Алеврас Н.Н., Гришина Н.В., Краснова Ю.В. (ред.) История и историки в пространстве национальной и мировой культуры XVIII-XXI веков

Подождите немного. Документ загружается.

491

Поршнева О. С. Историография и источники...

самосознания. Отмечается роль влиятельных средств массовой информации,

развитие которых накануне и в годы войн и революций первой четверти XX в.

было одним из проявлений становления в России «массового общества», пере-

хода к методам массовой политики и пропаганды. Особенно большое значение

в этом отношении имел опыт Первой мировой войны. «Тотальная война, − от-

мечает П. Холквист, − была самым тесным образом связана с развитием совре-

менной политики управления массами», переходом от управления территория-

ми к управлению населением

. Мобилизация населения в условиях тотальной

войны означала «мобилизацию коллективного духа»

, одним из проявлений

которой было создание и трансляция средствами массовой политики и пропа-

ганды позитивных образов союзников.

На рубеже XIX–XX вв. в условиях складывания в Европе противоборствую-

щих коалиций и обострения международных отношений в общественном со-

знании населения ведущих держав происходило интенсивное формирование

внешнеполитических стереотипов, представлений о противниках и союзниках

своего государства. Наибольшую роль в этом играла деятельность политических

и интеллектуальных элит, направленная на мобилизацию национального со-

знания посредством конструирования и трансляции идейно-психологического

обоснования противоборства. Если в представлениях образованных слоев о

«других» преобладали рациональные компоненты, организованные в опреде-

ленную структуру и определяемые различными вариантами понимания нацио-

нальных интересов своей страны, военной и внешнеполитической конъюнкту-

ры, то в сознании низов, наряду с распространением в начале XX в. рацио-

нальных компонентов, значительную роль играли этнокультурные стереотипы,

символы и мифы. В то же время в связи с происходившей в этот период поли-

тизацией массового сознания европейских сообществ, в том числе российско-

го, этнические стереотипы, определявшие в традиционной русской культуре

восприятие «других», все больше вытеснялись внешнеполитическими.

Реальный опыт политической и идейно-психологической мобилизации и

демобилизации населения России в годы войны стал в последние десятиле-

тия предметом рассмотрения в целом ряде работ отечественных и зарубежных

исследователей

. Отношение к союзникам, представления о них были одним

из индикаторов протекания данных процессов. Тема англофобии в российском

обществе в годы Первой мировой войны, ее источников, политических функ-

ций и символических воплощений исследуется Б. И. Колоницким

. Он, в част-

ности, показал деятельность Германии по планомерному разложению русских

войск и антисоюзнической пропаганде в России и среди русских военноплен-

ных, проанализировал роль англофобии и ее символических репрезентаций в

формировании образа классового врага в период революции 1917 г. Как заме-

тил Б. И. Колоницкий, образ Джона Буля, олицетворявшего английский капи-

тализм, «коварного Альбиона», находясь на пограничье ксено- и социофобии,

способствовал распространению образа врага – Буржуя, так как большевики

получили возможность использовать в целях политической мобилизации дав-

492

Образы истории...

нюю и развитую традицию англофобии

. А. Б. Давидсон подчеркивает не толь-

ко значимость политического сближения с Великобританией, рост взаимных

англо-русских симпатий в годы мировой войны, но и влияние консервативной

парадигмы российского сознания в духе «православия, самодержавия, народ-

ности» на восприятие британского союзника. Сохранение в русском обществе

традиционных установок и взглядов обусловило устойчивость ряда распро-

страненных антианглийских стереотипов массового сознания о неприемлемом

протестантизме, «гнилом либерализме», поклонении «златому тельцу», спо-

собствовавшую быстрому распространению англофобии в России после рево-

люции 1917 г.

