Аргунова В.Н. Социальная справедливость: ценностно-институциональный анализ

Подождите немного. Документ загружается.

230

Глава III

гаков, П. А. Флоренский, В. И. Иванов. Соборность является од-

ной из характеристик Церкви, включенной в православный сим-

вол веры. Его девятый член формулируется так: «Верую во еди-

ную,

святую, соборную и апостольскую Церковь». Основопола-

гающим принципом соборности считается органическое сочета-

ние единичного и общего, единого и разнообразного, она есть

«единство во множестве». Соборное начало предполагает приня-

тие людьми общих высших ценностей, при сохранении неповто-

римых черт каждого отдельного человека. Соборность выступает

как против индивидуализма, так и против светского коллек-

тивизма, нивелирующего личность, — она синтезирует эти фе-

номены, включая в себя их лучшие качества и преодолевая

недостатки

111

А. С. Ахиезер связывает происхождение соборности с ве-

чевым идеалом. Вечевой идеал не следует считать прообразом

современных форм демократии с присущим им плюрализмом и

высокой ценностью личности. В вечевой сходке, которую можно

рассматривать как воплощение соборности, участвовали лишь

главы семей, домохозяева. Решение веча было монологическим,

имело авторитарный смысл и в определенной ситуации приоб-

ретало авторитарную организационную форму. Оно не призна-

вало права меньшинства на особое мнение, независимых прав

личности

112

Л.

Е. Шапошников указывает на связь соборных начал со

своеобразием восточного христианства. Западное христианство,

в силу ярко выраженной рациональной струи, имеет четкие фор-

мулировки большинства религиозных положений. Богословские

споры, уточняющие те или иные положения церковного учения,

проходили в «понятийной сфере» и апеллировали к разуму каж-

дого человека. Православие, в силу преобладания иррациональ-

ШапошниковЛ.

Е.

Философия соборности: Очерки русского са-

мосознания. СПб.,

1996.

С.

Ахиезер

А.

С.

Россия: критика исторического опыта: (Социокуль-

турная динамика

России):

2 т. Новосибирск,

1997.

Т.

С.

87—88.

Социальная справедливость

России

231

ных тенденций в богословии, по многим важным проблемам не

имело четко сформулированных определений. С одной стороны,

такая ситуация приводила к разнообразным мнениям в рамках

церковного богословия, а с другой — аргументом в истинности

того или иного тезиса становится не логическая доказательность,

а его распространение в «церковной ограде»

113

Признание высшего авторитета в качестве решающего кри-

терия истинности суждений о правомерности социальных по-

ступков в восточном христианстве выступает как главный огра-

ничитель свободы. Авторитет Церкви, Государства возвышается

над разумом, заставляет умолкнуть несогласных вопреки их

разумным доводам. Совсем по-другому выглядит свобода в ее

западном варианте. Индивид, повинуясь государству, не лиша-

ется при этом права подвергать логическому анализу действи-

тельность, иметь свои суждения. Г. И. Мусихин, рассматривая

Россию и Германию в период модернизации, которая внешне

проходила по одному типу — как запаздывающая, обнаруживает

много сходных черт в поведении властных структур. Тем не ме-

нее он многократно обращает внимание на то, что в Германии

власть даже и не пыталась выставить препятствия на пути инди-

видуального критического, рационального мышления. Наблю-

дая распространение идей Просвещения в Пруссии, Фридрих II

выразился так: «Рассуждайте сколько угодно, только повинуй-

114

тесь» .

Недостаточная, по сравнению с Западом, развитость рацио-

нального мышления приводит к крайностям в восприятии ин-

формации, идущей от «Мы»-общности: от слепого повиновения,

безусловной веры, доходящей до фанатизма, — до такого же

безудержного отторжения, полного неверия. Примеров этому

более чем достаточно, особенно в переходные периоды. Для вос-

становления доверия к себе государству всегда требуется некая

новая идея, которая безоговорочно увлекла бы массы, возбудила

Шапошников

Л.

