узнаванием изображенного предмета,— с катарсисом

узнавания сюжетной постройки? Ведь и миф-сюжет — резуль-

тат мимесиса (сюжет и-определен как мимесис действия).

Сам сюжетный материал (миф в традиционном смысле),

т.е. отеческое предание, может быть известен заранее,

но как именно этот миф-материал, миф-предание будет

преобразован в миф-сюжет, как будет он построен, с ка-

кими неожиданностями и парадоксами будут поданы страш-

ные и жалостные события (1452а 2 и сл.), какие будут

узнавания и переломы, как все будет распределено с точ-

Трагедия и ритуал у Вячеслава Иванова

323

ки зрения объема и логики вероятного и необходимого и

т.д. и т.п. — все это предстоит узнать, понять, заме-

тить. И если сюжет построен хорошо, понимание происходя-

щего и смысла трагических событий будет ясным, все ста-

нет на свои места и наступит "ясность в соответствующем

понимании". Нам кажется, что о понятии, близком к катар-

сису понимания>в "Поэтике" говорится в связи с объемом

трагедии. С точки зрения восприятия сюжет должен иметь

удобозапоминаемую длину (1451а 5), а "предел <длины>,

сообразный природе предмета, ^таков>: он тем лучше с

точки зрения объема, чем больше, но лишь до той черты,

когда уже достигается полная ясность (mechri tu syndö-

los еіпаі)" (1451a 9—10). В трагедии, как и в изображе-

ниях, Аристотеля занимает прежде всего познание, пони-

мание, момент сознания, интеллектуальное удовольствие.

Эмоциональный, нравственный, эстетический эффект траге-

дии у Аристотеля предстает как интеллектуальная радость

от достижения ясности понимания (katharsis mathömatön).

Но после знаменитой книги Ницше присутствие в траге-

дии духа экстаза и иррационализма, "внутреннего диони-

сизма" стало аксиомой. Мы не станем из духа противоре-

чия представлять трагедию легким водевилем. Но монологи

героев последовательны и рациональны

, в трагедии идут

бесконечные прения сторон — доказательства, выяснения,

приведение доводов и контрдоводов. Рассуждают даже со-

крушенные горем герои, даже неистовая Медея. Песни хо-

ра, конечно, эмоциональны, но это эмоции страха и скор-

би, а не экстаза

. Эсхил и Еврипид, выведенные в "Ля-

гушках", состязаются в словопрении, а судья Дионис тре-

бует от каждого доказательств его превосходства. Что же

до менад "Вакханок" Еврипида, то неистовые менады, как

и одержимый Люттой Геракл и преследуемый Эриниями Орест,

предстают жертвами: исступление — это месть, а не откро-

вение и выход за,свои пределы, это кара бога, а не сли-

яние с ним. Ни слова не говорится в "Поэтике" о Дионисе;

экстаз и одержимость не есть непременное в глазах древ-

них свойство трагического поэта: для Платона одержим и

рапсод, а для Аристотеля и в трагической поэзии эти

свойства не слишком уместны (Poet. 1455а 30).

Как полагает Элс, нет серьезных оснований считать,

что трагедия когда-либо была дионисийскою в каком-ни-

будь ином смысле, кроме того, что она с самого начала

регулярно представлялась на Городских Дионисиих в Афи-

нах, и нет оснований верить, что этот сложный спектакль,

вобравший в себя опыт различных мусических традиций,

вырос из какой-то одержимости или экстаза

. Признав,

что трагедия прикрепилась к праздникам в честь Диониса

"недаром", по внутренней связи с "духовной сутью" этого

божества, мы должны были бы счесть и Гомеровы поэмы по

той же "сути" соответствующими именно Афине, причем не

только "Одиссею", в которой Афина все-таки покровитель

главного героя, но и "Илиаду". Ведь состязания исполни-

телей Гомера были приурочены к Панафинеям

21*

324

Н. В.

Брагинская

В сложении трагедии традиционное было не менее важно,

чем новаторство отдельных драматургов-актеров-режиссе-

ров, менявших число актеров и состав хора, придумывав-

ших новые танцевальные па и маски, занимавшихся новшест-

вами в декорациях, костюмах, музыке, переделывавших да-

же мифы. Все это мало походит на поведение наследников

древней непрерывной традиции дионисийского оргиастиче-

ского культа, скованных по рукам и ногам исторической

необходимостью гармонизировать, наконец, в художествен-

ной форме первобытный оргиазм.

