Зеньковский В. История русской философии

Подождите немного. Документ загружается.

НА ПОРОГЕ ФИЛОСОФИИ

тельно раннее созревание, быстрое овладение всем значительным

в западной культуре.

качестве примера укажем

на

молодую кня-

гиню Дашкову, ставшую позже президентом Академии Наук:

она

была широко образованна, знала несколько языков,

во

время пре-

бывания

Западной Европе была

самых дружественных отноше-

ниях

выдающимися писателями того времени

... Быстрота,

ка-

кой русские люди овладевали важнейшими результатами западной

культуры,

какой

они

выходят один

за

другим

на

путь самостоя-

тельного творчества,

—

поразительна.

Но

этой быстроте было

другое: отрываясь

от

церковного уклада жизни, русские люди

первое время попадали

безоговорочный плен Западу,

не

имея

себя никаких зачатков

для

выработки самостоятельного типа жиз-

ни.

Вот

почему долго

на

Руси было

так

много слепого подражания

Западу;

по

позднему выражению Хомякова, было так много «коми-

ческой восторженности», доходившей

до

нелепостей.

Русские оказались очень восприимчивы

и к

философской

культуре Запада. Изучение этого проникновения

Россию фило-

софских идей Запада (преимущественно Франции,

но

также

Гер-

мании

Англии) начато давно, имеется очень большая литература

об этом,

но

цельной картины всего философского движения

Рос-

сии

XVIII

века еще нет

Это

философское движение было сложно,

даже запутанно; наивное

глубокое, большое

ничтожное спле-

тались вместе,

духе упрощенного эклектизма.

Но

было

бы

боль-

шой ошибкой весь

XVIII век

России характеризовать

тонах

философского эклектизма. Вместе

тем

различные течения

XVIII

века оказались очень типичными для всей будущей русской фило-

софии

—

них проявились черты, которые позже выступили

боль-

шей отчетливостью

законченностью.

Мы

не

можем превратить настоящую главу

целое исследова-

ние

будем

по

необходимости кратки, отмечая лишь главные тече-

См. ее

«Записки». Очень живо

интересно биография

ее

рассказана Герценом

—

до сих пор

это лучшее описание

ее

жизни.

биографии Дашковой чрезвычайно любопытна

ее

дружба

Дидро.

Укажу наиболее общие сочинения

философских течениях

России

XVIII в. Из

общих

руководств

очерков

по

истории русской философии только

одного

Р а д л о в а,

отчасти

Шпет

можно найти кое-что— громадное

же

большинство общих работ дает всегда крайне

поверхностный обзор

XVIII

века.

Р а д л о в

написал также специальный этюд «Очерк русской

философской литературы

XVIII в.»

(в

журнале Петербургского Философского Общества «Мысль»,

№

2 и

—

Петербург,

1922).

сожалению,

эта

работа Радлова очень слаба.

—

Очень ценны

для

изучения

XVIII в.

работы Сиповского

(1.

«Русские вольтерианцы

XVIII в.».

Журнал

«Минувшие годы»,

1914. 2.

«Философские настроения

идеи

русском романе

XVIII в.».

Журнал

Министерства Народного Просвещения,

1905. 3.

Книга

«Н.М.

Карамзин»,

1899).

Интересна

ценна

работа

В.Н.

Тукалевского

«Из

истории философских направлений

русском обществе

XVIII в.».

Журн.

Мин.

Народн. Просвещения,

1911.

Много существенных данных можно найти

книге

П.Н.

Милюкова «Главные течения русской исторической мысли»

(2-е

издание, Москва,

1898). См.

также специальные тома «Литературного наследства», посвященные

XVIII

в.

(взаимоотноше-

ниям России

Франции). №29—30. Издание

1933

г.

Москва.

См.

также

№ 9—10.

(Том,

посвященный

Гёте

—

«Гёте

России» тоже богат материалом). Отметим наконец книгу

В.

Боголюбова.

