Журнал - Новый Часовой. No 8-9. 1999

Подождите немного. Документ загружается.

241

А. Б. Егоров. Римская военная символика в Петербурге

Конная статуя Николая I на Исаакиевской

площади (арх. О. Монферран, ск.

П. К. Клодт; 1856—1859). Санкт-

Петербург

Конная статуя Марка Аврелия в Риме

(II в. н. э.)

Большое Потешное поле, ставшее уже в начале XVIII века местом военных парадов,

фейерверков и народных гуляний, с начала XIX века получило название Марсова. Марсово

поле в Риме представляло собой низменность между рекой Тибром и холмами Капитолием

и Квириналом, а также — городским районом Пинцием и было изначально посвящено

богу Марсу, вначале бывшему мирным божеством плодородия, а затем ставшему богом

войны. На римском Марсовом поле происходили собрания центуриатных комиций (рим-

ского народного собрания), имеющих военный характер. По аналогии с Римом, Марсо-

вые поля появились в ряде городов Германии и Франции, а затем и в России. Некоторым

новшеством в архитектуре Петербурга — Ленинграда стало превращение его в мемориал

жертвам революции, однако, быть может, и это восходит к традициям Рима. 5 ноября 1957

г. в центре мемориала был зажжен вечный огонь. Общечеловеческий символ — вечный

огонь имел для Рима особенное значение, а его поддержание должно было обеспечить

нормальное существование города.

Нарвские ворота были сооружены для торжественной встречи русской армии,

возвращавшейся из заграничного похода 1813—1814 гг., самого значительного похода

в Европу в истории Российской Империи. Московские ворота стали символом победы

русского оружия над Персией и Турцией в 1828—1829 гг. Центром композиции здания

Главного штаба тоже является Триумфальная арка, которую венчает колесница Победы с

Александровская колонна на Дворцовой

площади

(О. Монферран; откр. в 1834 г.). Санкт-

Петербург

Колонна Марка Аврелия в Риме

(II в. н. э.)

шестеркой коней. Как архитектурное сооружение, арка яв-

ляется изобретением римлян, а основаниями для постройки

как римских, так и российских триумфальных арок были

победы в больших войнах, завершавшихся триумфом —

торжественным прохождением армии по городу.

Смысл арок заключался не только в символике по-

беды, но и в их очистительном значении. Благодаря аркам,

обычай триумфа приобретал важный религиозный смысл:

при прохождении под ними солдаты очищались от скверны,

которой они покрывались во время пребывания в чужой

стране за пределами города. Российские арки очень напо-

242

НЕОЖИДАННЫЙ РАКУРС

Нарвские триумфальные ворота

(В. П. Стасов; 1827—1834 гг.). Санкт-Петербург

Арка Тита в Риме (I в. н. э.)

Арка Главного Штаба на Дворцовой площади

(К. И. Росси; 1819—1829 гг.). Санкт-Петербург

Арка Константина в Риме (IV в. н. э.)

минают римские, особенно арки Септимия Севера

(III в. н. э.) и Константина (IV в. н. э.).

Именно идея триумфальной арки показыва-

ет сложное отношение к войне как римлян, так и

россиян. Идея триумфа и триумфальной арки от-

ражают как радость победы и возвращения солдат

живыми с войны, так и выражение имперского

могущества и, вместе с тем, осознание трагедии

войны, глубокого понимания необходимости очи-

щения от зла, которое человек неизбежно видел и

часто должен был совершать на войне. Вместе с

тем, российская традиция несколько переосмыс-

лила идею триумфальной арки: если римляне ста-

вили их как памятники захватнической войне, то

триумфальные арки Петербурга связаны прежде

всего с Отечественной войной 1812 года, спасшей

независимость России.

Римское наследие также отражают памятни-

ки А. В. Суворову в центре Суворовской площади

и М. Б. Барклаю де Толли у Казанского собора.

Изображение А. В. Суворова в виде бога войны

Марса перекликается с римской традицией изо-

бражения императоров в виде богов. В памятнике

Барклаю де Толли можно обратить внимание на

жезл фельдмаршала, поразительно сходный с

жезлом римского полководца, и на поверженного

орла, изображение которого играло большую роль

в римской символике.

В популярности римской темы в России зна-

чительную роль играло влияние западноевропей-

ского искусства, для которого римская традиция

была важнейшим историческим фундаментом.

