Васильев Л.С. Древний Китай. Том 1

Подождите немного. Документ загружается.

добродетельного поведения Чжоу Синя, а в гл. 3 труда Сыма

Цяня они конкретизированы и наглядно проиллюстрированы.

Если верить «Шицзи», Чжоу Синь был силен, способен, крас-

норечив, но любил вино и распутство. Он культивировал не-

пристойные мелодии, нещадно облагал налогами людей, пренеб-

регал уважительным отношением к духам и любил развлекаться

самым непристойным образом, устраивая, в частности, пьяные

оргии с ночными развлечениями голых мужчин и женщин.

Чжоу Синь истязал достойных людей, приближал к себе льсте-

цов и корыстолюбцев, не слушал добрых советов. Заключив в

тюрьму будущего Вэнь-вана, он затем легко поддался на подкуп

и за красивую девушку и нескольких добрых лошадей отпустил

пленника. Вследствие всего этого князья и чиновники уходили

от него в Чжоу, что и сыграло в конце концов свою роль в гибе-

ли последнего шанского вана и крушении Шан. В битве при

Муе армия Чжоу Синя была разбита, а сам он, одевшись в

драгоценные одежды, бросился в огонь (см. [86, г, 1, с. 175—

178]).

Что и говорить, картина яркая и назидательная. Это-то

обычно и смущает исследователей. Совершенно очевидно, что за

чистую монету все сказанное Сыма Цянем и вошедшее в китай-

скую традицию принимать нельзя. Трудно даже определить, что

из рассказанного сколько-нибудь достоверно или хотя бы имеет

в своей основе позднее приукрашенные и переинтерпретирован-

ные, но все же реальные исторические факты и события. Но не

в этом в конечном счете дело.

Из традиции явствует, что крушению Шан предшествовал

длительный кризис, который развивался по двум основным взаи-

мосвязанным линиям. Во-первых, неуклонно нарастал постепен-

ный упадок Шан, проявившийся, в частности, в некоей потере

прежнего боевого духа, может быть, твердой внутренней органи-

зации. Во-вторых, усиливался энергичный нажим со стороны

Чжоу. Прежде побеждали шанцы, теперь уверенно брали верх

чжоусцы. Падал престиж вана, уменьшался приток подношений.

Колебались вассалы, подумывая о том, не пора ли им сменить

сюзерена. Ужесточение порядков и жесткость наказаний не

помогали делу — напротив, вредили, создавая тот самый имидж

недобродетельного правителя, который позже был столь велико-

лепно использован чжоусцами.

История — чжоуская, т.е. чжоусцами написанная и пере-

интерпретированная, — поставила шанцам всякое лыко в стро-

ку, причем сделано это было сознательно, умело и ловко, так

что неудивительно, что каждое слово чжоуских текстов впослед-

ствии воспринималось десятками поколений как нечто есте-

ственное, само собой разумеющееся: уж коли последний шан-

ский ван был недобродетелен, так что ж хорошего можно было

от него ожидать? В нашем распоряжении нет фактов, которые

.208

напрямую могли бы опровергнуть представления, санкциониро-

ванные трехтысячелетней традицией. Мы можем лишь усом-

ниться в них, как и в самой традиции. Усомниться — и выдви-

нуть предположение, что на самом деле все было не столь ясно

и однозначно, что скорей всего шел обычный для истории про-

цесс ослабления одной политической структуры и усиления на

ее периферии другой, соперничавшей с ней и в конечном счете

оказавшейся удачливой, преуспевшей в своих намерениях.

Но в том-то и состоит особенность — в некотором смысле

принципиальная — историографической традиции и всей поли-

тической культуры Китая, что объективный исторический про-

цесс там с некоторых пор, точнее, как раз с завоевания Шан

чжоусцами, начал в силу практической для новой власти не-

обходимости переинтерпретироваться с позиций назидательной

дидактики, этического детерминанта. Именно эта априорная

позиция в конечном счете сильно исказила всю реальную исто-

рию, во всяком случае древнюю историю Китая. И не только

историю — достаточно напомнить о таких сочинениях, как

«Чжоули».

