Зеленин Д.К. Избранные труды. Том 2. Очерки русской мифологии: Умершие неестественною смертью и русалки

Подождите немного. Документ загружается.

«Некрещеные

дети христиан обращаются в птиц, летающих в небе с

криком: „крэсты мэнэ" в течение 7

лет»

[Историко-статистическое опи-

сание, 1892. с.

721]

».

Подольской губернии потерчат обыкновенно хоронят за кладби-

щем

или у перекрестка двух дорог. Есть поверье, что души их лета-

ют

близ могилы и вечером у путников просят крещения. Поэтому

хоронят их там, где бывает много проходящих.

«Хто,

— гласит мест-

ное

народное поверье, — почуе

голос

их, повынэн що-небудь с

того,

що

мае пры co6i, пэрэхрэстыты, даты юму мня

(имя),

тай кынуты. Потэр-

ча возьме и зрсюьшьця охрццэным». О человеке навязчивом подоляне

говорят:

«газэ,

як потэрча». По прошествии 7 лет потерчата превраща-

ются

«мавок»,

«сэмылггок»

[Шейковский 1860, с.

34)

«Недолго

пожила дитына (новорожденный младенец.

—

Д. 3.) на бе-

лом

свете.

Только

и жила, что от утра до вечера... Незачем теперь и по-

па звать. Похороним под сосною. Вырыл могилку и похоронил... И до

сих

пор как солнце сядет и звезда зорька над

лесом

станет, летает ка-

кая-то

пташка,

да и кричит. Ох, и жалобно квилит пташйиа, аж серд-

цу

больно!

Так это и есть иекрещдная

душа

— креста себе

просит»

(Вл. Короленко. Лес шумит. Полесская легенда, гл. 2).

«Некрещеных

потерчат грех класть на гробовище (на кладбище. —

Д.

3.); их закапывают где-нибудь под деревом. Говорят, что душа по-

терчатки переходит в пугача: потому он больше и живет на гробови-

ще»

([Чубинский 1877, с. 713] — Переяславский

уезд)

Подольские

малорусы считают

«пугача»

(филина) оборотнем умер-

шего

некрещеного дитяти

(потырчи).

Утверждают, что через семь лет

по

смерти такого дитяти оно выходит из земли и, пролетая известное

пространство по воздуху, просит креста. Всякий увидевший такое летя-

щее

по воздуху дитя должен непременно перекрестить его и дать ему

имя. Тогда дитя это улетает на

небо:

в противном же случае обращается

в пугача. Потому-то ггугач и кричит всегда:

«поховав»

или

«кавав»

[Да-

нильченко

1869, № 12, с. 51, 52].

Кидание на потерчат разных вещей теперь связывается с желанием

окрестить их или же дать им христианское имя. Считать, однако же,

обычай

этот по самому своему происхождению христианским оснований

за

)

«Волынские

епархиальные

ведомости»,

1892, № 30 — пит. по

+Этнографическо

му

обозрению»,

1892, № 4, с 28

)

Q).:

навязчивом

человеке

народная

пословица

гласит:

«налазит

(надоедает,

при-

вязывается)

як

потерча»

|Погребальные

обряды,

1860].

нет. Какие же представления связывались с этим обычаем во времена

языческие?

Можно

думать, что кидание вещей на потерчат вполне соответствует,

но

своему первоначальному значению, киданию вещей на могилы за

ложных

покойников (§ 11).

Место

погребения потерчат небезразлично для народа, но

в этом вопросе весьма сильно христианское влияние: потерчат хоронят

там, где их могут крестить

люди.

Хоронить потерчат на кладбище счи-

тают грехом, и в этом сходство потерчат с прочими заложными покой-

никами. В Белоруссии умерших без крещения детей погребают иногда

на перекрестках (см. выше § 7, с. 14). На

Подоле,

как мы видели вы-

ше из слов Шейковского, потерчат хоронят <<у перекрестка двух

дорог»,

а в Олонецкой губ. - в

болоте

[Барсов 1872, с. 312], т. е. в тех же са

мых

местах, где хоронят и взрослых заложных покойников.

Закапыва

нье

потерчат иод деревом (Переяславский у. Полтавской губ.) загадоч

но;

быть может, дерево рассматривается как жилище того филина, в

которого

должна превратиться душа младенца?