243

А. Б. Егоров. Римская военная символика в Петербурге

Как европейская столица России, Петербург был обращен на Запад, и, как известно, его

облик во многом отличается от традиционного облика русского города. Показательно и

то, что римская атрибутика была особенно характерна для определенного стиля, в част-

ности, высокого классицизма, господствовавшего в архитектуре города в 1800—1830-х гг.

и олицетворявшего прославление российской государственности. Вместе с тем, римская

военная тема прослеживается и в петровском, и в екатерининском, и в александровском

Петербурге. Город был столицей имперского государства, и более молодая держава ис-

пытывала «равнение» на великую империю древности. В отношении к Римской Империи

была и некоторая сложность. Победа над наполеоновской Францией, тоже видевшей в себе

преемника Рима, Францией, которая ранее воспринималась как культурный учитель Рос-

сии, преломилась в сознании русского общества прежде всего как победа православного

христианского государства над «безбожной» революцией, но вместе с тем воспринималась

и через идею побед римлян над галлами и через идею победы России над самим Римом,

а вместе с тем — как принятие исторической эстафеты.

«Мы и в литературе высоко чтим табель о рангах и боимся говорить вслух правду

о высоких персонах» ... К творчеству Великого князя Константина Константиновича, по

крайней мере к восприятию «Стихотворений К. Р» ближайшими современниками, мысль

Виссариона Белинского имеет совсем не косвенное отношение.

И в хвалебных, и в отрицательных оценках поэтического наследия «К.Р.» слишком

многое определялось социальным положением и происхождением автора.

Немало из того, что в превосходной степени прозвучало в адрес «поэта любви и

красоты» при его жизни, диктовалось условностями этикета. Впоследствии действи-

тельные достоинства лирики К. Р. легко “уравновешивались” одной фразой классового

комментария : “его умственный кругозор сложился в казарме; его любимой газетой было

«Новое время»”

В послереволюционные годы за Вел. кн. Константином прочно закрепляется харак-

теристика «эпигона светского стиля». В новой культурной ситуации ему отказывалось в

праве сохранить присутствие в панораме своего века хотя бы в качестве фигуры литера-

Л. Летягин

… Â êàðàóëå â Çèìíåì äâîðöå.

«Ëèòåðàòóðíûå ìå÷òàíèÿ» Ê. Ð.

Титульный лист первого издания «Стихотворений К. Р»

с автографом-посвящением Вел. кн. Александру Михайловичу

(воспроизводится впервые).

турного фона.

Среди выдвинутых временем аргумен-

тов вовсе не спорность масштаба лириче-

ского дарования «К. Р.» была действитель-

ной причиной того, что он был «отставлен»

и основательно забыт. В системе вновь заяв-

ленных категорий социологии искусства не

объясненной по существу осталась недавняя

культурная ситуация, в которой находили

естественное, бесконфликтное примирение

«негромкий поэтический голос» и «громкий

публичный успех».

***

Был или не был криптоним «К. Р.» за-

гадкой для читателя при своем появлении ? На

что рассчитывал член высочайшей фамилии,

выпуская в свет сборник своих стихотворе-

ний под этим «скромным псевдонимом»?

245

Л. Летягин. … В карауле в Зимнем дворце

Избираемое поэтическое имя не могло восприниматься в качестве абсолютно нового.

И несколько ранее, а затем параллельно с ним в русской словесности сосуществовало

около десятка авторов, укрывшихся за теми же литерами — без какого-либо намека на

принадлежность к царствующему дому. В 1861 году именно так, в частности, оказалось воз-

можным опубликовать неизвестные ранее стихотворения опального Кондратия Рылеева

Лишь какое-то время спустя инициалы « К. Р. » оказываются прочно соотносимыми с

одной конкретной персоной, потеснив в литературе и предшественников, и современников.

Только ли в меру своей разгаданности?

Не ставя целью выделить поэтические заслуги августейшего автора из общего на-

следия ревнителей светского стиля, необходимо отметить одно очевидное отличие «К.

Р.» от других “литературных аристократов”. Высший свет он знал не понаслышке и при-

надлежал к самой избранной его части по праву рождения.

Это была сфера действительной жизни, которая всегда оставалась недосягаемой,

традиционно-официальной, в чем-то “внеличностной”.

Великокняжеский титул, в соответствии с законодательством о Царской семье, давал-

ся по степени родства и с рождения отличал его обладателя от всякого частного человека.

