Алаев Л.Б., Козлова М.П., Котовский Г.Г., Непомнин О.Е., Смилянская И.М. (отв. ред.) История Востока. В 6 т. Том 4. Восток в новое время (конец XVIII

Подождите немного. Документ загружается.

европейские военно-промышленные достижения и осуществить это усилиями не только госу-

дарственного (как на Ближнем Востоке в период реформ первой половины и середины века), но и

частнобюрократического и купеческого капитала, а расклад их политических сил ко времени

осуществления реформ предполагал уже участие в политической жизни новых социальных групп

населения.

Тем не менее модернизация этих стран конфуцианской культуры происходила по-разному и дала

разные результаты. Феноменальные успехи Японии на пути модернизационных реформ во многом

определялись происходившими в ней радикальными политическими процессами (антисёгунский

переворот и восстановление императорской власти), к тому же эти процессы протекали в ходе общест-

венно-политических компромиссов, а не в жестком противостоянии традиционалистских и

реформаторских сил, как это имело место в Китае. Большую роль сыграла и традиционно большая

открытость Японии к заимствованиям. Впрочем, предпосылкой подобного исторического движения

Японии было также особое сочетание некоторых черт ее общественного строя и, как следствие,

большая зрелость общественно-экономического строя.

Итак, результаты модернизационных реформ в государствах феодально-бюрократического типа во

многом зависели от импульсов, побуждавших правящие силы приступить к реформам, от исторических

условий, в которых они проходили, и от соотношения реформаторских и традиционалистских сил.

Сферами же преобразований на путях модернизационных реформ были государственное устройство,

включая вооруженные силы, социальные установления, экономику, образование и бытовую культуру.

Основной смысл реформ заключался в рационализации системы государственного устройства,

централизации его управления, а также изменении социального строя на началах гражданского

общества. Это выразилось прежде всего в преобразованиях, ведущих к разделению законодательной,

исполнительной и судебной ветвей власти.

Наиболее важными преобразованиями в этом направлении были структурная перестройка

административно-управленческих подразделений и создание правительства взамен бесчисленных,

слабо связанных между собой управленческих подразделений, а затем объединение его в кабинет

министров во главе с премьер-министром. (Этот процесс более органично протекал в

бюрократизированной японской системе управления и сложнее — в мусульманской.)

Постепенная секуляризация общественно-политической жизни и подчинение религиозных институтов

светской власти — процесс, наиболее актуальный для мусульманского мира, — также представляли

собой часть рационализации и централизации управления и переустройства общества. Наконец,

провозглашение равенства подданных перед законом и ликвидация корпоративной и статусной

раздробленности общества, а также введение представительных форм власти были первыми шагами на

долгом, еще и сейчас не завершившемся пути станов-

335

ления гражданского общества. Этим нововведениям соответствовали и новые государственные

идеологические доктрины: османизм в Османской империи и кокутай в Японии, появление в

общественном сознании понятий «подданный», «отчизна» и идеи служения родине.

Модернизационные реформы приняли всеобъемлющий характер, охватывающий все сферы жизни,

только в Османской империи, Египте и Японии. Но в Египте английская оккупация прервала этот

процесс. В Османской империи в условиях жесткого противостояния реформаторов и

традиционалистов он осуществлялся с приостановками, откатами, сопротивлением в исполнении

провозглашенных реформ или слишком медленным их распространением на отдельные провинции, в

конечном счете в эпоху Зулюма процесс почти остановился. В остальных государствах подобные

реформы были проведены лишь частично или осуществились в колониальном варианте.

Но, даже вступив на путь модернизационных преобразований, реформаторы поначалу действовали

традиционными методами, в логике традиционного устройства. Как известно, Мухаммед Али с

невиданной полнотой реализовал вос-точнофеодальный принцип государственной собственности на

землю, прежде чем осуществил мероприятия по утверждению частной земельной собственности.

Деятели Мэйдзи исин в Японии, провозгласив 3 января 1868 г. упразднение бакуфу — сёгунского

аппарата власти, — через две недели объявили, в духе традиционной ранговой системы, о создании

государственного органа власти — сансёку («три должностных ранга»). Во главе управления, согласно

новой системе власти, стоял сосай (этот пост занял принц), ему подчинялись десять старших

советников (гидзё, члены императорской семьи, кугэ и главы антисёгун-ских княжеств) и двадцать

младших советников (санъё, аристократы и представители князей). В этом государственном органе

синкретически соединялись все ветви власти. В его ведении находился и административно-

управленческий аппарат, представленный традиционными ведомствами (ко), чуть позже транс-

формировавшимися в департаменты (кёку), число которых увеличилось с четырех до семи (по делам

религии, внутренних дел, внешних сношений, военное, финансов, уголовных дел, административных

вопросов), что свидетельствовало о расширении государственных функций.

Процесс разделения ветвей власти в Японии в сущности начался после принесения императором в мае

1868 г. клятвы, когда вместо сансёку был учрежден Государственный совет — дадзёкан.

Законодательная власть в Совете была представлена Консультативным советом. Его Верхняя палата

обладала правом законодательной инициативы, назначения высших должностных лиц, ведала

политическими вопросами и была высшей судебной инстанцией, а Нижняя, выражая интересы

княжеств, городов и других территориальных подразделений, являлась его совещательным органом.

Исполнительную власть в дадзёкане олицетворяла палата, состоявшая из глав ведомств/департаментов.

Последующий процесс разделения ветвей власти пошел путем реформирования Государственного

совета: в 1871 г., после ликвидации княжеств и учреждения общего административно-

территориального деления (на префектуры, уезды и т.п.), Нижняя палата утратила свое

предназначение, и тогда Государственный совет был преобразован в три палаты — Центральную

(высший законодательный

336

и политический орган), Левую (предназначенную для законодательных рекомендаций

Центральной палате) и Правую (представлявшую глав департаментов). В апреле 1875 г.

