Тревер К.В. Очерки по истории и культуре Кавказской Албании IV в. до н. э.

Подождите немного. Документ загружается.

Албания в IV—VII вв.

бении одного из курганов на правом берегу Куры. Г. И. Голубкина правильно

указывает, что горловина па ручке очень похожа на горловину кувшинов,

находимых в грунтовых погребениях со слабо скорченными костяками: это

позволяет относить голубя к IV—III вв. до н. э.

Другой мингечаурский водолеи, в виде утки,

снабжен на спине крупной

горловиной с примыкавшими к ней ручками (табл. 18, 2). как па глиняном

водолее — козле (табл. 1, 2). Голова утки отбита, отсутствуют и ручки (видны

следы их прикрепления). Сосуд вылеплен от руки из серой глины. Он найден

случайно в 1946 г. на правом берегу Куры.

Эти два глиняных водолея из Мингечаура, из которых первый. как

говорилось, может быть отнесен к IV—III вв., а второй к первым векам

нашей ары, могут быть рассматриваемы как прототипы бронзовых водолеев и

курильницы в виде птиц из горного Дагестана (рис 41).

Рассмотренные семь предметов позволяют установить (и известной и

условной мере) хронологический ряд и датировать этот тип сосудов временем от

IV III вв. до н. э. до VI—VII вв. н. э.

Следует отметить, что древнейший (не позднее VII в. до н. э.) экземпляр

глиняного водолея в виде птицы на территории Закавказья был обнаружен Ж. де

Морганом в Муси-Ери

(Алавердский район Армении). Наиболее поздним

предметом этого типа является фаянсовый водолей (XII-XIII вв.), найденный во

время раскопок в Open-Кала (инв. № ОК 264 1953), т. е. на территории Албании,

что говорит о длительном бытовании сосудов-водолеев в албанской среде,

возможно, об их применении некогда в культовом ритуале и об их

посвященности определенному божеству.

Волос дешевые глиняные водолеи, находимые в рядовых погребениях

Мингечаура. изготовлялись и бытовали, видимо, в среде земледельцев,

обрабатывавших земли и сады на берегах Куры:

Там же, стр. 112 —113, риг. 10 (высота 16.5 см. длина 29.5 см).

Jean de M o r g a n . Mission scientifique au Caucase, t. 1. Paris, 1899, p. 155,

fig. 100. — Известен также водолей в виде птицы, найденный в 1902 г. у станицы

Ладожской на Кубани (OAK за 1902 г., стр. 77. рис. 162).

О древности и распространенности этого типа сосудов в Передней Азии

можно судить по двум замечательным глиняным водолеям (высота их около

30см). найденным в Месопотамии во время раскопок храма Сина в Кафайе (на

берегу р. Диалы, притока Тигра); один водолей в виде птицы, другой — в виде

быка. И здесь вода вливалась в горловину, помещенную на спине, и выливалась

через отверстие во рту. П. Делуга датирует их «протописьменным» периодом,

началом 3 тысяч, до н. э. (ср.: P. Delouga s. Pottery from the Diyala Region.

Chicago, 1952, pp. 43—44, табл. 25а, в). Особый интерес представляет место их

находки — в святилищах Сина, бога Луны. Не связаны ли и мингечаурскис

водолеи с культом Селены -Луны, главного божества албанов?

Албания в IV—VII вв.

бронзовые же водолеи и курильницы характерны для знати, сидевшей в

горных замках южного Дагестана.

Хранящаяся в Эрмитаже бронзовая курильница высотой 35.6 см и виде

статуэтки всадника (табл. 22),

по словам продавца, была куплена им в 1901

г. в Нахичеванском крае.

Литая фигура коня и всадника возвышается на

четырехугольном полом пьедестале, орнаментированном рельефом и

гравировкой. Предмет этот служил курильницей: уголья и пахучее вещество

вкладывались в четырехугольное отверстие (в боку копя), которое было

прикрыто крышкой, судя по сохранившемуся шарниру; дым выходил из

длинной щели вдоль гривы коня и отверстия в короне всадника. В боковых

стенках пьедестала имеется по круглому отверстию; через них мог быть

продет прут, с помощью которого статуэтка к чему-то прикреплялась

(штандарт?).

На узкой передней стенке подставки литое рельефное изображение двух

львов в геральдической позе, а внизу под ними скачущего козерога.

Боковые стороны украшены гравировкой: на одной стороне —

неопределенно вьющаяся ветка с цветами (?) и гроздьями, в одном завитке

ее — слон, в другом — лисица, тянущаяся к виноградной кисти; на другой

стороне— охотник с кинжалом и щитом и бросающийся на него лев,

условно показаны растительность и горы, и вьется такая же ветка (рис. 42).