Проблема восприятия русским обществом США и их опыта, в

том числе в условиях мировой войны и революции, фрагментарно рассматри-

валась в советской историографии

, а в последнее двадцатилетие стала пред-

метом специальных исследований

. Подводя некоторый итог изучению вос-

приятия США в России, Н. Н. Болховитинов подчеркивал, что несмотря на

увеличение информации о жизни в США в XX в., осведомленность россиян

об американской цивилизации и общий образ Америки оставляли желать луч-

шего

. Общие тенденции формирования, эволюции образов союзников в годы

Первой мировой войны, их основные черты в широких тематических и хроно-

логических рамках охарактеризованы в работах Е. С. Сенявской, А. В. Голубе-

ва, Е. В. Рудой

Анализ степени изученности проблемы показывает, что в статьях и моно-

графических исследованиях формирование и эволюция образов союзников в

сознании российского общества накануне и в годы Первой мировой войны рас-

сматриваются либо как один из ряда сюжетов, либо в более широких хроно-

логических рамках, что предопределяет показ главным образом базовых тен-

денций и основных форм восприятия союзников общественным сознанием и

различными группами социума. В связи с этим можно констатировать назрев-

шую необходимость создания специальных исследований, в которых эта тема

получила бы комплексное освещение, а образы союзников рассматривались

в плотном историческом контексте, в их социокультурных репрезентациях и

формах бытования.

Источниками для такого изучения может стать совокупность документаль-

ных комплексов различного происхождения. Наиболее массовым из них, обла-

дающим достаточно высоким уровнем репрезентативности, являются материа-

лы периодической печати. Накануне и в годы Первой мировой войны газеты

служили основным источником внешнеполитической информации не только

для города, но и в значительной мере для деревни. Они были важнейшим ка-

налом проникновения в широкие слои населения и средством формирования

внешнеполитических стереотипов. Возникновение и развитие влиятельных

средств массовой информации, отражающих широкий спектр общественных

воззрений, было одним из проявлений становления в России в начале XX в. в

процессе буржуазной модернизации «массового общества», перехода к мето-

дам массовой политики и пропаганды.

493

Поршнева О. С. Историография и источники...

У широких слоев народа в России интерес к газете пробудился еще в период

Первой русской революции, когда именно из газет можно было узнать новости

о событиях политической жизни. Потрясением для национального сознания

стала проигранная Русско-японская война, обострившая интерес к внешнепо-

литическим событиям и международным отношениям. Распространение гра-

мотности, политизация населения привели к тому, что дешевые массовые газе-

ты, рассчитанные на широкие читательские слои населения, стали расходиться

огромными тиражами. В начале XX в. росли количество и тиражи столичных

и провинциальных газет и журналов. В годы мировой войны интерес к газете

в России возрос в небывалой степени. В этот период выходило 856 наименова-

ний изданий легальной прессы с разовым тиражом 2,7 млн. экземпляров

. Из

города газеты проникали в деревню, которая и сама накануне и в годы Первой

мировой войны выступала как активный подписчик.

Трансляция определенных представлений органами печати, конкурирую-

щими в условиях рынка и ускоренной политизации населения, определялась

борьбой за читателя, поиском «своей» аудитории. В большей степени ана-

литическая составляющая была характерна для научных, литературных и

общественно-политических журналов, таких как «Вестник Европы», «Рус-

ская мысль», «Русское богатство», имевших сравнительно небольшой тираж

– 10–20 тыс. экземпляров и рассчитанных на образованную публику. Однако и

наиболее популярные и влиятельные газеты, такие как «Русское слово», «Но-

вое время», «Московские ведомости», «Биржевые ведомости», выходившие

тиражами от нескольких десятков до нескольких сотен тысяч, проявляли ана-

литический подход при рассмотрении внешнеполитических проблем, демон-

стрировали определенные идейно-политические предпочтения: либеральные,

либерально-консервативные, консервативно-националистические. В результа-

те под влиянием массовых газет формировался целый спектр представлений о

действиях, мотивах и свойствах союзных государств и народов, их отношени-

ях с Россией. Пресса формировала и закрепляла определенные символы-мифы

общественного сознания, устойчивость которых зависела от хода событий,

влияния социокультурных факторов, актуализированных и трансформирован-

ных мировой войной.

Другой значимой группой источников, пригодной для изучения темы, явля-

ются информационные материалы и сводки о настроениях населения специаль-

ных ведомств МВД (Департамента полиции) и Военного министерства царского

и Временного правительств (военно-цензурные, а затем военно-политические

отделы Генерального штаба, штабов фронтов и военных округов). Несмотря

на то, что они содержат такой компонент, как оценки и суждения их состави-

телей, интерпретирующих собранную информацию, они позволяют выявить

наиболее общие тенденции общественных настроений, типичные суждения,

представления, многократно упоминавшиеся в донесениях наблюдателей.

