Тузов Д.О. Теория недействительности сделок. Опыт российского права в контексте европейской правовой традиции

Подождите немного. Документ загружается.

<63> См. также след. параграф. Добавлю, что этим же обусловлена возможность

квалификации сделки, в отличие от других видов юридических фактов, не несущих в себе

правового смысла, как порочной (о соотношении категорий недействительности и

порочности см. гл. III настоящей книги).

<64> Что же касается субъективного смысла вообще (т.е. не обязательно правового),

то он в этих фактах либо совсем отсутствует (таковы природные явления - события), либо

безразличен для права (таковы многие юридические поступки), либо, имея, возможно,

определенное юридическое значение, не является все же правовым (таковы

правонарушения, субъективный смысл которых, если он и имеет место, может

характеризовать лишь степень вины, цели и мотивы, относиться, следовательно, к

субъективной стороне деяния и влиять на его правовую квалификацию). Впрочем, вопрос

о наличии и роли правового смысла в различных действиях нуждается в специальном

анализе. Думается, в частности, что вследствие уже отмеченной (см.: выше, сн. 5)

неопределенности и условности категории юридического поступка (объединяемые ею

действия имеют столь же мало общего между собой, сколько и с юридическими актами,

которым они противопоставляются) к включаемым в эту категорию действиям подход

должен быть дифференцированным. Например, такое правомерное действие, как

признание долга, не является сделкой, и поэтому не остается иного, как отнести его к

разнородной по содержанию группе юридических поступков. В то же время этим

действием выражается определенный правовой смысл, который, в отличие от правового

смысла сделки, состоит не в волевом решении, а в признании. Признание же может быть

лишь осознанным, что вытекает из самого его понятия. Однако, в отличие от сделки,

сознанием здесь должны охватываться не правовые последствия признания, а само

существование долга. Поэтому, например, "признание" долга душевнобольным не может

рассматриваться как юридически действительное, однако не по причине

недееспособности признающего, как следовало бы из концепций юридических поступков

М.М. Агаркова и О.А. Красавчикова (см.: выше, сн. 5), а вследствие непонимания им в

должной мере значения своих действий (см.: также ниже, § 38, в конце). Нуждается,

однако, в исследовании вопрос о том, оправдано ли использование при характеристике

таких действий категории действительности и недействительности.

<65> Ср.: Talamanca M. Inesistenza, nullita ed inefficacia dei negozi giuridici

nell'esperienza romana // BIDR. Vol. CI - CII (1998 - 1999). 2005. P. 5, nt. 19 (в русском

переводе: Таламанка М. Несуществование, ничтожность и недействительность

юридических сделок в римском праве // ЦивИс. Вып. III [2006]. М.: Статут, 2007. С. 14, сн.

19): "К предикации существования/ несуществования... обращаются, когда речь идет о

юридических фактах в узком смысле. Это вызвано... тем обстоятельством, что даже тогда,

когда они являются сложными, для обозначения существования фактического субстрата,

явно или неявно предусмотренного нормой, определяющей юридический факт в узком

смысле, в общем не используется - и, впрочем, этого очень часто не позволяла бы

структура языка - в качестве синтетического наименования название той фигуры, которую

такой субстрат должен был бы выполнять... А, впрочем, если бы это, возможно, и

произошло и пожелали бы действовать способом, аналогичным тому, что обычно

применяется в отношении юридических сделок, то пришли бы к созданию выражений,

которые вошли бы в противоречие с нашей укоренившейся чувствительностью в области

юридического языка, ибо никто никогда не сказал бы, что наводнение (исторический

факт) является недействительным, потому что не выполняет [состава] наводнения

(юридического факта). Среди самих юридических действий, с другой стороны,

предикация действительности/недействительности оказывается, на наш взгляд,

невозможной в отношении действий неправомерных: убийство существует или не

существует; оно не является действительным или недействительным".

<66> Данное обстоятельство необходимо иметь в виду при решении проблемы

соотношения недействительности и несуществования (подробно об этом см. гл. II

настоящей книги).

