Уоллес-Хедрилл Дж.-М. Варварский Запад. Раннее средневековье 400-1000
Подождите немного. Документ загружается.
следний был основан Пирмином, вестготским изгнанником, ставшим другом Карла Мартелла.
В Баварии ни одного епископства не сохранилось. Но оставались монастыри в Регенсбурге,
Фрейзинге, Зальцбурге и Пас-сау; и все четыре стали центрами епархиального деления.
Необходимо подчеркнуть, что здесь, как и в центральной Германии, деятельность первых
епископов была успешной ровно настолько, насколько они учитывали племенные
особенности и заручались поддержкой вождей. Но все это было только началом; на поверхно-
сти язычества появились лишь незначительные царапины, и огромные территории, вроде
Саксонии, были еще совершенно не затронуты, но полны враждебности. Однако св.
Бонифаций сделал жизненно важный шаг в сторону того, чего природа, кажется, не имела в
виду,— к объединению Германии.
Внутри старых франкских земель Карл крепко держал в руках и церковь, и ее крупнейших
деятелей. Грань между светскими и церковными магнатами была не особенно четкой. Они
были из одного теста и одинаково ощущали необходимость семейных распрей. Их земли
лежали бок о бок, и нередко их было трудно различить. Потому и Карл обращался со всеми
своими магнатами одинаково. Если он в чем-то и вышел за рамки обычая, так это в своем
отношении к церковной собственности. У него была привычка конфисковывать церковные
земли, как только они требовались ему для его воинов. Масштабы и даже последствия этих
конфискаций неизвестны. Церковь, естественно, протестовала против связанной с этим
потери доходов; но ее владения были очень обширными, а у Карла, как и у многих других
варварских королей (включая и Альфреда), не было другого выхода, кроме как взять то, что
ему требовалось. Старые земли Империи в Галлии, то есть унаследованный Хлодвигом fiscus,
уже давно был растрачен Меро-вингами на подарки; и в самом деле это стало одной из
главных причин их растущей политической слабости. Последовавший упадок франкской
церкви часто ставят
Глава IV. Франки (1)
117
в вину Карлу Мартеллу. Но связь потери земель и доходов с понижением дисциплины у
духовенства трудно доказуема.
Кроме того, не стоит думать, что Карл был безразличен к поддержке церкви. Мощной опорой
для него служили крупные монастыри, вроде Сен-Дени, которым он делал подарки. По
крайней мере в одном случае мы располагаем свидетельством о церкви в Марселе, которой он
фактически вернул ее имущество. Он был не менее верующим, чем любой другой франк, и,
без сомнения, насильственному отнятию всегда предпочитал добровольное пожертвование.
На деле он практиковал и то, и другое.
Военные нужды Карла Мартелла были тяжкими. Его непрерывные войны означали
необходимость содержать огромную армию. Наградой воинам служили, по большей части,
земельные владения, поскольку денег для оплаты их ратных трудов наличными не хватало.
Некоторые историки утверждают, что особая цель этих земельных подарков заключалась в
том, чтобы их адресат мог поставлять армии отряды вооруженных всадников, и что
вследствие этого на свет появился по крайней мере один составной элемент того, что мы
называем феодализмом. Это мнение связано с представлением о том, что враги Карла в
южной Галлии вынудили его уделить небывалое внимание кавалерии. Этими врагами были
арабские и берберские завоеватели из Африки, почти в мгновение ока покорившие
вестготскую Испанию и перешедшие через Пиренеи, чтобы без помех грабить города
Септимании и Аквитании. В октябре 732 г. один такой разбойничий отряд, возможно,
направлявшийся в Тур, был встречен и разбит Карлом в окрестностях Пуатье. Испанский
хронист Псевдо-Исидор, писавший поколение спустя, говорит, что арабская конница
разбилась о франков, как о ледяную стену, и победа, конечно, произвела сильное впечатление.
Средневековые люди любили сравнивать ее с еще более знаменательной обороной
Константинополя от того же
118
Варварский Запад, 400- WOO
самого врага, которую в 717 г. осуществил император Лев III. Битва при Пуатье была лишь
эпизодом в долгом деле изгнания арабов из южной Галлии и убеждения местной
аристократии в том, что последних не следует предпочитать Арнульфингам в качестве
сюзеренов. Но она была выиграна Christo auxiliante (с помощью Христа) и много значила для
репутации династии Ар-нульфингов.
Но сражались ли арабы верхом? Современные исследования мусульманских источников
выявили тот факт, что впервые регулярные кавалерийские части прибыли из Африки только
через восемь лет после битвы при Пуатье, и даже тогда участвовали в своих первых
сражениях не конным, а пешим строем. И арабская, и франкская кавалерия впоследствии
развивались медленно. Возможно, нам придется научиться не связывать земельные по-
жалования Карла Мартелла с приписываемой ему потребностью в конных воинах и относить
начало этого процесса к несколько более позднему времени, когда его наследникам пришлось
столкнуться с кавалерией, но не арабской, а лангобардской, фризской и баскской.
