Золотухина-Аболина Е.В. Курс лекций по этике

Подождите немного. Документ загружается.

_____________________________________Лекция

Последней проблемой, которую мы коротко

рассмотрим, говоря о долге, будет проблема

гипертрофии долженствования. Этическая

литература обычно молчаливо обходит подобные

сюжеты, так как этики по традиции считают

возможным обсуждать лишь позитивную роль мо-

ральных установлений, оставляя негатив

психологам. Но человек — существо целостное, он

не разделен на моральную и психологическую

части, разгороженные стеной, поэтому стоит

обратить внимание на то, что происходит, когда

моральные установки (например установка на долг)

подвергаются гипертрофии.

Психотерапевты отмечают, что высказывание «я

должен» обычно предполагает установку на свое

совершенство. Эта установка, сама по себе вполне

хорошая и важная, способна трансформироваться

в невротическую истошную требовательность к

самому себе, в постоянное переживание

собственного несоответствия завышенным

требованиям. Человек как бы рисует идеальный

портрет собственного «я», а потом бесконечно

сокрушается и казнит себя за то, что он

несопоставим с этим фантастическим портретом. В

таком случае любая неудача превращается в

моральную катастрофу, так как демонстрирует

индивиду невыполнение должного. « Я должен

учиться только отлично», «я должна быть

идеальной матерью», «я должен выполнять работу

лучше всех» — такие позиции есть выражение

надежды на идеальное бесконфликтное решение.

Суперморалист все время обижен. То на себя,

то на других, то на всех сразу, и потому он

раздражен. А раздражение, хотя это

психологическое, а не моральное состояние, очень

сильно влияет на характер человеческих

взаимоотношений. От раздражения до откровенной

злобности один шаг: и миру хочется отомстить, и

себя за несовершенство наказать... Вот уже и

морали конец. Бесконечно прав был Людвиг

Фейербах, когда писал в своей работе

«Эвдемонизм», что можно быть нравственным

Между долгом и виной

человеком в смысле господства над собой,

отрицания чувственности, можно быть верующим и

религиозным человеком и все-таки злым человеком

в сердце. Но быть добрым, полагает ведущий

материалист XIX в., — это, безусловно, хорошо

относиться к людям. И больше ничего. Вдумайтесь:

больше ничего. Я тоже думаю, что это так.

Категорическое требование сиюминутного

совершенства не ведет к добру. К добру ведет

реалистичность, способность прощать и спокойное,

терпеливое движение к лучшему.

2. Совесть — внутренний сторож

Совесть — особый морально-

психологический механизм, который

действует изнутри нашей собственной души,

придирчиво проверяя, выполняется ли долг.

Главная функция совести — самоконтроль.

Совесть напоминает человеку о его моральных

обязанностях, об ответственности, которую он

несет перед другими и перед самим собой. Со-

вестливый человек — это человек с острым

чувством морального долга, предъявляющий к себе

высокие нравственные требования. Совестливый

никогда не относится к себе снисходительно,

спрашивает с самого себя по всей строгости, не

ища оправданий. Тихий, но настойчивый голос

совести — мощнейшее орудие нравственности, он

звучит в человеке тогда, когда никакого внешнего

контроля нет, и субъект, предоставленный самому

себе, казалось бы, мог действовать безо всяких

ограничений. Однако ограничителем безбрежной

свободы выступает именно совесть, которая есть

предостережение и укор со стороны собственного

«я». Совесть тревожит личность, не дает ей

морально уснуть, заставляет ее корректировать

свои поступки согласно ценностям и установлениям,

существующим в обществе.

Бессовестным называют человека, в котором

отсутствует совесть как мощный внутренний

контролер. Такой человек, по сути дела,

безнравствен, ибо им не усвоены,

_____________________________________Лекция

не приняты душой важнейшие моральные

ориентиры. Бессовестного сдерживает только

внешний контроль, его нужно караулить, хватать за

руку, стеречь, дабы он не наносил вреда

окружающим. Как только существо бессовестное

получает свободу, оно тут же проявляет свою

безбрежную зловредность: лжет, крадет,

издевается над другими без зазрения совести.

Интересно то, что психологи обратили внимание на

следующий факт: в семьях, где существует

жесткий внешний контроль и жестокие наказания,

больше шансов вырастить бессовестного человека,

не понимающего ничего, кроме плетки. Он будет

идти к своей цели, стремясь избегать внешнего

наказания и нисколько не обращая внимания на

страдания окружающих. В то же время семьи, где

превалируют мягкие, доверительные отношения,

воспитывают совестливых детей, у которых высок

уровень внутреннего самоконтроля и моральной

рефлексии. Люди, вырастающие в атмосфере

внимания и ласки, глубоко усваивают моральные

нормы и идеалы, они сочувствуют окружающим,

воспринимают их страдания как свои и стремятся

не делать зла.