Это принципиальное различие в правовой оценке сделок и иных фактических

составов было в свое время убедительно показано Манигком. "...Должно бросаться в

глаза, - отмечал он, - внешнее отличие (законодательного. - Д.Т.) подхода, которое имеет

место лишь при регулировании сделочных фактических составов. Закон нормирует

ничтожность только применительно к сделкам. Лишь по отношению к сделке возможен и

необходим легальный вердикт ничтожности, оспоримости или подобного рода

порочности...". "Все другие фактические составы закон самостоятельно прописывает в

полном объеме" <67>, так что "фактический состав, который не соответствует

законодательному регулированию, не имеет и эффекта. Напротив... закон никогда не

содержит целого фактического состава сделки, если он вообще его регулирует. Поскольку

закон дает полномочие частной автономии в принципе или в соответствии с отдельными

нормами, сделочные фактические составы имеют существенно отличную правовую

природу. Они становятся источниками права, поскольку они устанавливают

действительные для всех правоположения. Тем, что закон нормирует ничтожность сделок,

он нормирует одновременно условия управомочия частной автономии"; устанавливая

ничтожность сделки по тому или иному основанию, "он занимает отрицательную

позицию против воплощенной в фактическом составе сделки частной воли: "Я не хочу

того, что хотите вы". В фактических составах, не являющихся сделками, "это не

принимается во внимание, поскольку они... исчерпывающе урегулированы законом, и

законодатель то, что он должен утвердить в целом, может не отрицать in concreto.

Существуют ничтожные договоры купли-продажи и найма, но не ничтожные деликты,

ничтожные переработки, ведение чужих дел без поручения и т.д." <68>. Вообще все

источники права, включая сделки, акты правосудия и управления, "допускают толкование

и подчиняются условиям действительности" <69>.

--------------------------------

<67> Manigk A. Op. cit. S. 90.

<68> Ibid. S. 91.

<69> Ibid. S. 84 f.

§ 3. Недействительность и противоправность

Согласно распространенному в отечественной цивилистике, уже изложенному выше

взгляду <70>, недействительные сделки представляют собой противоправные действия

(правонарушения). Соответствует ли этот взгляд действительному положению дел? Ответ

на данный вопрос зависит от того или иного понимания противоправности и ее

соотношения с недействительностью.

--------------------------------

<70> См.: § 1.

В категориях правомерности и неправомерности (противоправности) выражается,

как известно, правовая оценка действия на предмет его соответствия юридическим

нормам. Противоправное действие им не соответствует, и такое несоответствие

проявляется в нарушении установленных ими запретов или несоблюдении содержащихся

в них предписаний, чем нарушаются субъективные права частных лиц либо публичный

интерес и причиняется тем самым вред соответствующим общественным отношениям.

Чаще всего этот вред возникает вследствие тех или иных производимых действием

изменений в материальном, физическом мире, оказывать воздействие на который человек

в состоянии, разумеется, только физически, а следовательно, лишь физической стороной

своего действия, поскольку только она может вызывать указанные последствия, причинно

обусловливая их. Однако общественные отношения могут претерпевать ущерб не только

вследствие материального воздействия на физические предметы. Такие, например,

действия, как оскорбление, клевета, призывы, направленные на разжигание национальной

или религиозной розни, и т.п., никаких изменений в материальном мире непосредственно

не производят. Они социально опасны и наносят вред общественным отношениям своей

идеальной, а не физической стороной, т.е. выраженным в них смыслом. Поскольку же

последний нематериален, не имеет длительности и протяженности в пространстве, то

наступающие вредные последствия находятся с ним не в причинной, а в идеальной связи,

в отношениях не каузальной, а скорее мотивационной зависимости <71>. Таким образом,

вред общественным отношениям может быть вызван как физической, так и идеальной

стороной действия. Необходимо, однако, выяснить, насколько этот вывод применим к

недействительным сделкам.

--------------------------------

<71> Часто этот вид зависимости также называют каузальностью, понимая под

последней любые природные и общественные связи. Но и при таком подходе в качестве

форм каузальности разграничивают мотив, управляющий деятельностью человека,

раздражение, господствующее над бессознательной органической жизнью, и, наконец,

причину в узком смысле, "по которой исключительно происходят изменения в

неорганическом царстве природы..." (см., напр.: Шопенгауэр А. О четверояком корне

закона достаточного основания // О четверояком корне закона достаточного основания.

Мир как воля и представление. Т. 1: Критика кантовской философии. М.: Наука, 1993. С.

39 и сл., 62). Именно последнюю я имею в виду, говоря о каузальности, а первый - говоря

о мотивационной зависимости, хотя бесспорно, что "каузальность, обычно нами

понимаемая, есть лишь малая частичка всемирной связи..." (Ленин В.И. ПСС. Т. 29. С.

144).