Первое впечатление от этой статуэтки, что перед памп традиционное

изображение сасанидскогоо царя: зубчатая корона, ожерелье и серьги,

тяжелые формы коня, поднявшего правую переднюю ногу, богатая сбруя с

фаларами, бляшками и ленточками все говорит в пользу изображения

именно сасанидского владыки. Но при ближайшем рассмотрении статуэтки

в целом и отдельных ее деталей возникает ряд недоуменных вопросов.

Поражают пропорции фигуры всадника: неестественно маленькое по

сравнению с головой тело, трактованное плоскостно и неестественное в

движениях; поражает изображение маленьких коротких ног, обутых в

высокие сапоги и сливающихся с крупом коня; поражает общая поза с

отведенными в стороны руками, в которых нет основания предполагать

движения стрелка, натягивающего тетиву пли спускающего стрелу, как это

характерно для портретов сасанидских царей-всадников. Необычно и

одеяние: узкие гладкие штаны, заправленные в сапоги, и облегающий тело

кафтан.

И. А. О р б е л и в К. В. Т ревер, ук. соч., табл. 83.

Как известно, факт приобретения в наше время предмета в том или другом

месте еще не говорит о происхождении данного предмета именно из этого пункта,

куда он мог быть завезен или любителем памятников искусства или антиквар

ным торговцем.

Албания в IV— VII вв

Своеобразна прическа всадника: вместо пышных пучков локонов по

сторонам головы гладко зачесанные вверх волосы, валиком окружающие лицо и

затылок. Необычен и узор ткани шаровар, где вместо медальонов и других

традиционных сасанидских узоров мы видим свободно вьющуюся ветку с

крупными цветами или гроздьями.

Рис. 42. Гравированные рисунки на пьедестале статуэтки

всадника.

Серьга сасанидских царей состоит из свисающих один над другим двух

шариков, причем нижний крупнее верхнего и, имея зачастую вид капли,

изображает, вероятно, жемчужину. Всадник наш украшен серьгой иной формы,

а именно крупным массивного вида кольцом, с которого свисают две

подвески.

Обращает па себя также внимание отсутствие у всадника бороды и усов,

тогда как почти на всех сасанидских памятниках и монетах цари изображены

бородатыми.

Албания в IV

—

VII вв.

Изображение коня ближе к сасанидскому типу, но и здесь видны

отличия: короткие тяжелые формы ног, неправильное понимание

художником функционального назначения кистей, которые, свисая на

длинных цепочках, должны развеваться на ходу, а не висеть, как в данном

случае, чередуясь с круглыми фаларами, будучи прикреплены

непосредственно к самой сбруе. Непонято художником назначение

некоторых деталей конского украшения, как например нитка бус,

свисающая как бы из-под челки и охватывающая шею коня.

Все эти сопоставления приводят к заключению, что на коне восседает

не сасанидский царь, а какой-то иной властитель, носящий корону, которая

в некоторой степени напоминает сасанидские царские венцы.

Не может ли это быть Джываншер, князь Албании, в молодости

проведший ряд лет при сасанидском дворе, да и впоследствии не терявший

с ним связи,— тот Джываншер, о пышности двора которого нам сообщает

его современник, Моисеи Каланкатуйский? В одной из глав, посвященных

этому правителю Албании, историк рассказывает, между прочим, и о том,

как" в награду за успешное участие в сражении с арабами Иездегерд III,

последний сасанидский царь, «почтил его выше всех: его опоясали золотым

поясом, унизанным жемчугом, (навесили) меч, дали ему браслеты на руки,

прекрасный венец па голову, жемчужные повязки и много ниток жемчуга

вокруг ею шеи; одели его в черные шаровары... и в шелковое тканое платье

с золотой вышивкой ( ?)» .

Молодой князь, восседающий на коне,

действительно охвачен поясом, на руках у него браслеты, на голове венец,

па шее богатое жемчужное ожерелье, па затылке завязанное маленькими

концами лент (как известно, от ожерелий сасанидеких царей обычно

отходит широкие и пышно развевающиеся ленты).

На всаднике — одежда с

вышивкой (ветка); неизвестно только, что он держал в руках: в одной из

них могла бы быть булава (но такого изображения сасанидекпх царей мы не

знаем).

Моисей Каланкатуйский сообщает, что, помимо этих знаков царского

благоволения, Джываншеру, «согласно званию полководца, [Иездегерд]

дал знамя и громкие трубы, два золотых копья и два шита с золотыми

рельефами, которые всегда перед ним носили».