Жандармские ведомства, подчиненные Департаменту полиции, в силу своей

специфики и предназначения, были заинтересованы в поддержании и обо-

494

Образы истории...

сновании необходимости своей деятельности, а потому не упускали из поля

своего зрения малейшие проявления инакомыслия. Тем более симптоматично,

что информационные сводки жандармских управлений в составе материалов

ДП МВД, не содержат, как правило, упоминаний о негативных или альтерна-

тивных к общепринятым настроениях по отношению к союзникам. Это может

быть интерпретировано как свидетельство нерасчлененности образа войны и

образов союзников в массовом сознании, а также «периферийности» этой темы

для него, недостаточном «низовом» интересе к чуждому и непонятному миру

других стран и народов. Материалы полицейских и жандармских отчетов гово-

рят также о преимущественной лояльности населения, особенно в провинции,

по отношению к официальной концепции войны в дореволюционный период.

В то же время критические настроения, ожидания, а также внешнеполитиче-

ские стереотипы часто выражались и «прорывались» в форме слухов, которым,

однако, полицейские и жандармские чины не придавали большого значения, а

потому по большей части не фиксировали их содержания

Представители органов политического надзора и цензуры в царской армии

в силу своей бюрократической природы были в меньшей степени склонны ак-

центировать внимание на негативных тенденциях. В то же время их регуляр-

ные отчеты были унифицированы, а в дореволюционный период содержали

не только информацию о процентном соотношении корреспонденции разного

характера («бодрых», «угнетенных», «уравновешенных» или: «с патриотиче-

скими высказываниями», «с пожеланиями мира», «без упоминаний о войне»,

«с жалобами»), отрывки из наиболее типичных писем каждой категории, но

и тематические рубрики, выделявшие группы вопросов армейской жизни и

быта, внутренней и внешней политики и т. д., затрагивавшиеся в солдатских

письмах. Абсолютное большинство солдатских писем не содержало суждений

по политическим вопросам, лишь задержанная военной цензурой корреспон-

денция, опубликованная в советское время

, позволяет выявить внешнеполи-

тические представления и стереотипы, не укладывавшиеся в рамки официаль-

ной концепции войны, в том числе суждения и мнения о союзниках и против-

никах России.

Широкий спектр общественных настроений и суждений, характеризующих

представления о союзниках, можно реконструировать по документам лично-

го происхождения – воспоминаниям, дневникам, письмам, являющимся важ-

нейшей группой источников по теме. В них фиксируются субъективные пере-

живания и осмысление событий, а также факты, характеризующие поступки

авторов мемуаров и их современников, отражающие ценностные установки,

идеи и представления людей, значимые для изучения восприятия ими союзни-

ков. Воспоминания, созданные по прошествии времени, в отличие от дневни-

ковых записей, могут содержать искаженные оценки, обусловленные влияни-

ем политической конъюнктуры или аберрацией памяти, поэтому их сведения

необходимо особенно тщательно сопоставлять с данными других источников.

Комплексное использование информации источников личного происхождения

495

Поршнева О. С. Историография и источники...

в совокупности с данными других документов, их критика и взаимная провер-

ка позволяют выявить характерные для тех или иных личностей, социальных

или политических групп оценки и представления.

Примечания

Сенявский А. С., Сенявская Е. С. Историческая имагология и проблема формирова-

ния «образа врага» (на материалах российской истории XX в.) // Вестн. РУДН. 2006.

№ 2 (6). С. 57.

Медушевский А. Н. Когнитивно-информационная теория в современном гуманитар-

ном познании // Рос. история. 2009. № 4. С. 3.

Зак Л. А. Западная дипломатия и внешнеполитические стереотипы. М., 1976. С. 7.

Ерофеев Н. А. Туманный Альбион. Англия и англичане глазами русских. 1825–1850 гг.

М., 1982.

Там же. С. 68.

Там же. С. 21–22.

Сенявский А. С., Сенявская Е. С. Историческая имагология ….; Сенявский А. С. Про-

блема «свой-чужой» в историческом сознании : теоретико-методологический аспект //

«Наши» и «чужие» в российском историческом сознании. СПб., 2001; Сенявская Е. С.