Совесть — феномен эмоциональный, она

проявляет себя через глубокие негативные

переживания, самоупреки, укоры, через

тревожность и озабоченность человека

моральностью и гуманностью своего поведения. О

ней говорят «муки совести», «угрызения совести». В

древнегреческой мифологии муки совести

изображались в виде Эриний — страшных чудовищ,

которые неотступно преследуют и терзают

человека.

Будучи по своей природе эмоциональной,

совесть выступает в каком-то смысле как

сверхразумная. Что это значит? Конечно, совесть

включается только тогда, когда человек знает

моральные нормы. Если он не знает их и

«морально невинен», то и совесть в нем не может

заговорить. Чтобы переживать по поводу

собственного отступления от ценностей, нужно их

знать и принимать ду-

Между долгот и виной

шою. В этом смысле совесть связана с разумом.

Однако разум — большой хитрец в отношении того,

как найти оправдания для нашего неморального

поведения. Когда человек отступает от повелений

морали, он обычно говорит себе: «я не мог», «я не

успевал», «мои старания все равно не дали бы

результата», т. е. ищет рациональные,

практические аргументы, обосновывающие

собственное несовершенство. Вот здесь И вступает

в силу сверхразумная природа совести. Совесть

игнорирует рациональные аргументы,

многословные рассуждения и витиеватые до-

казательства. Она приходит к человеку чувством,

которое без слов говорит: «Ты лжешь себе, ты мог

повести себя по-другому». Совесть упрекает молча,

но неотступно. Она заставляет людей говорить

самим себе правду и в конце концов

предпринимать реальные усилия для исправления

ситуации, если это, конечно, возможно.

Всегда ли права совесть? Думаю, что утверждать

так было бы некорректно.

Совесть — чувство ответственности за конкретно

понятый долг, это внутренний самоотчет за

выполнение совершенно определенных моральных

обязанностей, которые далеко не всегда совпадают

с обязанностями абстрактного морального субъекта

и могут далеко от них уклоняться. Человек может

считать своим долгом совершение кровной мести и

мучиться упреками совести за то, что не мог ее

совершить. Или некто обязан докладывать

начальству о благонадежности окружающих, и его

мучает совесть, что он пожалел своего соседа и

скрыл от властей его критические разговоры. В

подобных случаях всегда встают вопросы:

является ли истинным то добро, перед которым мы

держим отчет? Тем ли идеалам мы служим?

Возникает проблема иерархии ценностей, рефлек-

сии по «поводу самих установок нашей совести. И

здесь совесть неизбежно вновь возвращается к

разуму, без которого человек не может совершить

верный выбор в сложной ситуации.

_____________________________________Лекция

Философы, занятые этическими проблемами,

нередко обращаются к вопросу: возможна ли

чистая совесть? На эту тему существуют два

противоположных взгляда. Один взгляд,

выражаемый, в частности, выдающимся эти-ком XX

в. Альбертом Швейцером, состоит в том, что

чистая совесть как таковая невозможна. Это все

равно, что круглый квадрат или сапоги всмятку. Если

совесть — значит, непременно больная. Чистая

совесть, говорит Швейцер, изобретение дьявола!

В подобном случае приводится тот аргумент, что

человек совестливый по мере своего

самосовершенствования, предъявляет к себе все

более высокие требования. Он становится

суперчувствительным к малейшему своему отступ-

лению от моральных образцов и начинает

переживать такие тонкости, которых обычный

индивид и вовсе не заметит. Он все время страдает

от своего несовершенства и его совесть, как

открытая рана. Тот же, кто говорит, что его совесть

чиста, просто не имеет совести, потому что совесть

как раз и есть инструмент, указывающий на укло-

нение от долга. Но ведь мы не ангелы! Мы

постоянно грешим, попустительствуем своим

слабостям, и, значит, чистая совесть — не более,

чем иллюзия или самообман.

Другой взгляд состоит в том, что признавать свою

совесть чистой возможно и нужно. Чистая совесть

— это сознание того, что ты в общих чертах

справляешься со своими моральными

обязанностями, что за тобой нет существенных

нарушений долга и крупных отступлений от

нравственных ориентиров. Зачем надо мучиться,

если ты действительно выполняешь то, что

положено, и делаешь это честно и охотно?

Ощущение чистой совести дает человеку

уравновешенность, спокойствие, способность оп-

тимистично и бодро смотреть в будущее. Если у

морального индивида возникнут реальные

основания для сомнений в правильности того или

иного своего поступка, индикатор-совесть

моментально заработает. Это произойдет даже

раньше, чем возникнет рефлексия, чем появит-

Между долгом и виной

ся мысль — «что-то не так». Но там, где таких

реальных оснований нет, изобретать себе муки и

посыпать голову пеплом совершенно незачем.