Наконец, для потерчат есть

особое

место погребения, не применяе

мое

никогда к прочим заложным покойникам, но применявшееся в ста

рину к родителям, т. е. к покойникам чистым: потерчат хоронят в са

мом

жилище, в подполье, недалеко от домашнего очага. Возможного

вреда

от потерчатки, как от заложного, не боятся:

вред

этот может

быть

только

разве

самым ничтожным; между тем, по-видимому, сердо-

любивыми

матерями предполагается, что предки рода, находясь рядом с

потерчаткой, примут его рано или поздно под свою защиту или

даже

свою

среду - словом, не допустят его под власть нечистой

силе.

Полтавской губ.

«дети

мертворожденные и умершие некрещеными

не пользуются нравом иметь место для могилки на общем кладбище: их

хоронят в самой жилой части

хаты

(в

осёле),

у порога вхожих две-

рей»

В Гадячском у. Полтавской же губ. «мертворожденных детей

(недонйе,

скынуга дытына)

закапывают

в избе под порогом, веря, что

когда священник будет через порог идти с крестом, то сообщит праху

младенца

силу

святыни; иные ж

закапывают

сенях

под верхом, где

люди

меньше

ходят»

И в Донской обл. некрещеных детей

зарывают

порога:

священник с крестом перейдет и окрестит

[Антипов

1875].

•*5>

ЛГО,

XXXI,

4 - А. И.

Канисвский.

JB)

АГО,

XXXI,

9 - С Л. Метлинский, 1851 |см.: Зеленин, 3, с. 1101]

Некрещеных детей в Малороссии вообще хоронят у порога хаты: хо-

дим — ногами крест делаем [Васильев

1890а,

с. 319). И в Ставрополь-

ской губ. их хоронят в хате под порогом или же под передним

углом

Казанской губ. «выкидыши всего чаще зарываются в землю в подпо-

лье»

[Зеленин, 2, с. 504]. И в Олонецкой губ. бывали случаи, что вы-

кидышей, некрещеных младенцев зарывали в подъизбице, т. е. под по-

лом

избы [Барсов 1872, с. 312].

Орловской губ.

«детей,

умерших без крещения, и мертворожден-

ных хоронит отец в саду или на огороде, или на гумне, но так, чтобы

никто не знал, когда и как похоронен младенец»

[Трунов

1869, с. 41].

Малороссии выкидышей и недоносков хоронят еще и под

«перела-

зом»

(т. е. там, где перелазят через

плетень),

чтобы шагающие через

них крестились [Барвинок 1889, с. 65].

связи, конечно, с погребением потерчат в жилом помещении находит

ся это поверье, отмеченное в Харьковской

губ.:

«будто

бы душа ребенка,

родившегося неживым, остается на пороге хаты или же в

трубе»

Поэто-

му

при входе в хату на пороге останавливаются и крестятся; точно так же

крестятся при

закрывании

и открывании трубы: в том и другом случае как

бы

крестят некрещеного младенца [Иванов В. 1898, с. 561

Этим

же местом погребения потерчат объясняется и следующее вологод-

ское поверье: в Кадниковском у. проклятый матерью мальчик живет в

голбце

(т. е. в

подлолье,

под полом

избы)

, живет невидимо, показываясь

только

с началом темноты и до полночи [Дилакторекий 1899, с. 174].

)

Ставропольские губернские

ведомости,

1881, № 46 («Погребение некрещеных

Детей»).

Глава

вторая

Воззрение

на заложных покойников

у финнов и у других

соседей

русского

народа

13. Воззрения пермяков

вотяков:

ичетики

кутыси.

14.

Кутэси

бесермян.

15-

Чере-

мисские воззрения.

16.

Мордовские поверья.

17.

Воззрения турецких народов: казанских

татар, якутов, чуваш

и др. 18.

Поверья бурят, монголов

гиляков.

19.

Поверья

ли-

товцев, сербов, англичан

и др. 20.

«Сухая

беда» (обычай

мести

через самоповешенье)

у чуваш

и др.

ыделение

заложных покойников в особый и отличный

разряд,

объединение

— полное или условное — таких покойников с пред-

ставителями нечистой силы, — эти воззрения русского народа,

впервые выясненные нами с

большою

подробностью, имеют весьма

важное значение и с точки зрения сравнительной мифологии. Они про-

ливают свет на происхождение некоторых низших представителей не-

чистой

силы.

Такие

представления о заложных покойниках принадлежат отнюдь

не одному только русскому народу. Они встречаются у многих и разных

народов земного

шара

и могут быть

названы

в известной степени

обще-

человеческими.

