Труды камской археолого-этнографической экспедиции. Выпуск V. Университет и историко-культурное наследие региона
Подождите немного. Документ загружается.
с. Искор. Ее культ не просто заменял культ женского языческого божества, но и отмечал
места крещения (возможно, массового) язычников.
О сакральной функции Искора свидетельствуют и индивидуальные находки,
происходящие из раскопа II-08. Всего их было собрано 62, причем новых, ранее не известных
предметов материальной культуры среди них не было, не считая двух железных светцов.
Складывается впечатление, что для святилища характерен стандартизированный набор
предметов, и новые раскопки не приведут к радикальному расширению этого набора.
Обращает внимание, что более половины находок представляют собой узкие и острые
предметы: ножи (9), наконечники стрел (9), гвозди (2), разного рода острия (2) и крючки (3).
Они имеют весьма определенное сакральное значение, символизируя мужское начало. К ним
примыкает группы из четырех оселков, двух светцов с заостренными концами и двух
амулетов-медвежьих клыков, имеющих такой же сакральный статус. Всего подобных
предметов насчитывалось 33. Другой статистически заметной группой предметов были
находки с отверстиями, символизирующие женское начало: пронизки и привески (3),
пряслица (2), пуговица, стеклянная бусина, железное кольцо и сверленый осетровый
позвонок. Таким образом, практически 68% находок повторяют дихотомию Искора и «Узкой
улочки», мужской и женской сущностей.
При всем разнообразии украшений, выявленных в раскопках за несколько лет
(бронзовые пронизки, перстни, бронзовые бубенчики, сердоликовые и стеклянные бусины,
украшения в виде солярного знака и пр.), им свойственна строгая закономерность.
Практически все эти предметы фрагментированы, и обязательно имеют отверстия, как
правило, округлой формы, что лишний раз подтверждает их сакральную функцию.
Искорское городище-святилище не было приспособлено для обороны, именно поэтому в
1472 г. отряд зырян-язычников встретил рать Ф. Пестрого не за не существовавшими стенами
Искорского «городка», а на переправе через р. Колву, где коми могли рассчитывать хоть на
какой-то успех. Показателен и сам факт разделения московской рати, когда Федор Пестрый с
основными силами пошел на Искор, а вспомогательный отряд Гаврилы Нелидова «отпустил
на нижнюю землю на Урос, на Чердыню да на Почку…» (Иосафовская летопись 1957, с.75,
80), которые, как известно, сдались без боя. То есть опытный полководец прекрасно понимал
особое значение Искора. Взятие Искора имелоmне столько военное, сколько психологическое
значение. Разоряя местную святыню, Ф.mПестрый демонстрировал не только мощь
московского оружия, но и силу христианского бога. Коми божества, не сумевшие защитить
собственное святилище и свой народ, были дискредитированы в глазах местного населения.
Образно говоря, после падения Искора население Перми Великой было идеологически
разоружено.
Углубленное изучение местной топографии и сравнение ее с топографией других
известных коми и вогульских святилищ позволило выявить некоторые правильности,
наблюдаемые при размещении языческих святилищ:
- топографически места святилищ всегда кардинально отличаются от окружающей
местности – при равнинном ландшафте они размещаются на возвышенностях (холмах, горах
и пр.), при горном, наоборот, в укромных низких местах, вплоть до помещения под землю (в
гротах и пещерах); часто это укромное место, не наблюдаемое издалека;
- языческие святилища практически никогда не размещаются в населенных пунктах (за
исключением случаев, когда мы имеем дело с государственными образованиями);
- места святилищ всегда чем-то отличаются: особой, как правило, точной ориентировкой
по сторонам света; особым видом с площадки святилища (на какой-то памятник природы,
другой особенный объект); особым расположением (на перекрестке, развилке путей: за,
около водоема; на характерном изгибе реки и пр.), часто это «пограничные» территории -
перед переправой через какое-либо препятствие (озеро, река, разлом в земле и т. п.) или после
нее.
Понимание закономерностей расположения древних святилищ коми в Прикамье может
способствовать выявлению как отдельных святилищ, так и их системы, несомненно,
существовавшей в средневековье.
