Ануфриева Л.П. Международное частное право. Особенная часть. Том 2
Подождите немного. Документ загружается.
облигаций и других ценных бумаг организациями с иностранными
инвестициями подчиняется регулированию, установленному
соответствующими органами Российской Федерации — например Федеральной
комиссией по ценным бумагам и фондовому рынку (ФКЦБФР) РФ.
Учредительные документы создаваемых предприятий с иностранным
участием должны определять размер и порядок уставного капитала,
распределение и размер долей участников, структуру, состав, формирование и
компетенцию органов управления, порядок принятия решений, перечень
вопросов, требующих решения общего собрания участников, порядок
преобразования и ликвидации предприятия и т.д.
В учредительные документы, помимо вышеуказанного, могут быть включены
и другие положения, не противоречащие действующему законодательству
Российской Федерации и отражающие отдельные особенности деятельности
предприятия.
Для того чтобы какое-либо иностранное юридическое лицо могло
осуществлять хозяйственную деятельность на территории РФ, например,
заключить внешнеэкономическую сделку, открыть банковский счет в
уполномоченном банке, зарегистрировать товарный знак, подать заявку и
получить патент на изобретение или выдать на их использование лицензию и
т.д., не требуется особого разрешительного акта со стороны ее государственных
или хозяйственных органов. Вместе с тем, если лицо желает быть поставлено в
пределах территории РФ на учет для целей налогообложения или открыть
банковский счет нерезидента, требование о выполнении достаточно широкого
ряда формальных процедур, предусматриваемых российским
законодательством, могло бы рассматриваться в качестве специфического
института разрешения. Кроме того, ведение производственной или торговой
деятельности предпринимательского характера допускается только посредством
создания юридического лица. К тому же в отдельных случаях, применительно
как к российским, так и к иностранным субъектам, отдельные виды
деятельности подлежат лицензированию.
Иностранное юридическое лицо вправе учредить на территории РФ
дочернюю компанию, филиал или представительство. В том, что касается
дочерних предприятий, не возникает каких-либо неясностей. Однако вопрос об
учреждении в РФ иностранным юридическим лицом филиала сопровождается
некоторыми юридическими контроверзами. Дело в том, что по российскому (а
равно и по праву многих других государств) законодательству филиал не
обладает статусом юридического лица. Вместе с тем согласно действовавшим
ранее нормам (до принятия нового федерального закона «Об иностранных
инвестициях») если иностранная компания желала открыть свой филиал в РФ,
то его учреждение подчинялось нормативным актам РФ об иностранных
инвестициях, общим и специальным нормам гражданского права по процедуре
создания, регистрации и т.д., которые не разграничивали учреждение в РФ
предприятия с частичным иностранным участием, множественным членством в
них иностранных участников и таковые со 100%-ным участием одного
иностранного лица, с одной стороны, и открытие иностранным юридическим
лицом дочернего предприятия и филиала в собственном смысле этого понятия
на территории России, — с другой. В последнем случае создаваемое
иностранным юридическим лицом предприятие с экономической и
юридической точек зрения как филиал выступало в РФ не в качестве такового, а
должно было удовлетворять всем требованиям, предъявляемым к
самостоятельным структурам соответствующей правовой формы, и считалось в
России отдельным юридическим лицом российского права — образованием,
учрежденным и зарегистрированным в соответствии с законами РФ, что вело к
уничтожению границы между филиалом и дочерней компанией. В новом законе
«Об иностранных инвестициях в Российской Федерации» от 9 июля 1999 г.
сделана попытка устранить подобное юридическое несоответствие
экономической сути явления. Так, согласно ст. 21 Федерального закона «филиал
иностранного юридического лица создается в целях осуществления на
территории Российской Федерации той деятельности, которую осуществляет за
пределами Российской Федерации головная организация, и ликвидируется на
основании решения иностранного юридического лица... Государственный
контроль за созданием, деятельностью и ликвидацией филиала иностранного
юридического лица осуществляется посредством аккредитации в порядке,
определяемом Правительством Российской Федерации». Следовательно,
регистрационный порядок открытия филиалов иностранных юридических лиц
на территории РФ сменился «аккредитацией». При этом предусматривается, что
созданный в РФ филиал иностранного юридического лица выполняет часть
функций или все функции, включая функции представительства, от имени
создавшего юридического лица, при условии, что цели деятельности головной
организации имеют коммерческий характер и она несет имущественную
ответственность по принятым ею в связи с ведением такой деятельности на
территории РФ обязательствам (ст. 4).