Е.

Указ. соч. С. 5.

114

Мусихин

Г.

И.

Указ. соч. С. 94.

232

Глава III

в них религиозное чувство. Свобода в российском культурном

контексте всегда подразумевает присутствие долга перед каким-

либо объектом — страной, обществом, коллективом, близкими

и т. д. Исчезновение чувства долга приводит к катастрофическим

последствиям для общества, к состоянию, для обозначения кото-

рого в современной науке используется слово из словаря кри-

минальной субкультуры — «беспредел». Служение собственным

эгоистическим замыслам, работа на себя не дисциплинирует

индивида. Он «забывает» о находящихся рядом людях, и только

властный окрик приводит его в чувство.

Находясь в любом обществе, человек не может полностью

стать свободным не только в своих действиях, но и в своих жела-

ниях, которые формирует общество в процессе социализации. В

результате индивид окружен «надо» и «нельзя», по яркому срав-

нению Ж. Т. Тощенко, как волк красными флажками, они явля-

ются предостережением от определенных поступков, своего рода

пугалами и принуждением к другим действиям, своеобразным

кнутом. Можно перепрыгнуть эти флажки, но для этого нужно

преодолеть препятствия, в том числе и внутренние. Вращение же

в кругу этих флажков отнюдь не ведет к гармонии, ибо многие

«надо» и «нельзя» — это нечто такое, что придумано обществом,

не всегда отдающим себе отчет в противоречивости социальных

запретов

115

. Социальная справедливость как раз и устанавливает

наиболее оптимальный вариант «диаметра» этих «красных флаж-

ков»,

фиксируя такую меру равенства и свободы, чтобы индивиды

не испытывали ощущения «загнанности».

Ось координат, на которой выстраивается российское ци-

вилизационное содержание социальной справедливости, образу-

ют следующие параметры: уравнительное равенство этатистского

толка, жесткая социальная регламентация внутренней и внешней

свободы и апофатический путь конструирования отношений с

внешним миром. Как видим, эти параметры отличаются и от за-

падных, и от восточных конструкций социальной справедливости.

Тощенко

Ж.

Т.

Указ. соч. С. 342.

Социальная справедливость

России

233

По аналогии с характеристикой западного и восточного ци-

вилизационных типов социальной справедливости обозначим

отличительные особенности данной ценности в российской ци-

вилизации.

Первое. Подобно Западу в России социальная справедли-

вость как принцип миропорядка находится в становлении. Она

представляет собой бесконечный процесс приближения к некое-

му идеалу. Когнитивный и идеальный аспекты содержания соци-

альной справедливости разведены. Индивид постоянно творит

новые идеалы и стремится приблизиться к ним. Однако векторы

идеальной устремленности социальной справедливости в запад-

ной и российской цивилизациях различны. На Западе эти идеалы

носят прагматический, конструктивный характер. Установление

социальной справедливости переводится в плоскость практиче-

ских действий по обустройству окружающего мира, носящих

утилитарный характер. В России же, напротив, в идеальном ас-

пекте социальной справедливости утилитаризм практически не

представлен. Идеал содержит некие сверхзадачи, ради решения

которых необходимо разрушить несовершенное бытие, добиться

прорыва в новое идеальное состояние, мыслимое как совершен-

ное единство материи и духа, при главенствующей роли послед-

него.

Прорыв необходимо совершить сразу и сейчас, цена не

имеет значения. По этой причине идеальная составляющая цен-

ности носит утопический характер. Такое соотношение когни-

тивной и идеальной сторон социальной справедливости не только

не создает реальной картины бытия, но часто дезориентирует ин-

дивида. Мир выглядит дискретным, разделенным на неравноцен-

ные промежутки времени. Прошлое или будущее имеют гораздо

большее значение, чем настоящее.