Идеальной стороной и содержанием сделки, как уже отмечалось, является правовой

смысл, выраженный волевым решением и состоящий в том юридическом значении,

которое действующее лицо или лица придают своим действиям и другим эмпирическим

фактам. Такая специфика содержания предопределяет не только юридическую функцию

сделки, но и, как было показано, форму ее правовой оценки, т.е. ее возможное отношение

к нормам позитивного права.

Разумеется, правовой смысл как объективная система юридических значений может

соответствовать либо не соответствовать правовым нормам. Однако сам по себе он,

очевидно, не в состоянии нарушить субъективное право и причинить вред общественным

отношениям. Если он не соответствует правовой норме, это означает, что он просто не

достигает своей цели, не имеет с точки зрения правопорядка никакой связующей силы.

Поэтому то или иное его отношение к нормам позитивного права выражается не в

категориях правомерности или противоправности, а в категориях действительности или

недействительности. Эта форма правовой оценки означает, что правопорядок либо

принимает под свою защиту то, что установили стороны, снабжает своей санкцией (и

тогда сделка действительна), либо отказывает в этом (сделка недействительна). Но

правопорядок никогда не в состоянии ни запретить, ни разрешить проявление правового

смысла в действиях человека, а значит, к нему неприменима и оценка в терминах

правомерности/неправомерности. Таким образом, две формы правовой оценки <72>

являются самостоятельными и непересекающимися, ибо имеют различные объекты,

критерии и цели <73>.

--------------------------------

<72> В принципе мыслимы и другие формы оценки, например оценка на предмет

истинности или ложности, не являющаяся правовой в строгом смысле. Так, например,

высказывание "сделка, противоречащая закону, действительна" ложно, так как не

соответствует ст. 168 ГК. Однако это несоответствие не означает ни противоправности, ни

недействительности высказывания, поскольку в данном случае мы имеем дело с особым

объектом - идеей, оценка которого в подобных формах была бы просто бессмысленной.

Таким образом, каждая форма оценки имеет свой собственный объект, а также

обусловленные его природой критерии и цели.

<73> Ср. к этому: Conso G. Il concetto e le specie d'invalidita: Introduzione alla teoria dei

vizi degli atti processuali penali. Milano: Giuffre, 1972 [rist. inalter. dall'ed. 1955]. P. 62:

"Сфера завершенности (фактического состава. - Д.Т.), т.е. выполнения юридической

схемы, разделяется на две большие области, природа которых четко различается: область

недозволенного, основывающаяся на нарушении обязанностей и на угрозе санкций;

область действительного, основывающаяся на выполнении условий (действительности. -

Д.Т.) и на "угрозе" последствий, зависящих от [выполнения] этих условий".

Это обстоятельство чаще всего ускользает от внимания цивилистов <74>, что не

может не отражаться на их подходе к пониманию природы недействительности, которая,

как правило, смешивается с противоправностью. Утверждается, например, что,

"устанавливая в законе основания признания сделок недействительными, законодатель

ТЕМ САМЫМ указывает на то, что в таких случаях в форме сделки совершены

неправомерные действия" <75> (выделено мной. - Д.Т.). В этом высказывании, как можно

видеть, не проводится различия между двумя формами правовой оценки. Иногда оно хотя

и делается, однако не по существу, а лишь в количественном плане. Так, В.Б. Исаков,

правильно отмечая, что "дефектность (в том числе недействительность. - Д.Т.)

юридического факта нельзя отождествлять с противоправностью", что это

"несовпадающие юридические характеристики", далее указывает: "Противоправность...

акта - это КРАЙНЯЯ ФОРМА его дефектности" (выделено мной. - Д.Т.). "Вместе с тем, -

добавляет он, - не все противоправные действия... имеет смысл рассматривать как

дефектные, ибо ничто не может сделать их правомерными" <76>. В последнем

утверждении и без того зыбкая граница между противоправностью и

недействительностью (дефектностью), которую проводит автор, становится практически

неуловимой.

--------------------------------

<74> Один из немногих примеров в целом верного, но не до конца последовательно

проведенного подхода см.: Мындря Д.И. Недействительность сделки и неправомерность

действия (недействительность сделок с точки зрения классификации юридических

фактов) // Цивилистические записки: Межвузовский сборник научных трудов. Вып. 2. М.:

Статут, 2003. С. 427 и сл.: "...Юридические характеристики "противоправность",

"неправомерность" и категория недействительности сделки располагаются в различных

"плоскостях". Несоблюдение правовых требований не всегда предполагает

недействительность сделки, как и недействительность сделки не всегда является

следствием нарушения правовых запретов и предписаний, обеспеченных принуждением.