Проблема «свой» – «чужой» в условиях войны и типология образа врага // Там же.

Голубев А. В. : 1) «Если мир обрушится на нашу республику…» Советское общество

и внешняя угроза в 1920–1940-е гг. М., 2008. С. 5–13; 2) Слухи как источник изучения

внешнеполитических стереотипов советского общества 1920-х гг. // Россия и мир гла-

зами друг друга : история взаимовосприятия. М., 2008 и др.

Сенявский А. С., Сенявская Е. С. Историческая имагология… С. 55.

Россия и Запад : Формирование внешнеполитических стереотипов в сознании рос-

сийского общества первой половины XX века. М., 1998.

Там же. С. 17–34.

Там же. С. 5–7.

Там же. С. 5.

Там же. С. 7–8.

Сенявская Е. С. «Образ врага» в сознании участников Первой мировой войны // Рос-

сия и Европа в XIX–XX вв. Проблемы взаимовосприятия народов, социумов, культур.

М., 1996; Рудая Е. В. Союзники-враги : Россия и Великобритания глазами друг друга

в 1907–1917 годах // Россия и Европа в XIX–XX вв. Проблемы взаимовосприятия на-

родов, социумов, культур. М., 1996; Сергеев Е. Ю. Образ Великобритании в представ-

лении российских дипломатов и военных в конце XIX – начале XX века // Россия и

Европа в XIX–XX вв. Проблемы взаимовосприятия народов, социумов, культур. М.,

1996; Поршнева О. С. Эволюция образа немца в массовом сознании солдат русской ар-

мии в годы Первой мировой войны (1914 – февраль 1917) // Немцы на Урале и в Сибири

(XVI–XX вв.) : материалы науч. конф. «Германия – Россия : исторический опыт межре-

гионального взаимодействия XVI–XX вв.» (03–09.09.1999 г.). Екатеринбург, 2001 и др.

Сенявская Е. С. Противники России в войнах XX века. Эволюция «образа врага» в

сознании армии и общества. М., 2006; Голубев А. В. «Если мир обрушится на нашу

республику…»; Орлов А. А. «Теперь вижу англичан вблизи»… Британия и британцы

в представлениях россиян о мире и о себе (вторая половина XVIII – первая половина

XIX в.). М., 2008.

496

Образы истории...

Подробнее см.: Ерофеев Н. А. Указ. соч.; Орлов А. А. Указ. соч.; Гелла Т. Н. Ан-

глия конца 60-х – начала 70-х годов XIX века глазами русских // Россия и Европа в

XIX–ХХ веках. Проблемы взаимовосприятия народов, социумов, культур. М., 1996.

С. 155–165; Сергеев Е. Ю. Образ Великобритании в представлении российских дипло-

матов и военных в конце XIX – начале ХХ века // Там же. С. 166–174.

Россия и Запад. С. 55–63; Сергеев Е. Ю. Образ Великобритании…; Рудая Е. В.

Союзники-враги…; Гелла Т. Н. Русские публицисты начала XX века об Англии и

англичанах // Историческое знание : теоретические основания и коммуникативные

практики. М., 2006; Проскурина Е. Н. : 1) Эволюция образа Другого : Франция на

страницах журнала «Вестник Европы» (60–90-е гг. XIX в.) // Там же; 2) «В таком зна-

чении войны вообще лежит залог прогресса» : Франко-прусская война на страницах

«Вестника Европы» // Диалог со временем : альм. интеллектуал. истории. Вып. 29.

М., 2009; Казакова О. Ю. Американская тема в борьбе идейных течений российской

беллетристики эпохи Великих реформ // Россия и мир глазами друг друга : история

взаимовосприятия. М., 2008 и др.

Давидсон А. Б. Указ. соч. С. 54–55.

Рыбаченок И. С. Россия и Франция : союз интересов и союз сердец. 1891–1897.

Русско-французский союз в дипломатических документах, фотографиях, рисунках,

карикатурах, стихах, тостах и меню. М., 2004. С. 12; Проскурина Е. Н. : 1) Эволюция

образа Другого… С. 169; 2) «В таком значении войны вообще лежит залог прогрес-

са»…

Сергеев Е. Ю. : 1) Образ Великобритании…; 2) Представленческие модели россий-

ской военной элиты начала XX в. // Военно-историческая антропология. Ежегодник,

2002. М., 2002. С. 237–251; 3) Геополитические представления военной элиты России

накануне Первой мировой войны // Военно-историческая антропология. Ежегодник,

2005/2006. М., 2006. С. 332–346.