Второе. Как и в восточных цивилизациях, в российском ва-

рианте социальной справедливости выпукло представлена норма-

тивная сторона, поддерживаемая силой авторитета. В отличие от

Востока, источником нормативности служит общность, изна-

чально отчужденная от индивида, — государство. Если примени-

тельно к Востоку мы могли говорить о тождестве истины, права и

234 Глава III

обязанностей, то в России их совпадение носит своеобразный

характер. Данное совпадение действительно имеет место, но вре-

мя от времени народ, будучи верным апофатическому мировос-

приятию, отрекается от своего государства, а государство — от

народа. Таким образом, получается своеобразный диалектиче-

ский цикл: тождество — противоречие — противоположность —

борьба. Разрешение противоречия приводит к новому тождеству,

и далее цикл повторяется.

Третье. Оценочной стороне социальной справедливости —

критической легитимации — в российской интерпретации также

свойствен ряд цивилизационных особенностей. Общность с Запа-

дом заключается в значительном доминировании критики по срав-

нению с легитимацией. Легитимация же реализуется, как и на

Востоке, преимущественно иррациональными способами, но, в от-

личие от названного типа, приводит к деструктивным действиям.

В целом можно обозначить российский цивилизационный

модус социальной справедливости как этатистский. Если его

представить в виде дроби, то, как и на Востоке, в числителе будет

находиться равенство (по отношению к государству), а в знаме-

нателе — индивидуальная свобода. Однако время от времени

дробь переворачивается, и тогда числитель и знаменатель ме-

няются местами. Это состояние непродолжительное, вскоре все

возвращается на свои места.

§ 2. Российские модусы исторических типов

социальной справедливости

Цивилизационные особенности России обусловили непо-

вторимость исторических смыслообразов социальной справедли-

вости, рассмотрением которых мы займемся в данном параграфе.

Исторически первым смыслообразом социальной справед-

ливости, соответствующим периоду доиидустриального общества,

была гармония. Образ гармонии, по-нашему мнению, наиболее

Социальная справедливость

России

235

отчетливо отражает особенности представлений о социальной

справедливости этого периода, всегда стремящейся к согласова-

нию индивидуальных и общественных целей, потребностей, ин-

тересов. В истории философии категория гармонии имела раз-

личные трактовки, но всегда связывала толкование бытия с про-

блемами этики, эстетики, космологии и гносеологии

116

. Это был

цельный образ мира, доступный и понятный человеку, т. к. он

апеллировал не только и не столько к разуму человека, сколько

к его чувствам. Образность сознания человека той эпохи была

исторически обусловлена недостаточной развитостью рациональ-

ного мышления, релевантной особенностям ведущих мировоз-

зренческих форм — мифу и религии.

Период доиндустриального общества фактически совпадает

в России со временем вызревания ее цивилизационной специфи-

ки,

достаточно отчетливо представленной уже к XIV—XVI ве-

кам. В полной драматизма отечественной истории происходила

постепенная кристаллизация основных цивилизационных при-

знаков, о которых шла речь в предыдущем параграфе: уравни-

тельного равенства этатистского толка, жесткой социальной рег-

ламентации внутренней и внешней свободы и апофатического

пути конструирования отношений с внешним миром. Было бы

чрезвычайно интересно реконструировать путь их становления.

Но решение этой увлекательной социолого-исторической задачи

уводит от обсуждаемой темы.

Обращение к отдаленному историческому прошлому неиз-

бежно ставит нас в ситуацию стороннего наблюдателя, с высоты

веков взирающего на предков и с позиций своего времени даю-

щих оценку происходящему. Такая ситуация несет в себе изна-

чально противоречивый познавательный эффект. С одной сторо-

ны,

мы можем увидеть причинно-следственные связи, знание о

которых нам так необходимо для понимания прошлого и настоя-

щего.

С другой — применение современных мыслительных кон-

ЛосевА.,

ШрагинБ.

Гармония // Филос. энцикл. М., 1961. Т. 1.

С.323.