Открытие на территории России представительства иностранной компании,
корпорации или предприятия в иной правовой форме, в свою очередь,
сопряжено с выполнением ряда формальностей. Представительство не является
юридическим лицом, оно не ведет хозяйственную деятельность, действует на
основании положения, утвержденного главным офисом компании, а
руководитель представительства осуществляет свои полномочия в соответствии
с доверенностью. В принципе правовое положение иностранного юридического
лица, имеющего на территории РФ представительство, характеризуется
большим преимуществом по сравнению с другими лицами, которые действуют
без представительства. В частности, в соответствии с действующим
законодательством от налога на добавленную стоимость освобождается сдача в
аренду служебных и жилых помещений иностранным гражданам и
юридическим лицам, аккредитованным в Российской Федерации в случае, если
их национальным законодательством установлена аналогичная льгота в
отношении граждан и юридических лиц РФ либо если такая льгота
предусмотрена в международных договорах.
Гражданско-правовые сделки, заключаемые представительствами,
квалифицируются в качестве сделок иностранного лица, поэтому для их
действительности недостаточно бывает представления положения,
определяющего функции его главы, в том числе и право заключения договоров
от имени иностранного юридического лица, необходимо в надлежащей форме
— в виде доверенности — подтверждение полномочий.
Контрольные вопросы:
1. Из чего складывается система правового регулирования
иностранных инвестиций в МЧП? Каковы ее основные элементы?
2. Каково значение международных договоров в регулировании
иностранных инвестиций.
3. Какова принципиальная характеристика правового положения
иностранных инвесторов в Российской Федерации?
Глава 20. Национализация иностранной собственности и действие за
границей актов о национализации
Литература: Корецкий В.М. Очерки англо-американской доктрины и практика
международного частного права. Очерк пятый. Иностранные юридические лица
в Великобритании и США и экстерриториальная сила советских декретов о
национализации //Избранные труды. Т. 2. Киев, 1989; Вилков Г.Е.
Национализация и международное право. М., 1962; Перетерский И.С., Крылов
С.Б. Международное частное право. М., 1959; Исполинов А.С. Иностранные
инвестиции в Российской Федерации и современное международное
право//Московский журнал международного права. 1993. № 1. С. 153—159;
Богуславский М.М. Международное частное право. 4-е изд., перераб. и доп. М.,
2001. С. 179—218; Зевков В.П. Международное частное право. Курс лекций. М.,
1999; Международное частное право: Учебник для вузов / Под ред. Н.И.
Марышевой. М., 2000. С. 191—197.
Национализация есть огосударствление, т.е. перевод в государственную
собственность имущества частных лиц. И.С. Перетерский так определяет суть
национализации, проводимой советским государством: «Национализация
представляет собой акт государственной власти, в котором сочетаются три
составные части: а) организация государственного социалистического хозяйства
в определенной области; б) ликвидация капиталистических предприятий; в)
переход всего их имущества к государству».
Проблема национализации и юридической силы действия за границей актов
о национализации имела огромное политическое, экономическое и правовое
значение в период, последовавший сразу за Октябрьской революцией в России.
Целью национализации в России было уничтожение частной собственности и
учреждение нового по содержанию типа собственности — социалистической. В
20—40-х годах одни иностранные собственники лишились своего имущества в
СССР (швейцарские фирмы «Сандоз», «Хофман-ля-Рош», французское
общество «Креди Лионе» и т.д.), другие подверглись досрочному расторжению
концессионных договоров («Лена Голдфилдс», «Тетюхе Майнинг Корпорейшн»
и проч.) без какой бы то ни было компенсации.
Затем в не меньшем масштабе она вставала и после Второй мировой войны
для стран Восточной Европы и Азии, а также развивающихся государств,
осуществлявших в 60—70-х годах XX в. национализацию иностранной
собственности на своих территориях после провозглашения ими политической
независимости от метрополий. Национализация в
развивающихся странах
служила целям достижения подлинной экономической независимости. К
указанному периоду, однако, международное право уже располагало
достаточным количеством документов, формирующих юридическую базу для
проведения национализации: Декларация о принципах международного права,
касающихся дружественных отношений сотрудничества между государствами в
соответствии с уставом ООН, от 25 октября 1970 г., резолюция Генеральной
Ассамблеи ООН № 1805 «О национальном
суверенитете над природными
ресурсами», Хартия экономических прав и обязанностей государств 1974 г., а
также Декларация по установлению нового международного экономического
порядка 1974 г.