Г.Т. Ленц К ВОПРОСУ О СВЯТИЛИЩАХ С
КАМНЯМИ
Пермский государственный
педагогический университет, г.Пермь
Культовые камни – часть сакральной жизни всех народов, живущих в ландшафтах, где
есть крупные камни. Особенно много их на Русском Севере, по всей северной Евразии. Как
объекты культа они также зафиксированы на всем пространстве расселения славян и
особенно русских. В этнографии, фольклористике, краеведении накоплено к настоящему
времени довольно много материалов о подобных объектах почитания. Это могут быть
природные скальные образования, но чаще – это отдельные камни. Среди них есть
выветренные останцы скальных пород, зачастую напоминающие зоо- или антропоморфные
фигуры, просто обломки необычной формы, а в областях, затронутых движением ледников –
это обкатанные ледником гранитные валуны самых разных размеров и форм. Ледник ломал
древние магматические породы, обнажая пустоты в камне, что порой придавало камням
причудливый вид. На поверхности камня возникали углубления, напоминавшие то следы
зверей и птиц, то следы человека, то следы великанов, то просто чашевидные углубления.
Такие камни в народе прозвали «следовиками», и к ним в разных местах зафиксировано
разное отношение – от простых обрядов по исцелению определенных болезней до сложных
культовых практик, связанных с почитанием предков. Зачастую подобные углубления
искусственно подправляли, придавая им определенную форму, или выбивали в камне
нужной формы углубление.
Все легенды, связанные с такими камнями, как правило, позднего происхождения, имеют
явный отпечаток замены языческих представлений боле поздними, чаще всего
христианскими. Это же относится и к другим камням, особенно почитаемым по каким-то
причинам в народе – на многих из них нарисованы, процарапаны или выбиты христианские
кресты, то есть камни окрещены – так церковь вводила обрядность язычества в свой арсенал,
меняя, замещая смыслы. Языческая составляющая древних культов, связанных с камнями,
лучше всего зафиксирована на Севере Евразии у аборигенных народов.
Существует довольно большая научная и краеведческая информация о подобных камнях.
Внешне эти памятники различны. На севере Европы и Азии, прежде всего, почитались
отдельные скалы и выветренные гранитные складчатые породы в виде причудливых зоо - и
антропоморфных фигур-столбов под различными названиями у коренного населения (чаще
всего – «старик» или «старуха» у саамов, Человек-камень или Дедушка-камень, Камень-
мужчина, Камень-женщина у якутов-оленеводов, «кисиляхи»-каменные люди у эвенков,
камни- «деды» у коряков и т.п. Гурвич пишет, что в тундрах Евразии существовал особый
культ священных скал и камней, обязанный своим возникновением почитанию диких оленей
– основы благосостояния обитателей тундры (Гурвич 1968, с.230-238). По данным
А.Ф.Анисимова (Анисимов 1949; Анисимов 1958), у каждого эвенкийского рода был свой
такой камень – бугады - переводится и как «родина» и как «черт» (Василевич 1940). Около
таких камней или деревьев устраивались охотничьи игрища, камлания, охотничьи магические
обряды – шингкэлавун. У нганасан особым почитанием пользовались камни необычных
форм – шайтаны. Однако шайтанами звались и железные привески шаманского костюма,
оставленные по завещанию шамана, и деревянные изображения духов (Попов 1936, с. 53).
Разница была в том, что домашние шайтаны считались духами-покровителями чума, а камни-
шайтаны – духами – покровителями охоты. Канинские ненцы, по сообщению Л.
Гейденрейха, устраивали свои обряды около напоминающих человеческую фигуру камней –
хеги. Домашний хег – чаще всего обломок от хега общего. Считалось, что обломки от
большого хега помогают в промысле. В.Г. Богораз отмечал, что у коряков отдельные утесы
обычно называются «дедами», и считаются иногда предками племени, которых ворон
Куикнакку обратил в камни. Камчадалы также во многих горах видят своего предка Кутха,
окаменевшего на месте со своим домом, санями, молотом и т.д. В прошлом к этим камням
приносились жертвы, у коряков этот обычай сохранялся до недавнего времени. Судя по
данным В.Г. Богораза, культ священных камней на северо-востоке Сибири был связан не
столько с охотой, сколько с почитанием предков (Богораз 1939).