Допустимо

предположение, что мастер, изобразивший Джываншера. поместил щит в

левую его руку, а в правую — «золотое копье», что оправдывало

положение рук. Именно в таком виде изо-

М о исей К а л а н к а т у й с к и й, кн. И, гл. 18.

И. А. О р б е л и и К. В. Тр е в е р, ук. соч., табл, 4 и 10.

М о и с ей К а л а н к а т у йс к и й, кн. II, гл. 18.

Албания в IV—VII вв.

бражен на рельефе в гроте Так-и-Бустапа Хосров II: в кольчуге, с круглым

щитом в левой руке и копьем в правой.

В пользу того, что бронзовый всадник мог являться изображением

Джываншера, говорит еще одно обстоятельство: на одной из боковых сторон

пьедестала выгравирована вьющаяся ветка, обозначающая, быть может, сад или

парк, и в одном из ее завитков показан слои. Как говорилось выше, Моисей

Каланкатуйский сообщает, что халиф подарил Джываншеру и знак милости

«привезенного из Индии искусно обученного слона, который великолепно и

чудно украшал собою двор царя... с головы его висел, наподобие

пресмыкающегося, хобот, который он, бродя по реке, обращал то на сю, то на ту

сторону, то отвесно подымая его вверх, то втягивал в себя, с сильным мычанием

выпускал дыхание свое через горло».-Прибывший из Индии диковинный слон,

поразивший воображение историка, мог столь же сильно удивить и мастера,

который создавал статуэтку, и побудить его изобразить у ног Джываншера и его

слона.

Рельеф па передней стороне пьедестала — два льва в геральдической позе, а

внизу под ним и козерог,— быть может, следует рассматривать как герб

Джываншера, поскольку имя его по-персидски означает «юный лев».

Еще одним доводом в пользу Джываншера является то обстоятельство, что в

VII в., к которому стилистически относится статуэтка, среди правителей стран

Закавказья царственную корону, пожалованную Сасанидами, кроме

Джываншера, насколько мне известно, никто не носил.

К тому же культурному и художественному кругу, к которому относится

рассмотренная выше статуэтка всадника, может быть причислен также

бронзовый сосуд, хранящийся в музее Грузии и происходящий из собрания

Роинова, который составлял свою коллекцию в Дагестане и, в частности, в

Кубани. Это кувшин «сасанидского» типа, туловом которого является

человеческая голова (табл. 23);

ручка отсутствует (видны следы ее

прикрепления к венчику и к затылку головы). Высокое цилиндрическое горло

наверху переходит в венчик с оттянутым в виде утиной головы носиком, а внизу

— в покатые плечики сосуда, которые образуют шапочку, покрывающую верх

головы.

F, S а г г е, I. с. Таf. 85.

М о и с е й К а л анкатуйский, кн. II, гл. 28.

А. С. У в а р о в. О лицевых сосудах. Труды V археологического съезда и

Тифлисе в 1881 г., М., 1887, стр. LXXXI и сл., табл. XLI; F. S а г г е, 1. с, Taf. 126.

— В обоих изданиях ошибочно указано происхождение кувшина с Кубани (по

созвучию с «Кубачи»).

Албания в IV—VII вв.

Голова отличается суровым профилем, лоб и нос образуют одну линию,

подбородок непропорционально мал, глаза широко раскрыты. Ряд деталей

привлекает к себе внимание и позволяет сопоставлять этот кувшин со статуэткой

всадника. Первое — прическа: на кувшине волосы и спереди и сзади зачесаны

вверх под шапочку; показаны параллельные гладкие их пряди, которые надо

лбом обра-

Рис. 43. Кувшин (Тбилиси) И голова статуэтки всадника (Эрмитаж).

зуют небольшой валик. Такую же Прическу мы видим и на голове всадника:

гладкие волосы зачесаны вверх под корону (рис. 43). единственное различие

между ними состоит и отсутствии у всадника

свисающей вдоль щеки пряди волос, образующей на конце завиток. Таким

образом, гладко зачесанные кверху волосы можно было бы считать

характерными для прически албанских князей и знати.

и отличие от пышных локонов и кудрей сасапндского царя и его вельмож.

Вторая деталь, сближающая кувшин и всадника,— это своеобразная форма

серьги. На десятках сасапидских серебряных блюд с портретами царей и на их

монетах серьга имеет неизменную, как бы установленную форму —

небольшой шарик, с которого

Албания в IV—VII вв.

свисает крупная грушевидная подвеска. На всаднике же и на кувшине мы видим

серьгу иной формы — массивное кольцо с двумя прикрепленными к нему внизу

шариками. Приведенные особенности, сближающие оба памятника, позволяют

подкрепить предположение об их албанском происхождении.