Итак, вопрос о происхождении трагедии Иванов подчи-

нил своей концепции дионисизма как "первоначального бо-

гочувствования", лежащего глубже догматических различий.

Дионисизм — приуготовление трагедии, а трагедия пред-

стает "приуготовляющим евангелие" очистительным экста-

тическим действом.

Отстаивая автономию гуманизма от угрозы со стороны

исторической науки, Иванов писал в письме к Александру

Пеллегрини (1934): "Я полагаю, что гуманистическая и

историческая точки зрения друг от друга совершенно от-

личны. Мы имеем дело с aliud genus. Истинный гуманизм

хранит и интерпретирует thesaurus; его расследование

феноменов преследует одну лишь цель: установить, до ка-

кой степени феномены способны обрести характер и значе-

ние ценностей. Для него ценности присущи сфере бытия,

т.е. находятся вне и выше сферы становления, что -одна-

ко отнюдь не замыкает их в области чисто формальной;

напротив, они сохраняют полную свою индивидуальность.

Интуитивное узрение этих ценностей побудило Ницше вве-

сти понятие „монументальной" истории в противоположность

истории „генетической". Переданные Эккерманом слова Ге-

те „В поисках безусловного образца мы неизбежно возвра-

щаемся к древним Грекам, в чьих произведениях всегда

изображался красивый человек. Все остальное принадлежит

лишь историческому рассмотрению" — слова эти четко оп-

ределяют отличие друг от друга направлений гуманистиче-

ского и исторического"

Гуманистическая интерпретация истории для Иванова

есть интерпретация христианская и тем самым универсаль-

ная; она выявляет мировую значимость античной культуры,

ничего не утрачивая из древнего наследия: "каждая цен-

ность, теряя себя целостным погружением во вселенскую

полноту, умрет и возродится к вящей славе человека, осо-

знавшего свое богосыновство"

. Результат исследования

происхождения трагедии у Иванова представляет собою то,,

что он сам именует выводом высшего осмысляющего порядка.

Такие выводы, как правило, отвергаются не критикой част-

ностей, а в целом — с принципиально иных позиций. Труд

Иванова не был, к счастью, забыт и отвергнут, но был,

к несчастью, признан трудом столь же безупречным с точ-

ки зрения низшей критики, сколь он великолепен с точки

зрения, высшей герметевтики.

Некогда ровесник Иванова Лев Шестов признавался, что

Трагедия и ритуал у Вячеслава Иванова

325

воспользовался бы правом остракизма для изгнания Ивано-

ва из пределов отечества, потому что ему надоело слы-

шать, что "В.Иванов умен, В.Иванов блестящ"

. В прошед-

шие с тех пор десятилетия не так уж часто можно было ус-

лышать подобное в пределах отечества, поэтому нам хоте-

лось бы публикацией главы из "Диониса и прадионисийства"

и этими критическими заметками воздать должное редкому

умственному обаянию этого человека.

ПРИМЕЧАНИЯ

См., в частности, работы Иванова о Дионисе: Эллинская рели-

гия страдающего бога. — Новый путь. 1904, № 1—3, 5, 7; Религия

Диониса. Ее происхождение и влияние. — Вопросы жизни. 1905,

№

7; Вагнер и Дионисово действо.—Весы. 1905,№ 2; Ницше и Дионис.

Иванов В. По звездам. СПб., 1909; О Дионисе и культуре. — Там же.

О Дионисе орфическом. — Русская мысль. 1913, № 11; 0 существе тра-

гедии. —' Борозды и межи. М., 1916.

См., например: Топоров В.Н. К происхождению древнегреческой

драмы: вопрос об индоевропейских истоках. — Balkano—Balto—Slavica.

Симпозиум по структуре текста. Предварительные материалы и тезисы.

М., 1979; он оюе. Несколько соображений о происхождении древнегре-

ческой драмы. — Текст: семантика и структура. М., 1983.

Ср. о методе Иванова: "сочетание мифа науки с научной осно-

вой фантазии". — Белый А. Вячеслав Иванов. Русская литература

XX века. 1890-1910. Т.З. Вып. 8. М., 1917, с.116. В беседах с

М.Альтманом (см. примеч. 82 к тексту Иванова) ученый поэт так го-

ворил о себе: "Если по Огюсту Конту человечество в своем развитии

прошло через три фазы: мифотворческую, теологическую и научную,

то ныне наступают сроки новой мифологической эпохи. И тогда, когда

она наступит, меня впервые доЛжным образом оценят" (Альтман М.С.

