Вестник Института экономики РАН 2011 №03

Подождите немного. Документ загружается.

251

зийцами самобытного пути России не спасало их от нападок

со стороны славянофилов, поскольку для последних «азиат-

ская» составляющая означала искажение или вообще утрату

славянской сущности русских.

Справедливости ради необходимо отметить, что евра-

зийцы действительно вызывали всеобщее раздражение, как

никакая другая идеология. Исчерпывающее объяснение этому

факту дал один современный исследователь: «Евразийство

своей критикой самых различных политических движений

и в эмиграции, и в Советской России поставило себя факти-

чески вне культурно-исторического процесса русской мысли,

сделало себя судьей истории. Евразийцы подвергли жесточай-

шей критике и старых западнических и новых «белых» либе-

ралов, и старых славянофилов и черносотенцев, и большевиков,

отвергая их социальную идею в качестве основной, критикуя за

«диктатуру интеллигенции» и за западнический марксизм»

Евразийство представляет собой довольно любопытное

явление в истории отечественной общественной мысли. В яр-

ких художественных образах его адепты описывают бескрай-

ние географические просторы страны, суровый климат, мен-

талитет народа, православие и другие конфессии, располо-

жение между европейской и азиатской культурами. Все это,

конечно, важно, но этого еще мало для формирования уни-

кального идейно-теоретического течения. Скрупулезное опи-

сание предпосылок необходимости самобытного развития не

может заменить анализ самих форм, в которых это самобыт-

ное развитие осуществляется.

При первом знакомстве – это отмечают даже противни-

ки этой идеологии – оно буквально завораживает, но затем

разочаровывает. Так, принципиальный критик евразийства

Д. Галковский пишет: «В первых строчках евразийских ста-

тей размашистой кистью провинциального журналиста рису-

ется грандиозная панорама: «великая равнина», «континент

4. Самохин А.В. Исторический путь евразийства как идейно-политического течения // Восток.

2004. № 3.

ИСТОРИЯ ЭКОНОМИЧЕСКОЙ МЫСЛИ

252

Евразия». Хорошо. Заинтригованный читатель ждёт, «что

дальше». Но, увы – дальше ничего нет»

. Не в последнюю оче-

редь такое впечатление есть результат переоценки евразий-

цами эмоционально-художественного метода в исследовании

жизни в ущерб концептуально-научному. Буйство красок, но

мало мысли. В результате в целом все красиво и впечатляет, но

в подробностях – одни вопросы.

Оценивая вклад ранних евразийцев в общественную

мысль, отметим, что, строго говоря, русское (классическое)

евразийство 1920 – 1930-х годов представляло собой ско-

рее идеологию, чем детально разработанную научную кон-

цепцию. Это была национально-ориентированная русская

идеология в условиях, когда Россия была полуизолирована от

остальной Европы. При этом отрицательный, критический

пафос по отношению к западноевропейской цивилизации и

ценностям подчас выражен определеннее, чем позитивная

часть евразийской идеологии.

Особенности евразийского подхода

в экономике

В самом общем виде суть евразийского подхода к эконо-

мике состоит в следующем. Экономический строй общества

определяется национальным характером и хозяйственными

традициями этноса. Поскольку каждый из народов уникален,

то уникальны и качественно отличаются друг от друга хозяй-

ственные системы.

Здесь отметим, что помимо рассматриваемого нацио-

нально-хозяйственного подхода экономической науке

известны и иные подходы к природе хозяйственного строя.

Наиболее широко известен так называемый общецивилиза-

ционный подход, преимущественно развиваемый в рамках

неоклассической теории. Его суть в универсальной примени-

мости единых и неизменных принципов построения рацио-

5. Галковский Д.Е. Русская политика и русская философия // Магнит. Псков, 2004. С. 61–62.

253

нального (рыночного) хозяйственного механизма. Эти прин-

ципы должны быть реализованы для всех стран, вне зависи-

мости от особенностей их культурного (в самом широком

значении этого слова) развития. Более того, устранение мест-

ных особенностей в реализации этих принципов рассматри-

вается в рамках такого подхода как благо, как признак циви-

лизационной развитости общества.

Сама по себе мысль об уникальном характере хозяй-

ственного строя России не оригинальна. Она развивалась

и ранее, в частности в рамках славянофильской идеологии.

Новизна подхода классиков евразийства заключается в ради-

кализме, в абсолютном противопоставлении хозяйственных

систем Запада и России, что является формой проявления

их цивилизационной несовместимости. Если у славянофилов

Запад – это просто чужеродный этнос, то у евразийцев – это

враждебный, полярный этнос. Между этими цивилизациями

нет ничего общего, они развиваются сами по себе, по своим

законам, как бы параллельно друг другу.