Но так как и в сравнительной мифологии соответствую-

щие воззрения разных народов не обращали до сих пор на себя должно-

го

внимания исследователей и даже, сколько нам известно, до сих пор

не сгрутгированы, то мы уместным считаем собрать здесь относящиеся

к указанному вопросу данные из обрядов и поверий соседних с русскими

народов. У некоторых финских и турецких народностей поверья о за-

ложных

покойниках сохранились

даже

с большею прозрачностью и яс-

ностью,

нежели соответствующие воззрения русского народа. Собирая в

одно

место эти данные из мифологии соседних с русскими народов, мы

тем самым способствуем уяснению изложенных выше обрядов и поверий

русского

народа и вместе с тем вводим вопрос о заложных покойниках

в круг вопросов сравпитейной этнографии.

§ 13. Из числа финских народов пермяки и вотяки одинаково ве-

рят, что умершие неестественною смертью обращаются тотчас после

своей смерти в особых духов, которые обладают способностью и склон-

ностью

вредить живым, особенно же проходящим мимо места их на-

сильственной смерти, насылая разные внезапные болезни. В случае та-

кого

заболевания — а иногда и в предупрежу

ние

(

его —

вотяк

приносит

этим духам

особую

жертву, отличающуюся от всех прочих жертвенных

приношений пренебрежительным отношением к задабриваемому жер-

твою

духу.

Пермяки, вместе и одинаково со всеми финскими народами,

верят,

что

все умершие, забытые своими потомками, способны

карать

этих по-

следних,

насылая на них болезни, а

также

надеж

на скотину. Но среди

умерших имеются такие. <<в деягелыюсти которых зло составляет преоб-

ладающую

черту. Это духи убитых, самоубийц и утопленных матерями

младенцев. Дух самоубийцы или убитого остается на месте, где соверше-

но

убийство. Проезжая мимо таких мест, слышат свист и стоны. Духи

таких усопших гоняются за людьми. Духи утопленных в воде

младенцев обращаются во враждебных человеку духов ичети-

ков (в буквальном переводе — „маленькие

). Ичетики — это маленькие

существа с длинными волосами. Живут они большею частью в глубоких

реках. В представлениях современных пермяков ичетики сливаются с

водяными»

(Смирнов И 1801, с. 248].

Все

сказанное здесь одинаково относится и к вотяцким

кутысям

(в

буквальном

переводе

—

«кто

хватает, ловит,

держит»),

истинная природа

которых, сильно затемненная или

даже

совсем забытая вотяками, выясне-

на тем же И. П. Смирновым.Последний пишет: «Вотяцкие кутыси

—

духи

умерших не своей смертью, не получающие обычного пропитания: духи

утопленников,

убитых, подкидышей, духи погубленных незаконнорожден-

ных младенцев и т. д. Озлобленные, голодные, они

напускают

на тех, кто

имел

несчастие с ними столкнуться,

Сюлелни

и вынуждают дать жертву, ко-

торой

никто нс приносит им добровольно, точь-в-точь, как черемисские

Еще о вотяцких кутыгях см.: [Первухин 1888, с. 61, 62] (выдержку приводим ни

же) и [Верещагин Г. 1889, с 103] 2; но там

здесь

природа кутысей понята

совсем

иначе.

„вадыши"»;

в народном сознании эти духи — превращения из духов умер-

ших в духов стахийных [Смирнов И. 1890, с.

223]'*

«Кутысь

—

в буквальном переводе

—

„хватателъ, ловец". Наружность

бога

и другие его личные свойства неопределе1шы; живет чаще всего на

ключах

и при истоках рек и ручейков, но иногда и просто в оврагах, в кото

рых летом воды не бывает. Людей и скот, на которых он прогневался, он

наказывает,

во 1-х, сильным ужасом, причина которого необъяснима, а во

2-х, разными наружными болезнями, преимущественно коростой, рожей.

Кроме

беспричинного страха, Кутысь наводит иногда страх дикими

голо

сами или являясь в страшных видах. Вообще в тех местах, где есть Кутысь,

непременно чудится, млится. На 13-й версте от г. Глазова по Пермскому

тракту, близ д. Омутниды, с задворков этой деревни, на огородах есть

ключ,

на котором до сих нор живет Кутысь. В вершине оврага, по которо

му

побежал ручеек из этого ключа, место болотистое и покрыто не очень

высокою зарослью. Здесь Кутысь стережет какой-то клад, и в

жаркие

лет-

ние дни люди, а чаще лошади, подходя близко к вершине ключа, бывают

пойманы* т. е. претерпевают известное болезненное впечатление, а имен

но:

как человеку, так и лошади становится трудно дышать, силы быстро

падают, живот втягивается внутрь, начинается лихорадочная дрожь и за-

тем является общее недомогание всего тела, которое продолжается не-

сколько

дней и может привести животное или человека к смерти, если не

принести на ключе умилостивительной жертвы Кутысю. Лет 15 или 20 то-

му

назад,

в летнюю пору, рабочие строили на тракте мост чрез этот ручеек

(называется Язинец) и остались в первую ночь ночевать на месте работы.