Совестливость не должна становиться болезнью,

мазохистской страстью, тем самым

самоуничижением, которое паче гордыни. В этом

случае человек может так увлечься муками совести,

что забудет о реальной жизни, которая

продолжается.

Чистая совесть — нормальное состояние

человека, выполняющего моральный долг, это

награда за нравственные усилия. Я совершенно

согласна с нашим отечественным этиком XX в. Г.

Бандзеладзе, который считает, что без чистой

совести добродетель потеряла бы всякую ценность.

Интересное понимание совести дано в работах

психоаналитика Э. Фромма. Фромм считает, что

совесть бывает двух видов — авторитарная и

гуманистическая. Авторитарная совесть выражает

нашу подчиненность внешнему авторитету. При

авторитарной совести мы некритически усваиваем

повеления некоей внешней силы, религиозной или

социальной, и выполняем ее волю, потому что

боимся. Подчиняясь авторитарной совести из

страха наказания, человек следует повелениям,

которые далеки от его собственных интересов.

Власть преследует свои корыстные цели и

использует индивидов лишь как средство, принуждая

их к подчинению с помощью формирования меха-

низмов авторитарной совести. Если человек

отступает от велений власти, он чувствует себя

виноватым перед ней и страдает, боясь

последующего наказания. Но как только люди

понимают, что власть утратила силу и ничем не мо-

жет им повредить, они тотчас теряют свою

авторитарную совесть и больше не подчиняются

тому, перед чем еще вчера робели и преклонялись.

Гуманистическая совесть, по Фромму, это голос

самого человека, лучшего начала в нем,

способного на саморазвитие. Гуманистическая

совесть не дает людям быть рабами, безропотно

подчиняться чужим интересам, тра-

__________________________________ Лекция

тить жизнь впустую. Она призывает к

самореализации, к воплощению в действительность

лучших своих сил и возможностей, к тому, чтобы

строить свою жизнь в гармонии с другими людьми.

Иногда голос совести звучит косвенно через страх

старости или смерти, когда человек вдруг

понимает, что он не состоялся и не выполнил дол-

га перед самим собой. Совесть — это призыв.

Совесть как зов была понята в XX в. еще одним

выдающимся мыслителем Мартином Хайдеггером.

Совесть для него сродни истине. Она заставляет

человека вспомнить о своей конечности,

смертности и вынырнуть из обезличенного

обыденного мира, обернувшись к вопросу о Бы-тии

и к теме собственной неповторимой

индивидуальности. Зов совести приходит в

молчании.

Завершая разговор о совести, можно сказать,

что она всегда выступает как особого рода

внимательность, как осторожное замедление

рассмотрения морального сюжета и чуткое

вслушивание в ход внутренних и внешних событий

— все ли в порядке? Не нужно ли переосмыслить

происходящее и предпринять душевные и

практические усилия, чтобы восстановить

нарушенную моральную гармонию?

3. Стыд как страх осуждения

Совесть настойчиво напоминает человеку о его

ответственности перед собой и перед другими за

выполнение моральных обязанностей, говорит о

необходимости соответствия им. Двумя

важнейшими высокоэмоциональными формами

переживания моральной ответственности, а также

своего несоответствия велениям долга являются

стыд и вина. Остановимся на феномене стыда.

Многие авторы рассматривают стыд как страх

перед порицанием извне. Стыд выступает как

переживание своего несоответствия

моральным требованиям перед лицом Других.

Другие люди, с которыми нас объединяют общие

представления о добре и зле, о должном и не-

4. Зак. 49 97

Между долгом и виной

должном, могут осуждать и осмеивать нас, если мы

ведем себя несообразно принятым нравственным

нормам и образцам, Когда человек трусит или

жадничает, предает или проявляет ненужную

агрессию, он встречает неодобрение, презрение или

насмешку окружающих и стыдится собственных

поступков, гневается на самого себя. По

выражению К. Маркса, стыд — это гнев,

обращенный внутрь. Можно добавить, что этот гнев

вызван пониманием своего выпадения из некоего

круга значимых Дру-гих, осознанием своего

поражения, унижения, преступности и

отчужденности.

В стыде мы непосредственно понимаем, как

глубоко связаны с окружающими нас людьми, как

трудно нам чувствовать себя хотя бы временно

третируемыми, непризнанными. И если «на миру

смерть красна», то стыд на миру ужасен. Когда

человеку стыдно перед людьми за себя или за

своих близких, его не спасает от страданий ни

богатство, ни высокое положение. Он чувствует за

спиной осуждающие взгляды, слышит смешки, в

любом шепоте ему мерещится обсуждение его

падения, и жизнь поистине превращается в ад.