“Литературное поведение” Великого князя неожиданно обозначило для читателя дру-

гую реальность — даже в тех случаях, когда стихи К. Р. не несли желаемой новизны образов

и не выходили за пределы поэтических штампов. Каким диссонансом должен был про-

звучать его лирический голос на фоне официоза восприятия жизни императорского дома :

…Смотри : не каждый ли из нас

Несовершенное созданье ?

Мы жертвы слабые судьбы,

Поступки наши так понятны !..

Не все ль виновны мы во многом,

Не все ли братья во Христе ?

Не все ли грешны перед Богом …

Если Екатерина Великая являла собою пример литературы с высоты трона, а все

выходившее из-под «высочайшего пера» приобретало характер политического документа,

то совершенно противоположной оказывалась культурная функция «Стихотворений К. Р.».

Можно ли было допустить любопытствующего современника к откровениям «любвео-

бильной души поэта» ? Лирическое чувствование мира неожиданно обнаруживалось там,

где ранее его встретить вряд ли представлялось возможным. Это неизбежно предполагало

рассмотрение проблемы «жанрового соответствия».

Обязательные для каждого дореволюционного издания отметки: «В государственной

типографии», «Дозволено цензурою» на титульном листе “Стихотворений К.Р.” приоб-

ретали специфическое дополнительное значение. Прежде чем пройти через цензурное

ведомство, они безусловно должны были пройти цензуру «Высочайшую», и Александр III

не мог в этом случае игнорировать в высшей степени охранительное “семейное мнение”.

В обозначенной ситуации самостоятельной оценки потребуют и лирический опыт «К.

Р.», и жизненный опыт Великого князя Константина Константиновича. Именно взаимо-

зависимость этих «начал» позволяет сегодня говорить об интересующих нас поэтических

опытах как явлении исключительном.

Племянник Александра II, кузен Александра III, двоюродный дядя последнего

российского императора не должен был восприниматься особняком в окружении своих

ближайших родственников.

246

НЕОЖИДАННЫЙ РАКУРС

Вместе с тем, поэт «К. Р.», оставаясь членом императорской семьи, неизбежно

вынужден был нести в своем творчестве отпечаток конфликта долга и чувства. Опыт

перевода Великим князем «Гамлета» имел для него явно программный, философский

характер.

Особая притягательность шекспировского образа побуждала не только к литератур-

ным переводам, обстоятельному и серьезному историко-культурному комментированию,

но и к многократному воспроизведению драматической ситуации в “в лицах” — в узком

кругу, на частной сцене. Это вносило особый оттенок в повседневность великокняжеского

дома. Как вспоминала княгиня императорской крови Вера Константиновна, “Сара Бернар,

великая французская актриса, приезжала к нам в Петроград, и они на сцене вместе с от-

цом разыгрывали «Гамлета» ”

“Я веду две жизни : одну — семейную, дачную, а другую — служебную, лагерную”

поделится однажды Великий князь в частном письме. Объединяющей, а во многом и при-

миряющей все планы действительности станет для К. Р. жизнь литературная.

Нам практически неизвестна область отечественной культуры, связанная с дворцовым

бытом. Положительные представления ограничивались здесь, как правило, покровитель-

ственной ролью самодержавия. Представить российского императора или близких ему

лиц в естественном качестве «рядового» читателя оказывалось совсем непросто. Сфера

еще недавно совсем неведомая — область авторства.

“Литературная домашность” – явление, охватывавшее когда-то почти все сословия

России. Поддержанная устной или письменной традицией, она активно формировала

основной фон читательских вкусов и предпочтений, накладывая отпечаток на многие

стороны культурной жизни.

Литературный быт Мраморного дворца не сводился к присутствию в гостиной

официально приглашенного чтеца. Не ограничивался он и областью литературного ди-

летантизма — стихами “на случай”, благосклонно принимаемым к именинам, и прочим

забавам праздного досуга.

“В свободное от службы время, — писал Великий князь И. Гончарову, — я обыкно-

венно читаю жене вслух, стараясь посвящать ее в прелести нашей родной письменности.

Она уже познакомилась с «Демоном» и «Героем нашего времени»…”

В самом узком читательском кругу оказывались впервые представлены и лирические

опыты К. Р., где, как правило, подвергались наименее лицеприятной оценке, не терпящей

ни общих лирических мест, ни универсальной возвышенности планов.