Вдруг

около полуночи они услышали дикий рев, моментально их пробудив-

ший, и увидели в вершине ручья какое-то громадное существо, не то

чело-

века,

не то зверя, двигавшегося к ним. Они так испугались, что. оставив на

месте свои мешки и одежду, прибежали в деревню

<...>

сотому именно Ку-

тысю приносят в жертву небольшие

хлебы

или пироги с яйцами, а иногда

медную

мелкую монетку; тогда как в других местах приносятся в жертву

Кутысю

сырая

ячная

крупа,

завязанная

в тряпочку,

яйца,

блины, иногда

живая

курица со связанными

ногами»

[Первухин 1888, с. 61, 62].

мултанских вотяков Малмыжского уезда отмечено еще следующее

предание. В ночь на Великий четверг у них некогда была битва с чере

мисами; в этой битве погибло много черемис. Души убитых приходят

ежегодно

в эту ночь к жилищам вотяков с целью отмстить своим врагам

и всячески повредить им. Вотяки спасаются от этих злобных загробных

гостей

тем, что украшают свои жилища ветвями колючего можжевель-

ника

и окуриваются дымом того же растения. Если снять с

белой

лоша

ди хомут

и смотреть в эту ночь через него, то увидишь, как души

умерших черемис со страхом отбегают от вотяцких жилищ [Сведения о

Мултанском

приходе, 1883, с. 3, 4]. Обычай украшать свои жилища в

Великий четверг можжевельником, как оберегом от нечистой силы, су-

ществует у многих народов (у пермяков, зырян, бесермян и др)

и.

конечно, не объясняется преданием о битве с черемисами: но мултан-

ское толкование его очень любопытно в том отношении, что показывает

нам,

какой

именно нечистой силы боятся в этот день вотяки.

«Покойник,

если не будет отпет, то в земле не гниет, и дух его

блуждает по земле, не находя покоя. По временам дух его входит в

тело

и горюет

там»

[Верещагин Г. 1886. с. 83].

§ 14. У соседних и родственных с вотяками бесермян представление

кутысях (бесермянское кутэсь) сохранилось в лучшем виде. Мне мно-

гие бесермяне прямо говорили, что кутэси — это те, кто умер неестест-

венною смертью или же у кого нет родных, так что некому поминать.

Такой кутэсь

«хватает»

проходящего мимо: за какую часть тела

хватит, на той внезапно появится опух, чирей и т. п. Ьесер-

мяне уже по опыту знают, где живут или хватают кутэси. и опасаются

ходить в том месте, пить тут воду

(если,

как это часто случается, тут

есть вода) и т. д. Кутэсям 1гриписывают только внезапно появляющиеся

боли;

другие же болезни приписывают иным пуюдставителям нечистой

силы,

также

и своим предкам: например, болезнь грудей у кормящей

ребенка женщины приписывается всегда покойным предкам. Заболев-

ший от кутэся приносит этому последнему жертву, т. н. куяськон. Жер-

твою служит яйцо, немного завернутой в тряпку крупы, лоскут ткани,

кукла и т. п: перед тем как нести куяськон, жертвенною вещью

прика-

саются к больному месту. Жертву приносят с предосторожностью: боят-

ся близко подойти к кутосю, как бы он не

«схватил»

еще сильнее; поэ-

тому-то

жертву бросают (куяськон и означает собственно

«бросание»),

стараясь

поскорее удрать. Кроме

того,

идущий с куяськоном не должен

ни с кем говорить, и если em кто-нибудь спросит о чем-либо на дороге,

так он ничего и не отвечает. Бросающий жертву говорит:

«кто-то

пой-

мал

(кугэм),

ему бросаем это (называет жертвешгую

вещь):

пусть ест-

пьет, пусть отпустит

(лезёс)»,

или:

«вот

поймал, не знаю кто: не знаю -

с именем или без имени, полюбил и поймал; пусть он ест эту пищу,

пусть даст хорошо

уснуть».