императорским указом был провозглашен постепенный переход к конституционному строю, и

Госсовет претерпел последнюю реорганизацию: были упразднены Правая и Левая палаты, а

Центральная подразделена на палату старейшин (прообраз палаты пэров будущего парламента) и

Верхнюю судебную палату (что означало выделение судебной власти внутри высшего

государственного органа). В 1889 г. Государственный совет уступил место парламенту с на-

значаемой императором из высшей аристократии Палатой старейшин (Гэнроин), обладавшей

правом законодательной инициативы и утверждения бюджета, и выборной Нижней палатой.

Утверждение и издание законов, согласно конституции 1889г., являлись прерогативой императора.

Кроме того, при императоре был создан Тайный совет, что должно было привести к дальнейшему

укреплению императорской власти.

Все эти перемены в высшем органе власти означали не только поиск оптимальных форм его

функционирования, но были результатом сложных компромиссов, совершавшихся при разделе

власти внутри правящей элиты — между членами императорской семьи, титулованной

придворной и провинциальной знатью.

Параллельно с формированием законодательной ветви власти шел процесс трансформации

высшей исполнительной власти. Ликвидация Нижней палаты Государственного совета,

одновременное преобразование департаментов (кёку) в министерства (се) и укрепление влияния

главного министра (дадзё дайдзин) свидетельствовали о возникновении в Японии института

правительства в современном смысле слова. К этому времени было создано уже восемь

министерств, что говорило о расширении и упорядочении функций административно-управлен-

ческого аппарата. Это были министерства по делам религии (в 1877 г. его функции перешли к

министерству внутренних дел), иностранных дел, финансов, военное, образования, поощрения

промышленности, юстиции, по делам двора. Однако дадзё дайдзин все еще традиционно

рассматривался в качестве представителя императора, а не главы исполнительной власти. Кабинет

же министров во главе с премьер-министром был учрежден только в 1885 г. и состоял уже из

десяти министров. Согласно конституции, кабинет министров формировался императором и был

перед ним ответственен.

Дальнейшая централизация управления страной осуществлялась через упорядочение

провинциальной и местной власти. Это было особенно актуально для Японии, раздробленной на

полунезависимые княжества, в которых крайне слабо был представлен государственный

административный аппарат. Эта проблема была решена в Японии достаточно быстро: уже в мае

1868 г. в княжествах создаются органы центрального правительства, являвшиеся посредниками

между княжеской и центральной властями, к концу же года под контроль государства отошли

владения сегуна и противников императора, а в 1869 г. в Японии развернулось движение за

«возвращение страны и народа императору», в результате чего княжества были преобразованы в

административно-территориальные подразделения и в 1871 г. трансформированы в префектуры.

Этот процесс сопровождался неоднократным перекраиванием границ бывших княжеств.

Губернаторы,

337

назначаемые в префектуры центральной властью, располагая своим штатом, определяли

направление политики на подведомственной им территории. Контроль же за деятельностью

провинциальных и местных властей был передан в 1873 г. министерству внутренних дел. Иными

словами, усилив контроль за деятельностью местной администрации, центральные власти

предоставили ей широкий объем полномочий.

Последним этапом преобразования провинциальной и местной власти стала организация на всех

ее ступенях, от центра префектуры до деревни, представительных органов — собраний и

определение их прав и функций, что позволило установить соответствующее соотношение в

системе управления местных государственных органов власти и института самоуправления.

Решение этой задачи в Японии имело свои особенности из-за традиционного для конфуцианской

политической культуры приоритета государственной/княжеской власти на местах в отличие от

традиций сильного общинного самоуправления в большинстве мусульманских обществ.

Первоначально при создании собраний в 1880 г. их права были определены относительно широко,

законом же о местном самоуправлении 1888 г. прерогативы этих органов самоуправления были

урезаны.

В конфуцианской политико-правовой системе не существовало разделения административной и

судебной властей. Суд вершила администрация. Уже в 1869 г. на основании нового «Положения

об административной иерархии» в Японии были созданы специальные ведомства — уголовных и

гражданских дел, а также судебная контрольная служба; в 1871 г. ведомство уголовных дел и

контрольная служба преобразовались в министерство юстиции, предназначенное ввести в

практику новое судопроизводство и следственную службу. В конце того же года в Токио был

основан первый судебный орган нового типа, после чего суды начали учреждаться в центрах

префектур. Дальнейшее развитие судебной системы пошло по пути создания специализированных

судов в столицах и общего типа — на местах. Право назначения судей принадлежало

министерству юстиции, что закрепляло зависимость суда от административного аппарата. Высшей

судебной инстанцией, осуществлявшей также контроль за исполнением законов, стала в 1875 г.

Верхняя судебная палата Государственного совета.

Поскольку традиционное законодательство уже не соответствовало новым условиям жизни, в

1870-х годах начинается работа по изучению и переводу на японский язык европейской правовой

литературы и законодательств, на основании которых в 1880-е— начале 1890-х годов создаются

Уголовный, Гражданский, Гражданско-процессуальный и Торговый кодексы.

Модернизационные реформы в Османской империи представляют иную модель тех же

процессов рационализации системы управления и централизации структуры власти,

осуществлявшуюся, как и в Японии, по европейским образцам. Однако первоначально эти

реформы и в Османской империи протекали в русле традиционной государственности.

