Золоева Л., Порьяз А. Мировая культура: Древняя Греция. Древний Рим
Подождите немного. Документ загружается.
специальными кожаными попонами, чтобы они не испачкали и не
порвали свою драгоценную шерсть.
Очень популярной областью животноводства стало разведение
свиней. Свиное мясо было любимым кушаньем жителей италийских
городов. Многие государственные деятели и полководцы на досуге
изобретали новые способы приготовления свинины. Животных
раскармливали для продажи желудями, зерном, горохом и чечевицей,
отчего их мясо становилось очень нежным, а сами свиньи не могли ни
ходить, ни даже стоять на ногах от тучности.
Появились огромные хлебные плантации, где рабы выращивали
пшеницу и ячмень, обходившиеся хозяевам так дешево, что его
продавали на рынке по более низким ценам, чем зерно провинций.
Все это привело к быстрому расцвету крупных
рабовладельческих хозяйств – латифундий (от латинского latus fundus –
«обширное владение»), выросших на развалинах мелких крестьянских
хозяйств, скупленных за бесценок и объединенных в большие имения.
Представление о размерах этих латифундий в I в. до н.э. дают слова
Плиния Старшего: “Половина римской провинции Африка
принадлежала шестерым владельцам”. Сейчас это территория трех
государств – Алжира, Туниса и Марокко.
Однако большое количество рабов, работавших на латифундиях,
затрудняло контроль над ними. Производительность рабского труда
резко снижалась, и в I-II вв. н.э. владельцы крупных земельных участков
стали дробить их на более мелкие и сдавать в аренду своим клиентам
или свободным арендаторам – колонам. Первоначально этим словом
называли любого свободного землевладельца, который сам обрабатывал
собственный участок земли, а начиная с I века н.э. колонами стали
называть арендаторов, свободных юридически, но на деле
прикрепленных к земле владельцев крупных латифундий.
Колоны распоряжались арендованной землей по своему
усмотрению, хозяин не вмешивался в сельскохозяйственный процесс.
Колоны выплачивали хозяину денежную плату за аренду, и, кроме того,
выполняли еще целый ряд натуральных повинностей. Но
необходимость выплачивать латифундисту деньги вынуждала колонов
продавать часть продукции на рынке. Постоянные колебания цен
приводили к тому, что колоны продавали свой товар за полцены, а то и
за бесценок; это вело к росту недоимок, и латифундисты все чаще стали
брать арендную плату с доли урожая. Известно, что в III в. н.э. колон
обязан был отдавать третью часть пшеницы, ячменя, вина, масла и олив,
четвертую часть бобовых культур и т.д. Помимо этого, несколько дней в
году колоны должны были отработать в хозяйстве латифундиста.
Если во II в. н.э. ситуация, сложившаяся в системе колоната,
была выгодна и землевладельцам, и самим колонам, то в III в. в связи с
общим кризисом в Империи положение последних стало заметно
ухудшаться. Непомерные расходы на армию, на прихоти и капризы
императоров, на содержание все разраставшегося класса люмпен-
пролетариата тяжким бременем ложилось на плечи свободных
арендаторов. Невозможность уплатить налоги, вновь введенные
латифундистами, заставляла колонов брать ссуды либо у крупных
землевладельцев, либо у богатых торговцев. Долги привязывали колона
к земле своего хозяина, они не могли теперь покинуть арендованный
участок, а латифундисты, пользуясь этим, постоянно повышали
различные платежи и натуральные повинности.
Наконец, в 332 г. н.э. император Константин своим эдиктом в
законодательном порядке лишил колонов права переходить из одного
имения в другое. Бежавшего колона заковывали в кандалы и
возвращали прежнему хозяину. Хотя официально колоны все еще
считались свободными, земледельцам запрещалось отчуждать свои
земли без сидящих на них колонов. Некогда свободный арендатор
рассматривался теперь как “раб земли”, занимая в социальной структуре
общества промежуточное положение между свободными и рабами.