Особенно много сведений о так называемых «следовиках», на которых есть углубления,
напоминающие отпечатки рук, ног, подошвы или каблука обуви, а также копыт, лап и т.п.
Огромную серию - более 1100 валунов с искусственными углублениями - описывают в
Эстонии (на валуне близ Таллина Ю. Уртанс насчитал более 400-х углублений), более 100 - в
Финляндии, 15 валунов - в Литве, 9 – в Латвии, около 20 - на Карельском перешейке,
отдельные камни-чашечники описаны краеведами почти по всем областям России. Известны
подобные валуны и в Швеции, Германии, Франции и Великобритании. В местах наибольшей
концентрации, как в Эстонии, валуны с углублениями находятся в комплексах с
могильниками, поэтому Уртанс предполагает их связь с культом умерших. Форма
углублений и их расположение иногда на сторонах валунов отличает данные камни от
других жертвенников. Обычно углубления неодинаковы, поэтому полагают, что они выбиты
не одновременно. Видимо, существовал и общепринятый приём выбивания углублений, но
специальный инструмент для этого неизвестен. Уртанс предполагает, что это мог быть
остроконечный камень твердых пород. Эти объекты, судя по географии распространения,
отражают общие верования жителей обширного региона Западной Европы и западной части
Русского Севера. Археологические раскопки у данных объектов не дали однозначного ответа
на вопрос, как можно датировать начало культа. В Западной Европе подобные памятники
относят к бронзовому веку, что подтверждается и другими находками. В Эстонии наиболее
обосновано предположение о начальной дате использования валунов с сер. I тыс. до н.э.
Использование их как культовых мест продолжалось и позднее. На Карельском перешейке
А.И. Сакса датировал часть валунов по находкам близ них ХII-ХIV веками.
Существует большая литература о «сейдах» - камнях или группах камней, связанных с
обрядовыми действиями саамов. В районах, населенных финнами, такие камни назывались
«Кента Кивет», т.е. камень стоянки. У саамов «сейде», «сейте», «сайво» означает
«священный камень», но, по наблюдениям исследователей (например, Линдаля и Кастрена),
сейдами лопари также называли и деревянные изображения, а точный перевод «сайво» -
предок, душа усопшего. Немецкий путешественник И. Шеффер, посетивший Лапландию в
ХVII в., дал следующее определение сейду: «Слово сейд обозначает всякого рода
божественность», и, в качестве примера, пояснил, что изображение бога грома Тиермеса
саамы делают из дерева и называют его сейдом, хотя шведский путешественник Торнеус, на
которого ссылается Шеффер, упоминает о каменных изображениях бога Сторъюнкаре,
которые также называются сейдами (Титов 1976, с.26). Определение Шеффера
перекликается с пониманием сейда в нордической Традиции. Так, в древнескандинавской
традиции под сейдом понимается одна из двух, условно говоря, «половин» магии, делящейся
на гальд (galdr – «правосторонняя», «мужская» магия) и сейд (seidr – магия «левосторонняя»,
«женская»). Само слово «seidr» дословно означает «вскипание» и отражает
представления о магическом экстазе камлающего шамана (Асвинн 1998). В древней
нордической традиции сейд был - в узком смысле – одним из способов пророческого
предсказания посредством использования шаманских практик. Технология сейда, как
утверждает Асвинн, никогда не использовалась для исцеления. Сейд являлся магией чисто
женской, и лишь в ряде особых случаев практиковался мужчинами. Так, судя по
указаниям Снорри Стурлуссона в Саге об Инглингах, владел магией сейда сам Один (чем
дразнил его Локи).