Немедленно после ликвидации янычарского корпуса, стоявшего на пути реформаторских усилий

Махмуда II, султанским указом было изъято из ведения великого везира верховное командование

армией и провозглашено создание ведомства сераскера — командующего сухопутной армией

(баб-и сераскери наряду с существовавшими баб-и али, т.е. Портой, и шейх-уль-ислами капысы). С

это-

338

го указа в Османской империи начался процесс отделения функций административного управления от

военного командования, позже распространенный и на провинциальную власть. Между 1831 и 1836 гг.,

в ходе реорганизации сипахий-ского ополчения и государственной финансовой системы, была

провозглашена отмена всех форм условного землевладения — тимаров, зиаметов, мукатаа и

маликане, — повлекшая за собой ликвидацию административно-судебных прерогатив их владельцев в

отношении налогоплательщиков, переданных под их власть. Этим завершился на уровне местного

управления процесс разделения административных и военных функций, а также ликвидации

традиционного переплетения владельческих и властных институтов. Эти изменения совершались

параллельно с разделением в 1834 г. гражданской и военной власти на провинциальном уровне:

территория государства была разделена на возглавленные военным командованием военные округа с

расквартированными в них армейскими корпусами; гражданское же управление осуществлял

административный аппарат издавна существовавших административно-территориальных

подразделений трех-четырех ступеней.

Созданием самостоятельного сераскериата Махмуд II решал, по-видимому, задачу не только

разделения управления на гражданскую и военную сферы, но и изменения баланса сил в пользу

светской власти, которую теперь, согласно османской должностной иерархии, великий везир делил с

сераскером, тогда как власть духовная была представлена одним шейх-улъ-исламом. В том же, 1826 г.

последовали султанские установления, свидетельствовавшие о стремлении султана подчинить

государственной светской администрации религиозные институты: султанской волей (естественно, при

одобрении фетвой шейх-улъ-ислама) был упразднен суфийский орден бекташей; в тот же год в недрах

государственного административного аппарата было создано специальное Управление вакфами; в

1827 г. из ведения кади была изъята служба мухтасиба и передана специальным органам, а

квартальные имамы лишились своих административных полномочий (учета мужского населения, его

передвижений и т.п.), переданных в ведение мухтаров — глав селений и городских кварталов — и

приданных им советов старейшин. В 1835 г. последовал указ о назначении Управлением вакфов управ-

ляющих вакфами — мютевалли, что усиливало контроль государственной власти над имуществом

религиозных и благотворительных учреждений. Впрочем, все эти мероприятия отнюдь не означали

отстранения шейх-улъ-ислама и корпорации улемов от участия в решении государственных дел, хотя и

несколько ослабляли их политический авторитет.

Осуществив в общих чертах разделение гражданской и военной власти и усилив подчинение

религиозных институтов власти государственной, Махмуд II приступил к реорганизации

административно-управленческих структур. В целях упорядочения иерархии административных

подразделений, находившихся в ведении Порты, султанским указом от 7 января 1834 г. была

учреждена новая «табель о рангах», разделившая должностных лиц аппарата управления великого

везира на четыре класса.

Первый класс представляли кехья-бей, дефтердар и рейс-эфенди, в 1837г. получившие звания

министров внутренних дел, финансов и иностранных дел. Три остальных класса составляли главы

самых различных подразделений, не

339

поддающихся четкой систематизации с точки зрения современных представлений, хотя и

свидетельствующих о постепенной трансформации функций и субординации должностных лиц

традиционного османского аппарата. (Так, ко второму классу должностных лиц были отнесены чауш-

бей — впоследствии министр юстиции, нишанджи-баши ее дефтер эмини — хранитель султанской пе-

чати и первый архивист министерства финансов, а также управляющий монетного двора, генеральный

контролер, директор по делам печати, глава производства пороха, директор таможен, интендант двора

и др. — всего шестнадцать должностей. Третий класс представляли пятнадцать постов, среди них

историограф империи, совместивший этот традиционный пост с должностью главного редактора

правительственной газеты, секретари канцелярий султана и министерств, инспектора бюро прошений,

церемониймейстер, переводчик Дивана, а также начальник штаба линейных войск, директор

имперских шелковых мануфактур, главный архитектор двора и др. К четвертому классу были отнесены

главные интенданты, секретари, начальники канцелярий, ведавшие преимущественно финансовыми и

имущественными делами.) Таким образом, административная иерархия выстраивалась соответственно

должностному рангу главы административного подразделения, т.е. скорее в феодальных, чем

бюрократических традициях. В 1838г., с переводом чиновников на жалованье, табель о рангах должна

была служить руководством к определению его размеров.

Институт правительства в Османской империи начал формироваться с объединения в 1837 г. трех

министров, отнесенных к первому классу должностной иерархии, в Совет министров (Меджлис-и

вюкеля). Министерские звания первоначально лишь приравняли старые должности к европейским.

Между тем процесс создания министерств как бюрократических образований еще находился на

первоначальной стадии. Так, по старой традиции в ведении рейс-эфенди находились три бюро

(калеми), ведавшие кроме иностранных дел регистрацией правительственных актов и служебных

перестановок. Теперь была учреждена самостоятельная канцелярия амеди— прообраз министерства

иностранных дел, состоявшая, как и прежде, из 8-10 человек, подразделенных на два отдела. (Между

тем как в остальных калеми, не имевших отношения к иностранным делам, по штатному расписанию

насчитывалось по 120-150 и 30 человек.) Да и сами министры выполняли еще скорее роль советников

султана по соответствующим вопросам. Совет министров, в который входили и главы других наиболее

важных ведомств и отделов, возглавлял великий везир. Вместе с тем влияние великого везира на все

дела государства традиционно было очень велико, он издавна воспринимался как заместитель султана.

Попытка Махмуда II превратить должность великого везира в премьер-министра (баш-векиль)

встретила сопротивление сановной знати, и после смерти султана был восстановлен прежний порядок.