Из бесед с поэтом Вячеславом Ивановым /Баку, 1921/. — Труды по

русской и славянской филологии. XI. Литературоведение /Уч. зап.

ТГУ. Вып. 209/. Тарту, 1968. с.321).

Иванов В. Религия Диониса, с.136. Приведем указания Иванова

и на внешние, словесные и ритуальные, аналогии между возникающим

христианством и религией Диониса: "В евангельских притчах и пове-

ствовании мы встречаем непрерывную череду образов и символов, при-

надлежащих кругу дионисических представлений. Виноград и виноград-

ник (ampelos Dionysu); виноградари, убивающие сына хозяина в вино-

граднике, — как титанические виноградари в винограднике умерщвля-

ют Вакха, он же непосредственно сын Диев, рожденный из чресел не-

бесного отца; рыба и рыбная ловля (Dionysos ichthys, как ichthys,

наравне с Орфеем, — символ Христа; Dionysos halieus); чудесное

насыщение народа хлебами и рыбами; хождение по водам и укрощение

бури; полевыя лилии и дети, играющия на флейте; облик сына челове-

ческого, как гостя и хозяина пиршеств и участника веселий, как

жениха, окруженного девами, несущими светильники, как пастыря и

как агнца; мед и смоковница, огонь осоляющий, и семя, не оживаю-

щее, пока не умрет; отмена поста для сынов чертога брачного, и

обещание нового вина в жизни новой; причащение хлебом и вином на

жертвенной вечере-(как в вакхических мистериях); вход в Иерусалим

на осле (животное Диониса) среди вдохновенных кликов и в окруже-

326 Примечания

нии пальмовых ветвей; эпифании и очищения; миро и слезы женских

молитвенных восторгов; в четвертом Евангелии — претворение воды

в вино на свадебном пире, речи о воде живой, о виноградной лозе,

о съедении тела и выпитии крови Христа, — все это намечено в про-

образах Дионисовой религии, как намечен и самый жертвенный облик

Бога и человека вместе, родившегося от земной матери, по успе-

нии своем, взятой на небо, преследуемаго и бегством спасенного во

младенчестве, распространяющая свое внутреннее царство в охва-

ченных священным восторгом, „обратившихся" (metanoia, metatrope

Евангелия), забывших и презревших земную действительность душах

людей, — странствующего по земле с своим божественно-беззаботным

и детски-радостным сонмом, — часто не узнаваемого под новыми ли-

ками своих явлений, окруженного непрерывающимся чудом, удаляющего-

ся незаметным из враждебной толпы, — наконец, плененного врагами,

страдающего, убитого, погребенного, женщинами оплаканного, вос-

кресшаго, взошедшего на небеса до своего нового молнийного явле-

ния ^. ..> родство и взаимное тяготение Дионисовой веры, вдруг пре-

ображающей в глазах "вакха"-тирсоносца юдоль земную в блаженную

Нису, этой огнем крестящей веры, через которую человек теряет свою

душу, чтобы вновь обрести ее, — и первоначальной, существенно эк-

статической стихии христианства — чувствуется, вопреки особенно

ожесточенным нападениям христианских апологетрв на все, что от

Диониса в язычестве: эта вражда именно объясняется — боязнью со-

перничества" (там же, с. 134 —135).

Там же, с.136.

Письмо опубликовано в американском журнале "Mesa

(New

York City, Autumn 1946); см.: Deschartes 0. Vyacheslav Ivanov. —

Oxford Slavonic Papers. 1954,

№

5, c.41.

Там же, с.42.

Шестов Л. Вячеслав Великолепный. К характеристике русского

упадочничества. — Русская мысль. 1916, X. с.86.

Там же, с.84.

См. Proclus. Chrest. XII: "Пиндар говорит, что дифирамб был

изобретен в Коринфе, а Аристотель называет начинателем песни Арио-

на, который первым ввел киклический хор".

Иванов В. Автобиографическое письмо С.А.Венгерову. — Рус-

ская литература XX века. 1890-1910. T.III, Вып. 8. М., 1917, с.87.