В 737 г. Меровинг Теодерих IV умер, не оставив наследника. Четыре года Карл провел без
короля, не предпринимая ни малейшей попытки самому стать им. Он разделил земли,
которыми правил, между своими двумя сыновьями, заботясь о целостности Regnum
Francorum (Королевства Франков) не больше любого другого франка. Карлу Великому
досталась Австразия, Алеманния и Тюрингия, а Пипину III — Нейстрия, Бургундия и Про-
ванс. Аквитания и Бавария были оставлены на произвол судьбы: ими мог владеть только
Меровинг. Современный историк написал о Карле, что «уничтожая и ломая всякую
автономию, грозившую ослабить центральную власть, он спас единство франкской
монархии». Но далее тот же самый автор говорит, что «приход к власти сыновей Карла
Мартелла был отмечен повсеместным восстанием в отдаленных частях государства». Другими
словами, это в той или иной мере был шаг назад. Припи-
Глава IV. Франки (1)
119
сывая этим франкским вождям, от Хлодвига до Карла Мартелла, современную мотивацию, мы
пытаемся выстроить их по степени значимости, и тем самым выставляем их в весьма смешном
виде. От всех остальных выдающихся людей периода поздних Меровингов Карла отличают не
его взгляды на королевскую власть и не его реакции на франкские внутренние проблемы,
церковь, удаленные германские племена или даже арабов, а его мужество и героизм. Он
обладал некоторыми качествами Беовульфа и стоял к этой эпической фигуре ближе, чем к
королям-администраторам Средних веков.
Глава V ФРАНКИ (2)
О королях династии Каролингов современники могут поведать нам больше, чем о
Меровингах, и здесь нам уже не придется сдаваться на милость единственного и в основном
малополезного повествования, вроде произведения Григория Турского, черпая из него всю
информацию о каком-то длинном отрезке истории. Почему это именно так, определить
сложнее, чем может показаться на первый взгляд, поскольку при этом нужно предположить не
просто предпринятое Каролинга-ми увеличение количества литературной продукции и
переписывание хроник, но еще и наличие у них сознательного стремления исказить факты,
связанные с предшественниками, и, наконец, непонятное предпочтение, которое в Средние
века оказывалось всему каролингскому в ущерб всему меровингскому. Поэтому недостаточно
сказать (хотя это и верно), что в более поздний период создались лучшие возможности для
литературной деятельности, чем в более ранний, и что каролингский мир с политической
точки зрения был стабильнее, чем меровингский.
В тот день, когда последнего Меровинга на королевском троне сменил первый Каролинг,
франкское государство и образ жизни не изменились. Но для Каролингов перемена была
разительной, и то, как она происходила, отражено в литературных и прочих источниках,
которые мы теперь должны рассмотреть. Сторонники Каролингов видели в них новых
королей-священников, покровительством которых будет пользоваться не строго
Глава V. Франки (2)
121
традиционное мировоззрение, подобное тому, которое было присуще их предшественникам, а
свежая, последовательная и убедительная интерпретация прошлого. Для прославления новой
династической линии королей могли быть использованы все доступные средства хроники,
легенды, правовые нормы, средства литературы и искусства; до некоторой степени так и
произошло. Целью этой главы, собственно, и будет рассмотрение истории правления первых
каролингских королей через призму наших источников.
Каковы же наши источники? Во-первых, относительно летописей можно констатировать, что
два основных источника по истории Меровингов, продолжение хроники Фредегара и
«История франков», прерывают свое повествование о Меровингах. Последний продолжатель
Фредегара проговаривается о наличии «заказа» со стороны Арнульфингов, записав под
роковым 751 годом: «До этого времени прославленный граф Хильдебранд, дядя короля
Пипина, приказывал с величайшей тщательностью записывать историю или gesta (деяния)
франков. Но теперь власть перешла к прославленному Нибелунгу, сыну и наследнику
Хильдебранда». Это краткая семейная история, и мы не должны отыскивать в ней объек-
тивного научного взгляда. Однако до 768 г. эта хроника оставалась без продолжения, и ее
место заняли более строгие монастырские анналы, в основе которых лежал распространенный
обычай ежегодно заносить важнейшие события в лунные календари, изначально создаваемые
Церковью для того, чтобы высчитывать дату Пасхи*. Происхождение и взаимоотношения
различных франкских анналов до сих пор далеки от определенности, но самые важные из них
— «Королевские анналы»,
* Их необходимо отличать от солнечных календарей или мартирологов, в которых монастыри вели запись о таких
ежегодных событиях, как дни памяти святых, не изменяющихся в зависимости от даты Пасхи. Таким образом,
хронология усиливала средневековую веру в изменчивость всего, что связано с луной, и постоянство всего, что
зависит от солнца.
122
Варварский Запад, 400-1000
о которых один ученый написал: «Для них центральной фигурой является король, и они
фиксируют его военные кампании и основные действия его правительства». Не будь этих
анналов, наши познания об истории и хронологии Каролингов были бы весьма неполными.
На этих анналах основываются некоторые жизнеописания. (Они полностью отличны от
«Житий святых», которые продолжают составлять важную часть франкской литературы.)