Недействительные сделки как особый род правовых явлений вряд ли можно

безоговорочно отнести к категории противоправных или неправомерных действий".

"...Вряд ли имеет смысл говорить о том, является ли конкретная недействительная сделка

правонарушением или нет. Сделка - лишь правовая форма (одна из многих), в которую

может облекаться правонарушение" (Там же. С. 426). Однако в других местах своей

работы (напр., на с. 423) автор все же говорит о противоправности сделки, которая наряду

с иными "проявлениями неправомерности" может обусловить ее недействительность.

КонсультантПлюс: примечание.

Учебник "Гражданское право: В 2 т. Том I" (под ред. Е.А. Суханова) включен в

информационный банк согласно публикации - Волтерс Клувер, 2004 (издание второе,

переработанное и дополненное).

<75> Гражданское право: Учебник: В 2 т. / Под ред. Е.А. Суханова. Т. 1. М.: Бек,

1993. С. 128; То же. 2-е изд. М.: Бек, 1998. С. 333.

<76> Исаков В.Б. Юридические факты в советском праве. М., 1984. С. 117.

Между тем об автономности правовой оценки в терминах

действительности/недействительности свидетельствует и тот факт, что согласно

устоявшейся терминологии действительными или недействительными принято называть,

как уже отмечалось, только акты, в том числе сделки, но не иные действия или события

<77>. Это связано с тем, что действительность и недействительность являются

категориями оценки именно правового смысла, а он, как было показано выше, входит в

содержание только юридических актов и отсутствует в других действиях и событиях.

--------------------------------

<77> Нельзя поэтому признать корректной терминологию В.Б. Исакова,

использующего термин "дефектность" (под которой он понимает, в частности, и

недействительность) для характеристики любых юридических фактов, в том числе

событий. "Как дефектные, - пишет он, - могут выступать не только действия, но и факты-

события, если они не влекут правовых последствий или вызывают их в ограниченном

объеме (например, отсутствие необходимого возраста)" (Там же). Применяя данный

термин, о малолетнем следовало бы, видимо, сказать, что он находится в "дефектном

возрасте"! Термин "дефектность юридического факта" используется и некоторыми

другими авторами (см., напр.: Рожкова М. Указ. соч. С. 15 и сл.). Введение подобной

терминологии, как представляется, не только нецелесообразно, но лишь запутывает

ситуацию. Юридический факт либо есть, если имеют место все элементы его состава,

либо его нет, если какой-нибудь элемент отсутствует. Было бы поэтому бессмысленно и

странно говорить, например, о "дефектном преступлении", если деяние не выполнило

состава, предусмотренного уголовным законом, или о "дефектном землетрясении", если

данное природное явление не достигло тех характеристик, при которых с ним

связываются правовые последствия (например, в сфере страхования) (ср. также выше, § 2,

в конце).

Таким образом, недействительная сделка могла бы рассматриваться как

противоправная лишь благодаря своей физической стороне. Следует учитывать, что

сделки, как и любые действия, "сами по себе... суть реальные, т.е. во времени и

пространстве происходящие события" <78>. Будучи эмпирическими фактами, они, как

всякое явление материального мира, естественны, "длительны" и "протяженны". Вопрос

только в том, насколько эта физическая, материальная сторона действия входит в

содержание сделки как юридического факта, составляет, следовательно, ее сущность.

--------------------------------

<78> Алексеев Н.Н. Указ. соч. С. 190.

Как правило, физические свойства сделки не имеют никакого значения для ее

правового эффекта <79>. Безразлично, например, на какой бумаге, какими чернилами,

каким почерком и т.д. выполнен и подписан документ, какими словами и на каком языке

выражена воля сторон и т.п. Физическая сторона действия выполняет в данном случае

только одну функцию - делает волю лица распознаваемой и доступной для восприятия,

т.е. служит средством волеизъявления, носителем правового смысла. Поэтому и

юридическое значение этой физической стороны определяется исключительно тем, какое

значение придается форме сделки. Содержание же таких сделок (их можно условно

обозначить как чистые волеизъявления, противопоставив им предоставления, о которых

речь впереди <80>) представлено исключительно идеальной стороной, т.е. правовым

смыслом, который, как уже установлено, не может быть противоправным. Как

противоправную можно было бы оценить лишь физическую сторону действия, однако

она, относясь не к содержанию, а к форме акта и будучи своего рода эпифеноменом его

правового смысла, не распространяет свое качество противоправности на саму сделку и,

даже более того, не оказывает влияния на ее действительность. Так, заключение сделки с

использованием нецензурной брани в общественном месте противоправно, но из этого не

следует, что правонарушением является и сама сделка, совершенная в форме таких

действий. Последние выступают лишь носителями правового смысла, средствами

социального взаимодействия, а потому не могут ни изменить форму правовой оценки

сделки, ни обусловить ее недействительность. К каким выводам может привести

непонимание этого обстоятельства, можно показать на примере одной консультации,

данной в юридической газете.