Топоров' В.Н. Несколько соображений, с. 106.

См. Arph. Pax 806, Av. 787, Vesp. 1537; в первом случае

трагеды — это названные по именам авторы трагедий — Морсим и Ме-

ланфий; этим, в частности, объясняется множественное число {тра-

геды) . Кроме того, множественное число tragoidoi используется для

обозначения состязаний поэтов: tois tragoidois — на состязаниях

трагедов, т.е. авторов-актеров (Arph. Аѵ. 512; Pax 530; Andoc. IV,

42; Aischin, Ctes. 41, 45). Хоры(в отличие от филы, их поставив-

шей) не были участниками состязаний. Choregein tragoidois означа-

ет не быть хорегом у хоревтов3 а снаряжать хор для авторов (Lys.

21, 4; Arist. Pol. 1341а 36); ср., однако, Arist. Poet. 1449b 1.

1Ц

Else G.F. Aristotle's Poetics. The Argument. Cambridge,

Mass., 1957, c.84; он оюе. The Origin and Early Form of Greek Tra-

gedy. Cambridge, Mass., 1965, c.26.

См. об архаичных козьих шкурах как одежде терминов — древ-

них выходцев с Крита: Hdt. VII, 92.

327 Примечания

Brommer F. Satyroi. Würzburg, 1937, c.61; Webster T.B.L.

List of Monuments. — Pickard-Cambridge A.W. Dithyramb, Tragedy

and Comedy. Second ed. rev. by T.B.L.Webster. Oxf., 1962,

№

72,

73; Webeter T.B.L. Monuments Illustrating Tragedy and Satyr-Play.

L., 1967.

16a

См.: Cook A.B. Zeus. A Study in Ancient Religion. Camb-

ridge, vol.1, 1914, c.696—697; первое аттическое изображение сатира

с соответствующей подписью относится к концу VI в. до н.э., см.:

Webster T.B.L. List, № 19.

Сатир Марсий у Платона (Symp. 215b) у Геродота именуется

силеном (Hdt. VII, 26); Сократа называют то сатиром, то силеном

(Plat. Symp. 215b, 216d, 221d; Xen. Symp. IV, 19; V, 7.).

Kuhnert Ещ Satyros. — Ausfürliche Lexicon für griechischen

und römischen Mythologie, hrsg. von W.H.Roscher. Bd. IV. Lpz.,

1909-1915, стлб. 444-531.

См., например: Patzer H. Die Anfänge der griechischen Tra-

gödie. Wiesbaden, 1962, Taf. VI.

Pickard-Cambridge A.W. Dithyramb, Tragedy and Comedy. Oxf.,

1927, с.150—151; имя Silanos встречается еще на микенской таблич-

ке (KN V 466); о силенах в Лаконии см. Pind. Fr. 156 и Schol.,

Poll. IV, 104.

Hartmann A. Silenos und Satyros. — RE. Bd. III А, стлб. 52

и сл.; Kuhnert E. Satyros, стлб. 488 и сл.; Brommer F. auAfjvou und

aaxvpou. — Philologus. 1941, Bd.94, c.226 и сл.

Piokard-Cambridge A.W. Dithyrambos, Fig. XIV-XV, c. 156-157.

См.: Shorey P. - Classical Philology. 1909, vol. 4, с.433

и сл.

Patzer Н. Die Angänge, с.61.

См. Plut. Sol. 29; Diog.Laert* I, 57.

В уже упоминавшейся статье В.Н.Топорова ("Некоторые сообра-

жения...") трагедия как "козлиная песнь" служит одной из опор ав-

торской концепции "основного мифа".

См.: Szemerinyi О. The Origins of Roman Drama and Greek Tra-

gedy. -Hermes. 1975, Bd.103, c.300 -332.

Ср.: Eus. Chron. 01. 47, 2: "Состязавшимся у эллинов вруча-

ли козла (трага), за что они и были прозваны трагиками (tragikoi)".

Дату первых состязаний Евсевий существенно отодвинул в древность,

возможно чтобы приблизить время Фесписа ко времени Солона, с кото-

рым первого трагика связала позднейшая традиция, см. выше, при-

меч. 25; ср. также свидетельство Горация (Ars 220) и латинских

грамматиков СWesener Р. Untersuchungen zur lateinische Scholienlit-

teratur. Bremerhaven, 1899, c.3).