236

Глава HI

струкций и терминологии затрудняет достижение желаемой це-

ли.

Снять это противоречие отчасти позволяет обращение к язы-

ку эпохи, живому свидетелю индивидуальной и общественной

жизни.

Одной из главных особенностей древнерусского языка,

замечает А. Л. Юрганов, является его нетерминологичность. По-

этому большинство средневековых слов-понятий невозможно с

ходу перевести, перекодировать при помощи метаязыка науки.

Значения слов, которые фиксируются словарями, не исчерпывают

их лексического богатства, поскольку всякий знак — потому и

знак, что вокруг него существует неисчислимое количество ин-

дивидуальных смыслов, зафиксировать взаимосвязи которых

практически бывает просто невозможно. Для максимального

приближения к смыслополагательной сфере необходимо почти

всегда проводить дополнительную работу по определению лек-

сико-семантических полей того или иного понятия, чтобы при

помощи синонимов или иных самоопределений, а также «родст-

венных» текстов давать многоуровневый комментарий семанти-

ческого наполнения той или иной лексемы

117

Слово «справедливость» до XVIII века широко не исполь-

зовалось в русском языке. То значение, которое в настоящее вре-

мя мы вкладываем в это понятие, выражалось широким спектром

слов,

объединенных общеславянской корневой морфемой -прав-:

правда, праведный, правило, правильный

118

. В Словаре древне-

русского языка XI—XVII веков приводится шестнадцать значе-

ний слова «правда»

119

. Первые два значения, в которых наиболее

часто употреблялось это слово, — истина; свойство праведника,

благочестивость.

Юрганов

А.

Л. Категории русской средневековой культуры. М,

1998.

С. 25.

Печерская

Н.

В. Метаморфозы справедливости: историко-этимо-

логический анализ понятия справедливости

русской культуре // Полит,

исслед. 2001. № 2. С. 133—134.

119

Словарь русского языка XI—XVII вв. М., 1992. С. 96—99.

Социальная справедливость

России

237

В целом же все перечисленные значения можно условно

объединить в две группы. Первая группа содержит обозначения

морально-этических качеств: соответствие действий и поступков

требованиям морали и права, праведные деяния; правота, отсут-

ствие вины; правдивость, честность; права; обет, обещание; по-

веление, заповедь; правдивые слова, речи.

Вторая группа обозначает общественные отношения, и преж-

де всего правовые: установление, правило, закон; договор, усло-

вие договора; право суда; суд, судебное испытание; оправдание;

свидетель; пошлина за призыв свидетеля.

Как видим, слово «правда» наполнялось множеством зна-

чений, что придало ему универсальное содержание. Оно в равной

степени использовалось для характеристики индивидуального и

общественного поведения, для обозначения сакрального и земно-

го порядка. Посредством этого слова материальные и духовные

объекты объединяются так, что обнаруживается их совмести-

мость. Но самое любопытное заключается в том, что слова

«правда» и «истина» оказались связанными в тесную пару и в

то же время противопоставленными. Это свидетельствует о кон-

цептуализации их в своеобразную духовную ценность. В даль-

нейшем судьбы этих слов разошлись, но в древнерусской культу-

ре данный симбиоз занимал одно из главных мест в ценностной

системе.