Дальнейшая эволюция правительства происходила по разным направлениям. С расширением и

упорядочением административных функций государства создавались новые министерства. Так, после

Крымской войны, когда с провозглашением хатт-и хумайюна в 1856 г. начался новый раунд

преобразований, углублявших и внедрявших в жизнь реформы 1840-х — начала 1850-х годов,

появились министерства юстиции, просвещения, общественных работ, вакфов. Укреплялся кадровый

состав министерств, расширялась их компетенция. Министерства об-

340

растали советами, специальными комиссиями и комитетами по образованию, земельным вопросам,

почте и телеграфу и т.п., которые в дальнейшем могли быть превращены в новые министерства. В 1834

г. были восстановлены упраздненные после Селима III постоянные дипломатические миссии при

главных европейских дворах — они стали основой будущего дипломатического корпуса министерства

иностранных дел.

Таким образом, происходил процесс становления современной бюрократической системы буржуазного

европейского образца. Возникли и новые центры подготовки чиновников: это была Школа

гражданских чиновников, открытая в 1858 г., Султанский лицей, основанный в 1867 г., не говоря уже о

Бюро переводчиков при министерстве иностранных дел. Начало складываться и новое чиновничество,

формирующее средний класс общества, обремененное вместе с тем пороками старой системы —

коррумпированностью, неисполнительностью, склонностью к непотизму и фаворитизму.

Становление законодательной власти в Османской империи происходило так же длительно и сложно,

как в Японии, но не путем реформирования единого властного института, а через рассредоточение

законодательных функций среди вновь создаваемых органов. По-видимому, это объяснялось

стремлением Махмуда II и его преемников препятствовать ограничению своей власти. Если в Японии

дальнейшая сакрализация личности императора приводила к усилению исторически слабой

императорской власти, то в Османской империи, напротив, постепенно вызревало представление о

приоритете закона над султанской волей. Реформы ограничивали деспотическое всевластие султанов,

превращая «деспота» в абсолютного монарха, со временем вынужденного смириться и со стремлением

реформаторов установить монархию конституционную. Неизбежный при подобных преобразованиях

процесс секуляризации усиливал авторитет султана как светского правителя, но при этом отчасти

отодвигал в тень его роль как халифа.

Начало процесса разделения законодательной и исполнительной власти в Османской империи можно

датировать 24 марта 1838 г., когда принесли клятву о честном исполнении своих обязанностей пять

членов и два секретаря вновь сформированного Совета по юридическим установлениям. Впрочем, это

еще не был чисто законодательный орган. В обязанности Совета входили как разработка реформ для

упорядочения и улучшения гражданских и военных дел империи, так и решение спорных

административных дел и осуществление суда над провинившимися чиновниками. Однако подготовка

законов входила одновременно в компетенцию нового Совещательного совета при Порте и

учрежденного в 1837 г. Военного совета при сераскериате.

Дальнейшая реорганизация Совета по юридическим установлениям была вызвана многими

обстоятельствами: желанием изменить в нем соотношение сил между более или менее радикальными

сторонниками реформ, а также их противниками; намерением активизировать его работу; постепенной

радикализацией общественной мысли и взглядов самих реформаторов, а после Крымской войны еще и

политическими маневрами правящей элиты, продиктованными усилением национально-

освободительного движения в этой многоэтничной и поликонфессиональной империи; давлением

держав.

341

Через два года после учреждения Совета по юридическим установлениям он был реорганизован и

число его членов выросло до десяти. В сентябре 1854 г. в дополнение к нему был создан Высший совет

по реформам (Высший совет Тан-зимата), к которому перешла часть функций по разработке реформ. В

1861 г. в связи с неэффективностью вновь созданного органа он был ликвидирован, будучи превращен

в отдел Совета по юридическим установлениям. Наконец, в 1867 г. начал разрабатываться проект

разделения последнего на Совет юстиции и Государственный совет, ставший предшественником

парламента. За образец при организации Госсовета был взят Государственный совет Франции,

учрежденный в том же году императором Наполеоном III.

Государственный совет начал свою работу 5 марта 1868 г. под председательством Ахмеда Мидхат-

паши, сторонника конституционного строя. Структура и объем функций этого органа

свидетельствовали о совершенствовании законодательной мысли его создателей. Совет имел пять

секций, предназначенных для разработки законодательства по следующим направлениям: внутренние

и военные дела, финансы и вакфы, уголовные, гражданские и коммерческие правонарушения и

судопроизводство, общественные работы, торговля и земледелие, просвещение. При этом закон

предписывал Совету не вторгаться в компетенцию исполнительной власти. Состав Совета определялся

указом султана.

Высшему совету юстиции предписывалось рассматривать законы, обеспечивающие безопасность

личности, чести и имущества подданных. По убеждению султана Абдул-Азиза, это учреждение было

призвано закрепить «принцип отделения исполнительной власти от судебной, религиозной и

гражданской». Наличие подобного органа в системе законодательной власти империи говорило о том,

что реформаторы придавали большое значение преобразованию судебной власти в империи.