Else G.F. The Origin. Того же мнения придерживался знамени-

тый Ричард Бентли (Bentley R. De origine tragoediae. — Opuscula

selecta. Lpz., 1781).

Lesky A. Die tragische Dichtung der Hellenen. Gottingen,

1956, с.11.

Patzer H. Die Anfänge, c.52 и сл. Во Флиунте, откуда Прати-

на перенес (или мог перенести) в Аттику сатирову драму, дифирамби-

ческие представления не засвидетельствованы. Идея сатировского ди-

фирамба как прототрагедии восходит к Велькеру (см. примеч. 32 к

тексту Иванова).

Buschor Е. Satyrtänze und frühes Drama. — Sitzungsberichte

328 Примечания

der Bayerische Akademie der Wissenschaften. Phil. — Hist. Abtei-

lung. 1943, H. 5, C.115 и сл.

Kaiinka E. Die Urform der griechischen Tragödie. — Commen-

tationes Aenopontanae. 1924, 10, c.32; ТіёеЬе Ed. Thespis. Lpz.-B.,

1933. c.16 и сл.

Wilamowitz-Möllendorf JJ. von. Einleitung in die griechische

Tragödie. В., 1907, с.93.

Pohlenz M. Die griechische Tragödie. Bd.2. Göttingen, 1954,

c.8 и сл.

Ziegler К. Tragödie. - RE. Zweite Reihe. Bd.VI. Hlbd.12.

Stuttgart, 1937, стлб. 1939.

Иванов В. Религия Диониса, с.137.

Patzer Я. Die Anfänge, с.65.

Farne 11 L.R. The Cults of the Greek States. Vol. 5. Oxf.,

1909, c.165 и сл., 303 и сл.; Cook А.В. Zeus. A Study in Ancient

Religion, с.672, 677.

Lesky A. Die tragische Dichtung, с.15. О том, как выглядит

в сохранившихся трагедиях Дионис, см. введение Доддса: Euripides.

Bacchae. Ed. with Introduction and Commentary by E.R. Dodds. Oxf.,

1944, с.XXVIII-XXXII.

1+1

Главкон утверждает, что нелепо причислять к мудрецам и лю-

бомудрам "театралов" — любителей зрелищ и любителей слушать (те-

атр, по Аристотелю, — удовольствие для слуха — Eth* Nie. 1118 а

7): "Их нисколько не тянет к такого рода беседам, где что-нибудь

обсуждается, зато словно их кто подрядил слушать все хоры, они

бегают на празднества в честь Диониса, не пропуская ни городских

Дионисий, ни сельских. Неужели же всех этих и других, кто стремит-

ся узнать что-нибудь подобное или научиться какому-нибудь никчем-

ному ремеслу, мы назовем философами?" (Plat. Rp. 475 d, перевод

А.Н.Егунова).

Ц2

См. выше, примеч. 25.

цз

Отличной от ивановской точки зрения на катарсис, которую

мы во многом разделяем, придерживались, например Г.Отте (Otte Н.

Kennt Aristoteles die sogenannte tragische Katharsis? В., 1912;

его же. Neue Beitrage zur Aristotelischen Begriffsbestimmung der

Tragödie. В., 1928; его оке. Noch einmal katharsis ton pathematön.—

Philologische Wochenshrift, 1930, Bd.50, c.1 165 -1 166), Дж.Ф.Элс

СElse G.F. Aristotle's Poetics), Е.Г.Рабинович; находящаяся в пе-

чати статья Рабинович "Безвредная радость", с которой автор позво-

лил нам ознакомиться в рукописи, и побудила нас попытаться вернуть-

ся к отвергнутому и забытому чтению древнейшей рукописи.

Все эти авторы истолковывают катарсис в контексте "Поэтики", в

которой выдвинута роль сюжета; по мере разворачивания сюжета нечто

обнаруживается, тайное становится явным, осознается трагическая

вина и т.п., — но не в контексте "Политики", где речь действитель-

но идет о психоделическом катарсисе-очищении при помощи музыки и

пения. Элс видит в катарсйсе прояснение, а в pathemata не страсти-

влеченияj а страсти-события (Else G.F. Aristotle's Poetics, с.231).