Н.И. Новиков

и его

время. Москва,

1916 г., в

которой дано очень много ценных материалов.

ЧАСТЬ

ния

философском движении

XVIII

века, касаясь лишь попутно

представителей этих течений. Лишь

при

изложении взглядов

Ра-

дищева

мы

дадим несколько более подробный анализ. В общем, мож-

но отметить следующие основные течения

философском движе-

нии

России

в XVIII

веке:

1) то, что

можно назвать «русским вольтерианством»

и в чем

надо различать скептицизм

«вольнодумство»

от

более

се-

рьезного «вольтерианства». Термин этот, утвердившийся

русской литературе

(и

жизни), очень недостаточно

одно-

сторонне выражает сущность этого течения,

из

которого

впоследствии оформились

как

идейный радикализм,

так

существенно отличный

от

него «нигилизм».

Второе течение определялось потребностью создать новую

идеологию национализма ввиду крушения прежней церков-

ной идеологии. Одни искали нового обоснования национа-

лизма

«естественном праве», другие

— в

линиях «просве-

тительства» (русский гуманизм

XVIII

века).

Третье течение, тоже идущее

по

линии секуляризации, ищет

удовлетворения религиозно-философских запросов

вне

Церкви

—

сюда относится русское масонство.

В нем, как

увидим дальше, кроме религиозно-мистического направле-

ния,

очень настойчиво пробивалось натурфилософское

на-

правление.

Все

это —

направления секулярной мысли, знаменующие нача-

ло свободных философских исканий. Ученическое следование

тем

или иным течениям западной мысли

не

мешает тому,

что

начинает

работать собственная мысль,

но мы,

конечно,

еще

лишь

«на

поро-

ге» философии. Отметим

тут же, что

рядом

указанными фило-

софскими движениями

— в

духовных академиях (Киев, Москва),

университете (пока лишь

Москве,

где

университет

был

открыт

1755 г.)

развивается «школьная» философия, несущая свой вклад

развитие философской культуры,

но обо

всем этом мы скажем

уже

в следующих главах.

Обратимся прежде всего к тому,

что

принято называть «рус-

ским вольтерианством».

Уже

одно

то, что

именем Вольтера сами

русские люди обозначали целое течение мысли и настроений, явля-

ется очень характерным. Действительно,

имя

Вольтера было зна-

менем,

под

которым объединялись

все те, кто с

беспощадной кри-

тикой

часто даже

презрением отвергали «старину»

—

бытовую,

идейную, религиозную,

кто

высмеивал все,

что

покрывалось тради-

цией,

кто

стоял

за

самые смелые нововведения

преобразования.

На почве этого огульного отвержения прошлого развивается

по-

степенно вкус

утопиям (начало здесь положило увлечение Фене-

лоном

—

см.

об

этом дальше).

Но

когда мы говорим

влиянии Воль-

НА ПОЮГЕ ФИЛОСОФИИ

тера в России, то, в первую очередь, надо иметь в виду его художе-

ственные произведения в частности, его романы, как это очень хо-

рошо показал Сиповский

. Скептицизм, ирония, критика обществен-

ного строя, осмеяние суеверий, преклонение перед разумом,

решительное отрицание чудес, преклонение перед всем «естествен-

ным», наконец, вопрос о зле — таковы основные мотивы в русской

литературе, шедшей под знаменем «новых идей». Вольтер все же

был

для русских людей главным представителем «нового сознания».

Не следует при этом забывать особо почтительного отношения

Екатерины II к Вольтеру (она называла его

письмах

Гримму «мой

учитель»).