(В редких случаях будто бы

жертва

заменя-

)

Башкиры Челябинского и Екатеринбургского

уездов,

по нашим наблюдениям, де-

лают

нечто

подобное

же (т. н.

алям).

Кал

здесь

— символическая жертва больного.

«*)

Все

данные

бесермянах

собраны нами лично летом 1909 года.

ется испражненьем

больного

на том месте, где его

«поймала»

болезнь,

причем больной произносит:

«вот

я тебе

бросаю»

*.)

При детских

болез-

нях бесермяие

Малой

Юнды бросают куяськон

(большею

частью тря-

почку)

около моста через речку Юнду и в формуле обращаются к

«бе-

зымянным младенцам». Сообщавший мне об этом бесермянин г-н Ураси-

нов сделал весьма правдоподобное предположение, что на этом месте

некогда хоронили младенцев-выкидышей.

Имена и история некоторых бесермянских кугэсей еще известны (их,

правда,

и называют всегда по именам, а не кугэсями). В Юнде при опухал

бросают

яйца

или крупу на мельничную плотину-, говоря:

«вот,

Орина, это

тебе

бросаем; ешь-ней, вперед не хватай». На этом месте упала некогда с

рябины мельничиха Орина и зашиблась до смерти. При некоторых

болез-

нях бросают куяськон

«Пуконам»

«Липанам»;

по смутному преданью, это

были

семьи неилвестной народности, жившие тут до прихода бесермян и

потом

прогнанные (вероятно, убитые) новыми насельниками

§15.

Черемисское

воззрение на заложных покойников выяснено

С.

К. Кузнецовым. «Существует известное соотношение между характером

черемисина при жизни и его требовательностью по смерти: кроткий чере-

мисин довольствуется по смерти обычными поминками, а неуживчивый,

коштан, тем

более

колдун лбктызё, требует учащенных приношений.

Подобный

колдун, или какой-нибудь конокрад, отггравившийся на тот свет

под смертельными ударами мстительных единоплеменников,

или,

наконец, просто беглый, подвергшийся такой же участи, по смерти

могут

долю

мучить черемис и

даже

со временем попасть в

разряд

мелких

злых

духов керелгетей, всячески вредящих черемисину.

Число

по-

добных

духов постоянно увеличивается, потому что к ним часто присоеди-

няются

умершие

вообще насильственною смертью [Кузнецов 1904,

с. 105, 106]. Тоскующие но земле души (умерших.

—

Д. 3.) получают от

Киямата

короткий отпуск

—

„от вечерних до утренних сумерек", и сво-

бодно

расхаживают в это время по земле,

навещая

родных, а иногда

давая

понять последним, что не мешало бы им угостить своих умерших родствен-

ников да поставить им свечку. Души безродные, поколение которых, рддо

или

насыл,

угасло,

также

пользуются отпуском, но им уже некого посе-

щать на земле, и они бесцельно странствуют но

белу

свету, ища

15 -16 79

случайного

поминального угощения... На время от Страстной недели до

Троицы

(точнее: до Семика) все души пользуются особой льготой прогули-

ваться на земле под покровом темноты... Но особенную свободу разгули-

вать

по земле в течение этого времени почему-то получают вообще вредные

при жизни люди

—

колдуны и разные плуты,

коштан,

которые всячески

обижают живых: топчут посеянный

хлеб,

производят семейные

ссо-

ры, воруют скот и пр. Потому то черемисы в это время особенно усердно

поминают при всякой еде не только своих родных, но и чужих, безродных

покойников, откладывая для них по куску блина и отливая по нескольку

капель пива» [Кузнецов 1904, с. 103, 104].

Изложенные

здесь черемисские воззрения на заложных вполне

ана-

логичны

с русскими поверьями. Мы не предрешаем вопроса о взаимоот-

ношении финского и турецкого культа заложных покойников к соответ-

ствующему

русскому культу; вопроса этого мы и не ставим в своей на-

стоящей статье. Но, конечно, никто и никогда не станет сомневаться в

том,

что черемисское

название

седьмого четверга по Пасхе сёмык взято

от

русских. Праздник этот

—

поминальный, как у черемис, так и рус-

ских. Если же говорить хотя бы о частичном заимствовании данного

праздника

от русских, тогда не будет смелым сделать следующий вывод:

в полную параллель русалкам заложные покойники-мужчины получают

особенную

возможность вредить людям около Семика. В русской мифо-

логии

это обстоятельство уже забылось, но черемисы его помнят.