Тем важнее, однако, используя все возможное, попытаться

реконструировать реальный исторический процесс. Примени-

тельно к раннему, начальному этапу китайской истории сделать

это труднее всего. Только успехи археологии, в первую очередь

обнаружение гадательных надписей, создали для такого подхода

благоприятные условия. И все же многое пока еще остается

необъясненным и практически необъяснимым — как то особенно

очевидно на примере проблем генезиса аньянского очага циви-

лизации и государственности. Много легче с последующими эта-

пами китайской истории, хотя и относительно раннечжоуского

Китая тоже еще остается достаточно много неясного.

14 226

ГЛАВА 5

ЧЖОУСЦЫ И КРУШЕНИЕ ШАН

Протогосударство Шан-Инь рухнуло под ударами мощной

коалиции соседних племен внешнего пояса вай-фу, возглавляв-

шейся Чжоу. С самого начала важно подчеркнуть, что чжоусцы

к моменту завоевания были уже не просто одним из многих пле-

мен, окружавших развитое протогосударство шанцев и пережи-

вавших процесс трибализации и формирования политической

структуры под его воздействием. Чжоусцы отличались от других

именно тем, что у них упомянутый процесс шел особенно быст-

рыми темпами. Это объективно давало им весомые преимущест-

ва перед другими племенами, в том числе и более многочислен-

ными. Почему же чжоусцы сумели обрести такие преимущества,

с чего они начинали или, точнее, что известно сегодня о первых

шагах Чжоу, о ранней его истории?

Чжоусцы до Вэнь-вана

Три основных источника представляют сведения о ранней

истории Чжоу — песни «Шицзина», исторический труд Сыма

Цяня и достижения археологии последних десятилетий. Как то

ни покажется странным, но в «Шуцзине» о чжоусцах до Вэнь-

вана практически ничего не сказано; лишь несколько строк уде-

лено этой теме и в «Чжушу цзинянь». Тем весомей то немногое,

что содержится в «Шицзине» и «Шицзи», не говоря уже о дан-

ных археологии.

Классическая историографическая традиция формировалась

на базе тех данных, которые зафиксированы прежде всего в

«Шицзи». Может показаться весьма парадоксальным то, что те

самые чжоусцы, которые столько усилий положили на рекон-

струирование и переинтерпретацию дочжоуской истории Китая

(Яо, Шунь, Юй, Ся и Шан), почти совсем не уделяли внимания

тому, чтобы в деталях рассказать о первых шагах истории собст-

венной, — это сделал за них ханьский историк Сыма Цянь. Как

известно, с его легкой руки в китайской историографической

традиции было принято, что после гибели очередной династии

специально назначавшиеся чиновники-историографы (иногда

.210

большая группа, целая комиссия) писали ее историю. Такой

подход стал нормой в империи. А до того был восьмисотлетний

период древней истории, коща во главе страны сначала факти-

чески, а затем по большей части формально (в качестве сак-

рального главы) стояли чжоуские ваны, и вся история писалась

с позиций чжоуской концепции историописания и интерпрета-

ции истории. И вот им, официальным верхам Чжоу, предысто-

рия чжоусцев, как выясняется, была не нужна.

Вообще-то в этом есть свой смысл. Для чжоуских историо-

графов важно было обосновать переход мандата Неба в руки

чжоуских ванов — и именно данному вопросу во всех письмен-

ных памятниках, начиная с «Шуцзина», уделено основное вни-

мание. А вот о том, чтобы изложить предания собственного на-

рода о его жизни в предшествовавший период, чжоуские истори-

ки мало заботились, быть может, именно потому, что к вырабо-

танной ими генеральной концепции исторического процесса

(«мандат Неба»; этический детерминант дэ) все это прямого

отношения не имело. Важна была чжоуская история с Вэнь-ва-

на, чьи добродетели и действия позволили чжоусцам овладеть

желанным мандатом. Как бы то ни было, но факт остается фак-

том: о чжоусцах до Вэнь-вана подробнее всего сказано у Сыма

Цяня, а песни «Шицзина» придают этим сведениям лишь неко-

торые эпическо-поэтические оттенки, реже — имеется в виду

песня «Ци-юэ» — рассказывают об образе жизни чжоусцев той

отдаленной эпохи.