Большие успехи сельского хозяйства в Риме привели к тому, что
земля в Италии стала очень дорогой, и это побуждало римлян покупать
дешевые заброшенные земли в провинциях. Римский землевладелец
оказывался за границей в привилегированном положении: в отличие от
соседей, он был полноправным римским гражданином, и мог как угодно
обходиться с бесправными местными жителями.
К I в. н.э. в Египте, Северной Африке и Сицилии отдаются под
пашни все новые и новые территории, италийское вино перестает
выдерживать конкуренцию не только греческих, но даже галльских и
испанских вин. Вместо обезлюдения провинций начинается
обезлюдение Италии. На фоне сильнейшего упадка сельского хозяйства
в Риме, в провинциях растут новые экономические центры, которые все
меньше и меньше зависят от “вечного города” и в экономическом, и в
политическом отношении.
Промышленность и торговля
Далеко не все отрасли промышленности Древнего Рима известны
современным исследователям. Но о деятельности людей, одевавших и
кормивших население тогдашней Италии, сохранился довольно богатый
материал. О хлебопечении и производстве сукна и пойдет речь в этой
главе.
“Пекарей в Риме не было до самой войны с Персеем, то есть
больше 580 лет с основания города. Квириты пекли себе хлеб сами; это
было, по преимуществу, женским делом.” Во времена Плиния
Старшего, автора этих строк, в городах хлеб пекли дома уже лишь
немногие состоятельные люди. Обычно горожане покупали хлеб в
пекарнях, в которых располагались также мельница и хлебная лавка.
Ветряных мельниц античность не знала; несмотря на то, что они
появились уже в I в. н.э., широко использовать ветряные мельницы
стали только в Средние века. В Древнем Риме, так же как и в Греции,
мельничные жернова заставляли вращаться силы человека или
животного. Устроены они были по тому же принципу, что и
современные ветряные или водяные мельницы: между двумя
жерновами оставлялся зазор, при этом верхний жернов ходил кругом, а
нижний оставался неподвижен. Верхний жернов служил воронкой для
зерна, которое через отверстие внизу постепенно стекало в зазор, где и
размалывалось при вращении верхнего жернова вокруг нижнего. В два
больших четырехугольных отверстия по бокам верхнего жернова
вставлялись прочные деревянные ручки. Взявшись за них, мукомолы
приводили жернов в движение.
Большие мельницы, вращать которые людям было не под силу,
выглядели несколько иначе. На “макушке” нижнего жернова вставлялся
длинный шест так, чтобы он выдавался над краями жернова. Конец
этого шеста входил в отверстие штанги, укрепленной поперек верхнего
жернова. В деревянные ручки и в концы штанги вделывались
деревянные бруски, и верхняя часть мельницы оказывалась в
четырехугольной раме, с помощью которой припряженное к ней
животное вращало жернов.
Высота стержня, вставленного в нижний жернов, определяла
величину зазора, в который сыпалось зерно. От этого зависело качество
помола – более мелкого или более крупного. При раскопках Помпей,
погребенных под лавой после знаменитого извержения Везувия, была
обнаружена великолепно сохранившаяся мельница. К ней приделали
описанную выше раму, впрягли осла и, засыпав зерно, пустили
мельницу в ход; молола она превосходно.
Тесто из смолотой муки замешивали примерно так же, как и
сегодня. Муку высыпали в корыто, поливали водой и клали в нее
закваску – кусок старого прокисшего теста. Римляне считали, что
квашеный хлеб гораздо полезнее пресного. Тесто обычно месили
руками, но в больших пекарнях использовали специальные
“вымешивающие” машины. Устроены они были следующим образом: в
стенках большой цилиндрической формы кадки на разной высоте
проделывали два узких и глубоких отверстия, в которые вставлялись
крепкие палочки. В центр кадки был вставлен вращающийся столб с
тремя лопастями; на верху его укреплялся рычаг-рукоятка. С помощью
рычага столб приводили в движение, лопасти вымешивали муку, а
полочки по бокам сбрасывали с лопастей налипшие на них кусочки
теста.