По исследованию Д.Д. Языкова

течение

XVIII

и нача-

ла XIX веков всего было 140 переводов сочинений Вольтера. К это-

му надо прибавить, что, по свидетельству современников, «сочи-

нения Вольтера ввозились тогда в великом множестве и находились

во всех книжных магазинах». С другой стороны, как свидетельству-

ет Митр. Евгений (Болховитинов), «письменный Вольтер был тогда

столько же известен, как и печатный»

. Вольтера издавали даже в

провинции; так, один тамбовский помещик, Рахманинов, издал Пол-

ное собрание сочинений Вольтера (в 1791 году вышло второе изда-

ние этого собрания сочинений). Правда, после французской рево-

люции Екатерина II распорядилась конфисковать все книги

Вольтера в магазинах (а бюст Вольтера, находившийся во дворце,

был отправлен в подвал).

Русское вольтерианство, с одной стороны, развивало радика-

лизм, но имело и другое свое выражение; как свидетельствует Фон-

визин, в некоторых философских кружках их «занятия» заключа-

лись в «богохульстве и кощунстве». «Потеряв своего Бога,—

замечает по этому поводу Ключевский

, — заурядный русский воль-

терианец не просто уходил из Его храма, как человек, ставший в

нем лишним, но, подобно взбунтовавшемуся дворовому, норовил

перед уходом набуянить, все перебить, исковеркать, перепачкать».

Не трудно увидеть здесь первые ростки того бесшабашного ниги-

лизма, который довольно прочно вошел в русский обиход в XIX

веке.

Тот же Ключевский справедливо говорит об этом течении

«вольтерианства» в России: «Новые идеи нравились, как скандал,

подобно рисункам соблазнительного романа. Философский смех

освобождал нашего вольтерианца от законов божеских и челове-

ческих, эмансипировал его дух и плоть, делал его недоступным ни

См. его статью «Философские настроения и идеи в русском романе

XVIII

в.». Журн. Мин.

Народн. Проев., 1905.

Д.Д. Языков. «Вольтер в русской литературе». Сборник статей, посвященных проф.

Стороженко, под заглавием «Под знаменем науки», 1902. См. также библиографические указания

о Вольтере уАлексея Веселовского «Западное влияние в русской литературе». Изд.

4.1910.

Стр.

75—76

(прим.).

См. Веселовский. 1Ыс1. Стр. 76.

В. Ключевский. Очерки и речи. Т. И. Стр. 255.

ЧАСТЬ

для каких страхов, кроме полицейского...

Рядом

этим «нигилис-

тическим» течением надо поставить русских щеголей, пустых

лю-

дей,

которые безоглядно увлекались «всем французским»

—

язы-

ком,

манерами, модами, бытом

и т. д. Все это

нередко принимало

невообразимо комичные формы,

— и

когда,

при

Екатерине

II,

рас-

цвела русская журналистика, русские писатели

журналисты

не

переставали высмеивать

бичевать

это

нелепое,

но

страстное

по-

клонение «всему французскому». Конечно, ярче всего

это

зарисо-

вано Фонвизиным

в его

«Бригадире»,

где

герой драмы Иванушка

патетически заявляет,

что,

если «тело

его

родилось

России,

то

душа принадлежит французской короне»...

Этот отрыв

от

всего родного кажется сразу мало понятным и

как-то дурно характеризует русских людей

XVIII

века (явление

такого отрыва встречается еще долго

— до

середины

XIX

века). Это,

конечно, верно,

но

факт этот

сам по

себе более сложен,

чем это

кажется. Весь этот нигилистический строй

ума

слагался

связи

утерей былой духовной почвы,

отсутствием,

новых культурных

условиях, дорогой

для

души родной среды,

от

которой могла

бы

душа питаться.

Церковью, которая

еще

недавно целиком запол-

няла душу,

уже не

было никакой связи,

—

жизнь резко «секуляри-

зировалась», отделялась

от

Церкви,

—

тут

образовывалась целая

пропасть.

если одни русские люди, по-прежнему пламенно жаж-

давшие «исповедовать» какую-либо новую веру, уходили целиком

в жизнь Запада,

то

другие уходили

дешевый скептицизм,

ниги-

листическое вольнодумство.