Из гл. 4 повествования Сыма Цяня явствует, что первопред-

ком чжоусцев считается некий Ци. Его мать Цзян Юань, жена

императора Ку, родила сына не от мужа, а после того, как на-

ступила на след, оставленный в поле ногой великана. Испугав-

шись сложившейся ситуации, Цзян Юань попыталась было отде-

латься от родившегося у нее ребенка, но малыша спасали звери

и птицы, вследствие чего мать одумалась. Сыну же дала имя Ци

(Брошенный).

Подрастая, мальчик полюбил возделывать землю. Узнав об

этом, сам великий Яо поручил юноше выполнять функции упра-

вителя земледелием, а его преемник Шунь присвоил ему долж-

ность-титул Хоу-цзи (букв, «князь-просо»), дал ему земли в

Тай и родовое имя Цзи. Должность не перешла к потомкам.

Уже при сыне Хоу-цзи Бу Ку она была упразднена, а сам Бу Ку

удалился, как сказано в «Шицзи», в земли жунов и ди

что

означает прекращение земледельческой жизни и переход к ско-

товодству, так как в районе степного пояса к северу и северо-за-

паду от бассейна Хуанхэ только им и можно было заниматься.

* Термином «жун» чжоуские источники, по некоторым сведениям, обозна-

чали потомков этнической общности

цяное

времен Шан. Племена ди появились

в чжоуских источниках поздно и четко фиксируются лишь применительно к

УН в. до н.э. (подробнее см. [55, с. 175—187]).

13-2 226

211

При внуке Бу Ку, Гун Лю, чжоусцы переселились в район

р. Вэй и снова занялись земледелием, перейдя к оседлому обра-

зу жизни. Окружающие племена тянулись к Гун Лю и с охотой

селились на его землях, шли под его власть. С этого момента,

повествует Сыма Цянь, начался подъем дома Чжоу. Далее из

его текста явствует, что чжоусцы при сыне Гун Лю перемести-

лись в Бинь, после чего на протяжении семи-восьми поколений

не вполне следовали образу жизни великих предков. Лишь при

знаменитом правителе Гу-чэн Дань Фу чжоусцы вернулись к

занятиям и образу жизни Хоу-цзи и Гун Лю. Правда, под

давлением жунов и ди Дань Фу пришлось покинуть Бинь и раз-

меститься в районе Цишань (тоже в долине р. Вэй). Снова к

чжоускому вождю стали тянуться соседи, желавшие жить под

его властью. Дань Фу с охотой принимал всех, стал сооружать

окруженные стенами города и предместья вокруг них, расселять

там увеличивавшихся численно своих подданных. Он создал

пять управлений, т.е. положил начало регулярной администра-

ции. «Весь народ восхвалял в песнях» Дань Фу (см. [86, т. 1,

с. 179—181]).

Львиная доля информации, сообщенной Сыма Цянем, за-

фиксирована в поэтической форме в песнях и гимнах «Шицзи-

на». В песне № 245 («Шэн минь» из раздела «Дая») рассказана

история о Цзян Юань и Хоу-цзи, в песне № 250 — о Гун Лю, в

песне № 270 (раздел «Чжоусун») — о Дань Фу (он же Тай-

ван). В песне № 300 (гимны «Лусун» того же раздела) вкратце

воспроизведена вся предыстория чжоусцев от Цзян Юань до

Вэнь-вана и У-вана, после чего воспет дом Чжоу-гуна в Лу (см.

[96, с. 353—355, 364—366, 417, 453—454]). Это означает, что

Сыма Цянь в общем-то не отклонялся от традиции, хотя, есте-

ственно, не может считаться ответственным за нее: традиция

складывалась и история переинтерпретировалась в основном за-

долго до него.