Первая из них — это «Жизнь Карла Великого», принадлежащая Эйнхарду и написанная в
трудные дни, последовавшие за смертью императора. Эйнхард близко знал Карла Великого и
его семью, и мы должны признать высокую компетентность его работы. Как бы то ни было,
«Жизнь» к тому же является политическим сочинением, близко воспроизводящим «Жизнь
двенадцати Цезарей» Светония. В какой мере Эйнхард желал отобразить подлинного Карла
Великого, или насколько серьезно был искажен его текст при передаче, определить
невозможно. Но можно ли было ожидать, что ему удастся вписать своего героя-варвара в
тесные рамки классической биографии, не погрешив против истины? Эйнхард писал для
своего времени, а не для будущего; и мы должны помнить об этом, когда мы — а мы
вынуждены это делать — принимаем из его рук историю Каролингов.
Переписка дошла до нас в больших объемах. Мы располагаем, например, перепиской св.
Бонифация, часть которой имела место между ним и папским престолом. Имеется также
огромная коллекция корреспонденции между Каролингами и папами, собранная в 791 г. по
указанию Карла Великого, и известная под названием «Codex Carolinus». Но помимо этого
существует и многое другое, и из сохранившихся писем, значительная доля которых
использовалась в качестве эпистолярных образцов, можно немало узнать о таких
значительных фигурах как Алкуин, Теодульф и Павел Диакон.
Необходимо упомянуть и об официальных источниках. Они значительно полнее, чем
относящиеся к ранне-
Глава V. Франки (2)
123
франкскому периоду, но обязывают исследователя к столь же суровой дисциплине.
Палеография и дипломатика (т. е. изучение формы официальных документов) играют свою
роль, вызволяя историка из ловушек, в которые он, ничего не подозревая, попадается, хотя
никто их для него не расставлял. Среди таких документов можно выделить прежде всего
дарственные. Это были официальные записи, облеченные в тщательно разработанную
словесную форму и удостоверенные различным образом, ими короли оповещали общины и
отдельных людей о своих дарах и пожертвованиях, и делали это способом, который
представлялся им наиболее неуязвимым и не подвластным времени. Ныне существует около
сорока подобных документов эпохи Меровингов, и гораздо большее количество —
каролингских. Таким образом, в документальной форме, на папирусе или пергаменте, король
может возвестить о предоставлении монастырю какого-либо иммунитета или права
(например, избирать какого-то чиновника), или о подтверждении имеющихся привилегий.
Цель состояла в том, чтобы произвести впечатление не только на получателя, но также на тех,
перед лицом кого получателю и его наследникам, возможно, придется отстаивать свои права.
Однако несмотря на все предосторожности, для средневековых писцов не составляло
большого труда подделывать дарственные достаточно успешно, чтобы провести соперника; и
поскольку Карл Великий представал взору средневековья как самый знаменитый из
варварских героев, он также чаще всего становился жертвой монастырей (например, Сен-
Дени), желавших возвести происхождение своих привилегий, как правило, находящихся под
угрозой к дарителю, чье имя и воспоминание о нем внушают максимальный трепет. Поэтому-
то и существует так много подложных дарственных. Те же, которые чужды этого порока,
образуют бесценную коллекцию.
Помимо дарственных существуют капитулярии. Это указы, разбитые на главы и
отображающие подлинную законодательную деятельность. Большая часть их посвя-
124
Варварский Запад, 400—1000
щена административным проблемам в связи с общественным порядком, церковью,
королевскими доменами, механизмом правосудия или обороны. Они мало что говорят нам о
частном, уголовном или племенном праве. Некоторые применяются ко всему франкскому
миру, а другие — только к его части. Это не кодификация обычного права. В своем
применении они носят скорее территориальный, чем личный характер, и представляют собой
итог обсуждения королем государственных дел с любыми людьми, чей совет мог ему
понадобиться. В течение раннего средневековья создавались различные сборники
капитуляриев — сборники, включавшие в себя также племенные законы, юридические
трактаты и выдержки из анналов. Они предназначались для использования в монастырских
библиотеках. Таким образом, сборники, в которых сохранились каролингские капитулярии,
ни в коем случае не являются официальными. Это копии второго уровня. И потому
информативность этого важного источника оказывается серьезно ограниченной, когда нет
возможности найти ему подтверждения.
Подобно лангобардам и саксам, франки интересовались племенными законами и, будучи
побуждаемы теми же самыми силами, взяли на себя труд записать их. Мы уже говорили о тех
проблемах, которые находят отражение в Салической Правде. Девятый век был временем,
когда она, по-видимому, вызывала живой интерес. Точно таким же образом была записана
Рипуарская правда, а, кроме того, под руководством франков,— законы саксов и других
племен. Они представляли собой все то, что можно было собрать из единого корпуса
племенного обычного права, регулировавшего жизнь германского народа, и в деле их
изучения достигнуто меньше, чем в анализе капитуляриев и дарственных. В результате, они
не могут сказать нам с достаточной точностью, как жили племена в период сразу после
миграции, но на самом деле сообщают, что думали об их жизни образованные люди
каролингской эпохи, и потому значимы с точки зрения, которая никак не предполагалась их
составите-
Глава V. Франки (2)
125
лями. Это, разумеется, не означает, что племенные обычаи уже не были реальностью: хорошо
известное письмо архиепископа Агобарда Лионского описывает, какое смятение вызвало
желание народов разной крови жить и быть судимыми в соответствии со своими
собственными обычаями в пределах одного города. Но естественный ход жизни обычного
права приводит к окаменению, как только оно фиксируется в письменной форме.