Русское вольтерианство

своем нигилистическом аспекте

оставило

все же

надолго следы

русском обществе,

но оно

при-

надлежит больше русскому быту,

чем

русской культуре. Гораздо

существеннее

то

крыло вольтерианства, которое было серьезно

которое положило начало русскому радикализму,

как

политичес-

кому,

так

и идейному.

Тут

уже, конечно, значение Вольтера не было

исключительным

—

русские люди увлекались

Руссо,

Дидро,

эн-

циклопедистами, позднейшими моралистами.

«Словаре россий-

ских писателей

(XVIII в.)

рядом

Вольтером названы Дидро, Локк,

Руссо,

Шекспир.

многих русских людей пользовался огромным

авторитетом Бейль (Вау1е),

других

—

Монтескье. Митрополит

Евгений рассказывает

об

одном священнике, товарище

его по

Мос-

ковской Духовной Академии,

что тот

никогда

не

расставался

с со-

чинениями Руссо,

—

совсем как впоследствии Лев Толстой, который

вместо креста носил

на

груди портрет Руссо.

Из

«Энциклопедии»

переводились как отдельные статьи,

так

переводили

ее

и целиком

—

о русском публицисте

историке Болтине известно,

что он

довел

свой перевод «Энциклопедии»

до

буквы

«К». В 1767

году

Москве

В.

Ключевский.

Стр. 256.

НА ПОЮГЕ ФИЛОСОФИИ

образовалась группа

из

девятнадцати

лиц для

издания переводов

из «Энциклопедии»

под

редакцией Хераскова

. Русский посол

во

Франции

кн. Д.А.

Голицын, друг Дидро (поездку которого

Рос-

сию устраивал именно он),

был

настолько олизок

Гельвецием, «что,

по

его

смерти, издал его сочинение

"Бе

ГЬотте"»*. Кстати сказать,

сын этого князя Голицына отрекся

от

почета

светской жизни,

принял католичество

уехал

Америку насаждать просвещение,

—

это любопытный прообраз другого русского человека, отрекшего-

ся

от

родины

веры,

—

проф. Печерина,

которым мы

еще

встре-

тимся позже.

Из рассказа одного

из

виднейших масонов

XVIII

века, И.В.

Ло-

пухина,

мы

знаем,

что он

«охотно читывал Вольтеровы насмешки

над религией, опровержения Руссо

подобные сочинения». Читая

известную книгу Гольбаха «Бузуете

с1е

1а паШге»**, в которой идеи

материализма соединяются

бесспорно искренним морализмом,

Лопухин настолько увлекся этой книгой,

что

перевел

на

русский

язык заключение книги

решил даже распространять свой пере-

вод.

Но,

закончив переписку отрывка,

он, по его

словам, испытал

вдруг такие укоры совести, что не

мог

спать и не успокоился

до тех

пор,

пока

не

сжег своего перевода...

Русский радикализм,

не

знающий никаких авторитетов, склон-

ный

крайностям и острой постановке проблем, начинается именно

эту

эпоху.

Но как раз в

силу этого резкого разрыва

историей,

силу экстремизма, —

русских умах начинает расцветать склонность

к мечтательности,

т. е. к

утопиям.

Это —

настолько характерное

тоже оставившее свои следы явление

философских исканиях

XVIII

века,

что на нем

стоит несколько остановиться.

Первой утопией, появившейся

на

русском языке,

был

роман

Фенелона «ПриключенияТелемака»***.УжеТредьяковский попро-

бовал перевести этот роман

стихах (знаменитая «Телемахида»).

Скромно говорит

себе Тредьяковский:

«Я не сравняться хощу

прославленным столь стихопевцем»...

«Приключения Телемака» действительно чрезвычайно при-

шлись

по

вкусу русской публике и вызвали

ряд

подражаний. Инте-

ресно отметить,

что в

конце

XVIII

века

(1789 г.)

появился перевод

на русский язык «Утопии» Томаса Мора

(под

названием^«Картина

возможно лучшего правления,

или

Утопия»).

