263
Ф. Л. Севастьянов. Сенатор А. С. Макаров — руководитель «Высшей полиции» России
сие сырость и тяжелый воздух». Составленный в результате высочайшего распоряжения
и мнения Макарова проект был вскоре воплощен в жизнь
7
.
Ревизия Петербургской крепости не стала, очевидно, единственной. Так, по данным
М. Н. Гернета, в 1796 г. Макаров посетил с инспекционной поездкой Кексгольмскую
крепость, ознакомившись не только с состоянием тюремного хозяйства, но и составив
подробный доклад о содержавшихся там членах семьи Пугачева
8
.
О деятельности сенатора Макарова на посту обер-секретаря Тайной экспедиции
можно судить и по другим, более чем любопытным свидетельствам. Воспоминания со-
временников, в том числе и находившихся под следствием в этом зловещем ведомстве,
в большинстве своем содержат крайне положительные отзывы о Макарове. Квинтэссен-
цией этих характеристик могут служить слова А. П. Ермолова, называвшего сенатора
человеком «честнейшим и порядочным»
9
. (Заметим в скобках, что такой оценки из уст
генерала удостаивался редкий человек.) Наиболее же яркое мемуарное свидетельство
подобного рода — воспоминания несчастного пастора Зейдера, на себе испытавшего всю
мощь павловской карательной машины, но несмотря на это, сохранившего самые теплые
чувства к ее руководителю
10
.
Лифляндский пастор Зейдер попал в поле зрения рижской цензуры, поместив в газете
объявление об утере им книги, незадолго перед тем запрещенной Павлом I. Библиотека
незадачливого книголюба была опечатана и отправлена в Петербург вместе с арестованным
пастором. Там-то и произошла его встреча с сенатором Макаровым. «Макаров — человек
весьма добрый и приветливый, — пишет Зейдер, — с первого взгляда я почувствовал к
нему большое доверие. Он сел возле меня и ласково сообщил причину моего ареста». За-
тем он сказал: «Будьте совершенно спокойны на счет исхода этого дела... Самое большее
наказание... будет состоять в том, что книги эти [запрещенные. — Ф. С.] будут у вас ото-
браны и их предадут огню»
11
. На протяжении всего пребывания пастора под следствием в
Тайной экспедиции А. С. Макаров вел себя столь же предупредительно и вежливо. Ничто
не могло поколебать веру Зейдера в добрые намерения следователя. Макаров говорит, что
переведет пастора «на другую квартиру, где будет покойнее и удобнее» и отправляет его в
крепость, в тот самый, очевидно, «дом с удобностью для содержания», который незадолго
перед тем строили по распоряжению Павла, на основании мнения Макарова. Зейдер в
ужасе: обещали квартиру, а посадили в крепость, но и здесь Макаров указывает пастору
на положительные стороны его печального положения: «Эти стены... не смогут ухудшить
вашего положения, — говорит он, — они дадут вам собраться с духом, чтобы с твердостью
и терпением ожидать решения вашего дела»
12
. Дело решилось не в пользу Зейдера. Он был
сослан в Сибирь, избежав телесного наказания лишь по милости палачей. И все же, даже
через сибирскую ссылку пронес пастор чувство признательности к своему тюремщику.
Может быть такая идеализация обер-секретаря Тайной экспедиции объясняется
излишней доверчивостью пастора? Но интересно, что и Август Коцебу, которому тоже
довелось вкусить павловской опалы, пересказывая историю пастора Зейдера в своих
мемуарах, также всю вину за случившееся возлагает никак не на Макарова, а на генерал-
прокурора Обольянинова и рижского цензора Тумановского
13
. В том же ключе оценивает
руководителя Тайной экспедиции и В. Пассек. Оклеветанный опекуном, Пассек был
освобожден лишь с началом нового царствования. В своих воспоминаниях он отмечает
крайне положительную роль, которую сыграли в судьбе многих подследственных Макаров
и Фукс (другой обер-секретарь Тайной экспедиции) и так передает свои впечатления: «Я
нашел в Петербурге Александра Семеновича Макарова и Егора Борисовича Фукса, об-
легчавших сколько было в силах их... в содрогание приводящую Тайную экспедицию»
14
.
Справедливости ради надо отметить, что мемуарная литература содержит и весьма
странные свидетельства. Так, М. Леонтьев, служивший при Павле I в гвардии, пишет: «По