Обратимся теперь к материалам археологии. Понятие «доди-

настический период», или «предчжоуская культура», вошло в

нее недавно, не ранее 70-х годов XX в. Речь идет прежде всего о

нескольких могильниках из Доуцзитая, Чжанцзяпо, Сямэнцуня,

Кэшенчжуана и ряда других мест в бассейне Вэй. В большинст-

ве случаев имеются в виду слои, расположенные сразу же по-

верх слоев шэньсийского Луншаня, т.е. хронологически соответ-

ствующие середине II тысячелетия до н.э., а в культурном плане

близкие к позднелуншаньским. Специалистами исследован мас-

совый керамический материал из упомянутых местонахождений,

прослежены гипотетические культурно-генетические связи и по-

ставлена проблема генезиса Чжоу.

Не вдаваясь в детали и споры, можно сформулировать основ-

ные выводы, с которыми так или иначе согласны почти все. В

чжоуских слоях явственно прослеживается сильное влияние не

.212

только шэньсийского Луншаня, но и культуры Цицзя (ганьсуй-

ский Луншань), которая некоторыми современными исследова-

телями, как, например, Цзоу Хэном, связывается с этнической

общностью цянов. Это те самые многочисленные цяны, о кото-

рых применительно к Шан уже упоминалось и к которым, если

исходить из иероглифики и некоторых иных косвенных показа-

телей, следует отнести и легендарную мать Хоу-цзи Цзян

(Цян) Юань. Кроме того, специалистами ставится вопрос о воз-

действии поздних пережиточно-яншаоских культур Сыва и

Синьдянь (пров. Ганьсу) и культуры Гуаншэ (пров. Шэньси), а

также о связи их с местностью Бинь из древних текстов (по-

дробней см. [48, с. 32—35; 232, с. 33—53]).

Большего археология пока что дать не в состоянии. Но в со-

четании с приведенными уже письменными свидетельствами

кое-что все же проясняется. Прежде всего, археология под-

тверждает многолинейность процесса генезиса этноса чжоусцев.

Одна из линий корнями связана с земледелием, другая ведет на

север — в зону степей (вспомним упоминания источника о жу-

нах и ди), что связано с иными занятиями, прежде всего ското-

водством. Не исключено, что двусоставность (местные земле-

дельцы и пришлые, мигрировавшие на юг скотоводы) этноса

чжоусцев нашла отражение как в подчеркнутой письменными

памятниками разнице между родовыми именами Цзян (мать

Хоу-цзи) и Цзи (сам он), так и в весьма невнятных историях о

том, что вначале чжоусцы были вместе с Хоу-цзи земледельца-

ми, затем вместе с Бу Ку стали обитать в землях жунов и ди,

потом вместе с Гун Лю снова оказались в зоне оседлого земле-

делия, после чего долго опять не были стопроцентными земле-

дельцами, пока не настало время Дань Фу.

В том, что истории подобного рода не более, чем историзо-

ванные легенды, сомнений нет (достаточно напомнить, что Хоу-

цзи, согласно «Шицзи», жил и при Яо, и при Шуне и даже при

Юе, т.е. несколько столетий). Но в историзованной легенде всег-

да есть рациональное зерно. И его целесообразней всего искать

именно в том, что процесс генезиса чжоусцев включал в себя

как важный, быть может ключевой, этап контакт между земле-

дельцами Цзи (фамильный знак отличен от цзи из имени Хоу-

цзи, где цзи — просо) и скотоводами Цзян (цяны). Как извест-

но, и впоследствии чжоусцы из рода Цзи (род вана) брали по

традиции себе в жены женщин из знатного чжоуского же клана

Цзян — об этом немало материалов в «Цзо-чжуань».