Классическая западная доктрина признает право государства на
экспроприацию, под которой понимается как национализация в собственном
смысле слова, так и реквизиция (конфискация) любой собственности, в том
числе и иностранной, при соблюдении требований, чтобы экспроприация
осуществлялась, во-первых, в общественных интересах, во-вторых, на законных
основаниях, в-третьих, без дискриминации и сопровождалась «быстрой,
адекватной и эффективной компенсацией». Приведенное составляет «формулу
Халла», зафиксированную в обмене нотами между государственным секретарем
США К. Халлом и правительством Мексики. Тем не менее важно подчеркнуть,
что национализация не носит характера карательной меры, что свойственно
реквизиции как наказанию отдельных лиц или категорий лиц. Национализация
— акт государства, и как таковой он может касаться как иностранных, так и
национальных физических и юридических лиц.
Одним из ярчайших примеров национализации собственности,
принадлежащей иностранцам, является переход к государству имущества
компании Суэцкого канала на основании декрета Президента Египта от 26 июня
1956 г. Управление каналом на основании Декрета передавалось египетскому
государству, создавшему независимый орган, наделенный правами
юридического лица, для целей управления делами и имуществами компании
Суэцкого канала. Западные державы (Англия, Франция, США), формально
признавая право Египта на национализацию, пытались опровергнуть законность
Декрета 1956 г., говоря о том, что компания является «международным
институтом», статус которого не может быть изменен внутренним —
египетским — законом. Между тем до национализации компания Суэцкого
канала подчинялась согласно Договору 1866 г. юрисдикции Египта и являлась
юридическим лицом египетского права, в то время как судоходство по каналу
регулировалось международным соглашением — Константинопольской
конвенцией 1888 г., действительность юридических обязательств государств по
которой не была поколеблена национализацией.
Развивающиеся страны придерживаются доктрины всеобъемлющего и
полного суверенитета над естественными ресурсами и рассматривают право на
национализацию как производное от государственного суверенитета,
вследствие чего выплата компенсации базируется не на формуле «быстрая,
адекватная и эффективная», а рассчитывается с учетом всех обстоятельств
(«колониальное господство», «разграбление иностранными компаниями
природных богатств страны» и т.д.). Это приводит к значительному
уменьшению размеров выплат. В результате за 20 лет осуществления
многочисленных актов национализации — с 1956 по 1976 г. — только в трех
случаях выплаченная компенсация соответствовала указанному спектру
требований: в Бразилии (1964 г.), Замбии (1969 г.) и Перу (1976 г.). Понятно,
что многие из ныне существующих государств, имеющих собственность в таких
странах, но никоим образом не причастных к колониальному прошлому, не
разделяют подобных подходов. Однако в 1973 г. резолюцией Генеральной
Ассамблеи ООН № 3171 (XXXVIII) было подтверждено право освободившихся
государств самим определять формы и размер компенсации.
В современных условиях признание актов национализации за границей не
представляет столько контроверз, как это было в 20—30-х годах, когда речь шла
о признании советских декретов, национализировавших землю, банки,
промышленные предприятия, страховые и торговые заведения, особенно если
это касалось признания национализированным имущества бывших
собственников, находившегося за пределами территории Российского
государства. Ныне государства прежде всего в договорном порядке решают
данный вопрос, взаимно согласовывая установление возможностей, условий,
требований и последствий национализации. Обязательство ненационализации
носит общенормативный характер, однако это не означает, что ни при каких
обстоятельствах национализация проведена быть не может. В соглашениях о
взаимной защите и поощрении капиталовложений договаривающиеся
государства, как правило, обусловливают проведение национализации
интересами общественной безопасности и исключительных экономических
потребностей. Как в международных договорах, так и в национальных актах
закрепляется принцип адекватной компенсации (см. ст. 8 федерального закона
«Об иностранных инвестициях в Российской Федерации», ст. III Договора
России с США, ст. 5 Договора с Кореей и др.).