Под конец своей реформаторской деятельности Махмуд II издал указ 1838 г., предусматривавший

наказание за должностные преступления как гражданских чиновников, так и судей; это означало, что

отныне кади отвечал за правонарушения перед светским законом. После провозглашения

Гюльханейского хатт-и шерифа одним из первых законодательных актов султана Абдул-Меджида

стало принятие Уголовного закона 1840г., который был разработан и дополнен соответственно

Уголовными законами 1851 и 1858 гг. Совершенствование уголовного законодательства

осуществлялось путем систематизации правонарушений, исключения из кодекса статей

административного и имущественного права и вопросов судопроизводства. Закон 1858 г. в наибольшей

степени был приближен к кодексу Наполеона I. В 1850 г. начал действовать Коммерческий кодекс,

подготовленный еще в 1841 г. В 1846г. составлена инструкция для чиновников, игравшая роль

Административного кодекса. Большая реформаторская работа была проделана в области создания

судопроизводства, предусматривавшая отделение суда и от административной, и от религиозной

власти. Права вершить суд лишились главы ремесленных и торговых корпораций. Уголовные дела

теперь рассматривались меджлисами. Однако шариатский суд продолжал существовать наряду со

светским, и кади сохранял контроль над светским судопроизводством, продолжали действовать и

религиозные суды немусульманских конфессий. Спецификой османского судопроизводства стали

«смешанные» суды, рассматри-

342

вавшие конфликты между христианами и мусульманами, иностранцами и османскими

подданными.

Централизация управления в Османской империи не менее интенсивно осуществлялась на

местном уровне. Сохранялся традиционный для государства принцип административно-

территориального деления, хотя и в этой сфере, как и в Японии, в поисках оптимальных условий

для управления происходили неоднократные изменения количества провинций-вшгамеотов и их

границ. Сохранился и традиционный штат основных должностных лиц, состоявший из

губернатора (вали), казначея (дефтердара) и главного судьи (кади). Однако их функции ви-

доизменились: губернаторы и главы администрации нижестоящих административно-

территориальных единиц лишились функций военной власти, вали уже не был полновластным

хозяином территории, он был обязан регулярно отчитываться министерству внутренних дел, так

же как дефтердар — министерству финансов. Он не распоряжался финансами. Вместе с тем

выросли штаты провинциальной службы, в функции которых входили организация и контроль

службы почты и телеграфа, местной прессы и издательского дела, образования, дорожной службы

и т.д.; таким образом, ряд полномочий был передан на уровень провинциальной и местной

администрации.

Как и в Японии, организация провинциального управления предполагала существование на всех

ее уровнях представительных органов, часть членов которых была выборной. Созданием

представительных собраний (меджлисов) османские власти стремились ослабить роль

традиционных органов самоуправления. Административно-правовые основы организации

провинциального управления были детально проработаны в законах о вилайетах 1864 и 1871 гг.

Итак, там, где модернизационные реформы реализовывались достаточно полно, их сердцевину

составляли законоположения, преобразовывавшие систему управления. Реформирование армии,

важной частью которого был переход к системе рекрутского набора с ограничением срока

пребывания в армии (в Японии в 1872 и 1873 гг. была учреждена всеобщая воинская повинность с

трехгодичной службой, в Османской империи служба длилась пять-семь лет), являлось лишь

одной из сторон процесса модернизации. Тем не менее армейская реформа, несмотря на

противодействие ей простонародья, имела важные социальные и психологические последствия.

Военная служба перестала быть сферой деятельности привилегированного слоя общества; армия

постепенно превращалась в инструмент государственной власти. Упал престиж военного

человека, но зато прохождение военной службы способствовало воспитанию чувства патриотизма.

Не менее существенные изменения внесли реформы в социальный строй обществ Востока. В

Османской империи Гюльханейский хатт-и шериф 1839 г. провозглашал равенство всего

населения — «от чабана до везира». Более того, сам султан признал верховенство закона над его

волей, дав клятву соблюдать законоположения, провозглашенные хатт-и шерифом. В Японии в

1872 г. было узаконено существование трех сословий (вместо четырех сословно-статусных групп)

и декларировано их равенство. В Иране же равенство подданных было провозглашено только в

1907 г. во время революции. Согласно закону 1872 г. в Японии простые люди получили право

иметь собственные фамилии, носить фор-

343

менную одежду, ездить верхом на лошадях. (Впрочем, Махмуд II еще до провозглашения в

империи равенства подданных ввел в обиход полуевропейскую одежду, положив начало

ликвидации внешних различий людей разного сословного статуса.)

Провозглашение равенства населения перед законом не означало утверждения социального и даже

правового равенства. Оно лишь значило, что отныне над жизнью подданных равно господствует

закон, а не произвол должностных лиц. Именно со времени провозглашения равенства османский

султан и японский император стали активно побуждать население обращаться к судебному

разбирательству в случае произвола чиновников. Вместе с тем законы признавали «естественные

права и привилегии» различных сословий. Но если сословное деление в Японии было четко

выражено, то мусульманское общество такой четкости не знало исторически. К тому же в

Османской империи допуск в результате реформ христиан к государственной службе, введение

рекрутской повинности и обязательного светского образования, а также спонтанно протекавшие

социально-экономические процессы изменяли социальную конфигурацию общества. Так

османский Уголовный кодекс 1851 г., констатируя разную уголовную ответственность за

правонарушения людей различных состояний, неопределенно делил население, уже отчасти по

экономическому положению, на «великих», «малых» и людей «среднего состояния», т.е. базарный

люд — купцов и ремесленников.

Однако и османское и японское законодательство отменяло статус неполноправного населения:

эта — в Японии, рабов — в Османской империи, которая присоединилась к Международному

протоколу о запрещении рабства.

Манифесты 1839 и 1856 гг. в Османской империи придавали особое значение защите таких

гражданских прав, как безопасность личности и имущества, уважение чести и достоинства, отказ

властей от произвольных конфискаций имущества должностных лиц. В конфуцианском обществе,

по-видимому, большую роль играло снятие запретов на профессиональную деятельность (в

частности, согласно реформам Гуансюя, маньчжурам дозволялось заниматься ремеслом и торгов-

лей).