К сказанному стоит добавить, что ряд современных исследо-

вателей зафиксировали связи между индоевропейскими и древ-

некитайским языками. И хотя параллелей пока обнаружено

сравнительно немного, сам факт несомненен — вопрос лишь в

том, как его интерпретировать (см. [17, с. 300—302; 55, с. 77—

79]). И если напомнить, что индоевропейское племя тохаров ре-

14-3 226

213

ально обитало рядом с чжоусцами, в районе современного Синь-

цзяна [281], то есть все основания не только согласиться с иде-

ей о многолинейности процесса генезиса чжоусцев, но и связать

ее с проблемой генезиса шанского очага цивилизации. Ведь ань-

янская фаза существования шанцев — тот же рубеж второй и

третьей трети II тысячелетия до н.э., коща формировалось и

структурировалось протогосударственное образование Чжоу. Как

тут не согласиться с идеей Э.Паллиблэнка, согласно которой

мало что могло удержать степняков-индоевропейцев «от того,

чтобы вторгнуться в Китай и осесть там, принеся с собой техни-

ческие достижения Ближнего Востока, которые могли заложить

основы цивилизации с письменностью, металлургией и т.п.»

[281, с. 30]. Иными словами, те самые процессы, которые при-

вели к возникновению основ китайской цивилизации Шан, на

ее периферии могли сыграть свою роль в формировании неболь-

шой этнической общности чжоусцев, оказавшейся затем в сфере

культурного воздействия шанцев.

Важно оговориться, что чжоусцы существовали именно на

периферии гипотетического процесса, итоговым результатом

которого было возникновение очага цивилизации в районе Ань-

яна, восточнее местонахождения чжоусцев. Эта оговорка весьма

существенна, поскольку позволяет не удалиться от реалий:

чжоусцы не были знакомы ни с металлургией (во всяком случае

сколько-нибудь развитой), ни с письменностью, ни с иными эле-

ментами аньянской цивилизации — по меньшей мере до того,

как вступили в шанцами в тесный контакт.

Вместе с тем генеральный процесс, о котором идет речь,

был, видимо, общим и для шанцев, и для чжоусцев, и для иных

соседних этнических общностей бассейна Хуанхэ. И похоже на

то, что этническая общность чжоусцев, складывавшаяся практи-

чески параллельно с этнической общностью аньянских шанцев,

была ей близка настолько, насколько могут быть близки друг

другу родственные народы. Не исключено, что это сыграло опре-

деленную роль в ускорении и активизации процесса заимствова-

ния чжоусцами основ шанской культуры.

Необходимо обратить внимание на еще одно существенное

обстоятельство: в чжоуских источниках нет сетований на какие-

либо языковые трудности в общении с шанцами. Между тем об-

щение было в таком объемном масштабе, что в случае полного

непонимания чжоусцами шанского языка оно как-либо дало бы

о себе знать. Можно упомянуть в этой связи о том, что о языко-

вой разнице между чжоусцами и жителями южного государства

Чу в несколько более позднее время, в середине I тысячелетия

до н.э., чжоуские источники говорили вполне определенно.

Согласно Сыма Цяню, Дань Фу покинул район Бинь под

давлением жунов и ди, «отвергнув обычаи жунов и ди», т.е. как

бы обратился лицом к цивилизации. Если принять во внимание,

.214

что чжоуские вожди в немалой мере досаждали шанцам до этого

(существует немало надписей о походах против Чжоу еще во

времена У Дина, т.е. задолго до Дань Фу), то переход чжоусцев

к новым жизненным стандартам важен как этап в их истории.

Судя по «Чжушу цзинянь», он пришелся на период царствова-

ния У И — того самого, что весьма неблаговидно представлен в

чжоуских текстах.

Не будем гадать, чем определялось такое отношение, но

обратим внимание на упоминание «Чжушу цзинянь» о том, что

именно У И дал Дань Фу его первый (разумеется, шанский) ти-

тул гун и официально признал его владение в Цишани. Мало

того, в годы правления У И Дань Фу сумел женить своего млад-

шего сына Цзи Ли на знатной аристократке из Шан, Тай Жэнь,

и добиться того, чтобы к Цзи Ли после его смерти перешла

должность правителя чжоусцев, о чем сказано у Сыма Цяня.