В литературе по международному частному праву существует немало
примеров, когда суды иностранных государств отказывали в признании
действия за границей советских декретов о национализации. Эта проблема
получила название «экстерриториальности», или «экстратерриториальности»,
действия законов о национализации. Первоначально этот термин —
«внеземельность» — означал изъятие коронованных особ из-под действия
местных законов и властей в случаях их пребывания на чужой территории. В
основании этого международно-правового обычая лежала фикция, что монархи
считались как бы остающимися на своей территории. Впоследствии понятие
«экстерриториальность» стало применяться к дипломатическим представителям
государств и, в сущности, приобрело смысл дипломатического иммунитета,
получившего развитие, в частности, в институте «свободы квартала». Термин
«экстерриториальность» активно стал использоваться в международном
частном праве применительно именно к действию актов государства о
национализации за пределами его территории. В последние десятилетия он
применялся также в практике некоторых западных государств в иных областях
— например в законодательстве США об экспорте.
Несмотря на то, что в современном МЧП понятие «экстерриториальность» в
указанном первичном значении есть архаизм, который, кроме как будучи
трансформированным в принцип суверенитета, иммунитета государств и
дипломатических и консульских представителей, не может иметь места, а
действие иностранных законов (права вообще) обеспечивается в силу
коллизионных норм, существующих в том или ином государстве, либо
принципа взаимности, закрепляемого в международных документах, или других
положений международных договоров, равно как и соглашений сторон
гражданско-правовых отношений, мы полагаем целесообразным, хотя и с
оговорками, употреблять в случаях необходимости традиционный термин —
«экстерриториальность».
Исходя из вышеприведенного анализа коллизионно-правового
регулирования, а именно основываясь на постулате вещного права о том, что,
если вещь по закону ее местонахождения правомерно перешла из рук одного
собственника к другому лицу, она должна считаться таковой повсюду, право
собственности на национализированное в силу акта государства (национального
закона) имущество должно признаваться и за пределами данного государства
(территориальным законом).
Одним из первых дел английской судебной практики,
столкнувшейся с проблемой выработки отношения к юридической
силе советских декретов о национализации, является дело Русского
Торгово-промышленного банка («дело Малхаус»). В 1914 г.
лондонское отделение названного банка в обеспечение
осуществленного французским банком Малхаус займа
депонировало в лондонском банке (Лондон Сити энд Вестминстер
Бэнк) ценные бумаги. В 1917 г. советское правительство
национализировало частные банки и их имущество, в соответствии с
чем должны были прекратить свою деятельность и отделения,
находившиеся за границей. Вопреки этому лондонский Торгово-
промышленный банк продолжал свои операции. В 1919 г. им было
заключено соглашение с французским банком о погашении займа,
выданного в немецких марках (800 000), курс которых падал все
ниже и ниже. В этих условиях руководители лондонского отделения
российского банка добились соглашения с банком Малхаус о выдаче
им ценных бумаг против уплаты 1 090 000 марок. После получения
обусловленной суммы банк Малхаус тем не менее отказался
передать ценные бумаги, не вернув и внесенную сумму в немецких
марках. В результате отделение Торгово-промышленного банка в
Лондоне в январе 1920 г. заявило в суд иск о возврате ценных бумаг
и возмещении ущерба, вызванного их неправомерным удержанием.
Ответчик — французский банк — наряду с прочим заявил, что
Торгово-промышленный банк прекратил свое существование в силу
декретов о национализации и, следовательно, лицо, предъявившее
иск, не имеет на это права. Результатом рассмотрения спора в
первой инстанции был отказ в иске на том основании, что
полномочия руководителей лондонского отделения истекли и, таким
образом, расписка, удостоверяющая получение ценных бумаг, не
может иметь места. Поданная в Апелляционный суд жалоба была
отклонена. В апелляционной инстанции также был поставлен
вопрос: а прекратилось ли существование Торгово-промышленного
банка? И здесь мнения судей разделились. Если судья Бэнкс
признал несомненным, что вопрос о прекращении или продолжении
существования иностранного юридического лица должен решаться
на основании советских декретов и, следовательно, в силу этого
Торгово-промышленный банк как юридическое лицо не существует,
то судья Аткин занял противоположную позицию
. В ее основу были
положены различные конструкции — от трактовки содержания
советских актов, оценку которым давали как иностранному праву
российские эмигранты, защиты интересов акционеров и третьих лиц
таких банков и учреждений до аргумента о не признанном советском
правительстве и искажения существа норм декретов о
национализации, отнюдь якобы не уничтоживших частные банки
и не
сливших их в единый Государственный банк Советской России.