«Один владел и тем искусством, которое всего могущественнее. Оно называется
ведовство. С его помощью он мог узнавать судьбы людей и ещё не случившееся, а также
причинять людям болезнь, несчастье или смерть, отнимать у людей ум и силу и передавать
их другим. Одину было известно обо всех кладах, спрятанных в земле, и он знал заклинания,
от которых открывалась земля, скалы, камни и курганы, и он словом отнимал силу у тех, кто
в них жил, входил и брал, что хотел. Мужам считалось зазорным заниматься этим
ведовством, так что ему обучались Жрицы… Он (Один) обучил Жрецов большинству
своих искусств. Они уступали в мудрости и ведовстве только ему. Да и другие многому
научились у него, и так ведовство очень распространилось и долго держалось. Люди
почитали Одина и девятерых Диев, Верховных Жрецов, Называли их своими Богами и долго
верили в них» (Сага об Инглингах, пер. Хиневича А.Ю.).
Интересно, что у саамов, по крайней мере, в поздней традиции, зафиксированной
исследователями, женщины к сейдам, как к родовой святыне, не допускались. Пока сейд
оставался семейной, родовой собственностью, жертву ему приносил глава семьи, рода. В тех
местностях, где сейды превратились уже в богов общественных, утратив исключительно
семейный или родовой характер божеств, жертву сейду приносил большой колдун «нойд»
(Титов 1976, с. 29). Если суммировать все известные мнения о сейдах, то в поклонении
сейдам исследователи видят две линии верований. С одной стороны, сейды выступали как
покровители промыслов (сейды зооморфного вида), с другой, как боги-предки (сейды
антропоморфного вида). И в том и другом случае отмечены однотипные жертвоприношения.
Думается, что более правы те исследователи, которые объясняют происхождение саамских
сейдов поклонением предкам. Н. Харузин зафиксировал одно предание о происхождении
Сейда от предка. В камень превратился большой колдун «нойд». Он предупредил сыновей и
внуков, что уходит на гору Уч-Ойв, где и окаменел. Камень на этой горе имеет вид сидящего
человека. Возможно, что камни посвящались не каждому умершему родичу, в камень мог
вселяться дух только наиболее славного деяниями родича. Что касается зооморфных и
антропоморфных изображений, то родич в камне мог предстать как в образе первопредка –
зверя, так и в образе человека, поэтому, думается, и была одинаковой зафиксированная
обрядность, а дух любого камня одновременно с прочими функциями, покровительствовал в
промысловой деятельности поклоняющегося ему коллектива.
Приведенные данные показывают, что следы культа камней зоо - или чаще
антропоморфного вида прослеживаются у всех народов тундровой зоны Евразии от
Лапландии до Камчатки. Гурвич отмечает в этом культе две ведущие линии: камень или дух,
заключенный в нем, почитается как податель диких оленей, покровитель промыслов, или
камню воздаются почести как вместилищу духа предка. Возможно, эти две идеи
сосуществовали, переплетаясь, пишет Гурвич. На мой взгляд, здесь читается одна линия,
одна идея, единственный смысл - это культ рода, культ предков, только формы обрядности
могли быть различны.
Что касается славян, раньше многих северных народов попавших в орбиту
христианизации, то здесь этот культ постепенно слился с церковно-обрядовой практикой или
приобрел соответствующую окраску. Культовые камни ставились в основание церквей.
Собственно, это было характерно для всей средневековой Европы – закладывать в фундамент
церквей священные камни-валуны и куски разбитых каменных изображений языческих богов
или же ставить христианские храмы на местах языческих капищ. У некоторых церквей и
монастырей в ограде находятся валуны, служащие объектом поклонения паствы уже как
христианские святыни, как, например, камень-валун в притворе собора новгородского
Антониевского монастыря. По преданию, на нем приплыл основатель обители преподобный
Антоний Римлянин (Пуцко 1986, с.63). Зачастую исследователи, находящие почитаемые в
народе камни вне какой-либо церковной обрядности, не могут определить по поздним
преданиям и обрывкам сведений истоки культа, связанные с почитанием того или иного
камня. От когда-то сложного обряда до наших дней дожили лишь представления о
необходимости жертвы камню в виде еды, ленточек, монет, другого рода подношений в
обмен на исполнение желаний: здоровья, помощи в конкретном деле и т.п.