Но

особый толчок

развитию утопического мышления

дал,

конечно, Руссо

с его

рез-

ким противоставлением цивилизации «естественному» строю жиз-

ни.

Это

понятие «естественного» порядка вещей имело громадное

ферментирующее влияние на развитие утопического мышления. Мы

Веселовский.

1Ыс1. Стр. 67.

ЧАСТЬ

еще не раз будем встречаться

тем, как сильно звучала идея «есте-

ственной» жизни для русских людей — она разлагала увлечение

внешним порядком, эстетикой быта, завоеваниями просвещения на

Западе, которое имело, бесспорно, огромное влияние

на

русских

людей. Противоставление некоей фикции

«естественной» жизни

существовавшему реально строю западной жизни освобождало

русских людей от плена, в какой они попадали, прельщенные жиз-

нью и идеями Запада. Здесь закладывались первые основы критики

Запада у русских людей

. Отчасти прав НашпаШ;

, когда он гово-

рит, что «русские люди не имели еще вкуса к тому, чтобы прокли-

нать цивилизацию, в особенности Западной Европы». Но противо-

поставление реальной жизни фиктивному «естественному» строю

и на Западе было связано не столько

недовольством современной

жизнью, сколько именно

утопической установкой мысли, кото-

рая всегда является суррогатом религиозных чаяний Царства

Божия. И для русских людей дух утопизма был своеобразным под-

меном религиозной мысли, упадок которой восполнялся мечтатель-

ностью. Действительно, нельзя не остановиться перед тем фактом,

что в

XVIII

веке в России чрезвычайно сильно развивается утопи-

ческая мечтательность одновременно

со

страстным поклонением

Западу

. Из этого следует заключить, что не из критики европей-

ской современности вытекала

эта

утопическая мечтательность

(наоборот, из духа утопизма уже намечалось критическое отноше-

ние к Западу), а из другого корня. Этим корнем утопизма был отвле-

ченный радикализм^, который не мог противопоставить идее Цар-

ства Божия ничего другого, кроме утопии... Любопытно отметить,

что в журнале Новикова «Утренний свет» (насыщенном религиоз-

но-философскими идеями) был помещен перевод утопической сказ-

ки

Троглодитах из «Персидских писем» Монтескье

. Историк и

публицист екатерининского времени Щербатов, с которым мы встре-

тимся дальше, написал собственную утопию

—

«Путешествие

Офирскую землю», где он изобразил свой идеал будущей России.

Щербатов, вдохновлявшийся Фенелоном, утопиями Морелли (Ба-

зилиада),

Мерсье** («2440-й год»)

, сочинил, по верному замеча-

Едва

ли не

первым проявлением этой критики были письма Фонвизина

из за

границы.

Но

еще кн. Вяземский в своей книге показал, что эта критика опиралась на западные

же

источники.

См,

об

этом справедливые замечания

у В е с е л о в с к о г о.

1Ы<1. Стр.

87, 90, Паи ш а и I

(Ор.

а(.

Р.

119)

справедливо связывает «галлофобию»

разных русских людей

англоманией. «Запад сам

внушал русским людям критическое отношение

Западу», замечает

он

(1Ьи1.

Р. 119).

1Ыс1.

Р. 112.

См.

об

этом статью Чечулина «Русский социальный роман

XVIII в.»

Журн. Мин. Нар.

Проев.,

1901,

также этюд Кизеветтера, посвященный утопии Щербатова.

Это

понятие можно сблизить

известной характеристикой французской мысли

XVIII в. у

Тена,

который говорит

«классицизме» мышления

XVIII в.

См.

об

этом книгу Боголюбова «Новиков

и его

время»,

гл. XIV*.

См.

об

этом Веселовский. 1Ыс1. Стр.

119.

НА ПОРОГЕ ФИЛОСОФИИ

нию Флоренского

, «план своеобразного священно-полицейского

строя»,

котором «главные надзиратели должны быть священни-

ки»...