Всегда строгий в оценках Афанасий Фет, поэтический авторитет которого для Ве-

ликого князя будет абсолютен, тактично укажет своему августейшему ученику на «не-

обходимость искать новизну в поэзии».

Для И. Гончарова специфическая прелесть общих лирических мест К.Р. оказывалась

простительной в меру искренности автора. Вот почему он не раз берется поддержать

своего постоянного адресата.

“Ваши «домашние» критики строго судили, назвав это произведение «рифмованной

прозой» ”

, — поощрительно заключает Гончаров. “Присланные мне стихи, — отметит

он в другой раз, — <…> просты, искренни и трогательны, согласно натуре Вашей, и

еще, может быть, потому, что набросаны “случайно, против обыкновения”, т. е. выли-

лись прямо из сердца”. Гончаров сознательно дословно повторит строчки авторского

комментария по поводу вновь присланного ему стихотворения (“эти последние стихи

вылились как-то случайно и против обыкновения <…> Простите за непрошенные

строки …”)

. Естественность, “невольность” творческого импульса оказываются для

Гончарова залогом появления наиболее удачных стихотворных опытов опекаемого им

августейшего автора.

247

Л. Летягин. … В карауле в Зимнем дворце

Другая отличительная авторская черта «К. Р.» — «маркированность» каждого поэти-

ческого текста. Им точно датируются даже его переводы, причем всегда указывается не

только время, но и место написания стихотворения — Павловск, Стрельна, Осташево,

лагерь в Красном Селе…

Подробные отметки существуют уже в рукописных текстах, что позволяет рассма-

тривать стихотворные циклы как своеобразный дневник.

Этот лирический журнал отличают многие особенности мемуарного повествования, в

котором за “размытостью метафор” и общностью поэтических мест проступают реальные

биографические черты. “Письма” «К. Р.», вошедшие в первый сборник стихотворений,

оказываются частью его эпистолярного наследия и всегда предполагают конкретного

адресата.

Не случайно, что проясняющая лирическую ситуацию авторская атрибуция в первом

издании стихотворений окажется тактично снятой. В сборнике 1886 года отсутствуют

любые датировки, позволявшие хронологически соотнести поэтический «сюжет» с

событиями жизни членов высочайшей семьи, великосветской действительностью. От-

сутствовали и посвящения императрице, государю наследнику и др., не были названы

адресаты лирических посланий.

Однако три года спустя — при повторном издании «Стихотворений К.Р.» — хро-

нологические «привязки» будут восстановлены и попадут, таким образом, в сферу чита-

тельского интереса.

Период с 1886 по 1889 оказывается временем ключевого сдвига в понимании ав-

тором портретных черт его лирического героя, что позволяет рассматривать повторную

публикацию как издание принципиально иное. Решительность подобной декларации

вполне очевидна, так как это было первое доступное издание, поступившее в продажу.

Точное обозначение времени и места выполняло и особую эстетическую функцию,

уточняя интимные стороны портрета лирического героя.

Именно теперь обозначились и некоторые дополнительные грани стихотворных

текстов, не столь очевидные ранее. Так в поле зрения читателей оказалась поэтическая

идиллия, написанная в карауле в Зимнем дворце.

Стихи, написанные в карауле (?!) — несомненная ошибка определения, вряд ли до-

пустимая даже для Великого князя. В заявленном контексте биографический конфликт

К. Р. и его “гамлетовский комплекс” отступали на второй план перед конкретными долж-

ностными оценками. Как можно было соотнести в “штатной ситуации” произведение

«чистого искусства» и прямые службные обязянности командира гвардейской роты ?

Известная лирическая характеристика К. Р.

Я не могу писать стихов,

Когда встречаюся порою

Средь всяких дрязг и пустяков

Со лживой пошлостью людскою …

в меру романтической условности если и была простительна для молодого поэта,

то явно не годилась для послужного списка гвардейского офицера. По поводу эпитета

«пошлые» Иван Гончаров заметит однажды своему августейшему адресату: “Не все за-

боты в «шумном свете» пошлы: есть много необходимых и полезных, даже почтенных,

которые приходится нести большинству людей, лишенных возможности дышать свежим

воздухом «зеленых лугов» ”

Однако хорошо знакомые читателю приметы идиллического пейзажа для самого

автора оказывались чаще лишь фоном воспроизведения близкой ему бытовой реаль-

248

НЕОЖИДАННЫЙ РАКУРС

ности. Все социальные условности ( и в первую очередь условности придворного быта)

в лирике К. Р. будут устойчиво противопоставляться эмоциональному восприятию

полковых будней.