--------------------------------

<79> Исключение составляют сделки-предоставления, о которых будет сказано ниже

(см.: § 38).

<80> См.: § 38 - 40.

Анализируя положения Закона РСФСР от 25 октября 1991 г. "О языках народов

РСФСР", согласно которому делопроизводство в России должно вестись на

государственном, т.е. русском, языке, автор консультации делает вывод, что всякий

договор, заключенный в России на иностранном языке, является ничтожным как

заключенный с нарушением формы (ст. 166 ГК) и требований закона (ст. 168 ГК). Более

того, по мнению автора, при определенных условиях такой договор может быть

квалифицирован и по ст. 169 ГК как совершенный исключительно с целью нарушения

установленного правопорядка <81>. Вряд ли имеет смысл опровергать подобные

суждения.

--------------------------------

<81> См.: Белопольский Э. Язык ничтожной сделки // Бизнес-адвокат. 1997. N 22.

Оценка недействительного волеизъявления как правонарушения не согласуется в

ряде случаев и с общепринятыми представлениями о противоправности. Согласно этому

взгляду, к противоправным действиям следовало бы отнести, например, сделки

малолетних, а также лиц, признанных судом недееспособными. Получалось бы, что

малолетний или недееспособный, заключая договор, совершают противоправное

действие, а значит, являются правонарушителями <82>; если же совершенная ими

ничтожная сделка будет затем исцелена (п. 2 ст. 171, п. 2 ст. 172 ГК), то противоправное

действие превратится в правомерное, причем с обратной силой. Точно так же следовало

бы считать правонарушением и сделку, не облеченную в установленную для нее под

страхом недействительности нотариальную форму, а после ее исцеления (п. 2 ст. 165 ГК)

пришлось бы признать, что противоправное действие превратилось в правомерное. Кого,

далее, считать правонарушителем, если лицо под влиянием обмана или принуждения

составило завещание, и это завещание впоследствии признано недействительным? Если

противоправна сама сделка (составление завещания), то правонарушителем, очевидно,

следовало бы признать наследодателя (он же и потерпевший!) <83>.

--------------------------------

<82> Ф.С. Хейфец, например, прямо называет таких лиц правонарушителями,

обвиняя законодателя в том, что он, допуская исцеление ничтожности, предоставил им

"легальную лазейку" для обхода закона (Хейфец Ф.С. Указ. соч. С. 33 и сл.). Критику этих

воззрений в части, относящейся к допустимости исцеления ничтожной сделки, см. в § 36.

<83> См.: Тузов Д.О. О правовой природе недействительных сделок. С. 196 и сл. Ср.:

Мындря Д.И. Указ. соч. С. 424. Автор высказывает аналогичные сомнения в отношении

некоторых видов недействительных сделок, отмечая, в частности, что в случае с

малолетним "сама сделка будет недействительной потому, что имеется порок субъекта, а

не потому, что противоправно поведение кого-либо из ее участников".

И все же мнение о противоправности недействительных сделок продолжает

оставаться весьма распространенным, в связи с чем необходимо рассмотреть основные

доводы, приводимые его сторонниками. Таких доводов, как правило, приводится три: (1)

общественная вредность недействительной сделки, (2) ее несоответствие правовым

нормам и (3) наличие юридических санкций за ее совершение. Рассмотрим, насколько они

основательны.

Как уже было показано, недействительное волеизъявление по самой своей природе

не может нарушать субъективных прав и причинять вред общественным отношениям. По-

иному решал этот вопрос В.П. Шахматов, полагая, что "недействительная сделка развитие

конкретного общественного отношения направляет по пути, не соответствующему

интересам государства, выраженным и закрепленным в правовой норме, требованиям

которой данная сделка не соответствует" <84>. Иными словами, по мнению автора,

вследствие совершения недействительной сделки возникает неправомерное общественное

отношение. Но так ли это на самом деле?

--------------------------------

<84> Шахматов В.П. Составы противоправных сделок и обусловленные ими

последствия. С. 152.