Этот краткий обзор лишь затрагивает некоторые письменные источники, на основании
которых должен строиться любой рассказ о Каролингах. Он полностью не учитывает ни
археологических свидетельств монументального искусства и скульптуры, ни того, что могут
сообщить нам мелкие предметы, мозаики, эмали, изделия из бронзы и слоновой кости,
книжные иллюстрации, в изготовлении которых франки были мастерами. Это богатство
материала является сутью каролингского ренессанса, который рассматривается ниже.
Сохранилось немногое, но то, чем мы располагаем, является великолепным жестом в сторону
Romanitas.
В предыдущей главе мы заявили, что возвышение Ка-ролингов было не более очевидным для
их современников, чем упадок Меровингов. Теперь необходимо сделать следующий шаг:
когда государственный переворот свершился, он ни в коем случае не был предсказуемым
решением, как не был он и необратимым. Каролингам предстояло на себе испытать, что такое
неуверенность. Политическая раздробленность, наступившая после смерти Карла Мартелла в
741 г., носила семейный характер; и на фоне беспорядка и междоусобиц явился еще один
Меровинг. Это был Хильдерик III. Анналы о нем ничего не сообщают, что, возможно,
объяснимо; но поражает то, что сыновьям Карла Мартелла вообще пришлось взваливать себе
на плечи подобную обузу и возрождать королевскую власть Меровингов. Кровь Хлодвига все
еще была в цене. Тем временем Арнульфинги все больше сближались с папством. Об этом
говорит, например, частота церковных соборов как в Австразии, так и в
126
Варварский Запад, 400—1000
Нейстрии. Эти соборы были крупными событиями, объединявшими светских и церковных
магнатов. Их поста-новления^дают ясную картину беспорядков того времени и усилий,
предпринимавшихся высокопоставленными людьми, чтобы обуздать их. Например, они
пытались обеспечить правильную и непрерывную преемственность в церковном управлении,
поскольку длительное безвластие в этой сфере влекло за собой огромное число зло-
употреблений. Защита иерархии была, самое меньшее, политической необходимостью. В этих
постановлениях нашла отражение и борьба с сельским язычеством. Четвертое правило собора
743 г. в Эстинне гласит: «Мы также приказываем, как прежде нас приказал наш отец, чтобы
всякий повинный в соблюдении языческих обычаев был оштрафован на 15 solidi (солидов)».
Другие постановления посвящены брачному законодательству, целибату священников и
поведению духовенства. Их общее содержание хорошо изложено в первом правиле австразий-
ского собора, состоявшегося в апреле 742 г., и известного как «Concilium Germanicum»: «По
совету моего духовенства и видных людей я поставил в городах епископов и поместил над
ними Бонифация как архиепископа — его, который прислан от св. Петра. И я распорядился о
ежегодном созыве собора, на котором в моем присутствии могут возрождаться канонические
постановления и законы Церкви, а христианская вера — исправляться. Далее, я восстановил и
вернул церквям доходы, ошибочно у них отнятые; сместил, лишил сана и усилил наказание
для самозванных священников и распутных диаконов и священников». Слова эти
принадлежат Карлома-ну, старшему сыну Карла Мартелла, герцогу и владыке франков; но за
его спиной стоят миссионеры англосаксонской церкви, а за ними — Рим.
Карломан все больше подпадал под влияние Церкви, настолько, что в 747 г. отказался от
власти в пользу своего брата Пипина, правителя Нейстрии, и удалился в монастырь Монте-
Кассино, чтобы стать монахом. В результате Пипин остался фактически единственным
правите-
Глава V. Франки (2)
127
лем всех франкских земель — «всех» означает те, на которых он был в состоянии привести
свою власть в действие. Но это не было реализацией плана его отца; такова была воля случая.
Похоже, что Пипин не разделял чувств своего брата по поводу св. Бонифация, возможно,
потому, что в Нейстрии проблема реституции церковных земель была более сложной, чем в
Австразии. Но чем сильнее возрастало папское влияние в его владениях, тем более пато-
логическим должно было выглядеть его положение как мажордома,. В 746 г. он обратился к
папе Захарию по поводу полномочий арихепископов. Папа дал развернутый ответ, не упустив
случая сравнить Пипина с Моисеем. В 750 г. Пипин направил в Рим двоих посланников (один
из них был аббатом Сен-Дени). Им было поручено выяснить: справедливо ли, чтобы
правитель, не имеющий власти, продолжал носить титул короля. Папа ответил отрицательно.