Пасть в глазах окружающих, в глазах общества,

опозориться — одна из самых больших морально-

психологических бед. Пасть в чьих-либо глазах —

это значит потерять высоту, ценность, скатиться на

низший уровень, где место только недостойным.

Вот отчего люди остро боятся стыда, страшатся

позора, опасаются оказаться несоответствующими

некоему комплексу требований, предъявляемых

сообществом и окружающими. Стыд усиливает

самокритику и временно вызывает чувство

бессилия.

В стыде доминируют Другие, даже если в момент

совершения недостойного поступка человек один и

никто непосредственно за ним не наблюдает. Ему

может быть стыдно перед собой, а это чувство — не

что иное, как спроецированный внутрь нашей души

взгляд Других. Другие наблюдают за нами из

глубины нашего «я», судят нас

_____________________________________Лекция

нашим собственным внутренним голосом,

предъявляют моральный эталон, властно

указывают на него. В художественной литературе

неоднократно описывались ситуации, когда в

человеке борются между собой два мотива: тяга

совершить под давлением желаний что-либо

запретное (украсть, изменить дружескому долгу,

поступить согласно эгоистической цели) и стыд за

возможность такого поведения, который предстает

в виде осуждения конкретных значимых людей:. «И

я подумал, а если бы моя мать видела это» или «

Что сказал бы мой учитель, узнав, как я поступаю!»

Ужас перед осуждением значимых личностей

(иногда отдаленных в пространстве или даже умер-

ших), стыд перед ними способен остановить

человека, не допустить его морального падения

или даже не дать совершить преступление.

Когда человек стыдится, Другой предстает перед

ним как существо более высокое — могучее,

здоровое и способное. Он может пренебречь

стыдящимся и оставить его в одиночестве.

Стыдящийся чувствует себя объектом оценки, его

собственные субъективные силы и потенции

скованы стыдом, парализованы им. Ж.-П. Сартр

связывает феномен стыда с самой нашей

объектностью, которая возникает под взглядом

Другого, обращенным к нам извне. Именно под

этим взглядом мы теряемся и краснеем: мы не

знаем, что делает из нас взгляд Другого, каким он

нас видит. А если это взгляд с насмешкой, то он

непосредственно приписывает нам униженность и

несовершенство.

В особенности стыдятся чужих, старших и

вышестоящих. Это происходит, наверное, потому,

что все три названные категории людей, во-первых,

оказываются высокозначимы, а во-вторых, между

мною и ими существует дистанция, которую я не

могу преодолеть по собственной воле. При такой

дистанции невозможна идентификация: чужие,

старшие и вышестоящие не могут посмотреть на

меня как бы изнутри моего «я», понять меня и

Между долгом и виной

простить. Они полностью внешние, они судят по

всей строгости моральных норм, не отступая от них

и не снисходя. Они видят меня извне — как

законченную вещь, которая уже не изменится, не

улучшится, и заставляют меня окостеневать в моем

стыде, в сознании моего несовершенства.

В то же время близкие люди, ровесники и те, кто

равен нам по социальному статусу, гораздо более

способны войти в наше положение, увидеть

ситуацию изнутри, посочувствовать, может быть,

даже найти оправдание ошибкам и промашкам. Они

не так сильно объективируют нас, не так сурово и

беспощадно укоряют, оттого и стыдиться их

приходится меньше. Но, конечно, если они много

значат для нас, то и здесь мы испытываем стыд —

гнев на себя за то, что упали в глазах столь дорогих

людей.

Интересно то, что стыд человек может

испытывать не только от упреков и пристыжения, но

и от избыточных похвал, от дифирамбов, которые,

казалось бы, должны только радовать. Разумеется,

это происходит лишь с очень совестливыми

людьми, которые испытывают неловкость и

неудобство, полагая, что на самом деле у них нет

тех достоинств, которые им приписывают. Им

стыдно и за тех, кто чересчур щедро хвалит, и за

себя, поскольку они вынуждены слушать

завышенную оценку. Впрочем, человеку

самовлюбленному такой вид стыда не грозит.

Тщеславный боится лишь порицания и стыдится

только позора, похвалы любого накала он всегда

примет за чистую монету.

Пробуждение у людей чувства стыда всегда было

формой общественного воздействия. Культурологи

отмечают, что большинство известных культур

можно разделить на два вида культуры вины и

культуры стыда. К культурам вины обычно относят

западное общество, где акцент нравственного

контроля перенесен внутрь человеческого

существа, а к культурам стыда — восточное

общество, в особенности древневосточные

цивилизации, например,

100