Под покровительством У И Дань Фу и Цзи Ли, согласно «Чжу-

шу цзинянь», округлили свои владения, присоединив к ним ряд

соседних территорий. При этом Цзи Ли посылал шанскому вану

богатые подношения, а тот, в свою очередь, посещал своего вас-

сала. Во всяком случае, У И, как упоминалось, был убит молни-

ей во время охоты на территории Чжоу или рядом с нею.

При сыне У И, Вэнь Дине (у Сыма Цяня — Тай Дин), Цзи

Ли был одним из активнейших шанских вассалов. В «Чжушу

цзинянь» сообщается, что Цзи Ли побеждал соседние племена,

усмирял врагов Шан, строил новые города. Как-то после очеред-

ной победы Цзи Ли с трофеями и важными пленниками прибыл

к шанскому двору рапортовать о победе. Но ван приказал убить

Цзи Ли — впрочем, успев до того даровать ему почетный титул

бо (см. [255, т. 3, Prolegomena, с. 137—138]). Правителем

чжоусцев стал сын Цзи Ли и Тай Жэнь знаменитый Чан, буду-

щий Вэнь-ван.

Чжоусцы при Вэнь-ване

О Вэнь-ване в древнекитайских текстах рассказывается

очень много. Правда, в большинстве случаев, начиная с «Шу-

цзина», эти упоминания весьма общи и неконкретны. Говорится

о величии, мудрости, добродетельности правителя, о том, что за

все его качества и заслуги Великое Небо именно ему — а в его

лице и всем чжоусцам, всему дому Чжоу, — вручило мандат на

правление Поднебесной. Соответственно прославляются его имя

и его великие заслуги (точнее даже — добродетели и прочие

величественные свойства личности) в многочисленных песнях и

гимнах «Шицзина».

Существенно, однако, разобраться в реалиях и выяснить,

каковы же действительные заслуги Вэнь-вана перед чжоусцами

14-4 226 215

и всей древнекитайской историей, всей китайской цивилизаци-

ей. Иными словами, что конкретно совершил этот незаурядный

и прославивший свое имя в веках правитель Чжоу. Весьма

обстоятельно, хотя и не слишком подробно, говорит об этом Сы-

ма Цянь. Обратимся к материалам гл. 4 его труда, повествую-

щей об истории дома Чжоу.

Из них явствует, что Чан сумел поладить с правителями

Шан, которые (в частности, последний из них, Чжоу Синь —

как об этом повествуется в «Чжушу цзинянь») закрепили за

ним титул его отца — Си-бо, т.е. «управитель Запада». Дейст-

вуя не столько силой, как то было характерно для Цзи Ли,

сколько умом, проявляя и милосердие, и заботу о людях, и ува-

жение к мудрости, Чан добился того, что люди стали тянуться к

нему. Среди них были прославленные затем в конфуцианской

традиции мудрецы-отшельники Бо И и Шу Ци из Гучжу, а так-

же многие другие, включая беглых чиновников из Шан. Один из

приближенных Чжоу Синя заметил по этому поводу: «Си-бо

творит добрые дела, множит добродетели, и владетельные

князья все устремляются к нему, что сулит вам, государь, беду»

[86, т. 1, с. 182], — после чего ван заточил Чана в тюрьму. Со-

ратники Чана сумели, однако, раздобыть красавицу и хороших

лошадей, которых они и поднесли Чжоу Синю с просьбой отпус-

тить Чана, на что ван согласился.