Разделение функции и титула правителя было одинаково чуждо римской и германской
традиции. Вся практика управления, основанная на Библии и истолкованная Римом, была
против аномалии, столь долго одобрявшейся франками. Но даже без учета этих соображений,
растущий страх папского престола перед лангобардами не позволял ему перечить
Арнульфингам, точно так же, как Арнульфинги не могли решиться на ниспровержение
церковного авторитета, под сенью которого выросли. Меровинг Хильде-рик III был не слабее
своих предшественников и мог бы с легкостью продолжить свою династию. У него был сын.
После того как в ноябре 751 г. они оба были лишены своих волос (а может быть,
скальпированы) и заточены в аббатство Сен-Бертен, их принудительно и публично лишили
наследственных прав, чтобы расчистить путь для Арнульфингов. В этом нет никаких
сомнений: Меровинги не просто сошли со сцены, а были свергнуты насильственным путем. И
именно Рим подтолкнул Пипина к пропасти, которой он в противном случае, возможно, даже
не увидел бы. Арнульфинги, или
128
Варварский Запад, 400—1000
Каролинги, как мы теперь должны их величать, были королями по воле Рима, и чтобы усилить
это их качество, над ними совершался обряд помазания, какого не знал ни один Меровинг*.
Самуил помазал Давида царем вместо Саула, и потому Церковь, осознавая эту аналогию, по-
мазала Пипина и его преемников. Франки были Божьими избранниками, а их армии —
столпами Израиля. Должно быть, процесс отождествления ветхозаветной фигуры Давида,
Christus Domini, с каролингским правителем не был трудным для Церкви, уже преуспевшей в
отождествлении пап с новозаветной фигурой св. Петра. Лишь у средневековых людей, столь
поглощенных изучением Библии, была надежда уловить жизненную актуальность таких
параллелей.
Почти вся относящаяся к этому периоду переписка между папами и франками ведется на
языке Библии. В равной мере это относится к ценным жизнеописаниям пап того времени,
собранным воедино в «Liber Pontificalis» («Книга Пап»). Сложность состоит в том, чтобы за
спинами образованных людей разглядеть самих франков.
В январе 754 г. папа Стефан II прибыл на королевскую виллу в Понтионе на Марне. Он
прибыл, возможно, при одобрении Византии, чтобы искать содействия франков в Италии,
поскольку король Айстульф угрожал самому римскому ducatus. Пипин взялся восстановить
экзархат наряду с правами и собственностью, принадлежавшими Respublica Romanorum
(Римской республике), и присвоенными Айстульфом. Весьма вероятно, что папа привез с
собой из Рима и именно в этот момент предъявил знаменитый Константинов дар (Constitutum
Constantini), документ, в котором Константин предоставляет папе Сильвестру I сюзеренитет
над всем Западом. Эта дарственная, сохранившаяся лишь в списке девятого
Глава V. Франки (2)
129
* Я оставляю за рамками повествования тот факт, что Каро-лингов связывали с Меровингами брачные узы,
поскольку это, по-видимому, не воспринималось современниками как нечто важное или имеющее отношение к
престолонаследию.
века, в каком-то смысле является подделкой. Но ее целью было письменное обоснование
привилегий, которые автору могли представляться подлинными*. На ее основании папа
Стефан наделил Пипина и его сыновей титулом патриция, который прежде носили
равеннский экзарх и герцог Римский. Затем он снова помазал семью в монастыре Сен-Дени и
начожил строгий запрет на избрание в будущем какого-либо короля, не принадлежащего к
этому роду, возвеличенному божественным милосердием, поддержанному и освященному
рукой апостольского викария. Таким образом, Пипин сделал все, что было в его силах, чтобы
обеспечить какую-то видимость законности своему перевороту, а взамен начал переговоры с
лангобардами.
Однако они провалились. Последующие экспедиции Пипина и его потомков через Альпы в
Италию предпринимались вовсе не с лещш сердцем. Правда, в прошлом Меровинги не
единожды проделывали то же путешествие и обычно возвращались, добыв огромные
богатства. Но это были рискованные мероприятия, и недавно закрепившимся Каролингам,
разумеется, не нравились обязательства, выполнение которых уводило их так далеко от дома,
даже тогда, когда они, действительно, предполагали вернуться multis thesauris ас multis
muneribus, с большой добычей и многими дарами. Тогда неверно будет предполагать, что
Пипин ощущал какую бы то ни было необходимость во вмешательстве в итальянские дела.
Италия никогда не являлась для франкских королей таким магнитом, каким ей было суждено
стать для Отгонов.
Современникам казалось, что в Италии, а также и в Германии Пипин совершил менее славные
подвиги, чем его сын Карл Великий. Его собственные претензии на исключительность
основываются на его аквитанских кампаниях. Южная Галлия влекла франков со времен
* По другому мнению, эта подделка была совершена в 816 г. по случаю коронации Людовика Благочестивого
папой в Реймсе.