На уровне социальной реальности - а лишь применительно к нему может быть

поставлен вопрос об общественной вредности сделки - непосредственным результатом

всякого волеизъявления, независимо от его действительности, является система взаимных

ожиданий <85>. Эти ожидания могут оправдаться или нет, но говорить об их

общественной вредности было бы неверно. Общественно вредным (и вследствие этого

противоправным) может быть лишь реальное поведение, обусловленное такими

ожиданиями (передача вещи, совершение иного действия, предусмотренного сделкой).

Однако оно не находится с последними в отношениях каузальности. Будет ли иметь место

противоправное действие, совершения которого требует недействительная сделка, или нет

- это заранее неизвестно. Сама недействительная сделка - только мотив, который может

побуждать к действию, однако его связь с последним не имеет правового значения.

--------------------------------

<85> Если сделка действительна, такие ожидания обеспечены позитивным правом, а

потому более обоснованны.

Другое проявление общественной вредности недействительных сделок В.П.

Шахматов видел в том, что в результате их совершения не возникает нормальное

общественное отношение, которое бы возникло, если бы сделка была действительной

<86>. Но, во-первых, это нормальное общественное отношение не возникает не потому,

что совершена недействительная сделка, а потому, что в этой сделке имеются

обессиливающие ее пороки, в отношении которых и следовало бы ставить вопрос об их

"вредности" и противоправности. Во-вторых, отсутствие результата рассматривается

автором как вредный результат, что было бы справедливым лишь в том случае, если бы

соответствующее общественное отношение должно было возникнуть в силу указания

закона или соглашения (заключение договора в обязательном порядке) <87>. Но и тогда

невозникновение требуемого отношения было бы "результатом" не самой

недействительной сделки, а обессиливших ее пороков. Наконец, в-третьих, если сделка

недействительна, предположим, вследствие несоответствия ее содержания закону или

несвободного формирования воли одного из контрагентов (а именно такие

недействительные сделки В.П. Шахматов рассматривал в качестве противоправных), то

видеть ее общественную вредность в том, что она не приводит к тем результатам, на

достижение которых направлена, по меньшей мере странно.

--------------------------------

<86> Шахматов В.П. Составы противоправных сделок и обусловленные ими

последствия. С. 152 и сл.

<87> Ср.: Conso G. Op. cit. P. 64, nt. 142: "...Квалификации недозволенного и

порочного могут находиться рядом друг с другом в применении к одному и тому же

поведению, что происходит, когда речь идет об обязанности, подлежащей исполнению

посредством совершения юридического акта (напр., акты судьи), и этот акт выполняется

ненадлежащим образом".

Определяя объект "посягательства" недействительных сделок, В.П. Шахматов

отмечал, что "недействительные сделки оказывают отрицательное воздействие именно на

те общественные отношения, на регулирование которых рассчитаны нормы права о

действительных сделках данного вида (нормы, регулирующие отношения купли-продажи,

поручения и т.п.)" <88>. Однако указанные нормы, будучи законодательными

предписаниями, имеют абстрактный характер и рассчитаны на регулирование

неопределенного количества сходных общественных отношений. Напротив, любое

противоправное действие конкретно и нарушает конкретное общественное отношение,

которое уже существует, нормально развивается и лишь при совершении правонарушения

терпит ущерб. Если же следовать цитированному определению объекта, то получается,

что конкретная сделка нарушает неопределенное количество сходных общественных

отношений. Например, объектом посягательства недействительного договора купли-

продажи необходимо было бы признать все существующие в данный момент отношения

между продавцами и покупателями.

--------------------------------

<88> Там же. С. 152.

Наконец, заключение В.П. Шахматова делает, по сути, бесполезными все

предшествующие его доводы: "Неисполненная противоправная сделка, - констатирует он,

- вносит дезорганизацию в общественные отношения, причиняет им ущерб уже потому,

что совершается вразрез с нормами... права..." <89>. Самим фактом несоответствия

правовым нормам, а не предполагаемой общественной вредностью обосновывала

противоправность недействительных сделок и Н.В. Рабинович, по мнению которой все

недействительные сделки по своей природе являются правонарушениями "в широком

значении", для наличия которых, в отличие от деликтов, "достаточно одного только

нарушения объективного права..." <90>. Следует, однако, заметить, что само по себе

несоответствие действия правовой норме не всегда может свидетельствовать о нарушении

последней, ибо норму нельзя считать нарушенной, если не потерпело ущерб закрепленное

ею общественное отношение <91>. Недействительные сделки, конечно, не соответствуют

правовым предписаниям (именно поэтому они и являются недействительными), но это

несоответствие выражается, как уже отмечалось, не в противоправности, а в самой

недействительности.