Появление официальной и частной прессы, участие выборных членов в работе местных советов,

введение всеобщего светского образования начальной и средней ступеней, развитие

книгопечатания и т.п. оказывали свое влияние на атмосферу модернизирующихся обществ.

Среди экономических реформ следует упомянуть прежде всего преобразования в аграрных

отношениях. В рассмотренных выше странах их можно назвать значительными и в то же время

ограниченными. Основным их содержанием было введение или правовое оформление частной

собственности на землю. В конечном счете права частных собственников, хотя и в ограниченном

виде, получили налогоплательщики (райяты на Ближнем и Среднем Востоке и подобные им слои

в других странах), обладавшие до этого лишь владельческими правами, или правами подчиненной

собственности. Держатели временных военных ленов, которые играли столь важную роль в

административной и военной структуре многих восточных империй, потеряли свои владения.

В Османской империи тимарная система была ликвидирована еще при Махмуде II, однако земля

по-прежнему рассматривалась как государственная (мириё).

344

По закону 1858 г. права владельцев земли мирие были расширены. (Окончательно частная

собственность на землю была признана только в 1926 г., уже в кема-листской Турции.)

В Иране с 1850 г. стал создаваться кадастр земель с закреплением прав на них индивидуальных

владельцев, а в 1868 г. была официально введена частная собственность.

В Японии концентрация земли в частных руках происходила еще при режиме Токугава, однако купля-

продажа была официально запрещена и осуществлялась нелегально. Одной из реформ периода Мэйдзи

была легализация частной собственности, хотя первоначально она была обложена высоким налогом в

качестве источника накопления средств для индустриализации. Позже правительство было вынуждено

снизить поземельный налог, и частная собственность приобрела действительную ценность.

Однако социальные условия во всех этих странах были таковы, что буржуазные отношения в сельском

хозяйстве не могли возникнуть сразу. Новые собственники использовали землю для сдачи ее в аренду,

часто кабальную. Отношения в деревне оставались в основе феодальными. В XX в. пришлось

проводить еще одну аграрную реформу, чтобы вывести сельское хозяйство из глубокого застоя.

Модернизационные реформы, хотя и с разным успехом, затронули все сферы жизни только в

Османской империи и Японии. Программа же «Ста дней реформ» в Китае в области государственного

управления ограничилась призывами изменить систему экзаменов: отменить наиболее архаичные и

далекие от практических знаний предметы и включить экзамены по политическим и экономическим

дисциплинам; разрешить чиновникам всех рангов, представителям ученых и прочему люду свободно

подавать прошения императору; закрыть некоторые бездействующие и ненужные административные

учреждения при дворе и в правительстве; сократить штаты правительственных учреждений;

разрабатывать и публиковать государственный бюджет и его исполнение. Многочисленные пред-

ложения о создании новых учебных заведений в Китае не предусматривали разработки системы

образования и введения всеобщего бесплатного обучения на низшей и средней ступенях, как это было

в Японии и Османской империи. Высказывались многочисленные предложения относительно

поощрения промышленности и сельского хозяйства, но не упоминалось о введении равенства под-

данных.

Содержание и последовательность провозглашения модернизационных реформ в феодально-

бюрократических государствах Востока сознательно или в силу историко-логического развития

соответствовали реформам, осуществленным европейскими монархами в период раннего абсолютизма,

развитым в эпоху «просвещенного» абсолютизма и завершенным установлением конституционной

монархии. (Мы имеем в виду централизацию управления через упорядочение государственного

механизма и создание единого государственного пространства путем распространения единообразной

системы административно-территориального деления, составления кадастра земель и утверждения

общей налоговой системы, отмены внутренних таможенных пошлин и т.п. — при раннем абсолютизме;

провозглашение равенства, заботу о безопасности и правах подданных, рели-

345

гиозную толерантность, признание приоритета закона над волей правителя при сохранении его

самодержавной власти — в эпоху «просвещенного абсолютизма».)

Первый тур реформаторских преобразований Османская империя осуществила за первые три четверти

XIX столетия, а затем была вынуждена вернуться к восстановлению конституционного строя в

процессе младотурецкой революции. В Японии эти реформы были проведены за два последних

десятилетия того же века. Китай и Иран реализовали свой курс либеральных реформ лишь во время

революций начала XX в., совместив его с провозглашением демократических свобод.

КОЛОНИАЛЬНЫЕ СТРАНЫ

Трудности модернизации государственного и общественного строя в колониальных странах

заключались не только в сопротивлении косного традиционного строя, но и в стремлении

колонизаторов так дозировать степень преобразований, чтобы не подорвать собственную власть.

Позиция колониальной администрации была в чем-то аналогична той, которую занимали

консерваторы-традиционалисты в независимых странах. Но, конечно, у этих двух консервативных сил

были разные задачи. Если в независимых странах реформы в области управления, строительства

современной государственности стояли на первом месте, то для колонизаторов создание автономной от

метрополии государственности не было основной задачей. Они гораздо больше внимания уделяли

экономическим преобразованиям и вопросам образования.

При анализе колониальной политики следует учитывать, что в метрополиях велась довольно

ожесточенная борьба по поводу ее целей и методов. Прежде всего, наряду со сторонниками увеличения

колониальной эксплуатации всегда имелись их противники, сочувствовавшие колонизуемым народам

(«белые черномазые», как их называли в Англии). Затем, внутри буржуазных слоев существовал

постоянный антагонизм сначала между торговцами-монополистами Ост-Индских компаний и другими

предпринимателями, стремившимися эту монополию разрушить и самим подключиться к восточной

торговле, а затем и между торговым капиталом в целом и промышленниками. Велись ожесточенные

дебаты в парламентах по поводу того, какая экономическая политика в колониях, какая система

управления, система образования, система судопроизводства наиболее выгодны, в какой мере можно

уравнивать туземцев в правах с европейцами, на какие слои следует опираться и т.п. Наконец,

колониальная политика пережила разные периоды. В Индии периоды правлений вице-королей—

консерваторов перемежаются либеральными режимами. В Нидерландской Ост-Индия в конце XIX —

начале XX в. был провозглашен «этический курс» колониальных властей. Во французском Индокитае

одно время, правда короткое, проводилась политика «морального завоевания».