Имеются и более глубокие расхождения со славянофи-

лами. Славянофилы полагали, что основы идеального хозяй-

ственного строя России уходят корнями в быт и нравы допе-

тровской, прежде всего домонгольской, Руси. «Европеизация»

России, по их мнению, загнала это содержание внутрь, в глу-

бины народной жизни. Евразийцы же, будучи согласны с кри-

тической оценкой послепетровской России, вели свою «родос-

ловную» от империи Чингизхана. Л. Гумилев, этот последний

классик евразийства, следующим образом описывает раз-

личия в традициях Киевской и Московской Руси. «Москва

не продолжала традиций Киева, как это делал Новгород.

Напротив, она уничтожила традиции вечевой вольности и

княжеских междоусобиц, заменив их другими нормами

поведения, во многом заимствованными у монголов, систе-

мой строгой дисциплины, этнической терпимости и глубо-

кой религиозности»

. Поэтому евразийцы опирались в своих

6. Гумилев Л.Н. От Руси до России. М.: Прогресс, 1992. С. 293.

ИСТОРИЯ ЭКОНОМИЧЕСКОЙ МЫСЛИ

254

экономических построениях в основном на организационно-

хозяйственные традиции (примат общенациональных инте-

ресов, централизованное управление, дисциплина, уважение

к власти и ее представителям на местах). Они рассчитывали

больше не на народ, отвернувшийся от тысячелетней монар-

хии, а на национальную элиту, правящий класс. В качестве

идеологии, сплачивающей русскую правящую элиту, и долж-

но выступить евразийство.

Такой подход сыграл и, видимо, продолжает играть важ-

ную роль в осознании хозяйственной самобытности России.

Он позволил избавиться от бесплодных переживаний о том,

насколько Россия близка тем или иным образцам западной

жизни. Евразийцы категорически выступали против каких-

либо попыток копирования хозяйственного строя Запада.

Это чревато, по их мнению, утратой самобытности, разру-

шением национальной культуры этноса и, в конечном счете,

потерей экономической и политической независимости

страны.

Концепция государственно-частного

хозяйствования

По мнению евразийцев, российская экономика долж-

на представлять собой тесное переплетение государственно-

го и частного начал, государственного управления и рыночно-

го регулирования. В этом симбиозе, переплетении они и виде-

ли евразийскую специфику. Так, видный экономист-евразиец

Н. Алексеев писал: «Общее направление пути, которым долж-

но следовать… преобразование отношений собственности,

можно выразить в следующей отрицательной формуле, харак-

теризующей существо преобразованного общества: ни капи-

тализм, ни социализм! Формула эта в положительном выра-

жении требует построения системы, которую можно назвать

системой государственно-частного хозяйства»

7. Алексеев Н.Н. Русский народ и государство. М., 2000. С. 254.

255

Как соотносятся конкретные экономические постро-

ения евразийцев с их общей установкой на уникальность

российской хозяйственной системы? Если рассматривать

национально-культурные основы их экономического учения,

то евразийцам можно предъявить следующие основные пре-

тензии. Прежде всего они не были последовательны в рам-

ках своей же концепции; далее, идеализировали российский

этнос, в частности российские трудовые и хозяйственные тра-

диции; наконец, фактически игнорировали влияние общеци-

вилизационного (вненационального) фактора на хозяйствен-

ную систему России.

Рассмотрим каждую из этих претензий.

Противоречия в концепции. Вопреки первоначальным

замыслам значительная «доля» экономических построений не

была связана с духовными и национально-психологическими

основами евразийского этноса. Вот как евразийцы виде-

ли духовные основы русской цивилизации: «Для евразийцев

неприемлем был крохоборческий и стяжательный характер

Запада, подчинение всех действий человека рыночной при-

были, замена человеческих отношений жестким экономиче-

ским расчетом, западный дух рационализма. В России и рус-

ском менталитете… богатство духовной культуры и вообще

иной путь цивилизационного развития».

На уровне предпосылок исходной идеологии российский

этнос выглядит весьма привлекательно и одухотворенно: бес-

корыстие, трудолюбие, соборность, взаимопомощь. Но как

только евразийцы переходят к конкретике, конструирова-

нию хозяйственного механизма, то вся эта идиллия разруша-

ется. Н. Алексеев считает хозяйственный строй, приемлемый

для евразийцев, «системой государственно-частного хозяй-

ства», а П. Савицкий развивает идею рыночного механизма,

хотя и при плотном контроле государства. И сразу возникают

вопросы. Откуда взялось в Евразии иное, дьявольское, связан-

ное с рынком и получением прибыли? Ведь до этого говори-

лось только о высокой духовности и нестяжательной природе

русского человека. Евразийцы не в состоянии были дать вразу-

ИСТОРИЯ ЭКОНОМИЧЕСКОЙ МЫСЛИ

256

мительного ответа на этот вопрос. Выходит, то, что люди дума-

ют о себе (идеология с принципами), и то, как они поступают

(экономика), – вещи, мало связанные друг с другом.