Опираясь на то, что в области национализации Российское
государство использовало совокупность актов, в том числе и
индивидуального действия, вследствие чего имел место ряд
декретов о национализации банков, судья Аткин, а вслед за ним и
другие члены Палаты лордов, рассматривавшей данный спор,
пришли к парадоксальному выводу, противоречащему даже
принципам английского права, о том, что компания,
инкорпорированная за границей, подчиняется закону инкорпорации,
не говоря уже об искажении советского права, а именно: Декрет от
14 декабря 1917 г., национализировавший частные русские банки и
предписавший их слияние с Государственным банком, Декрет от 26
декабря 1918 г., передавший все банковские капиталы государству
на началах конфискации, а также Декрет от 19 января 1920 г.,
упразднивший бывший Государственный (Народный) банк, не
прекратили существования частных банков, в том числе и Торгово-
промышленного банка.
Не признавая экстерриториальной силы российских декретов,
английские суды в целом и отдельные судьи ставили судьбу
заграничной структуры юридического лица вне зависимости от
материнской компании. «Хотя иностранная корпорация, — говорил
лорд Финли в деле Торгово-промышленного банка, — прекратилась
по законам страны инкорпорации, тем не менее отделение в этой
стране (Англия) должно иметь право собирать имущество и
предъявлять для этой цели иски от имени корпорации».
В следующем споре во главе угла
фигурировал вопрос о
национализации Советским государством страховых обществ
(Седуик Коллинз и Ко. Лтд. против Петроградского страхового
общества «Россия»). Страховое общество «Россия» имело
отделение в Лондоне. В качестве иностранного общества,
действовавшего в Англии, оно должно было согласно
действовавшему тогда английскому Закону о компаниях 1908 г.
представить некоторые данные, в том числе и
фамилию и имя
уполномоченного лица, правомочного принимать повестки, приказы
и другие документы, направляемые в адрес общества. В этом
качестве был зарегистрирован Коллинз. Как и все другие страховые
общества, общество «Россия» актом государства было
национализировано, а претензии к нему аннулированы. Несмотря
на это, один из английских кредиторов общества предъявил иск к
рассматриваемому обществу и попытался получить
удовлетворение своей претензии путем наложения ареста на
суммы «России», причитавшиеся ей от английской страховой
компании. В этих целях предстояло решить вопрос, является ли
Коллинз, который зарегистрирован в качестве лица,
уполномоченного от имени общества на принятие повесток,
надлежащим представителем страхового общества «Россия». Сам
Коллинз неоднократно добивался того, чтобы его имя вычеркнули
из реестра. Однако этого не произошло. В первой инстанции, так
же, как и в деле Малхаус, в требовании наложить арест было
отказано. Апелляционный суд в составе судей Бэнкса и Сарганта
против судьи Скраттона отменил решение суда первой инстанции.
Лорд Саргант настаивал на отсутствии экстерриториальной силы
советских законов о национализации, утверждая, что они не могут
распространяться на имущество, находящееся за границей — в
Англии. Вопреки коллизионным правилам собственного
правопорядка, согласно которым ликвидация компании,
произведенная по законам ее инкорпорации, тем самым
прекращает юридическое лицо, а вещи, принадлежащие такому
юридическому лицу, подчиняются праву его учреждения, а не
закону местонахождения, суммы (долги), причитающиеся от
английских должников в пользу страхового общества, он
рассматривал как имущество страхового общества «Россия»,
местонахождением которого признавал Англию (по месту
нахождения должника). К этому долгу он считал необходимым
применить английский закон по принципу домицилия должника.
Перед английской и американской практикой ранее не раз
вставал вопрос о возможности ликвидации местных отделений,
созданных иностранными компаниями и продолжающих
существовать после ликвидации филиала, на который давался
утвердительный ответ, т.е. что отделение может быть
ликвидировано, хотя юридическое бытие самой иностранной
компании не затрагивается и не может затрагиваться. Но прямо
противоположная по сути проблема: может ли отделение
сохранять свое существование, если само общество
ликвидировано, — возникла лишь в связи с советскими декретами.
В деле Торгово-промышленного банка английский суд пытался
доказать, что отделение существует потому, что сам банк не
ликвидирован, а в споре страхового общества «Россия» суд пошел
еще дальше, допустив констатацию, что отделение существует
независимо от судьбы центра — самого юридического лица.