Наконец,

утопической сказкой встречаемся

мы и в

«Путе-

шествии» Радищева,

чем мы познакомимся ниже.

Мы отклонились несколько

сторону,

но

изучение утопичес-

кого направления

общем движении мысли

России

XVIII

века

окажется

не

лишним для дальнейшего.

6. От

русского «вольтерианства»

в его

разновидностях ниги-

листического

радикального течений обратимся

к тем

направле-

ниям мысли, которые связаны

потребностью построить новую

национальную идеологию

воцарением Петра Великого

у нас

формируется новая интеллигенция, которая

во

всем руководству-

ется «мирскими» интересами

идеями. Кристаллизационным

яд-

ром,

вокруг которого слагаются

эти

интересы

идеи, является

не

идея вселенской религиозной миссии (хранения чистоты Правосла-

вия),

как это

было раньше,

идеал Великой России. Сама личность

Петра Великого,

его

неустанное

разностороннее творчество,

вдохнувшее новую жизнь

несколько рыхлое

до

того времени

го-

сударство,

все это

ослепляло

умы,

зажигало душу горделивым

сознанием русской мощи, русского величия. Рядом

«вольтериан-

цами» возникает новый стиль интеллигенции

—

подлинно образо-

ванной, весьма чутко следящей

за

всем,

что

происходит в Западной

Европе

—

особенно

во

Франции,

но

стремящейся

созданию рус-

ской национальной идеологии — вполне «мирской», далекой

от

цер-

ковного мышления. Очень интересна

характерна

этом отноше-

нии фигура Кантемира, который живет, как дипломат,

Лондоне

Париже, сходится близко

рядом выдающихся писателей, перево-

дит

на

русский язык «Персидские письма» Монтескье, переводит

книгу Фонтенеля «ЕШхейепз зиг 1а р1игаН1;ё (1ез топекз»**

(эта

кни-

га затем,

по

ходатайству Синода, была конфискована).

Он же на-

писал «Письма

природе и человеке

—

опыт популярного изложе-

ния основ естествознания

. Гораздо существеннее

для нас

деятельность Татищева, первого русского историка

. Татищев

был

очень образованным человеком,

он

вдохновлялся больше всего

Гоббсом

и его

учением

государстве.

Но в его

стремлении найти

обоснование «новой интеллигенции» Татищев исходит

из

популяр-

ной

в XVIII

веке доктрины «естественного права».

Эта

доктрина

покоится

на

признании нерушимой автономии личности,

—

ни Цер-

Флоровский.

Ор. ск. Стр. 534

(Примеч.).

«Вольтерианство» продолжалось

России

и в XIX в., но

серьезного значение

для

движения

русской мысли

оно не

имело.

См.,

впрочем, этюд Павлова-Сильванского

Материалисты

20-х годов»

(в

книге «Очерки

по

русской истории

XVIII—XIX

вв.»).

Веселовский (1Ыс1.

Стр. 57)

сообщает,

что эти

письма

рукописи хранятся

Публичной

библиотеке.

Татищеве

см.

книги

Н. П о п о в

а***,

также

Милюкова «Очерки

по

истории русской

культуры».

Т. III (ч. II, гл. II).

ЧАСТЬ

ковь,

ни

Государство

не

могут ослабить значения этой автономии.

В сочинении «Разговор

пользе наук и училищ» Татищев дает апо-

логию мирской жизни

твердо настаивает

на том, что

«желание

благополучию

человеке, беспрекословно,

от

Бога вкоренено есть».

Татищев развивает впервые

русской литературе систему утили-

таризма, исходящую

из

«разумного эгоизма»...