Здесь далеки мы от шумного света,

Здесь далеки мы от пошлых забот…

(“В дежурной палатке”)

…Вот от того мне так милы и любы

Эти стоянки под Красным Селом,

Говор солдатский веселый и грубый,

Шепот кудрявых березок кругом,

Эта дежурная наша палатка,

Этот зеленый простор луговой…

В лагерной жизни труда и порядка

Я молодею и крепну душой.

В какой степени совмещение элитарных установок “чистого искусства” и “прозы”

караульной службы было для К. Р. действительно конфликтным?

В письмах Великого князя к И. Гончарову находим интересную “прозаическую

параллель” его излюбленного лирического мотива : “Лето у нас стоит хорошее. Я лю-

блю наши воинственные упражнения под палящими лучами солнца, среди полей, где на

необозримое пространство кругом расстилается пестрое море цветов, посевов, лугов. Мне

кажется, всюду можно вносить свою поэзию и везде находить хоть долю прекрасного”

Шефом Измайловского полка был Государь император. Великий князь нес личную

ответственность за своих солдат-измайловцев, стоявших на часах у «личных комнат»

Александра III. Радостные и драматические стороны военного быта не раз послужат

импульсом к появлению стихотворных опытов К. Р. — «Солдатом он стал Государевой

роты в одном из гвардейских полков ...» (“Уволен”). Именно эти “полковые строки” И.

Гончаров не согласится назвать “рифмованной прозой”.

Интересующее нас стихотворение, написанное в карауле в Зимнем дворце, во всех

изданиях традиционно воспроизводится с пометкой “13 сентября 1885 г.”. Однако твор-

ческая история текста начинается ранее, что уточняется не только по рукописи

, но и

подтверждается дневниковыми записями Великого князя :

«3 сентября <…> Павловск <…> Вечером читал жене Обломова. Потом поехал к

Роберту, или вернее к его тетушке на дачу. Там провел очень прилично время. Пили чай,

разговаривали, смеялись. Когда я вернулся домой, мне вдруг захотелось «теплых летних

стихов», и я почти невольно выговорил два стиха :

Как хорошо бывало летом

В цветущем садике моем,

Так жарко, знойно так пригретом

Горячим солнечным лучом !

Эти последние два стиха я прибавил сегодня вечером. Пили кофе вместе женой. Я

писал дневник <…> отправил письмо …»

Авторская отметка « Въ карауле в Зимнем дворце» имеет отношение лишь к оконча-

249

Л. Летягин. … В карауле в Зимнем дворце

нию стихотворения — тем заключительным строфам, которые были дописаны непосред-

ственно 13 сентября, дню дежурства роты Измайловского полка в стенах императорского

дворца.

Начало октября – обычное время возвращения в столицу Высочайшего двора, начало

великосветского сезона. Это возможный ответ на вопрос, почему августейшему автору

“вдруг захотелось «теплых летних стихов»”. Значимыми для течения дня К. Р. оказывались

и простые бытовые приметы.

«13. Пятница. Жаль немного, но хорошо. В 12 ч. уехал в Роту, заходил <…> в канце-

лярию и завтракал у Ильинских <…> В 4 ч. был в Павловске. Получил письма, читал их.

В 6 часу пошел в церковь. После обеда поехали на музыку <…> До 12 часов читал жене

Обломова. Все эти дни я с увлечением читал в Военном сборнике за 1879 год Армейские

записки Драгомирова, подписанные NN <…>»

Великий князь делит себя между семьей и службой – Зимним дворцом и любимым,

по-новому обустроенным Павловском. Дворец прадеда — любимое и преимуществен-

ное его место пребывания вне Петербурга. Здесь, в его рабочем кабинете, завершатся

его дни.

Был “удивительно уютен, несмотря на огромные размеры, этот обставленный с

царской роскошью кабинет. Холодноватая сухость дворцового покоя павловских времен

согрета теплом интимных привычек и склонностей изящной натуры хозяина”

, — отметит

не раз навещавший Великого князя Н. Сергиевский.

“Спокойный он очень был. Все писал в своем кабинете, стал известным поэтом”, —

такой по-детски наивный образ отца сохранится в памяти княгини императорской крови

Веры Константиновны (отца она потеряла 9 лет от роду)

С этим кабинетом окажется связана и история написания известной нам идиллии

1885 года.