Именно такое значение pathemata имеют в 1459b 11—12. Еще Бониц

показал, что pathos и pathema у Аристотеля почти синонимы (Во-

nitz Н. Aristotelische Studien V. Über pathos und pathema im Aris-

totelischen Sprachgebrauche. — Sitzungsberichte. Wien, 1867, Bd.55,

Примечания 329

с.13—55), a pathos в "Поэтике" определяется так: "поступок гибель-

ный или мучительный, например, смерть на сцене, мучение, увечие и

все тому подобное" (1452b 11). Прояснение соответствующих событий

(т.е. событий трагических, полных страха и жалости) — вот чего, по

Элсу, достигает трагедия по мере разворачивания ее сюжетных пери-

петий.

Отте во многом был предшественником Элса. Однако Отте ис-

правил pathematon на pragmaton, что тоже значит события,, с тою

разницей, что pathemata, если понимать их, как Элс, это события

в их страдательном аспекте (то, что пришлось претерпеть), a prag-

mata — события в активном смысле (то, что было сделано). Очередное

"улучшение" текста мы не приветствуем, отдавая предпочтение выбо-

ру из вариантов, предложенных рукописной традицией, но гнев, кото-

рый вызвал Отте у собратьев по цеху, связан не с вмешательством в

текст Аристотеля, а с подрывом сложившихся представлений: "Великая

связь в истории духа, на которой <...У основано учение Аристотеля

о катарсисе, как его понимал Бернайс, непоправимо распадается, ес-

ли только согласиться с Отте" (Ziegler К. Tragödie, стб.2049).

Еще более радикальную позицию занимает Е.Г.Рабинович, которая

видит в катарсисе термин для обозначения финальной развязки, т.е.

такого момента, когда познание истины меняет все. Катарсис — пора-

жающая ум развязка — безвредная радость "сперва возбужденного са-

мыми сильными средствами, а затем сполна удовлетворенного любо-

пытства" .

1+4

См. iPeretti А. Epirrema е tragedia. Firenza, 1939, с.227 —

253.

Ц5

См.: RomillyJ. de. La crainte et l'angoise dans le theatre

Eschyle. P., 1958.

Ц6

Else G.F. The Origin, с.7.

1+7

Davison J .A. Peisistrat and Homer. — Transactions and Pro-

ceedings of the American Philological Association. 1955, vol.86.

Трагедия, считающаяся дионисийской, имеет между тем много черт,

общих с недионисийскими эпосом и лирикой. Трагики обязаны эпосу

словесной техникой, приемами передачи характеров через речь; струк-

тура монологов героев имеет образцом ионическую модель элегии и

ямба (см. выше, примеч. 44). Имя легендарного изобретателя траге-

дии связывает его в эпической традицией: thespis — "божественный" —

эпитет гомеровского аэда Фемия (Od. XVII, 385, тот же эпитет при-

лагается и к эпической песне: Od.I, 328; VIII, 498). Платон посто-

янно именует создателем трагедии Гомера: Plat. Rp. 595с, 598de,

607а, Theaet. 152d.

1+8

Иванов Вяч. Собрание сочинений. T.III. Брюссель, 1979,

с.441 .

1+9

Иванов Вяч. Собрание сочинений. T.III, с.443.

Шестов Л. Вячеслав Великолепный, с.90.

СОДЕРЖАНИЕ

От редколлегии

/ В.Н.Топоров. О ритуале. Введение в проблематику . 7

Л.М.Ермакова. Ритуальные и космологические значения в ранней

японской поэзии ... .... 61

Я.В.Васильков. Древнеиндийский вариант сюжета о "безобразной

невесте" и его ритуальные связи . 83 J

С.Л.Невелева. О композиции древнеиндийского эпического тек-

ста в связи с архаическими обрядовыми представлениями 128 '

Ю.М.Алиханова. К истокам древнеиндийского понятия "раса" 161

А.М.Дубянский. Древнетамильский ритуальный панегирик 184

Д.В.Щедровицкий. "Дождь ранний и поздний" (ритуал вызывания

дождя в Библии и его аллегорическое осмысление на рубеже

античности и средневековья) 201

О.М.Фрейденберг. "Эйрена" Аристофана. Публикация и введение

Н.В.Брагинской . . 221

Вяч. Иванов. Возникновение трагедии. Публикация, комментарии

Н.В.Брагинской . 237

Н.В.Брагинская. Трагедия и ритуал у Вячеслава Иванова 294/