Реабилитированный Чан продолжал свою политику, суть

которой — по Сыма Цяню — сводилась к добродетельности и

справедливости во внутренних делах и к военным походам про-

тив соседей. За почти полвека своего правления он заметно

округлил владения Чжоу и перенес столицу из района Цишань

на восток, во вновь отстроенный город Фэн (неподалеку от

совр. Сиани). За несколько лет до смерти Чан провозгласил себя

ваном, т.е. присвоил титул, который до того имел право носить

только правитель Шан. Одновременно он присвоил этот же

титул своему деду Дань Фу и отцу Цзи Ли, которые соответ-

ственно стали именоваться Тай-ван и Ван Цзи. Как полагает

Сыма Цянь, такого рода акт был связан с тем, что Чан получил

за свои добродетели «мандат Неба». Ко всему этому важно доба-

вить, что и годы заточения в Шан не прошли для Вэнь-вана зря:

считается, что именно тоща он разработал теорию и практику

гаданий по тысячелистнику (легендарный Фуси изобрел три-

граммы, а Вэнь-ван — гексаграммы, т.е. 64 комбинации из шес-

ти цельных и прерванных линий).

Если очистить написанное Сыма Цянем от назидательной

дидактики в конфуцианском духе, то картина станет вполне

очевидной. При Чане за почти полвека чжоусцы сделали быст-

рый шаг вперед в своем развитии не только и даже не столько в

сфере военно-политической (хотя успехи в ней были несомнен-

ны и благотворны для Чжоу), сколько в области культуры, так

.216

сказать, нравов, что для полуварварского этноса чжоусцев сы-

грало, видимо, колоссальную, может быть, решающую роль. Без

этого скачка они едва ли смогли бы удержаться у власти после

завоевания Шан. Необходимо аргументировать этот тезис, ибо

он весьма важен для всего последующего изложения.

Посмертное имя Вэнь-ван (Просвещенный ван, Цивилизо-

ванный правитель) было дано Чану не случайно. В него был за-

ложен достаточно глубокий смысл. Наследники Чана, всей своей

деятельностью подготовившего крах Шан и триумф чжоусцев,

стремились подчеркнуть этим именем не столько его политиче-

ские способности и военные успехи, хотя и они высоко чтились,

сколько именно причастность к высокой культуре. Похоже на

то, что это соответствовало действительности.

Во-первых, нельзя забывать, что он был рожден шанской

аристократкой и, что называется, с молоком матери впитал в

себя многое из аньянских стандартов цивилизованности. Во-вто-

рых, по характеру личности, по своим индивидуальным склон-

ностям и способностям Чан явно не был лишен тех добродете-

лей, которые столь щедро ему приписываются. Имеются в виду

и уважение к людям, и забота о них, и все прочее, с этим свя-

занное, что, собственно, и подкупало всех, привлекало к нему.

Можно напомнить и об умственном потенциале, о склонности к

интеллектуальной деятельности, о чем косвенно свидетельствует

легенда о гексаграммах — вне зависимости от того, какую роль

реально сыграл Вэнь-ван в разработке манипуляций со стеблями

тысячелистника. Кое-какие из высказанных предположений под-

крепляются и археологическими находками последних десяти-

летий.

В 1977 г. на территории раннечжоуского храма, остатки

которого были раскопаны в местности Фэнчуцунь, был обнару-

жен архив из примерно 17 тыс. гадательных костей и панцирей,

на 190 из которых были обнаружены надписи, всего около

600 иероглифов, начертанных в аньянском стиле. Среди надпи-

сей, расшифрованных специалистами, обратили на себя внима-

ние несколько записей о жертвоприношениях. Как оказалось,

они были совершены в честь шанских ванов Чэн Тана и Ди И,

отца Чжоу Синя. Есть еще надпись с просьбой о покровитель-

стве вана Тай Цзя. Все они были сделаны от имени вана, при-

чем большая часть специалистов склонна считать, что им был

Вэнь-ван, хотя, по мнению других, имелся в виду шанский ван

Чжоу Синь (см. [48, с. 36]).

Неизвестно, кем, коща и при каких обстоятельствах состав-

лялись упомянутые надписи. Но ясно, что делались они на тер-

ритории Чжоу и явно до крушения Шан, т.е., скорей всего, при

жизни Вэнь-вана. Некоторые специалисты считают, что ваном,

от имени которого шла речь, был все же Чжоу Синь, ибо после

того, как Чан провозгласил себя ваном, он едва ли стал бы

.217