этих положениях

Татищев набрасывает теорию секуляризации жизни, освобожде-

ния

ее от

церковного контроля. Противоставление Бога

Церкви,

столь частое

защитников так называемой «естественной религии»,

очень типично

для

всего

XVIII

века. Татищев считает злоупотреб-

лением

со

стороны Церкви, если

она

«запрещает

то, что

человеку

законом божественным определено»,

отсюда

он

приходит

к вы-

воду, отвечавшему всему умонастроению эпохи,

— к

положению,

что Церковь должна быть подчинена контролю государства. Цер-

ковный закон может

не

совпадать

божественным,

и в

таком слу-

чае государственная власть должна ограничить закон Церкви «при-

стойности ради». Самое понятие греха означает лишь совершение

«вредных» человеку действий,

— и

чтобы избежать вредных дей-

ствий, надо познавать самого себя, надо вернуть

уму

власть

над

страстями. «Бог,

—

пишет

он, —

вложил наказание

во все

противо-

природные преступления, чтобы каждому преступлению последо-

вали естественные наказания».

Эти

мысли, очень близко подходя-

щие

тому,

что

возвел

доктрину «естественной дисциплины»

Спенсер, дорисовывают моральную теорию Татищева, всецело

по-

коящуюся

на

автономии «мирской» жизни. Самое противоставле-

ние «естественных» законов,

как

божественных

по

своему проис-

хождению, законам церковным

полной ясностью выражает «новое

создание». Если

еще в XVII

веке

повестях (переводных) того вре-

мени русский читатель усваивал идею свободы «мирского начала»

от вмешательства церковных законов

, если в журналах

XVIII

века

все время проводится мысль,

что

«жизнь

на

радость нам дана»,

то

моральной философии Татищева

это

получает довольно закончен-

ную форму. Обращение

принципам «естественного права»

(про-

тивоставляемого церковным установлениям) входило сунцественным

элементом

новую идеологию,

— на

русском языке появляются

переводные сочинения

по

«естественному праву»,

а в 1764

году

некто Золотницкий выпускает компилятивную книгу «Сокращение

естественного права

из

разных авторов

для

пользы российского

общества». Надо, кстати, отметить,

что еще у

Феофана Прокопо-

вича, пламенного апологета реформ Петра Великого, открыто про-

поведующего секуляризацию власти

«правду воли монаршей»,

основе

его

рассуждений лежит

та же

идея «естественного права».

Личность Феофана Прокоповича достаточно дискредитирована

—

Веселовский. 1Ыс1.

Стр. 20.

НА ПОЮГЕ ФИЛОСОФИИ

историки не жалеют красок, когда характеризуют его как «наемни-

ка и авантюриста»

, но он был один из самых просвещенных и фи-

лософски мыслящих людей своего времени, — этого никак отнять

у него нельзя. Его оппортунизм соединялся у него со злобой в от-

ношении врагов, его усердное подлаживание к «духу времени»

—

с принципиальным поставлением светской власти выше духовной;

все это верно, но именно такие люди, как Феофан Прокопович, и

выражали «новое сознание». Во всяком случае, идеи «естествен-

ного права» послужили принципиальной базой для построения

светской идеологии, для оправдания «мирского жития». Татищев

не упраздняет религии и Церкви, это и не нужно ему, — он только

хочет отодвинуть их несколько в сторону, чтобы первое место дать

всему «естественному». Хороший знаток современной философ-

ской мысли, Татищев уверяет читателей, что «истинная философия

не грешна», что она полезна и необходима. Той же позиции дер-

жится и другой выдающийся человек (ближайшей) эпохи — Щер-

батов,

который, впрочем, отклоняется от учения естественного пра-

ва в одном пункте: он — противник признания равенства людей.

В своей «Истории» он идеализирует старорусскую жизнь, не без

грусти заявляет, что в новое время «уменьшились суеверия, но

уменьшилась и вера»; он требует для России не только умственно-

го прогресса, но и «нравственного просвещения». Но и Щербатов

опирается на доктрину «первобытных» (т. е. естественных) прав.

К Церкви он относится с типичным для его времени недоверием.