Из трудов вологодского археолога И.Ф. Никитинского следует, что еще в ХIV
в., судя по графике надписей, оставленных на Тиуновском камне на Кокшеньге
(территория Тарногского района Вологодской области) камни входили в число
почитаемых и используемых славянами–кокшарами в религиозных практиках
объектов. Из двенадцати известных святилищ в виде священных рощ с камнями,
И.Ф. Никитинским детально исследован лишь один комплекс из двух камней на
многофункциональном Тиуновском святилище на левом берегу небольшой речки
Коржи. Святилище, судя по найденному поблизости языческому могильнику,
использовалось наиболее интенсивно в ХIV-ХV веках. Автор обнаружил, что в
форме и ориентировке большого камня и в виде процарапанных петроглифов и
надписей на нем отображены представления кокшаров о Земле и Вселенной:
Древо Жизни, солнце в зените и на закате, лестница на небо, лестница под землю,
дверь и окно на небо, небесный корабль, пантеон богов и другие рисунки
(Никитинский 2007).
На левом берегу р. Уфтюги при впадении в неё речки Чертовицы северо-западней д.
Слудки Вологодской области имеется скопление больших камней и отдельно стоящих
валунов разной величины. Особенно интересен самый большой камень на краю поля на
правом берегу речки Чертовицы точно при впадении её в р. Уфтюгу, левого притока р.
Кокшеньги. На камне, если смотреть с восточной или с юго-восточной сторон, явно читается
изображение лица старца с длинным носом и глубоко запавшими пронзительными глазами,
европеоидного типа (цв. вклейка, рис.7). Ниже антропоморфного изображения видно
изображение как будто крупной птицы с распростертыми крылами. Были еще и другие
изображения, например, с северной стороны, похоже, выбито изображение ральника с
широкой лопастью. Интересна и форма камня. Если смотреть на него с юга под
определенным ракурсом, то камень с западного конца похож на голову плывущего по морю
травы молодого быка, с другого, восточного конца, возникает образ какого-то древнего
ящера, с севера с одной стороны камень напоминает морду медведя, а если немного
сдвинуться к северо-востоку, с другой, восточной стороны, камень видится снова головой
ящера, только с закрытыми глазами. Камень имеет размеры 2,5 х 2 м и высоту около 1 м,
ориентирован строго по линии З-В. По своим особенностям он мог быть центром
святилища, подобного Тиуновскому. В 100 м к ЮЗ на коренном берегу Чертовицы имеется
еще одно скопление камней диаметром около 4-х м, образующих круг, в центре которого
растут елки.
Информацию о камне мне удалось получить в своей родной деревне Першинской от
85-летней Анны Ламовой. Она сказала, что ей в детстве говорили о Перуновом камне на
Слуде, к нему собирались по большим праздникам, но очень давно. Женщины ходили иногда
просить здоровья для детей. Сама она не видела. Слышала она и о том, что к каким-то
камням клалось по летним праздникам угощение. Мать её учила брать в лес крупу или
сухарики, и рассыпать на камнях перед опушкой леса, чтобы лес дал ягоды и грибы.
Пока наука довольно неохотно занимается классификацией, картографированием
камней, их уничтожают, разрушают, перемещают, покрывают собственными надписями
представители вненационального племени туристов - «любителей» старины или
«исследователей» оккультных явлений. Так, в 2008 г. к древним вологодским святилищам с
камнями была организована некая «экспедиция», которую возглавлял М.Н. Сочеванов,
доктор медицинских наук, президент профессионального института альтернативной
медицины г. Мехико, ведущий оператор институтов биолокации России. Их интересовало
изучение так называемых «мест силы», на которых раньше были святилища, храмы, или
просто выложенные кругами по силовой линии камни. До десятка таких кругов участникам
экспедиции показали на Кокшеньге спасские краеведы и лесники. Судя по опубликованным
«экспедицией» фотографиям, возникает подозрение, что эти деятели явно подработали то,
что осталось от былых времен, положив мелкие камни на камни побольше, и замкнув круги.
Похоже, после подобных «исследовательских» работ восстановить первоначальный облик
памятников будет довольно трудно.