Интересно также отметить, что серьезные противоречия в подходе к колониальным проблемам

наблюдались между властями в метрополии и в колониях. Власти метрополии, как правило, занимали

наиболее либеральную позицию; чи-

346

новники колонии были более реакционны, причем чиновники на местах были настроены наиболее

нетерпимо по отношению к туземцам. Дело доходило до прямого саботажа распоряжений

правительств и парламентов метрополий. Наконец, европейцы, жившие в колониях (плантаторы,

предприниматели, военные), презрительное отношение к местному населению не считали нужным

скрывать.

Конечно, политика каждой из колониальных держав имела свои особенности. Все же попытаемся

выделить некоторые общие черты реформ в колониях.

Для всех колонизаторов одним из важнейших вопросов был вопрос о собственности на землю.

Наиболее последовательными сторонниками частной собственности среди других колонизаторов

проявили себя англичане в Индии и на Цейлоне. После первых неуклюжих попыток сохранить

старую систему налогообложения, лишь заменив собой прежнюю власть падишаха и навабов,

попыток, стоивших индийскому народу многомиллионных жертв, англичане ввели в разных

частях своих владений три системы землевладения и налогообложения, исходя из менявшихся

представлений о том, кто должен быть собственником, а следовательно налогоплательщиком, и

как обеспечить подъем хозяйства и рост поступлений от налогов. В Восточной Индии

собственниками были объявлены крупные землевладельцы, налог с которых был зафиксирован

«навечно» и в результате падения цены серебра стал быстро уменьшаться. В Северной Индии

собственниками стали более мелкие владельцы, объединенные в общины, налог с которых был

зафиксирован на 30 лет. Однако впоследствии по политическим соображениям англичане не

решились серьезно поднимать этот налог, и он тоже стал незначительным. В Южной Индии земля

была дана райятам, которые считались крестьянами, но на самом деле значительное их число

также являлись землевладельцами помещичьего типа. Для них был установлен наиболее высокий

налог, но его потом пришлось снижать. Более подробно об этих системах землевладения и

налогообложения рассказано в главах по Индии.

Англичане были догматически уверены в благотворности частной собственности для развития

сельского хозяйства. Однако в результате их мероприятий земля оказалась в руках слоя,

неспособного развивать производство, феодального по своей ментальное™. После синайского

восстания аграрная политика англичан изменилась. Они стали принимать законы, защищавшие

арендаторов от всевластия помещиков. Частная земельная собственность, практически теперь уже

не ограниченная «сверху» (высоким налогом), стала ограничиваться «снизу» — путем

фиксирования ренты с арендаторов. Однако колонизаторам так и не удалось создать в Индии слой

сельских хозяев, заинтересованных в развитии производства. Англичане ставили перед собой три

задачи: 1) создать условия для развития сельского хозяйства, что должно было обеспечить их

необходимыми товарами и расширить налоговую базу; 2) сохранить высокий земельный налог,

который должен был обеспечить их финансовые нужды; 3) создать себе в Индии социальную

опору. Первые две задачи не были решены, а третья осуществилась. Класс помещиков стал верной

опорой колониального режима. Однако затем из среды этих помещиков вышли первые индийские

интеллигенты, оппозиционеры власти, лидеры будущего национально-освободительного дви-

жения.

347

На Цейлоне первые колонизаторы (португальцы и голландцы) пытались использовать ресурсы

острова, оставляя в силе прежнюю систему отношений власти и подданных. Той же линии

придерживались и англичане в первые десятилетия своего господства. Лишь в 1833 г. была

отменена обязанность безвозмездного труда на правительство (раджакария), введена частная

собственность на землю и разрешена свободная продажа казенных и всех прочих земель.

Голландцы на Яве в течение всего периода своего владычества были ориентированы на торговлю

тропическими продуктами. Перед ними стоял вопрос, как обеспечить надежное поступление

мускатного ореха, гвоздики, кофе, тростникового сахара, индиго и хлопка. Был период в их

колониальной политике (1816-1830), когда они, подобно англичанам в Индии, уповали на

введение частной собственности. Буржуазная догма гласит, что хозяин земли непременно хочет

увеличить свой доход и потому станет выращивать на своем участке наиболее выгодные

культуры. Однако яванские крестьяне, получив права на землю, не торопились выращивать

нужные колонизаторам товарные культуры, а расширяли посевы риса. В 1830 г. голландцы

вернулись от методов частного капитала к государственно-крепостнической эксплуатации. Была

введена так называемая система культур (т.е. принудительных культур), по которой крестьяне

были обязаны отводить определенную часть своей земли под нужные колонизаторам культуры —

сахарный тростник, индиго, кофейное дерево, чайный куст, табак, перец, коричное дерево,

хлопчатник, масличную пальму, хинное дерево. Кроме того, крестьяне приписывались к фабрикам

по переработке урожая этих культур. Система оказалась «удачной»: доходы колонии возросли и

стали существенной частью нидерландского государственного бюджета.

Лишь в 1870-е годы «система культур» была отменена и яванские крестьяне стали правомочными

собственниками.