State, Society and Mobilization in Europe during the First World War / ed. by John Horne.

Cambridge, 1997; Ферстер С. Тотальная война. Концептуальные размышления к исто-

рическому анализу структур эпохи 1861−1945 гг. // Опыт мировых войн в истории Рос-

сии : сб. ст. Челябинск, 2007. С. 12–27; Байрау Д. Понятие и опыт тотальной войны (на

примере Советского Союза) // Там же. С. 28–48.

Холквист П. Тотальная мобилизация и политика населения : российская катастрофа

(1914–1921) в европейском контексте // Россия и Первая мировая война : материалы

междунар. науч. коллоквиума. СПб., 1999. С. 84.

Там же. С. 91.

Sanborn Josh. The Mobilization of 1914 and the Question of the Russian Nation : A Reex-

amination // Slavic Review. 2000. 59, № 2; Посадский А. В. Крестьянство во всеобщей

мобилизации армии и флота 1914 года (на материалах Саратовской губернии). Сара-

тов, 2002; Асташов А. Б. Русский крестьянин на фронтах Первой мировой войны //

Отечеств. история. 2003. № 2; Поршнева О. С. : 1) Крестьяне, рабочие и солдаты Рос-

сии накануне и в годы Первой мировой войны. М., 2004; 2) «Настроение 1914 года» в

России как феномен истории и историографии // Рос. история. 2010. № 2. С. 185–200;

Носков В. В. Первая мировая война и русская идея // Диалог со временем : альм. ин-

теллектуал. истории. 25/2. М., 2008. С. 51–87 и др.

Колоницкий Б. И. : 1) Политические функции англофобии в годы Первой мировой

войны // Россия и Первая мировая война : материалы междунар. науч. коллоквиума.

497

Поршнева О. С. Историография и источники...

СПб., 1999; 2) Занимательная англофобия : образы «Коварного Альбиона» в годы

Первой мировой войны // Новое лит. обозрение. 2000. № 41; 3) Британские миссии и

А. Ф. Керенский (Март-октябрь 1917 года) // Россия в XIX–XX вв. : сб. ст. к 70-летию

Рафаила Шоломовича Ганелина / ред. А. А. Фурсенко. СПб., 1998.

Колоницкий Б. И. Политические функции англофобии в годы Первой мировой вой-

ны. С. 283–284.

Давидсон А. Б. Указ. соч. С. 55.

Васюков В. С. Внешняя политика Временного правительства. М., 1966; Ганелин Р. Ш.

Россия и США. 1914–1917 : Очерки истории русско-американских отношений. Л.,

1969; Игнатьев А. В. Внешняя полтика Временного правительства. М., 1974.

См., напр.: Болховитинов Н. Н. Образ Америки в России // Американская цивилиза-

ция как исторический феномен. Восприятие США в американской, западноевропей-

ской и русской общественной мысли. М., 2001; Листиков С. В. Конец самодержавия

и проблема выбора пути (русская пресса 1917 г. об американском опыте) // Первая

мировая война : (Пролог XX века). М., 1998.

Болховитинов Н. Н. Указ. соч. С. 439.

Рудая Е. В. Союзники-враги…; Сенявская Е. С. От временных союзов к военно-

политическому противостоянию : динамика восприятия Англии, Франции и США в

российском и советском общественном сознании первой половины XX века // Про-

блемы российской истории. Вып. VI. М., 2006; Голубев А. В. «Если мир обрушится на

нашу республику…».

См.: Есин Б. И. Русская дореволюционная газета. 1702–1917. Краткий очерк. М.,

1971. С. 74.

Голубев А. В. Слухи как источник изучения внешнеполитических стереотипов со-

ветского общества 1920-х гг. С. 150.

Солдатские письма 1917 года. М. ; Л., 1927; Царская армия в период мировой войны

и Февральской революции. Казань, 1932; Солдатские письма в годы мировой войны

(1915–1917 гг.) // Крас. арх. М., 1934. Т. 4–5. С. 118–163.

498

Образы истории...