Прежде всего, необходимо поставить камни и остатки сооружений из них на учет, как
памятники историко-культурного наследия, и заниматься детальным изучением истоков
обрядовой практики, связанной с почитаемыми в народе валунами, искусственно
подработанными или естественными, которых немало и в Предуралье.
Л.Д. Макаров ИССЛЕДОВАНИЕ ПАМЯТНИКОВ ГОРОДСКОЙ,
ПРОМЫШЛЕННОЙ И ЦЕРКОВНОЙ АРХЕОЛОГИИ В УДМУРТИИ
Удмуртский государственный
университет, г. Ижевск
Объектами изучения отраслей, обозначенных в заголовке статьи, являются
преимущественно памятники нового времени (по материалам Удмуртии, это конец XVI -XIX
вв.) и первых десятилетий новейшего времени (первая половина ХХ в.), которые
традиционно не исследовались вплоть до последнего времени.
В 1998 г. было создано Управление по охране и использованию памятников истории и
культуры Удмуртской Республики (в 2008 г. ликвидировано), взявшее курс на проведение
охранных мероприятий. Всего археологическое изучение велось в четырех городах –
Ижевске, Сарапуле, Воткинске, Глазове.
Памятники Ижевска
Ижевский железоделательный завод, давший название поселению, а затем и городу,
возник в 1760 г. как частное предприятие П.И. Шувалова. С самого начала здесь абсолютно
преобладало православное русское население. Оставленные им культурные напластования,
православные сооружения и кладбища стали объектами научного наблюдения лишь в
последнюю четверть века. В 1987 г. Ленгипрогором разработан, а 16 марта 1992 г.
постановлением СМ УР утвержден проект зон охраны памятников г. Ижевска.
С первой половины 1980-х гг. здесь начались первые исследования, а всего на
территории города изучалось 7 объектов (Макаров 2005б):
1. Александро-Невский собор и кладбище (1816-1929) (Макаров 2001, с.213; 2003а, с.213;
2003б, с.237; 2005б, с.59,65,66; Макаров, Медведева 2001, с.96). В 1983 г. при прокладке
водопровода в собор Александра Невского (в то время кинотеатр «Колосс») были
обнаружены фрагменты двух склепов с двумя гробовищами. Находку обследовали Т.И.
Останина и группа студентов-археологов УдГУ.
Осенью 2001 г. во время проведения земляных работ были нарушены три ряда
могильных склепов, сооруженных в специально вырытых для этой цели траншеях. Судя по
вскрывшимся остаткам (работы проводились автором), ряды располагались в широтном
направлении в метре друг от друга и имели длину 9-10 м. Внутри рядов склепы примыкали
торцами друг к другу, и были разделены вертикальными кирпичными перегородками, всего
же их было по 5-6 в ряду. При ведении кладки каменщики использовали известковый раствор
и дощатую опалубку.
Склепы имели выложенные из кирпича полы, вертикальные стенки и сводчатый
полукруглый потолок. Внутренняя высота склепов - 78-115 см, ширина – 43-82 см, длина –
75-240 см. Глубина склепов от материка - 170-198 см, от современной поверхности – 230-260
см. К сожалению, первоначальное состояние содержимого трех склепов не известно - кости
скелетов служители храма забрали для перезахоронения. Найдены лишь разрозненные кости
скелетов, фрагменты гробовищ, железные ручки от гробов, железные пластины, кожа с
медной заклепкой, фрагмент бронзовой вещи, бронзовая пуговица. В западном котловане
экскаватор слегка разрушил перекрытие западного склепа среднего ряда. Внутри находилось
детское гробовище, лежавшее кверху дном - на нем было 4 круглых отверстия от ножек,
вероятно, достаточно высоких, что предопределило их гниение и последующее падение, и
переворачивание гроба.
Александро-Невский собор строился С.Е. Дудиным по проекту его учителя А.Д.
Захарова в 1816-1823 годах. Поэтому упомянутые склепы в целом датируются периодом от
начала функционирования собора до его закрытия в 1929 г. (Православные храмы 2000,
с.124-125).
2. Михайловский комплекс (1760-1937) (Макаров 1997; 1997а; 2001, с.213-214; 2003;
2005; 2005а; 2005б, с.60-62, 64-65, 67-71; 2005в; 2006; 2006а, с.29-33; Макаров, Медведева
2001, с.97-98; Макаров, Цыгвинцева, Пастушенко 2005).