Хорошо замешанное тесто выкладывали на стол, и, раскатав,
клали в специальные формы. Потом хлеб ставили в печь, внешне
довольно похожую на русскую деревенскую печь. Ставили ее обычно
так, чтобы с одной стороны печи была комната, где формовали хлеб и
подавали его для посадки в печь, а с другой – хлебная кладовая, куда
пекарь передавал уже готовые хлебы. Здесь хлеб остывал и хранился до
продажи.
В италийских пекарнях выпекали только пшеничный хлеб. Рожь
в древней Италии не любили и считали ее вредной для желудка.
Пшеничный хлеб был самых разных сортов, его качество определялось
помолом, качеством муки и различными приправами, которые клали в
тесто. Хлеб из самой лучшей муки назывался “белым” или “чистым”.
Хлеб второго сорта так и называли “вторым”, или “следующим”.
Император Октавиан Август предпочитал “следующий” хлеб всем
прочим сортам. Из грубой муки с большой примесью отрубей
выпекался хлеб третьего сорта, предназначенный для бедноты и рабов.
Гурманы предпочитали хлеб из сдобного теста, поставленного на
молоке и яйцах.
Обычно хлеб выпекали продолговатыми булочками или
круглыми ковригами, посаженными в низкие формы. Перед тем как
поставить в печь эти “караваи”, их пальцем крестообразно делили на
четыре части, чтобы легче было ломать выпеченный хлеб. Столовыми
ножами для резки хлеба римляне не пользовались.
Во время археологических раскопок в городе Помпеи, во многих
пекарнях было найдено очень много обугленного, но хорошо
сохранившего свою форму хлеба, а также пирожные, которые пекли в
кондитерских.
Хлеб в Италии продавали в хлебных лавках или с лотков,
вразнос. В лавках устраивался длинный прилавок, заделанный с трех
сторон хорошо пригнанными досками. За прилавком – открытый шкаф,
на его полках и прилавке – груды хлеба. Иногда за таким прилавком
стоял не хлеботорговец, а на некотором возвышении восседал эдил,
раздающий народу хлеб.
Хозяева пекарен играли заметную роль в жизни всех италийских
городов. Несмотря на то, что торговля хлебом была под надзором
городских властей и повышать цены на хлеб запрещалось, хлебники
находили выход из положения. Они выпекали буханки несколько
меньших, чем было принято, размеров. А если удавалось договориться с
эдилами, то буханки и вовсе становились маленькими. И тогда беднякам
приходилось покупать хлеб размером меньше, чем воловий глаз, на что
с пафосом жалуется один из гостей Тримальхиона в “Сатириконе”
Петрония. “Толстопузые” хлебники, по выражению того же неуемного
гостя, “снюхивались” с эдилами, а простой люд смиренно поджидал
подачек – бесплатных раздач хлеба от какого-нибудь богатого
магистрата, желавшего расположить к себе народ.
«Сатирикон» – известнейшее произведение римской
литературы I в. н.э., написанное на т.н. «народной» латыни и
рисующее картину жизни всего римского общества того периода.
Хлебная торговля в древней Италии была очень доходным
делом, а хлебники – силой, от которой зависело прозябание или более-
менее сносное существование бедноты. В пекарнях и на мельницах
работали днем и ночью. Это был каторжный труд; нередко хозяева в
наказание отправляли провинившегося раба работать к хозяевам
пекарен. В полутемном помещении едкая мучная пыль и жар от
накаленной печи превращали без того изнурительную и монотонную
работу в сущую муку. Только раз в году, в июньский праздник Весты,
для людей и животных, работавших на мельнице, наступала короткая
передышка; на один день мельничные жернова, убранные венками,
останавливались, ослов украшали гирляндами из хлебцев, и замученные
хозяйскими понуканиями и лихорадочным трудом работники могли
немного отдохнуть.
Веста – богиня домашнего очага, весьма почитавшаяся в Риме.