М. А. Фельдман

(Уральская академия государственной службы, г. Екатеринбург)

РАБОЧИЕ И ГРАЖДАНСКАЯ ВОЙНА В РОССИИ:

ПРОБЛЕМЫ ИСТОРИОГРАФИИ (В ПРЕДДВЕРИИ СТОЛЕТИЯ)

Наличие целого ряда историографических обзоров различных аспектов

Гражданской войны в России существенно облегчает задачу исследователя

Общее состояние российских и зарубежных исследований Гражданской войны

нашло оценку в трудах И. В. Михайлова

И. В. Михайлов‚ выявив преобладание старых методологических подходов

в публикациях исследователей‚ отметил‚ что объективное изучение Граждан-

ской войны требует качественно новой методологии

. При явном преобладании

в статьях И. В. Михайлова обоснованных критических интонаций обращает на

себя внимание не только позитивная характеристика книги В. Бровкина (1994)

«За линиями фронтов Гражданской войны : политические партии и социальные

движения России‚ 1918–1922»

‚ но и поддержка методологической парадигмы

американского исследователя: «Что бы ни хотел сказать автор (В. Бровкин)‚

из его книги ясно‚ что будущее за социальной историей Гражданской войны‚

свободной от политической ангажированности»

Развивая эту мысль‚ И. В. Михайлов задает риторический вопрос: «Задумы-

вается ли кто-нибудь из историков Гражданской войны о том‚ что конечный

смысл и итог противоборства красных и белых можно уловить не только че-

рез подсчет потерь и жертв‚ а в совершенно иной‚ скажем, социокультурной

плоскости?»‚ открывающей громадные внутрисистемные инновационные воз-

можности

Сохранение старых методологических подходов привело к тому‚ что и

спустя два постсоветских десятилетия исследователи далеки не только от си-

стемного подхода к явлениям Гражданской войны‚ но либо концентрируют

внимание исключительно на отдельных‚ во многом частных сюжетах‚ либо

ограничиваются изучением действий одной воюющей стороны

Важное место занимает вопрос о сроках начала Гражданской войны. Совет-

ская историография, в целом, стремилась развести события Октябрьской рево-

499

Фельдман М. А. Рабочие и Гражданская война...

люции и Гражданской войны‚ так как отнесение начала Гражданской войны

к октябрю 1917 г. (вместо «общепринятой» середины 1918 г.) означало‚ что

виновниками ее развязывания автоматически становились большевики

. Вина

за начало Гражданской войны возлагалась на агрессию извне‚ на иностранных

интервентов

Поистине революционным событием в исторической науке советской эпо-

хи стал выход монографий В. Д. Поликарпова

‚ в которых доказывалось‚ что

захват власти большевиками 25 октября 1917 г. стал началом Гражданской

войны в России‚ поскольку Октябрьский переворот привел в действие силы

сопротивления военной контрреволюции. Кроме того‚ на это не могли среа-

гировать те силы‚ которые хотели воспользоваться преимуществами «третьей

стороны». В силу этого‚ по мысли В. Д. Поликарпова‚ очевидна неразрывность

Октябрьской революции и Гражданской войны

Точка зрения В. Д. Поликарпова стала преобладающей в современных

оценках сроков начала Гражданской войны. Вместе с тем нельзя не отметить

нюансов в трактовке этой концепции.

Если для С. В. Тютюкина события 1917–1921 гг. представляются периодом

непрерывной Великой росийской революции‚ все этапы которой были связаны

между собой воедино

‚ то, по мнению В. М. Лаврова‚ только разогнав Учреди-

тельное собрание и не передав власть законному правительству во главе с эсе-

рами, которых поддержало большинство населения на выборах‚ большевики

предрешили сползание страны в Гражданскую войну

. Мысль о месте и роли

Учредительного собрания как своеобразного водораздела революций 1917 г. и

иной эпохи с возможно неоднозначным содержанием и альтернативными пу-

тями развития выделяет А. Н. Медушевский‚ подчеркивая‚ что «с Учредитель-

ным собранием создавалась основа выхода из острого политического кризиса,

вызванного войной и революцией, мирным путем‚ т. е. без Гражданской войны

и террора»