--------------------------------

<89> Там же. С. 157.

<90> Рабинович Н.В. Указ. соч. С. 13.

<91> См.: Иоффе О.С. Ответственность по советскому гражданскому праву. С. 80;

Кофман В.И. Соотношение вины и противоправности в гражданском праве //

Правоведение. 1957. N 1. С. 68; Самощенко И.С., Фарукшин М.Х. Ответственность по

советскому законодательству. М., 1971. С. 74: "Где нет общественной вредности, там нет

противоправности, нарушения закона".

В качестве еще одного довода в пользу противоправности недействительной сделки

нередко ссылаются на установленные законом санкции за ее совершение. Однако по

вопросу о том, в чем именно эти санкции выражаются, единого мнения не существует. В

большинстве случаев ими признают возврат всего полученного по сделке или возмещение

его стоимости в деньгах (реституция) и взыскание всего полученного в доход государства

(конфискация). При этом, однако, не учитывается, что само по себе недействительное

чистое волеизъявление не может служить основанием для применения названных мер.

Для этого необходимо, чтобы по недействительной сделке было произведено хотя бы

частичное имущественное предоставление. Пока такого предоставления нет, ни

реституция, ни конфискация, по крайней мере по российскому праву, не могут иметь

места, поскольку были бы просто беспредметны <92>. Следовательно, неисполненная

недействительная сделка и с этой позиции не является противоправным действием <93>.

Но поскольку вопрос о применении санкций, а значит, и о противоправности всегда

должен решаться на момент совершения действия, то не может быть признана

противоправной также и исполненная недействительная сделка, ибо последующее

действие (исполнение) не может сделать противоправным другое действие, ему

предшествующее (недействительную сделку).

--------------------------------

<92> Законодательной практике известен и иной подход. Так, например,

Гражданский кодекс Казахстана предусматривает в качестве последствия совершения

сделки, направленной на достижение преступной цели, конфискацию всего, что было

предусмотрено к исполнению, независимо от того, исполнена ли такая сделка хотя бы

частично (п. 4 ст. 157). Тем самым гражданский закон устанавливает наказание за одни

лишь преступные намерения (преступный умысел), чего давно уже не допускает закон

уголовный. Легитимность такой нормы вызывает серьезные сомнения.

<93> Ср.: Добровольский А.А. Исковая форма защиты права (Основные вопросы

учения об иске). М., 1965. С. 161: "В исках о признании сделки недействительной, - пишет

автор, - речь по существу идет о нарушенном уже праве...", но в скобках добавляет: "если

сделка исполнена"; Гурвич М.А. Учение об иске (состав, виды). М., 1981. С. 13 и сл.

(применительно к установительному иску в целом): "Поведение лица, вызывающее

потребность в судебном признании, хотя еще не нарушает права другого лица, но создает

угрозу его нарушения..."; Мындря Д.И. Указ. соч. С. 426: "По критериям наличия в

действии субъекта элементов состава правонарушения оценивается исполнение

антисоциальной сделки, а не она сама. <...> Если... исполнение началось, началось и

действие, которое можно оценивать по критериям правонарушения, а аннулирование

сделки позволяет выявить действительную сущность такого поведения субъекта и уже это

поведение оценить с точки зрения наличия в нем состава правонарушения".

Иногда полагают, что санкцией за совершение недействительной сделки выступает

сама ее недействительность <94>. Этот взгляд представляет собой одно из проявлений

концепции так называемой санкции ничтожности или недействительности, получившей

широкое распространение как в отечественной, так и в зарубежной доктрине, причем не

только цивилистической, но также административно-правовой, процессуальной и др.,

равно как и в общей теории права. Поскольку проблема "санкции ничтожности" выходит

далеко за пределы темы недействительности сделок и гражданского права вообще, то, не

останавливаясь подробно на существе и критике этой концепции <95>, выясним лишь ее

непосредственное отношение к исследуемому вопросу.

--------------------------------

<94> В отечественной литературе наиболее развернуто эта точка зрения

представлена Ю.С. Жицинским (см.: Жицинский Ю.С. Санкция нормы советского

гражданского права. Воронеж, 1968. С. 40 - 43, 97 - 103).

<95> Обзор и критику различных вариаций теории "санкции ничтожности" см.:

Conso G. Op. cit. P. 63 s.; Лейст О.Э. Санкции в советском праве. М.: Госюриздат, 1962. С.