В связи с изложенным необходимо подчеркнуть, что безусловное влияние на
постановку и решение проблем национализации и ее последствий оказывали так
называемые классовые, в конечном итоге политические, подходы, свойственные
данному историческому этапу. Современное их рассмотрение в различных
странах характеризуется меньшими крайностями, более последовательно
учитывает приобретенный опыт и строится на началах, известных
международным стандартам отношений в этой области.
Контрольные вопросы:
1. Каково содержание понятия «экстерриториальность»?
2. Каковы изменения в доктрине и судебной практике различных стран
Запада в вопросе признания действия законов о национализации?
3. Как относится российская доктрина к проблеме
«экстерриториальности»?
Раздел третий. Сделки и обязательства в
международном частном праве
Глава 21. Автономия воли в международном частном праве
Литература: Международное частное право: Современные проблемы. М.,
1994. С. 164—179; Рубанов А.А. Институт «автономии воли» в международном
частном праве как теоретическая проблема//Советский ежегодник
международного права. 1986. М., 1987. С. 214—228; Рамзайцев Д.Ф. Договор
купли-продажи во внешней торговле СССР. М., 1961; Лунц Л.А.
Международное частное право. М., 1970. С. 202—210; Иванов Г.Г., Маковский
А.Л. Международное частное морское право. М., 1984; Иссад М.
Международное частное право. М., 1984. С. 187—193; Мосс Дж. К.
«Автономия воли» в практике международного коммерческого арбитража. М.,
1996; Филиппов А.Г. Некоторые аспекты автономии воли в российском
международном частном праве //Актуальные проблемы гражданского права /
Под ред. М.И. Брагинского. М., 1998; Beale J.H. A Treatise on the conflict of laws.
Vol. 3. N.-Y., 1935; Bauerfeld R.J. Effectiveness of choice-of-law clauses in contract
law: Party autonomy or objective determination// Columbia Laws Review. 1982. Vol.
82, № 8. P. 1667—1682 et ff.; Niboyet J.-P. La thйorie de 1'autonomie de la volontй//
Rec. des cours. T. 16 (1927-I). P. 5—53; Reese W.L.M. American choice -of -law.
//Amer. J. Сотр. Law. 1982. Vol. 30. No. 1; Loussouarn J., Bredin J.-D. Droit du
commerce international. P., 1969; Lerebour-Pigeonnier P. Droit international privй.
P., 1969; Batiffol H. Droit international privй. P. 1959. Vol. 2. P. 214—215.
В известном своем труде «Благосостояние наций» Адам Смит говорит: «Не
от доброй воли мясника, пивовара или булочника ожидаем мы свой обед, а от
их взгляда на собственные интересы. Мы адресуемся не к их гуманистическим
воззрениям (человеколюбию), а взываем к себялюбию и никогда не говорим с
ними об их потребностях, а только о выгоде... Каждый индивидуум... в
действительности имеет в виду лишь свою собственную выгоду, а не таковую
общества. Однако изучение своих собственных нужд и интересов естественным
образом, а точнее, необходимо приводит его к тому, что наиболее выгодно
обществу».
Соответствующим выражением подобного взгляда на суть рыночных
отношений в юридическом плане выступает свободное усмотрение, автономия
воли, свобода договора в гражданском (торговом) праве вообще и в
обязательственных отношениях, в частности, когда обязанности индивидуумов
друг перед другом возникают в силу добровольного возложения ими на себя
каких-либо обязательств, что отражает совпадение интересов вступающих в
договорные отношения сторон.
В традиционном понимании международного частного права «автономия
воли» представляет собой институт, согласно которому стороны в сделке,
имеющей юридическую связь с правопорядками различных государств, могут
избрать по своему усмотрению то право, которое будет регулировать их
взаимоотношения и применяться ими самими либо судебным учреждением или
в необходимых случаях другими компетентными органами к данной сделке, —
«закон, избранный сторонами», выраженный в латинской формуле «lex pro
voluntate (lex voluntatis)». В более широком плане автономия воли связывается
вообще с основополагающими принципами регулирования цивилистических
(гражданско-правовых) отношений и является частным случаем выражения
таких общих начал гражданского права, как свобода договора и свободное
усмотрение сторон (см, например, ст. 1, 1 «2» Гражданского кодекса Японии
1898 г., которая говорит об «автономии воли лица», «автономии личности»
вообще). В частности, во французской литературе автономия воли нередко
рассматривается в качестве отражения свободы договора. Однако «связанность»
или «отраженность» еще не означают тождественности. Признаваемые многими
исследователями особенности института автономия воли и все более
распространяющееся в последнее время его применение обусловили детальный
интерес к нему со стороны специалистов.