Первые рекогносцировочные раскопки в 1996 г. провел отряд КВАЭ под руководством
автора. Исследование проводилось в ЗСЗ секторе сквера, разбитого на месте снесенного в
1937-1947/48 гг. собора. Вдоль аллей были заложены две метровые траншеи, длиной 15,5 и 16
м, соединенных экскаваторами в единый раскоп (общая площадь 63 кв. м). Под слоем дерна
выявлено скопление строительных остатков разрушенного храма, мощностью более 1 м,
заполнявшее и фундаментные траншеи, глубиной более 2 м. На дне траншеи, совпадающей с
внешним восьмиугольным контуром собора, зафиксирована фундаментная плита, толщиной
27-30 см, сложенная из монолитных тесаных каменных глыб, соединенных на стыках
цементным раствором. Лишь в одном месте сохранился слой кладки из кирпича, в основном
же она разобрана полностью. Выявлен край дренажного котлована под крыльцом главного
(западного) входа в храм, укрепленный вертикальными бревнами с дощатой облицовкой. В
результате раскопок местоположение собора было уточнено: сдвинуто на 5 м к ЮВ от ранее
предполагавшегося. В скоплении строительного мусора найдены многочисленные
архитектурные и строительные детали, бытовые находки, винтовочные гильзы, в т.ч. в
обоймах.
В восточной части траншеи под остатками разрушенного собора выявлены тонкие
напластования от постройки в 1855 г. Михайловской часовни (архитектор И.Т. Коковихин),
разобранной перед возведением собора в 1896 году. Ниже были остатки поселения и
погребений православного кладбища (вторая половина XVIII - начало XIX в.). Культурный
слой (10-13 см) содержал кости животных и птиц, шлак, обломки железных предметов,
фрагменты фарфоровых, стеклянных и керамических сосудов - следы поселения при
Троицкой кладбищенской часовне и возведенной на ее месте в 1782-1784 гг. церкви. Оно
существовало с начала возникновения ижевского некрополя, и постепенно было занято
могилами. Позднее, когда холмики сравнялись, этот участок вновь использовался под
хозяйственные нужды, что подтверждается наличием двух мусорных ям, нарушивших
захоронения. На кладбище исследовано 8 погребений.
В 2001 г. исследования ограничились закладкой 8 траншей по периметру собора общей
площадью 47,2 кв. м. При этом удалось зафиксировать некоторые новые конструктивные
элементы. Поселенческих слоев второй половины XVIII - начала XIX в. не выявлено, но
зафиксированы прослойки от строительства Михайловской часовни. Исследованы 4
православных погребения.
В 2003 г. проведены работы на месте западной части Михайловского собора. Вскрытие
котлована (около 400 кв. м) производилось с помощью экскаватора, при этом обнажилась
значительная часть западного крыла фундаментов. Исследованы 4 захоронения.
Исследования сезона 2004 г. обусловливались земляными работами по воссозданию
Свято-Михайловского собора на прежнем месте. Общая площадь только вскрытой
экскаватором поверхности (котлован 8-угольной конфигурации, глубиной 4 м) составила
1800 кв. м. По мере вскрытия котлована проводилась графическая фиксация его стенок,
составившая 14 разрезов общей длиной 300,4 м. Их суммарная стратиграфия: под дерново-
почвенным слоем отложился слой строительного мусора, ниже фиксировались тонкие
прослойки мусора от строительства Михайловской часовни, а еще ниже - слой погребенного
дерна, нарушенный 30 могилами. Определена конфигурация фундаментов собора, на
которых кое-где сохранилось от 1 до 7 слоев кирпичной кладки (остальные разобраны в 1947-
1948 гг.).
Воссоздание церкви в облике, близком первоначальному, завершилось к лету 2007 г., а 2
августа состоялось освящение новостройки Патриархом Московским и всея Руси Алексием
II. За это время (2005-2007 гг.) удалось обследовать 4 траншеи для коммуникаций, в которых
изучены фрагменты 16 православных погребений.