Более сносной была жизнь сукновалов, снабжавших одеждой
древнюю Италию, где все, от сенатора до раба, одевались в шерстяные
ткани. Огромные стада овец паслись по всей Италии; особенно
гордились своими стадами овцеводы долины реки По и южной Италии
– некогда греки завезли сюда тонкорунных овец из Милета.
Поверхность овечьей шерсти покрыта чешуйками и зубчиками,
придающими ей цепкость и способность плотно сцепляться с соседними
волосками, или, как говорят сукновалы, “сваливаться”. Валяние и было
первой работой сукновала. В сукновальных мастерских устраивались с
помощью перегородок отдельные ниши. В каждой нише стоял глубокий
круглый чан, вроде ступки, а функцию песта в этой “ступке” выполнял
сукновал, по-латыни «фуллон». Опершись руками о стенки своей ниши,
он “отплясывал” знаменитый “танец фуллонов”: подпрыгивая вверх,
античный сукнодел валял сукно и одновременно промывал его.
Дело в том, что в древности сукновальня служила еще и
прачечной, куда сдавали для стирки и починки старую одежду. Надо
сказать, что италийские фуллоны весьма преуспели в своем деле. Самая
ветхая одежда становилась в их руках (точнее, в ногах) совершенно как
новая.
В древней Италии для стирки не пользовались мылом. Грязь
смывали, добавляя в воду щелок или особую “сукновальную глину”,
впитывавшую в себя жир. Гораздо чаще вместо воды использовалась
моча человека или животных. Особенно ценилась фуллонами
верблюжья моча. Постоявшая несколько дней моча образует с жиром,
который впитался в одежду, жидкое аммиачное мыло, превосходно
смывающее грязь. Для сбора мочи фуллоны выставляли на улицах
большие посудины для прохожих. Одну такую “старую посудину
скупого фуллона”, как назвал ее Марциал, нашли сохранившейся
непосредственно на своем месте: в Помпеях, рядом с домом, где жил
сукновал Фабий. Большая винная амфора с отбитым горлышком
простояла в целости несколько сотен лет – как будто в ожидании
раскопок.
Материю, вынутую из ступок, по окончании “танца”, тщательно
прополаскивали, развешивали на веревках, и после просушки
приступали к ворсованию. С помощью этой процедуры на поверхности
плотно свалянной материи образовывался слой торчащих ворсинок,
придававших ей пушистость и мягкость. Для этого поверхность ткани
драли ворсовальным барабаном. К ее ободьям были прикреплены узкие
рамки с насаженными на них шишками ворсянки. Иногда сукно
надирали вручную – шкуркой ежа или щеткой из шишек чертополоха.
После ворсования материю окуривали серой: на легкую
плетеную клетку натягивали ткань, а внутри клетки ставили сосуд с
зажженной серой; ее пары уничтожали любые пятна, в том числе и
винные. Затем материю “крахмалили”. Особый сорт глины, которым ее
натирали, делал ткань блестящей, и одновременно защищал от быстрого
загрязнения. И наконец, приступали к “глажке”: материю клали под
пресс, представлявший собой два крепких столба, соединенных вверху
перекладиной, между которыми клалась доска; над ней находилось еще
несколько досок, их можно было поднимать и опускать.
Среди ремесленников сукновалы занимали особое место. Их
работа, проходившая на открытом воздухе, требовала большой силы и
ловкости и равномерно развивала все мышцы. Фуллоны, вечно
измазанные мочой и глиной, но крепкие и сильные, пользовались
большой популярностью среди народа. Да они и сами знали цену
своему ремеслу. В том самом доме помпейского сукновала Фабия с
сохранившейся “старой посудиной” археологи обнаружили
красноречивую надпись, автор которой переделал первые строчки
“Энеиды” – знаменитой поэмы Вергилия об основателе империи – в
гимн родному цеху: “Сукновалов пою и сову”. Сова была птицей
Минервы, покровительницы фуллонов.
Минерва – римская богиня мудрости, покровительница
ремесел.