Мифологизация российского этноса. При описании рос-

сийского этноса евразийские классики были склонны к его

идеализации и даже мифологизации. При этом резко проти-

вопоставлялся характер и стереотипы поведения европейско-

го и евразийского человека, что явилось следствием антизапад-

нической позиции главных идеологов евразийства. Они дока-

зывали, что по сравнению с европейцами мы не только дру-

гие, но и значительно лучшие. Правда, не совсем ясно, когда

говорится об особой духовной закваске евразийского наро-

да, что имеется в виду – прошлое, настоящее или будущее.

Вопрос в равной мере правомерен как для периода славных

1920-х годов, так и для современной России. Хотя, справедли-

вости ради, отметим, что евразийцы идеализировали россиян

все же поменьше, чем славянофилы. Видимо, сказался опыт

поведения этноса в период революции и Гражданской войны.

В действительности же реальный русский человек не

столь благообразный, как мы его видим в описаниях евразий-

цев. Подход же евразийцев по отбору русских традиций очень

напоминает понимание русской идеи Бердяевым. Тот так же

мыслил себя, по словам Д. Галковского, «неким верховным

столоначальником, обладающим исключительной прерогати-

вой «принимать в русскую идею» того или иного отечествен-

ного мыслителя». Слегка перефразируя Галковского, заметим,

что из русского характера, национальной психологии (как и

в случае с национальной идеей) должны вытекать все реалии

экономического поведения русского человека, все зигзаги его

хозяйственнного бытия. Исключений быть не должно.

История исчерпывающе продемонстрировала, что в

характере русского народа сочетаются разные, порой про-

тивоположные тенденции. Как писал И. Бунин, из нас как из

древа – либо икона, либо дубина. В зависимости от того, кто

ее обрабатывает – Сергий Радонежский или Емелька Пугачев.

Но еще более важно, что эти противоположности живут,

257

сосуществуют в одном человеке. Русский человек характери-

зуется шаткостью, неустойчивостью, бесформенностью, боль-

шой зависимостью от внешних обстоятельств. В нем сильно

развито то, что называется стадным чувством.

При описании трудовой морали российского этноса

евразийские авторы обращали основное внимание на те его

черты, которые соответствовали их идеологии. В то же время

игнорировались иные черты национальной психологии, кото-

рые не укладывались в априорную схему. Что касается спец-

ифики российского трудового менталитета, то она может

быть описана следующими основными чертами: долготер-

пение и упорство в соединении с неприятием монотонно-

ритмичных нагрузок; предпочтение коллективно-авральных

методов труда; способность к самопожертвованию, к бес-

платной работе, но при условии высокой моральной оценки

труда в обществе; распространение неформальных трудовых

отношений между хозяином и работником; расчет на покро-

вительство и помощь со стороны государства; предпочтение

гарантированности оплаты ее величине.

Об игнорировании общечеловеческого фактора.

Серьезным заблуждением евразийцев была их убежденность

в том, что хозяйственный строй России целиком и полностью

определяется характером и традициями евразийского этно-

са. Они не учитывали, что помимо этнических традиций эко-

номическое поведение всякого человека управляется некими

общечеловеческими природными свойствами – инстинкта-

ми и общецивилизационными нормами. Вне зависимости от

того, является ли он японцем, немцем или русским. Так раз-

деление труда и регулярный обмен деятельностью, существо-

вавшие в человеческом обществе всегда и повсеместно (в том

числе и в первобытном стаде), постепенно сформировали

общечеловеческие стереотипы поведения, которые и легли

в основу рыночного поведения человека в любом обществе.

Поэтому не надо антизападничество доводить до абсурда.

Мы не должны блокировать развитие каких-либо социально-

экономических форм только на том основании, что они раз-

ИСТОРИЯ ЭКОНОМИЧЕСКОЙ МЫСЛИ

258

виваются на Западе. Их существование вполне может выте-

кать не из специфики западной цивилизации, а из человече-

ской природы как таковой.

Евразийская версия смешанной экономики:

современный взгляд

Можно, конечно, удивляться прозорливости первых

евразийцев, которые предвидели в основных чертах эволю-

цию общественного развития в XX в. в направлении форми-

рования «смешанного общества» и «смешанной экономи-

ки». Эти взгляды в какой-то мере носят пионерный харак-

тер, поскольку были озвучены до кейнсианской революции на

Западе. Они предвосхитили столь модные сегодня концепции

смешанной экономики. Именно такому обществу в настоя-

щее время в наибольшей степени присущи сочетание различ-

ных форм собственности и хозяйствования, социальная ори-

ентированность экономики, рыночное регулирование.

Правда, несколько портят общую картину два обстоя-

тельства.