Особый интерес вызывает погребальный обряд первых ижевчан. За весь период
исследования некрополя (1996-2007 гг.), существовавшего со времени возникновения
поселения Ижевский завод в 1760 г. и до пожара 1810 г., изучено 58 православных
захоронений, составляющих около 20 рядов могил. Могильные ямы имеют широтную
ориентацию, подпрямоугольные очертания с отвесными стенками и ровным дном, глубину от
70 до 180 см. Выявлены 4 разновидности погребальных конструкций: 1) дощатые гробовища,
сколоченные железными гвоздями, иногда с дополнительными скобами и оковками; 2)
гробовища, скрепленные деревянными деталями – гвоздями, шипами или лыковыми
(черемуховыми) веревками (не сохранились, но используются старообрядцами и поныне); 3)
колоды, выдолбленные из цельных стволов дерева; 4) коконы из коры и бересты, в которые
заворачивали покойных. Зафиксированы единичные следы дощатых перекрытий - полатей, в
одном случае - перекрытие из плиток песчаника. Абсолютно преобладали домовины 1-го
вида с «никонианскими» чертами. Умершие располагались вытянуто на спине, головой на З,
ЗЮЗ или ЮЗ, руки чаще согнуты в локтях и положены на грудь либо на пояс или таз. На
костях грудной клетки или у черепа найдены медные или бронзовые кресты-тельники. В
отдельных захоронениях обнаружены украшения. Разнообразие православного обряда
свидетельствует о захоронении на могильнике представителей различных конфессий и
этнических групп - «никониан», старообрядцев, новокрещенных.
3. Троицкое кладбище - второй некрополь Ижевска (1810-1939) (Макаров 2001, с.213;
2005б, с.60; 2006а, с.29; Макаров, Медведева 2001, с.96-97). Возникло после пожара 1810 г.,
когда сгорела деревянная кладбищенская Троицкая церковь, вновь выстроенная в 1814 г. уже
на новом месте, где находится и поныне. Исследование отдельных могил проводили в 1987,
1995 и 2001 гг. И.Ю. Пастушенко и С.Е. Перевощиков, а в последние два года, во время
охранных раскопок, к ним присоединились другие сотрудники КВАЭ (В.А. Бернц, О.А.
Карпушкина, Л.И. Липина, С.А. Перевозчикова, А.М. Вязников, А.В. Богданов, Т.Р. Сабиров,
М.А. Пахомов и др.). В 2001 г. строители передали автору плиту с могилы начала ХХ века.
В 2007 г. были проведены охранные раскопки на месте новой ледовой площадки, при
этом вскрыто 1883 кв. м площади, на которой исследовано 504 погребения с останками 533-х
покойных. В 2008 г. работы продолжены, изучено еще 298 могил. Некрополь существовал с
1810 по 1939 год. В сравнении с Михайловским могильником, здесь выявлены новые детали:
положение в могилы стеклянной посуды, образков, лучшая сохранность органики (кафтаны
оружейников, обувь), гробовища со стеклянными окнами, лютеранские могилы,
усложнившиеся конструкции домовин, в т.ч. дополнительные детали – ручки от гробов,
опорные ножки и др.
4. Поселение Ижевский завод (с 1760 г.) (Макаров 2001, с.214-215; 2005б, с.62-
64,66,68,71; 2006а, с.33-35; Макаров, Медведева 2001, с.98-100). Исследования можно
условно разделить на две группы: надзор в исторической части города и работы за ее
пределами.
а) Археологический надзор за земляными работами в исторической части города.
Впервые старейший центр г. Ижевска был поставлен под охрану в 1998 г. после создания
УОПИК. И в этом же году проведены первые наблюдения. Так, 1 октября 1998 г. автором
была осмотрена траншея по ул. Сивкова (между улицами Советская и Ленина) длиной более
100 м. Удалось выяснить, что мощность дорожного покрытия и балласта, состоящего из
смеси песка, гравия и строительного мусора, составляет от 90 см в южном конце траншеи до
130 см в северном. Ниже шел культурный слой толщиной 5-10 см с находками фрагментов