ИСТОРИЯ РУССКОЙ ФИЛОСОФИИ
античной мысли, все же насквозь пропитана указанными беспокой-
ными темами, которые мучат наш дух. Но так случилось —
и
сейчас не
место входить в подробности, — что уже в средние века, а тем более в
новой философии
Запада,
идея решительной независимости разума
от Церкви, от озарений веры возобладала окончательно. Философия
оказалась в тупике, поскольку она держалась за исходную позицию
рационализма, выраженную наиболее ясно у Декарта. Тупик создает-
ся именно тем внутренним противоречием, что подлинно живые твор-
ческие темы
философского размышления восходят
к
благовестию Хри-
стову и потому и не могут быть разрешены вне его. История же
западной философии есть искание того, как можно было бы решить
эти темы вне христианства, вне Церкви.
В восточном христианстве,
в
его истории были свои тяжкие пери-
оды мыслительной неподвижности
и
схоластики
в
дурном смысле это-
го слова, но все же, по существу, здесь не было и нет почвы для прин-
ципиального отвержения церковной истины. Не могут не чувствовать
православные люди, что наши установки, наше понимание природы и
человека не знают всех тех затруднений, которые в свое время на За-
паде побуждали мысль идти путем недоверия к Церкви. И даже бо-
лее,
— в озарениях веры мы находим богатейшие дополнения к 1итеп
паШга1е гайотз («естественный свет разума»). Вот почему для нас,
русских, созревавших духовно в православии, открыты иные подхо-
ды к центральным проблемам (которые у нас те же, что и на Западе).
Внутренняя борьба, которую мы видели в развитии русской мысли за
два века, как раз и состоит в том, что внутренним чутьем мы обраще-
ны к иным перспективам, чем те, которые открываются нам сквозь
призму западной секулярной философии. Русская мысль, однако,
осуждена самой историей на это глубочайшее раздвоение — отчасти
мы носим ведь ныне Запад в самих себе, определяемся его духовными
исканиями
и
попадаем неизбежно
в
его тупики, но отчасти стоим
мы и
на другом пути, на том пути, который открыт нам нашим православ-
ным восприятием культуры и жизни, человека и природы. Мы как бы
стоим на пороге (а может быть, частично уже и переступили этот по-
рог) философских построений, определяемых озарениями, дарован-
ными нам православием... Потому-то и не случайно, что в истории
русской философии то
или
иное решение проблемы секуляризма ока-
зывается как бы тем водоразделом, который ори-
ентиру ет в одну и ли в другую сторону нашу
мыс ль. Яке могу дальше развивать эти соображения,
в
которых даны
лишь некие намеки, — я привел их только для того, чтобы подчерк-
нуть, что принятие или отвержение историософской схемы, лежащей
в основе моей работы, связано с «оценочным» моментом, с принятием
или отвержением христианства, как основной творческой силы нашей
культуры. Добавлю только, что, усмотрев
в
развитии русской филосо-
фии основное значение темы секуляризма, я с полным вниманием и
непредубежденностью подходил к изучению и тех мыслителей, кото-
рые совершенно несозвучны мне.