5 Зак. 3111
130
Варварский Запад, 400-1000
Хлодвига, и они усиливали свое владычество над ней при первой возможности. Ее стоило
пограбить, и то, что там поселились арабы, отнюдь этого не отменяло. Пипину потребовалось
семь лет борьбы и переговоров, с 752 по 759 г., чтобы завладеть Септиманией, что удалось
ему с помощью вестготского населения. Последней пала арабская крепость Нарбонн, и снова
с помощью ее жителей, которым Пипин пообещал, что после освобождения они будут
продолжать жить по вестготским законам. Осада Нарбонна была событием огромной важ-
ности, о чем свидетельствуют позднейшие chansons de geste*, в результате весь юг до самой
реки Эбро оказался открытым. Но неожиданное низвержение власти арабов в Септимании
должно было встревожить аквитанцев, и они восстали. Франкское вторжение в Аквитанию
было длительным процессом. Аквитанцы сохраняли лояльность своему герцогу, а он, в свою
очередь, был решительным борцом, который мог рассчитывать на помощь басков, прекрасных
всадников, находившихся в числе лучших воинов средневековья. Пипин умер, командуя
завершающими операциями из Сента. Он уделил акви-танскому сепаратизму большее
внимание, чем любой из Меровингов, хотя и сделал это совершенно в их духе. И он правил в
Нарбонне и Ниме.
Эти длительные войны не «объединили» Францию, и вызывает сомнение, что Пипин понял бы
то, что мы подразумеваем под этим словом. Но он заставил юг ощутить на себе каролингскую
власть, и, может быть, сделал бы это еще более действенно, если бы его не отвлекали мятежи
в Германии и обязательства в Италии. Он был «экспериментальным» королем, или
ветхозаветным царем; и в целом франки одобрили эту пробу.
Один из его сыновей и наследников, Карломан, умер через три года. Другой, Карл Великий,
сразу же лишил имущества своих племянников и, таким образом, сделался единственным
правителем франков.
* Жанр трубадурских песен.
Глава V. Франки (2)
131
О Карле Великом написано много книг. Он всегда был героем западной истории, так же, как и
преданий, и стоит никак не последним в ряду Девяти героев мира. Невозможно на нескольких
страницах показать целостную картину того, что сегодня кажется важным в его длинной
жизни, или определить, насколько глубоко мы можем проникнуть в мотивы и характер этого
знаменитого франка, следуя латинским источникам. Мы должны принимать его таким, каким
мы его находим, допуская, что большая часть того, что нам необходимо знать для полноты
картины, отсутствует. В действительности того, что современный ученый определил как его
индивидуальность в качестве государственного деятеля, нет и, возможно, никогда не
существовало.
В течение первых десяти лет своего правления Карл Великий был занят традиционными
военными делами своего дома в Германии, Ломбардии и в Испанской марке. Если не считать
плана превращения западной Саксонии в постоянную марку для защиты франкских земель,
ничто не говорило о том, что по своим амбициям и способностям он превосходит Пипина и
Карла Мар-телла. Он не вынашивал грандиозных завоевательских планов, но активно
осуществлял все, за что брался. Это включало приобретение ломбардской короны — естест-
венное следствие многолетней франкской интервенции в Италию. В Испании он совершил
грубую ошибку, и все, что ему удалось,— это самому спастись из объятий ислама, а в
Ронсевальской долине — от басков. Это произошло в 778 г., году общего восстания во всех
его землях. Не существует единого объяснения, способного охватить совпадение волнений в
Саксонии, Аквитании, Италии и Франции. Наверное, некоторые всегда были готовы восстать
против династии parvenu (выскочек), а другие — половить рыбку в мутной воде. Но многое
объясняет и простой факт отсутствия короля и нехватки у него достойных доверия
приближенных. С годами Карл Великий собрал вокруг себя группу преданных слуг, мирян и
клириков, своих друзей и собутыльников, кото-
132
Варварский Запад, 400-1000
рые составили его palatium (двор), и которым он мог доверять свои дела; но это, так же, как и
впечатление все-присутствия, проистекавшее из постоянных перемещений Карла, пришло не
сразу, и до 778 г. ничего подобного, разумеется, не было. На следующий год в Герстале
король принял некоторые меры по укреплению администрации во франкском и ломбардском
королевствах. Из соответствующего капитулярия мы узнаем, что ответственность за
отправление правосудия возлагалась им на своих графов; каждого, кто отказывался принять
возмещение вместо кровной мести, следовало отправить к королю; никому не позволялось
создавать вооруженные отряды с враждебными намерениями: пусть никто не предпринимает
коварных деяний. Административные механизмы, посредством которых должна была
воплощаться в жизнь воля короля, интересны, но менее важны, чем само это политическое
откровение,— на одиннадцатом году правления Карла Великого франки были такими же
непокорными, как и всегда.
По окончании кризиса 778 г. Карл Великий вступил в великий и главный период своего пути,
который продолжался до 791 года. Это было время военных завоеваний и стремительного
развития у него ощущения своей христианской миссии. Одно и другое шло рука об руку.
Примечательной особенностью военных действий было присоединение к франкскому
королевству великого герцогства Баварии — неизбежный шаг после падения ее соседа,
Ломбардии — и захват южных склонов Пиренеев. Карл Великий окружал франков широким
поясом буферных территорий. Однако, поглотив Баварию, франки пришли в соприкосновение
с ужасными аварскими конниками, владычествовавшими над славянскими народами среднего
Подунавья.