Система управления в колониях должна была сочетать безусловную неограниченную власть

колонизаторов с определенным привлечением к управлению местного населения. Нельзя сказать,

что колониализм оставил освободившимся затем странам навыки современных форм правления на

верхних эшелонах власти. Самые демократические страны вроде Англии и Франции строили свою

верховную власть в колониях на авторитарных принципах. Несмотря на элементы коллективного

управления (советы высших должностных лиц при губернаторах и генерал-губернаторах) и

определенную систему контроля над деятельностью колониальной администрации со стороны

парламентов и правительств метрополий, власть губернаторов практически была единоличной.

Органы, соответствующие понятию «правительство», в большинстве колоний были созданы

только в XX в. Местные жители в них не входили.

На более низких ступенях исполнительной власти колонизаторы не могли обходиться без помощи

местных кадров. Англия, например, не могла бы удержать индийскую империю в своих руках

собственными силами. В 1837г. в Индии была всего 41 тыс. англичан, из них 37 тыс.—

военнослужащие. Гражданских чиновников было всего около тысячи. Еще около 3 тыс. —

неслужащих англичан. Они могли рассчитывать на помощь 30 000 «евразийцев», т.е. потомков от

смешанных браков англичан и индийских женщин. В 1861 г. в Индии находилось англичан: 84 083

военных, 22 556 гражданских лиц, 19 306 женщин. Понят-

348

что колониальный аппарат на уровне области (дистрикта) и района (тахсила, талука) состоял

преимущественно из индийцев. Проблема заключалась в том, как заинтересовать индийцев служить

англичанам, не допуская первых к высоким постам.

В Акте об управлении Индией 1793 г. говорилось, что лица, не находящиеся на службе в Ост-Индской

компании, не должны занимать должности с жалованьем более 500 ф. ст. в год. В подобном законе

1833 г. это ограничение было снято, более того, утверждалось, что при назначении на посты не должно

быть никакой дискриминации по расовому или религиозному принципу. Такое же обещание

привлекать к управлению всех, невзирая на религию и расу, содержала Прокламация королевы

Виктории 1858 г.

В 1853 г. было решено основать Индийскую гражданскую службу (Indian Civil Service), т.е. набирать на

административные посты в Индии лишь тех, кто сдаст соответствующие экзамены. Подразумевалось,

что экзамены может сдать любой, в том числе и индиец. Но экзамены надо было сдавать в Лондоне, на

английском, конечно, языке и в возрасте до 23 лет. В 1876 г. предельный возраст для сдачи экзаменов

был еще понижен до 19 лет. Экзамены начались только в 1858 г. Первым индийцем, сдавшим экзамен и

зачисленным на службу в 1864г., стал Сатьендранатх Тагор, старший брат будущего знаменитого поэта

Рабиндраната Тагора. Индийские образованные круги, которые к тому времени уже были довольно

многочисленны, стали требовать увеличения предельного возраста до 23 лет и разрешения сдавать

экзамены в Индии. Возраст был увеличен только в 1889 г., а экзамены в Индии стали приниматься

только в 1922 г.

Первоначально индийцев в системе гражданской службы были считанные единицы. Но постепенно они

составили заметный процент на всех этажах администрации. В 1867 г. из 648 человек, значившихся в

номенклатуре, было 12 индийцев. В 1903 г. их стало 92 из 1370 человек. В провинциальных

управлениях за эти же годы процент индийцев поднялся более значительно. Впрочем, следует

подчеркнуть, что высшее чиновничество — как англичане, так и индийцы — оставалось наиболее

консервативной силой в структуре власти.

Опорой режима была армия, состоявшая из английских частей (делившихся до 1858 г. на войска

Компании и королевские) и полков, набранных из индийцев (сипаев). В отличие от независимых стран,

в колониях не могло быть всеобщей воинской повинности, поэтому армия не могла стать фактором

национального сплочения. Англичане набирали сипаев из каст и конфессий, считавшихся «воинст-

венными». Служба в армии рассматривалась как привилегия. Дисциплина в европейских войсках была

свирепой. Белые солдаты за нарушения дисциплины наказывались плетьми. Нередко приговаривали к

500-1000 ударов плетьми. Были случаи смертей от таких наказаний. /

европейских солдат по крайней

мере однажды подвергались телесным наказаниям. Случались и смертные приговоры трибуналов.

Иной была политика в отношении синайских войск. Был, правда, период в первой половине XIX в.,

когда колонизаторам показалось, что они подчинили Индию окончательно и бесповоротно и могут

делать в ней что хотят. В частности, перестали обращать внимание на недовольство, зревшее в

синайских частях. Они жестоко поплатились за это в ходе синайского восстания. В дальнейшем они

349

пестовали синайскую армию весьма грамотно. Сипаи получали жалованье гораздо меньшее, чем

солдаты-англичане, офицеры синайских частей не могли дослужиться выше, чем до звания,

соответствующего сержанту, а после восстания — капитану, и возглавить подразделение крупнее роты.

Но физические наказания в синайских частях были запрещены.

Реформы Кольбрука-Камерона 1833г. на Цейлоне стали первым шагом к формированию современной

государственности. В некоторых отношениях модернизация аппарата Цейлона обгоняла в это время

подобный же процесс в Индии. Число английских чиновников было сокращено, в аппарат стали

широко привлекать цейлонцев, в том числе из низших каст. При губернаторе был создан

Исполнительный совет из шести чиновников и Законодательный совет с совеща-• тельными

функциями из 15 членов. Он состоял из девяти высших должностных лиц-англичан (в том числе всех

Алаев Л.Б., Козлова М.П., Котовский Г.Г., Непомнин О.Е., Смилянская И.М. (отв. ред.) История Востока. В 6 т. Том 4. Восток в новое время (конец XVIII - начало XX в.): Кн. 1

Подождите немного. Документ загружается.