«Наши попы и церковники, — замечает он, — имеющие малое про-

свещение без нравов, суть наивреднейшие люди в государстве».

Щербатов, между прочим, написал трактаты: «О возрождении нра-

вов в России», «Разговор о бессмертии души» (в духе «естествен-

ной религии»)

. Он наоросал программу «преподавания разных

наук», где высказывает мысль, что «философия ценна тем, что мо-

жет способствовать исправлению нравов».

Исторические сочинения Татищева, Щербатова, Ломоносова,

Болтина — первых русских историков

— вдохновлялись нацио-

нальным самосознанием, искавшим для себя обоснования вне пре-

жней церковной идеологии. С одной стороны, они стояли воооще

за «светскую жизнь», с другой стороны, в изучении русского про-

См., например, у Флоренского. Ор. а*. Стр. 89 и дальше.

«Он пишет всегда точно проданным пером», — зло отмечает Флоровский (1Ыс1., стр. 90).

Некоторые историки философии вообще и авторы книг по русской философии смешивают

«естественную религию» с деизмом, сущность которого заключается в признании творения мира

Богом, но с отвержением участия Бога в жизни мира. «Естественная» же религия не включает в себя

определенных учений, кроме общего признания реальности Божества. Как показал Зелинский (Осего

\т

^апа'еЦаЬге), все построения «естественной» религии в Европе восходят к сочинению Цицерона

«Бе па!ига а

е о г и т»*.

О развитии русской исторической науки в

XVIII

в. — См. Милюков. «Главные течения

русской исторической мысли».

ЧАСТЬ

шлого

они

находили удовлетворение своему новому чувству роди-

ны.

Опираясь

на

идеи естественного права, примыкая

современ-

ным им философским течениям

на

Западе,

они

строили «новое

со-

знание» секуляризованного человека

XVIII

века.

Еще

дальше

эта

работа пошла

у тех,

кого можно назвать представителями русского

гуманизма

XVIII

века.

Уже

первых значительных русских поэтов

XVIII

века

—

Ломоносова

Державина

— мы

находим секуляризованный наци-

онализм, соединенный

гуманизмом.

Уже не

«святая Русь»,

«Ве-

ликая Россия» вдохновляет

их;

национальный эрос, упоение вели-

чием России относятся всецело

эмпирическому бытию России вне

всякого историософского обоснования.

этом обращении

Рос-

сии есть, конечно, реакция против слепого поклонения Западу

пре-

небрежительного отношения

ко

всему русскому,

что так

ярко про-

являлось

русском вольтерианстве. Ломоносов

был

горячим

патриотом

верил,что

—

«может собственных Платонов

И быстрых разумом Невтонов

Российская земля рождать ».

Державин, истинный «певец русской славы», защищает свобо-

ду

достоинство человека

;

стихах, написанных

на

рождение

внука Екатерины

(будущего императора Александра

I),

он

вос-

клицает:

«Будь страстей твоих владыка,

Будь на

троне человек».

Этот мотив чистого гуманизма

все

больше становится кристал-

лизационным ядром новой идеологии. Чтобы

не

потонуть в безмер-

ном материале, сюда относящемся, остановимся только

на

двух яр-

ких представителях русского гуманизма

XVIII

века

—

Новикове

(мы имеем

виду первый период

его

деятельности)

Радищеве.

Новиков

(1744—1818)

родился

семье небогатого помещика,

получил довольно слабое образование дома,

но

много потрудился

над своим .самообразованием. 25-ти

лет он

предпринял издание

журнала («Трутень»),

котором

он

проявил себя человеком боль-

шого общественного чутья, страстным обличителем разных неправд

русской жизни, горячим идеалистом. Борясь

со

слепым поклонени-

ем Западу, высмеивая жестокие нравы русской жизни того време-

ни,

Новиков

глубокой скорбью пишет

тяжком положении

рус-

См.

превосходную биографию Державина, написанную Ходасевичем (Париж,

1931).