Но величайшим предприятием Карла Великого в этот период стало покорение саксов и
восточных фризов. Последние, по поводу отличия которых от саксов археологи не имеют
единого мнения, были ярыми язычниками, хотя в то же время и хорошими земледельцами,
Глава V. Франки (2)
133
купцами и моряками. При поддержке короля среди них, в области между Балтийским морем и
устьем Везера, поспешили начать свою деятельность миссионеры. Необходимо упомянуть о
Лиудгере, который сам был фризом и учеником великой миссионерской школы Йорка. Он
написал биографию своего учителя Григория Утрехтского, где говорит, что, умирая, Григорий
раздал своим подчиненным книги, некогда приобретенные им в Риме. Лиудгеру достался
Энхиридион св. Августина, тем самым обогатив уже значительную коллекцию, собранную в
Йорке. Оттуда же мы узнаем, что в эту коллекцию входил список поэмы Кедмона, но в целом
она, скорее всего, была чисто утилитарной. Людям, обращавшим Северную Европу, нужны
были в основном простые тексты, библейские и богослужебные, и календари для
установления церковной хронологии; и, собственно, их распространение и было сущностью
того, что мы называет каролингским ренессансом. По пятам миссионеров в северо-восточную
Фризию проникали графы и другие чиновники, набирая солдат для королевской армии и
выполняя другие функции светского правительства. Lex Frisionum (Правда Фризов)
сохраняется в качестве удобного свода норм фризского обычного права, как понимали его
франки того времени. Но с Фризией дело обстояло так же, как с Баварией: покорив гордый и
древний народ, франки уничтожили то самое, что желали создать — преграду на пути гораздо
более внушительных врагов. За фризами жили даны.
Со времени ранних Меровингов саксы совершали набеги на франкскую территорию, а франки
наносили им ответные визиты. Но у Каролингов были особые интересы, которые нужно было
защищать. Их родиной была Австразия, Арденны и страна между Мозелем и Рейном, реками,
которые являлись богатыми торговыми путями и потому не могли служить барьером. Далее,
Каролинги укрепили свое доброе имя строительством миссионерских церквей в центральной
Германии, Гессене и Тюрингии. Королевские интересы всем своим весом сме-
134
Варварский Запад, 400—1000
стились в сторону Рейна. Чем богаче становилась Рейнская область, тем сильнее ощущалась
потребность оградить подступы к ней от саксонских нападений — и тем сложнее это
становилось за отсутствием какой-либо естественной границы кроме Рейна. Франкских
авторов вроде Эйнхарда и хронистов саксонские войны Карла Великого интересовали больше,
нежели что-либо другое, в силу их прозорливости и интуиции, которая подсказывала им, что
судьба его правящего дома неотделима от защиты Рейнской области.
Центральные саксы или ангары жили вдоль реки Ве-зер, по одну сторону от них, вдоль Эльбы,
обитали эст-фальцы, а по другую, к востоку от Рейна,— вестфальцы. Таковы были три
основные ветви саксонского народа. У них не было политического единства, да они в нем и не
нуждались, кроме случаев, когда опасность грозила им как народу. Но религиозная
сплоченность у них была. Они боролись за сохранение своего язычества с его кровожадными
обрядами с упорством, которое франки называли закоснелостью. От исхода зависела их
культура и образ жизни.
В 772 г. Карл Великий начал -свою первую саксонскую кампанию. Они лишь ненамного
превосходила известного рода карательный поход. Однако проник он глубоко и оставил
оборонительные пункты с гарнизонами на подступах, но вне пределов тех земель, которые
желал защитить. Такими защитными сооружениями часто становились саксонские крепости,
мудро расположенные на возвышенности или в стратегических точках на берегах рек. Скорее
всего, франками они использовались как для сопротивления, так и для торговли, поскольку в
непосредственной близости от них обнаруживаются саксонские монеты. Будучи
неудовлетворен достигнутым и захватом заложников, Карл Великий также уничтожил
Ирминсуль, огромный древесный ствол, на который, по верованиям саксов, опирался
небесный свод. Возможно, он помнил о прецеденте св. Бонифация, который срубил
священный дуб Донара в Гейсмаре. Без
Глава V. Франки (2)
135
сомнения, ему было известно, что покорение саксов подразумевает прежде-всего подавление
язычества. Уничтожения Ирминсуля и последовавшего за этим принудительного массового
крещения ему так и не простили: каждый раз, когда Карл Великий отлучался достаточно
далеко, саксы восставали, громили франкские миссионерские центры и вторгались как можно
глубже на франкскую территорию. Естественного лидера они нашли в лице некоего
Видукинда. Его память на века сохранилась в саксонских легендах, а при фашистском режиме
он даже снова появился на сцене в качестве германского героя. На франков он также
производил большое впечатление. В 782 г. Карл Великий расположил свой двор в Германии,
недалеко от истока Липпе. Все саксонские вожди, кроме последователей Видукинда, прибыли,
чтобы засвидетельствовать ему свое почтение. Может быть, они также приняли крещение,
потому что Карл Великий крайне серьезно взялся за искоренение язычества. Церковь
наполнила его разум миссионерским пылом, почерпнутым из De Civitate Dei («О Граде
Божием») бл. Августина и вложила в его руки копию письма папы Григория Этельберту
Кентскому об обращении народов. Его королевский долг и долг его франков заключался в
спасении язычников, если потребуется — огнем и мечом. Далее в том же 782 г. франкская
армия, двигавшаяся на юго-восток через Саксонию, подверглась нападению и была
уничтожена саксами. Среди убитых оказались некоторые важные чиновники, включая двух
близких друзей Карла Великого. Это была последняя капля. Франки вторглись в Саксонию
силой. Карл Великий одержал победу под Верденом и перебил 4500 пленников, вполне
возможно, в качестве акта личной мести*. Результатом, разумеется, стало еще более
масштабное восстание, на подавление которого потребовалось три года. В конце
* Один ученый возражает, что имела место не казнь, а депортация, и что писцы впоследствии спутали слова
delocare (выселять) и decollare (казнить).