Этимология слова «истина» демонстрирует, что у всех ин-

доевропейских народов сформировалось универсальное значение

этого понятия. Первоначально оно означало соответствие опре-

деленному ритуалу (религиозному или правовому), то, что сдела-

но по правилам, отвечает порядку и закону. Слово «правда» про-

изведено от прилагательного «правый» — прямой, правильный, а

также честный, праведный. Русская «правда» противопоставляет-

ся «кривде» — уклонению от прямой. Эквивалентом русского

слова «правый» служит латинское rectus с теми же основными

значениями. Оно восходит к существительному rex, regis, озна-

чающему «царь». В древней италийской культуре rex — это че-

ловек, глава, предводитель, который обладает правом «чертить

238

Глава HI

прямые линии», т. е. указывать расположение построек городов и

храмов, а также предписывать линию поведения в моральном и

правовом смысле. Связка понятий «правда» и «истина» предзада-

ет двоякую трактовку истины: как закона, положенного, «про-

черченного» человеку извне, в виде предписаний, правил, ритуа-

лов,

и как образца поведения, нормы, исходящей изнутри челове-

ка, — правды. Носителем истины является установленный поря-

док, закон; носителем правды — образцовый человек, за которым

можно следовать по внутренним убеждениям

120

В словаре древнерусского языка мы находим большое ко-

личество слов с корнем -прав-, как сложносоставных, так и про-

стых, например

121

— правдивье — праведность, добрые дела;

— правдодаяние — благодеяние;

— правдовети — говорить правду;

— правдодельник — поступающий правильно;

— правдознание — знание правды, истинное знание;

— правдоначальник — основоположник, создатель права;

— правдословие — мотив, основание, оправдывающее воз-

буждение иска;

— правдотворение — соблюдение правды в поступках;

— правитель — тот, кто правит, указывает путь;

— правительник — устав, руководство, сборник правил;

— правити — учить, направлять, руководить, исполнять,

присягать, судить, оправдывать, взыскивать по приговору суда;

— правление.

Существовавшее тогда значение слова «правда» придает им

особый смысл. Творить правду, править, делать правильно —

означает следование не только закону, но и внутренним, нравст-

венным импульсам.

Совпадение значений истины и правды указывает также на

то,

что стремление к правде не является лишь чертой народной

Степанов

Ю.

С. Константы: Словарь русской культуры. М., 2001.

С.

437-^43.

121

Там же. С. 100—114.

Социальная справедливость

России

239

культуры. Да и вообще русскую культуру средневековья вряд ли

правомерно разделять на народную и ненародную. Она и в самом

деле была разделена, но по другому принципу, который только

отчасти совпадал с классовым делением. Г. Флоровский различа-

ет в культуре Руси после принятия христианства две культуры —

«дневную» и «ночную». Носителем «дневной» культуры было

книжное, или культурное, меньшинство. В подпочвенных слоях

развивается вторая культура, слагается новый своеобразный син-

кретизм, в котором местные языческие верования сплавляются с

бродячими мотивами древней мифологии и христианского вооб-

ражения. Эта вторая жизнь протекает под спудом и не часто про-

рывается на историческую поверхность. Грань между двумя со-

циально-духовными слоями всегда была подвижной и расплыв-

чатой. «Дневная» культура была культурой духа и ума, «умной»

культурой. «Ночная» культура — область мечтания и воображе-

ния.

Внутренняя динамика культурной жизни определяется взаи-

модеиствием этих различных установок и устремлении .

«Проекты» социальной справедливости, «правды», исхо-

дившие как от народа, так и от Церкви, претендующей на выра-

жение всеобщих интересов, в равной степени носили утопиче-

ский характер. Говорить о народных представлениях (имея в ви-

ду социальные низы) той эпохи — дело весьма затруднительное

из-за отсутствия исторических источников. Специалисты в об-

ласти фольклора обнаруживают «следы» народных социальных

утопий лишь с XVII века

123

. Рассуждать же на основании «отре-

ченной» литературы о взглядах социальных низов вряд ли право-

мерно

124

. В XV веке Церковью были представлены два идеала

«правды», вокруг которых долго продолжались общественные

Флоровский

Г.

Указ. соч. С. 3.

123

Чистов

К.

В.

Русские народные социально-утопические легенды

XVII—XIX вв. М, 1967. С. 14.

124

См., напр.:

Козловский

В.

В.,

Уткин

А.

И.,

Федотова

В.

Г. Указ.

соч.

С. 46. Авторы говорят о народном социально-утопическом идеале

правды XIV—XVII веков, опираясь на житийную и «отреченную» лите-

ратуру.