В соответствии с учением, известным под этим названием в международном
частным праве, исходным принципом для разрешения коллизионных вопросов
по сделкам с так называемым иностранным элементом выступает воля лица или
лиц, совершивших сделку. Таким образом, автономия воли — это институт,
применяемый главным образом в сфере обязательственных отношений,
регулируемых международным частным правом. Однако в законодательстве
некоторых стран имеются нормы, касающиеся автономии воли, которые
относятся к участникам и иных гражданских или семейных правоотношений и
даже субъектам односторонних актов (при наследовании). Автономия воли
широко закреплена в праве различных стран. Преимущественно это имеет место
в писаном праве — законах и иных законодательных актах, однако принцип
автономии воли признается в ряде случаев и судебными прецедентами в
соответствующих правовых системах.
Автором идеи о том, что право может санкционировать соглашение об
определении закона, был французский юрист Шарль Дюмулэн (1500—1566 гг.),
который развивал ее в русле традиционных для того времени представлений,
что все нормы права «прикреплены» к материальному миру (вещам, людям,
предметам). Исходя из того что норма «прикреплена» к тому, о чем она говорит,
Дюмулэн выделил особую группу норм, трактующих существо вопроса,
влияющее на судебное решение дела. Он их разделял на два вида. Первый вид
— это нормы, которые «касаются того, что зависит от воли сторон, или того,
что может быть изменено ими». Второй вид норм посвящен тому, что «зависит
только от власти закона». Из этого проистекал вывод, что, следовательно,
существуют явления, которые подпадают под действие воли сторон и которые
последние в силу указанного могут «прикреплять» к нормам той или иной
страны (или области). Эта теория стала предпосылкой для юридического
санкционирования соглашений об определении права в договорных
отношениях. Иные воззрения, высказывавшиеся примерно в тот же период, а
также и значительно позже, не прямо, но опосредствованно в принципе
отрицали автономию воли и были связаны с «этатистскими» или близкими к
ним концепциями права вообще (Ж. Бодэна, Дж. Била, А.Батиффоля, П.
Леребур-Пижоньера, И. Луссуарна, Ж. Бредэна и т.д.). По своей сути они
означали ликвидацию рассматриваемого института без его формальной отмены,
поскольку главным в них является обоснование тезиса о том, что при наличии
соглашения сторон о выборе права его определение осуществляется не
физическими или юридическими лицами, а судом — органом государства.
В Основах ГЗ Союза ССР и республик 1991 г., введенных в действие на
территории России с 3 августа 1992 г., равно как и в предшествующих Основах
1961 г., автономия воли зафиксирована непосредственным образом, т.е.
получила текстуальное выражение. «Права и обязанности сторон по сделке
определяются по праву места ее совершения, если иное не установлено
соглашением сторон» (п. 2 ст. 165). «Права и обязанности сторон по
внешнеэкономическим сделкам определяются по праву страны, избранному
сторонами при совершении сделки или в силу последующего соглашения» (п. 1
ст. 166). Сегодня это существует в следующем виде: «Стороны договора могут
при заключении договора или в последующем выбрать по соглашению между
собой право, которое подлежит применению к их правам и обязанностям по
этому договору» (п. 1 ст. 1210 ГК РФ). Разнообразно сформулированы
положения, относящиеся к автономии воли, в источниках права других
государств. В частности, ст. 18 Гражданского кодекса 1975 г. Алжира гласит:
«Договорные обязательства подчиняются закону места заключения договора,
если стороны не установили иного». Сходные формулировки и в ст. 19
Гражданского кодекса Египта, ст. 6 Закона Украины о внешнеэкономической
деятельности от 16 апреля 1991 г. В венгерском Указе о международном
частном праве 1979 г. (ст. 9, 24), в Законе Китая 1999 г. о договорах (ст. 126),
Законе о международном частном праве и процессе Чехии (§ 9, 11, 16) и
соответствующих правовых актах многих других стран также устанавливается