«В

числе духов, производящих болезни, видное место занимают

лихо

радки. Они (по воззрениям черемис) постоянно пополняются умершими

старыми девками. Умершие насильственною смертью и

убийцы

составляют следующий

разряд

духов — арыптышей. Г. Земля-

ницкий, говоря об арыгпъгшах, приводит

рассказ

о происхождении од-

ного

из них, „жившего" около моста через реку

Илеть.

„Очень давно на

этом

мосту, говорил ему черемисин, один разбойник зарезал человека, и

с тех пор, хотя разбойник этот уже умер, он продолжает вредить людям

на этом

месте

'»

([Смирнов И. 1889, с. 131] — со ссылкою на

«Казан-

ские епархиальные ведомости», 1881, с.

565])

§ 16. Мордовское поверье о том, что самоубийца доживает за гро-

бом

«век

своей жизни» и в свое время вновь умрет

«своей,

естественной

смертью»,

мы уже привели выше (§4). Еще у мордвы отмечено такое

)

Едва

ли

можно

сомневаться,

что тут

маленькое

недоразумение

Земляницкого:

таязь

разбойника

мостом

случайная

мимолетная,

для

убитого

же,

напротив,

мост

ока-

зался

могилой;

«живет»

около

моста

вредит

людям,

конечно,

не

убийца,

убитый

поверье о проклятых людях, которые у русских

также

считаются за

лож-

ными:

«Если

проклянут человека, одежду человека, обувь человека, ко-

рову или лошадь, это (проклятое) пропадет, а совсем не по-

гибнет. Настанет полночь, проклятой человек или другое что появит-

ся над землей — в виде человека, утки, свиньи, лошади,

вязанки

травы,

связки

лыка или иным образом. Ходит по земле и пугает лю

де

й»

[Шахматов 1910, с. 141].

Стенька Разин «не помер, он

живет

лесу.

Он

живет

в таком месте, ку-

да и близко никто не может подойти, а сам он жив. Его

проклял

Бог,

земля

его

не

принимает,

а Бог не принимает его души. Он и лежит на боку на

каменистой земле. Когда сядет солнце, соберутся к нему из леса и змеи и

лягушки, и ящерицы и

всякие

гады и начнут его высасывать; с восходом

солнца оставят только душу и кости, а с сердца один амей и не сходит, сосет

день и ночь. Вот, ночью так высосут, а днем опять вырастет на нем

тело;

как настанет вечер, опять то же; и говорят, что он будет так жить до скон-

чания

света» [Шахматов 1910, с. 73, 74].

«Я

была еще девочкой, мы ходили

жать

в Каналейку

(урочище).

А в

Каяалейке много озер, а в те озера бросали опойцев. Пришла ночь, мы

легли

спать.

Только

лишь начнем мы засыпать, опойцы бегут, схватят

из-под нас войлок и убегут. Мы остаемся на

голой

земле; встаем, посы-

лаем

мужиков искать войлок. Идут мужики, найдут войлок где-нибудь

на берегу озера, принесут его.

Только

лишь мы опять ляжем, опять

опойцы

вытащат

из-под нас войлок. Ох, уж! много мучений причинили

нам

опойцы!»

[Шахматов 1910. с. 145].

«Контингент

вирь-ав

или лесовых баб (к числу их относятся

также

и 30

сестер-лихорадок)

постоянно пополняется

проклятыми

детьми и самоу-

бийцами»

([Снежницкий 1871]

—

цит. по: [Майнов 1877, с. 11, 12]), т. е.

заложные становятся

также

и в ряды представителей нечистой силы.

§ 17. Переходим к народам турецкого племени. Казанские

татары

на-

зывают заложных покойников словом

уряк

(от глагола

урмяк

«дуть»).

«Так

называется

баснословное существо, являющееся татаршгу где-ни-

будь

лесу

или на дороге над

умершим

насильственною смертью. Его

видит прохожий

татарин,

по поверью, в образе человека или копны, пе-

реваливающейся или идущей вперед. Также

рассказывают

татары,

что

уряк может преобразиться в облако. Если бы прохожий

татарин

и не

увидал сразу на пути мертвое

тело,

то раздирающий клик

уряка

непре

менно обратил бы его внимание на это

тело.

Если при этом человек за

хотел

бы на видимого издали и кричащего

уряка

посмогреть вблизи, то

уряк сделался бы невидимым. Из страха увидать непонятное и

тайн