В связи с отсутствием Высочайшей фамилии почти на два месяца приостанавлива-

ются записи в журнале Камер-фурьерской части — официальной придворной летописи

В петербургской жизни естественным образом на второй план отодвигалось многое из

того, что было связано с великосветскими обязанностями члена императорской семьи.

“Летние стихи” включаются в комплекс устойчивых мотивов лирики К. Р., которые

представляются интересными если не в собственно поэтическом, то в литературно-бытовом

отношении. В одном из писем И. Гончарову Великий князь Константин однажды заметит:

“…Кончились маневры, прошла лагерная пора, христолюбивое воинство водворено на

покой по деревням, а мы – мужья – возвращены к нашим семьям и до начала октября

можем спокойно и беззаботно греться у домашнего очага. <…> Тихая жизнь в Павловске

имеет большую прелесть осеннею порою; свободного времени много, душа и тело отды-

хают после летней работы и набираются свежих сил на зимние суетливые треволнения”

Смена житейских планов возвышает самостоятельную ценность каждого из них.

В биографии Великого князя Константина десять дней сентября 1885 года окажутся

заполнены несуетными домашними заботами, уединением в кругу “милых сердцу лиц”

и должностными обязанностями, оставлявшими достаточно времени для поэтического

досуга.

Ему только что исполнилось 27 лет. Было на исходе второе лето его семейной жиз-

ни. Через 9 месяцев появится его первенец Иоанн. Дни стояли туманные и сырые. На

фоне дождливого в этот год начала сентября стихотворные строки воспринимались как

поэтическая банальность. Однако есть и иной аспект восприятия “светской лирики” во-

енного человека.

250

НЕОЖИДАННЫЙ РАКУРС

Поэтическим итогом этих дней и станет известное стихотворение

К. Р., включенное им позднее в цикл “Времена года” .

***

Как хорошо бывало летом

В цветущем садике моем,

Так жарко, знойно так пригретом

Горячим солнечным лучом!

Тот запах липового цвета,

Уж я вдыхал его, вдыхал!

Прошли те дни тепла и света,

Когда весь мир благоухал,

Когда душистого горошка

Так много было под окном...

А уж теперь моя дорожка

Опавшим устлана листом,

Мои березки пожелтели,

Уж осыпается мой сад...

И мне сдается: не во сне ли

Весь этот радужный наряд,

Которым, как в волшебной сказке,

Была разубрана земля,

Весь этот блеск, все эти краски,

Всю эту прелесть видел я!

В карауле в Зимнем дворце.

13 сентября 1885

1 Красный архив. 1930. Т. 6. С. 93.

2 Биографические записки. 1861. № 14.

3 Родина. 1993. № 1. С. 30.

4 Гончаров И. А., Романов К. К. Неизданная переписка.

Стихотворения К. Р. Драма. Псков, 1993. С. 43.

5 Там же.

6 Там же. С. 118.

7 Там же. С. 102, 101.

8 Гончаров И. А., Романов К. К. Неизданная переписка.

Стихотворения К. Р. Драма. Псков, 1993. С. 109.

9 Там же. С. 44.

10 Бем А.А. Рукописи Великого князя Константина Кон-

стантиновича, поступившие на хранение в Рукописное

Отделение Библиотеки Академии наук: Охранная

опись. Пг., 1917. С. 777.

11 ГАРФ. Ф. 660. Оп. 1. Д. 27. Л. 42-об.

Примечания

12 ГАРФ. Ф. 660. Оп. 1. Д. 27. Л. 48-об—49.

13 Сергиевский Н.Н. Памяти августейшего поэта // Наша

старина. 1915. № 7. С. 628.

14 Родина. 1993. № 1. С. 30.

15 Александр III отбыл в Копенгаген с семьей 22

августа, о чем была сделана соответствующая

запись в Камер-фурьерском журнале : “Отъезд

Их Величеств со всеми Августейшими Детьми в

Данию <…> для свидания с Августейшими родите-

лями Государыни Императрицы” // РГИА. Ф. 516.

Оп. 53/2048. Ед. хр. 6. Л. 411-об.— 412-об. Новая

книга журнала открылась записью от 9 октября //

РГИА. Ф. 516. Оп. 206/2703. Ед. хр. 59. Л.1.

16 Гончаров И. А., Романов К. К. Неизданная

переписка. Стихотворения К. Р. Драма. Псков,

1993. С. 116.