Во-первых, социально-экономическое развитие России

в минувшем столетии демонстрирует не столько привер-

женность евразийской умеренности и степенности, наибо-

лее адекватно выражаемой в обществе смешанного (евразий-

ского) типа, сколько шараханье из одной крайности в дру-

гую. В экономике монополия государственной собственности

и планово-централизованного регулирования сменилась дру-

гой монополией – частной собственности и рыночного регу-

лирования. Но это означает, что пути развития самой россий-

ской цивилизации были весьма далеки от смешанного обще-

ства, в котором крайности восточного деспотизма и рыночно-

го чистогана взаимно уравновешивали бы друг друга.

Во-вторых, исторический опыт показал, что сама по себе

смешанная экономика не является атрибутом только россий-

ского бытия, как об этом думали евразийцы. Смешанная эко-

номика развивалась (и в теории, и на практике) и на Западе,

259

и на Востоке. Вопрос в том, каков его российский вариант.

Поэтому правильнее ставить вопрос только о российской

специфике смешанной экономики, а не связывать ее един-

ственным образом с евразийством.

Необходимость уточнения евразийской версии циви-

лизационного подхода вытекает и из проявившейся в совре-

менную эпоху тенденции к универсализации хозяйственных

систем. Ранее этот процесс назывался конвергенцией систем.

В этой связи ряд авторов полагает, что имеющиеся в настоя-

щее время определенные цивилизационные различия в пер-

спективе, ввиду единства человеческой природы, исчезнут, а

потому исчезнет и необходимость в цивилизационном под-

ходе. «По мере развития производительных сил, развития

индустрии и торговли, а следовательно, и развития межстра-

нового взаимодействия, различия в национальных произ-

водствах и трудовых ценностях сглаживаются, имея тенден-

цию в перспективе к их полному преодолению»

. М. Воейков,

автор данной цитаты, почему-то приписывает мысль о слия-

нии цивилизаций евразийцам. Но где и у какого из евразий-

ских классиков он нашел положение, что цивилизационные

различия имеют тенденцию исчезать, т.е. носят не вечный,

а исторически преходящий характер? При всех различиях

между евразийцами различных направлений имеются неко-

торые общие моменты, присущие в той или иной мере всему

движению в целом. Это признание параллельного развития

цивилизаций, отрицание как формационного подхода (после-

довательная смена общественно-экономических формаций

в марксистской интерпретации), так и стадийного развития

общества (доиндустриальная – индустриальная – постин-

дустриальная стадии); подчеркивание особой роли духовной,

прежде всего религиозной, культуры. Воейков же дает слиш-

ком вольную интерпретацию взглядов евразийцев на исто-

рию, когда делает вывод о конвергенции цивилизаций в буду-

щем. Это фактически разрушает цивилизационный подход,

8. Воейков М.И. Политико-экономическое эссе. М.: Наука, 2004. С. 153.

ИСТОРИЯ ЭКОНОМИЧЕСКОЙ МЫСЛИ

260

приводит к отказу от евразийства с его вечным параллельным

развитием цивилизаций.

Но главное – в другом. Если цивилизационный подход,

который составляет концептуальную основу рассматривае-

мого учения, при его применении к сфере экономики имеет

столь узкое и к тому же постоянно уменьшающееся (наподо-

бие «шагреневой кожи») значение, то это есть явный признак

устаревания и неконструктивности самой теории. Во всяком

случае никакой «бесподобный анализ» тенденций мирового

развития в XX в., основанный исключительно на параллельном

развитии цивилизаций, на чем настаивали правоверные евра-

зийцы, в принципе невозможен.

Указанная тенденция к универсализации не означает

полного забвения цивилизационного, самобытного подхода, а

лишь более точно определяет его место. Самобытность прояв-

ляется в значительной степени как специфическая форма реа-

лизации универсальных тенденций. Именно благодаря этой

самобытности мир не только универсализуется, но и одно-

временно становится все более многообразным, многовари-

антным. В этом одно из проявлений реальности националь-

ных традиций.

Из сказанного вытекает, что задача совмещения рос-

сийских традиций и общецивилизованных механизмов, пре-

жде всего рыночных, является важнейшей для хозяйственной

политики. Минувший век продемонстрировал, что наиболь-

ших успехов добились те страны, которые развивались, в том

числе и в рыночном плане, не вопреки традициям, а опираясь

на них. Это такие экзотические страны, как Япония, Корея,

Тайвань, Гонконг, а в последнее время – Китай

Надо сказать, что и евразийцы двигались, сами того не

осознавая, в этом направлении, когда разрабатывали свою

версию смешанной экономики – систему государственно-

частного хозяйства. Движение современной России в сторо-

ну общества смешанного типа было бы, безусловно, благом,

9. Ольсевич Ю.Я. Хозяйственная система и этнос // Вопросы экономики. 1993. № 8. С. 7–16.