136
Варварский Запад, 400—1000
концов Видукинд сдался и крестился, а его победитель выступал в роли крестного отца. В
поздравительном письме папы, в котором он сообщает, что приказал три дня возносить
благодарение Господу за эту великую победу христианства, можно уловить некоторые нотки
облегчения. Рейнская область и восточнофранкская церковь были спасены. Однако для саксов
эта победа означала еще более жестокое подавление, и к тому же навязывание им церковной
организации, которому они всеми силами противились. Рассказы хроник тех лет о том, какие
меры были приняты франками против язычества, красноречиво говорят о его силе и гибкости.
Мы уже упоминали о том, что быстрое развитие у Карла Великого сознания своей
христианской миссии было чертой центрального периода его правления. В «Admo-nitio
Generalis», официальном отчете о церковной политике, появившемся под его именем в 789 г.,
нужды его Церкви изложены в восьмидесяти двух статьях. Эта политика должна была
отвечать личному желанию короля; но (вопреки Эйнхарду) он был невежественным челове-
ком, и вся эта тщательная работа была проделана его образованными друзьями из среды
духовенства, способными привлекать как ранние франкские капитулярии, так и римские
своды канонического права. В «Admonitio» уделяется внимание многим темам — в том числе
богословским, дисциплинарным, литургическим и образовательным. По этому произведению
мы видим, насколько близкими друг другу стали франкская и римская церкви за сравнительно
короткое время. Возможно, в некоторых отношениях Каролинги развернули Францию в сто-
рону от Средиземноморья, но по крайней мере в делах религии они связали ее с Римом и, в
частности, св. Бенедиктом. «Admonitio» предполагает нечто римское — общество, причем
христианское, живущее в мире с собой, объединяемое властью короля и не боящееся ничего,
кроме несправедливости. Силу этой вдохновляющей идеи не следует приуменьшать. Она
озарила собой горстку образованных людей, которые, в каком-то смысле,
Глава V. Франки (2)
137
спасли варварскую Европу от самой себя. Статья 62 гласит: «Да царит во всем христианском
народе, между епископами, аббатами, графами и прочими нашими слугами, великими и
малыми, мир, согласие и единодушие; ибо, не имея мира, мы не можем угодить Богу». Так,
еще раз мысль св. Августина определяла облик западного общества. Огромная пропасть
между теорией и практикой, между концепцией мира и фактом кровопролития, не была
преодолена Карлом Великим так же, как и всеми его предшественниками. Тем не менее он
знал о ее существовании.
Статья 72 затрагивает соборные и монастырские школы, а также проблему переписывания и
исправления используемых ими библейских и литургических текстов; и именно так, скромно
и деловито, явился на свет Каролингский ренессанас.
В этой книге уже не раз говорилось, что сознание своего классического наследства и
стремление его сохранить было присуще западным варварам почти в той же мере, что и
гражданам поздней Империи. Что же тогда подразумевается под словом «ренессанс» восьмого
и девятого веков? Если это было возрождением, то чего? Ответы на эти вопросы можно найти,
только если помнить, что для Каролингов и их друзей образование и литература не были
просто увлечением. Они были условием выживания. Более того, говоря о заслугах Карла
Великого, мы часто грешим детальностью, не обеспеченной свидетельствами. Рукописи,
предметы искусства и другие материальные свидетельства нередко с трудом поддаются
датировке. Ренессанс был культурным процессом, растянувшимся более чем на век; и
поэтому, например, то, что мы приписываем Карлу Великому, иногда может принадлежать
его внуку Карлу Лысому.
Литературные следы франков докаролингского периода редки, но достаточны, чтобы
оправдать мнение большинства ученых, полагающих, что они отражают низкий уровень
культуры. Они непривлекательны с точки зрения стиля, языком их является испорченная, но
138
Варварский Запад, 400-1000
живая латынь бытового общения, читать их неприятно, хотя и необязательно трудно.