Однако надежды на созидательный потенциал Учредительного собрания

были маловероятны‚ отметил Л. Г. Протасов‚ подчеркнув: «…зародыш гибели

Учредительного собрания лежал уже в составе депутатского корпуса, в конфрон-

тационном‚ деструктивном типе его политической культуры». На это же указы-

вает и судьба большинства депутатов: свыше 60 % их погибли насильственной

смертью в годы Гражданской войны и последующих репрессий‚ что выглядит

как обобщающий знаменатель судьбы самого Учредительного собрания

Противоположную В. Д. Поликарпову точку зрения высказал Б. С. Илиза-

ров‚ настаивая на том‚ что надо отделить Октябрьскую революцию от Граж-

данской войны‚ как совершенно различные исторические эпохи

Полярность оценок начинает уменьшаться в том случае‚ когда в тесной свя-

зи рассматриваются вопрос о сроках начала и проблема содержания Граждан-

ской войны. Так‚ Ю. И. Игрицкий в 1994 г. пришел к выводу‚ что истоки Граж-

данской войны «следует искать не в попытках партий и группировок захватить

(или вернуть) политическую власть и тем более не в воруженных инцидентах

500

Образы истории...

или поисках закулисных сил‚ а в глубинных общественных процессах‚ кото-

рые подводят общественые противоречия к той грани‚ за которой начинается

широкое вооруженное насилие‚ принимающее формы массовых репрессий и

государственного террора…»

В силу этого‚ подчеркивал Ю. И. Игрицкий‚ вооруженные конфликты носи-

ли (до лета 1918 Г.) точечный‚ прерывистый во времени и пространстве харак-

тер [выделено мною. – М. Ф.]. Синхронизация вооруженных действий одной

из сторон (и это была белая сторона) осуществилась лишь летом 1918 г.

Своеобразную трактовку периодизации Гражданской войны в том же 1994 г.

предложил Ю. А. Поляков. Отметив‚ что революция и Гражданская война как

явления неотделимы‚ а Октябрьская революция является крупнейшим рубе-

жом Гражданской войны‚ академик выделил период лета 1918 г. – конца 1920 г.

как «время Гражданской войны в полном смысле этого слова»

. Тем самым‚

не оспаривая неразрывности Октябрьской революции и Гражданской войны‚

Ю. А. Поляков и Ю. И. Игрицкий оказались солидарны в разделении двух по-

нятий: понимания Гражданской войны в соответствии со строгим значением

этого термина; а также в выделении неклассического (или неакадемического)

понимания Гражданской войны‚ включающего и период разрозненных воо-

руженных‚ относительно немногочисленных конфликтов‚ не определяющих

внутреннюю жизнь страны и общества.

Такое концептуальное видение сроков Гражданской войны можно считать

достижением историографии 1990-х гг.‚ а сам факт отсутствия на протяжении

почти двух десятилетий развернутой ее критики следует определить (на дан-

ный момент) как «молчаливое» согласие историков с таким подходом.

Сомнительны в этой дискусии директивные нотки любой тональности. По-

ложение‚ которое констатирует, что спустя двадцать лет после распада СССР

преобладающей в историографии точкой зрения стала концепция единоличной

вины большевиков за начало Гражданской войны‚ а историки‚ сомневающиеся

в том‚ что «провозгласив 25 октября курс на мировую революцию‚ большевики

развязали внутринациональную Гражданскую войну», представляют собой «бо-

язливых» консерваторов

‚ должно опираться на четкую систему доказательств.

Однако аргументы в пользу подобной концепции содержатся все в той же

плоскости борьбы политических партий либо психологического состояния на-

селения. Можно согласиться с тем‚ что «после 25 октября все стороны – боль-

шевики‚ анархисты‚ умеренные социалисты‚ местные национальные лидеры‚

кадеты‚ генералитет‚ устремившиеся на Дон юнкера и офицеры – ощущали

себя уже в состоянии Гражданской войны»

. Однако речь идет о ничтожно

малой части населения страны.

Не вызывает сомнения и то, что осенью 1917 г. психологическое состояние

активной части масс было таково‚ что эскалацию вооруженного конфликта

могла спровоцировать даже естественная попытка преодоления хаоса

. Но

основным фактором‚ обусловившим такой состояние‚ было‚ по общепринято-

му мнению историков‚ продолжение участия России в мировой войне.