52 - 62, 72 - 78; Он же. Санкции и ответственность по советскому праву (теоретические

проблемы). М.: Изд-во МГУ, 1981. С. 25 - 34; Тузов Д.О. О правовой природе

недействительных сделок. С. 199 и сл.

Все основания недействительности могут быть подразделены, по сути, на две

группы. Недействительность является следствием либо (a) юридической невозможности

достижения желаемого правового результата, либо (b) несоблюдения установленного

порядка его достижения <96>. Сторонники анализируемой концепции склонны видеть в

первом случае нарушение юридического запрета (запретительной нормы), во втором -

неисполнение юридической обязанности (обязывающей нормы) <97>, что и влечет, по их

мнению, санкцию правопорядка в виде недействительности совершенных с такими

нарушениями сделок. В этом представлении на самом деле смешиваются, с одной

стороны, запрет действия и юридическая невозможность достижения желаемого

правового результата, а с другой - юридическая обязанность совершения того или иного

действия и необходимость действовать определенным образом для достижения в

принципе возможного правового результата. Поясним это на примерах.

--------------------------------

<96> Ср.: Savigny F.C. Op. cit. Bd IV. Berlin: Veit und Comp., 1841. § 203. S. 549:

"Основания первоначальной ничтожности имеют двоякую природу. А именно, они могут

состоять, во-первых, в отсутствии необходимых условий... Во-вторых... они могут также

содержаться в позитивном законе, которым запрещена юридическая сделка".

<97> Этот взгляд широко распространен и среди тех, кто прямо не говорит о

"санкции" недействительности (см., напр.: Егоров Ю.П. Указ. соч. С. 35; Болахнина Л.В.

Правовой режим ничтожных и оспоримых сделок // Цивилистические записки:

Межвузовский сборник научных трудов. Вып. 2. М.: Статут, 2003. С. 430).

В качестве иллюстрации невозможности достижения правового результата

рассмотрим положение п. 3 ст. 22 ГК, согласно которому полный или частичный отказ

гражданина от правоспособности или дееспособности и другие сделки, направленные на

ограничение правоспособности или дееспособности, ничтожны <98>. По мнению Ю.С.

Жицинского, недействительность сделки в данном случае является санкцией за

нарушение запрета ограничивать право- или дееспособность граждан. "Аннулирование

такой сделки... - пишет он, - преследует цель восстановления нарушенной

правоспособности (дееспособности) гражданина путем отрицания юридической

значимости такой сделки" <99>. Автор, однако, не учитывает, что правоспособность и

дееспособность невозможно нарушить или ограничить (за исключением предусмотренных

в законе исключительных случаев), а следовательно, и восстановить. Эти правовые

состояния остаются неизменными, какие бы сделки в их отношении ни совершались. Не

существует и никакого запрета на совершение подобных сделок, ибо установление

любого запрета изначально предполагает возможность его нарушения <100>. Однако

бессмысленно охранять запретами то, что и так не может быть нарушено. "Практически

не вредное, но логически не точное словоупотребление, - отмечал в связи с этим Л.

Эннекцерус, - называет запретительными законами также постановления закона,

лишающие сделку силы тем, что объявляют ее ничтожной или предписывают, что она не

должна совершаться. В этом случае речь идет... о юридической невозможности" <101>.

Совершение сделки в указанных случаях абсолютно ничего не меняет в существующих

правоотношениях, а следовательно, тождественно ее несовершению - в этом и состоит

юридическая невозможность.

--------------------------------

<98> Данное положение - лишь наиболее наглядная иллюстрация, поскольку в нем

самом содержится указание на ничтожность соответствующей сделки. Однако примерами

недействительности по рассматриваемому основанию могут быть любые сделки,

содержание и цель которых не соответствуют закону: их ничтожность устанавливается

общим положением ст. 168 ГК.

<99> Жицинский Ю.С. Указ. соч. С. 47. Автор ссылается на аналогичное положение

ГК РСФСР 1964 г.

<100> См.: Лейст О.Э. Санкции в советском праве. С. 52.

<101> Эннекцерус Л. Курс германского гражданского права. Т. I. Полутом 2:

Введение и общая часть: Пер. с 13-го нем. изд. 1931 г. М.: Иностр. лит., 1950. С. 265, сн. 3.

Примером несоблюдения порядка достижения желаемого правового результата

является нарушение требований к форме сделки, влекущее ее недействительность (п. 2 и 3