Большой интерес представляет бронзовый кувшин (высота 44.5 см) иной

формы, с округлым туловом, высоким горлом, гранатом на высокой ручке и с

двумя носиками на плечиках (табл. 24, 25).

Тулово покрыто растительным

орнаментом (ветки гранатового дерева?). оживленным инкрустацией красной

меди и бронзу. Под носинами спереди и под ручкой сзади имеется по

обнесенному кружочками шеврону, в котором заключены веточка и цветок.

'Этот редкий прием декоровки известен по орнаментике на керамических

фрагментах из Старой Гянджи,

где в дешевом материале воспроизведены

м о т и в ы , выработанные в предшествующие века в бронзе (рис. 44). Следует

также отметить наличие носиков-сливов на плечиках сосуда — прием, хорошо

известный по керамике первых веков нашей эры, находимой в разных местах на

территории Албании.

Не ставя себе задачи рассмотреть в поп главе все бронзовые сосуды,

изготовленные на территории Албании, считаю все же нужным вкратце

остановиться еще па одном малоизвестном бронзовом блюде чеканной работы

(VI—VII вв.) с рельефными изображениями на внутренней стороне,

приобретенном Эрмитажем в 1926 г. от жителя аула Кубачи (табл. 27).

Это

очень большое блюдо, диаметром 73.5 см, рассчитанное на подачу хлеба ИЛИ

фруктов большому количеству гостей в феодальном замке. Оно

орнаментировано растительными мотивами, заключенными в круглые

медальоны. Вокруг большой центральной розетки идут концентрические

к р уг и . состоящие из названных медальонов, в которых заключены деревца пли

растения разнообразных очертаний; их стволы или стебли расширяются книзу,

образуя как бы подставку (как на кувшине с птицами и на печати из Хинисли,

см. рис. 38).

Вышеприведенные образцы торевтики и металлической пластики позволяют

наметить ряд художественных школ, работавших и металле, быть может, даже

одновременно, так как большинство предметов датируется VI — VII вв. В этой

связи встает вопрос о центрах производства, па который пока ответить очень

трудно, так' как все эти предметы вынуты не из земли, а попали в музеи из жи-

вого быта, с полок домов в аулах Кубачи. Гуниб и др., где они бережно

хранились с незапамятных времен и передавались из рода в род. Одним из

основных центров был район аула Кубачп, древнее

И. А. О р б е л и и К. В. Т р е в е р, ук. соч., табл. 74.

В. Н.

Л е в и а т о в, ук. соч., стр. 53—54; рис. 3 на стр. 60.

И. А. О р

б е л и и К. В. Т р е в е р, ук. сеч., табл. 68.

Албания в IV—VII вв

персидское название которого звучало «Знрсхгеран» («кольчужники»). Население

этого района в VI в. платило дань Хосрову I, а в VII в.— арабам, как об этом

сообщает в IX в. Балазури.

Независимый нрав народа Зирехгеран и его умение

работать в металле отмечается рядом писателей (Якуби, Масуди и др.). Особенно

интересны сведения о них у Абу Хамид али-Андалуси (Гарнати), (1080—1169)

писавшего: «... [жители] Зирехгерана занимаются изготовлением всякого оружия,

кольчуг, шлемов, мечен, котик луков, ножей, кинжалов и разной медной

посуды».

Рис. М Шевроны на бронзовом кувшине (Дагестан). В середине

глиняный обломок из Ганджи.

Все вышеизложенное дает, как мне кажется, основание полагать, что

бронзовые сосуды, происходящие из горного Дагестана,

являются

творениями рук албанских торевтов.

И. А. Орбели еще

Б а л а з у р и, ук. соч., стр. 7.

А б у X а м и д а ль -А н д а л у с и, ук. соч., р. 700. — Как известно,

аул Кубачи «до наших дней сохранил на очень высоком уровне технику

обработки и художественной отделки металла и в первую очередь бронзы»

(И. А. О р-б е л и. Албанские рельефы и бронзовые котлы. Сб. «Памятники

эпохи Руставели», Л., 1938, стр. Зоб).

В зарубежных музеях и часных собраниях хранится некоторое количе-

ство бронзовых кувшинов, приобретенных у дагестанских антикваров,

приезжавших в конце XIX — начале XX. в. в Париж.

И лаборатории археологической технологии Института истории

материальной культуры АН СССР все рассмотренные в этой главе восемь

предметов, были подвергнуты качественному спектральному анализу (на

полное наличие всех

Албания в IV—VII вв.

в 1938 г. указывал, что «в северных горных областях Албании, в настоящее

время составляющих южный Дагестан, находили себе пристанище и

переселенцы, вытесняемые из более доступных и более влекущих к себе

захватчиков частей страны, из таких изобиловавших благами областей, как

широкая полоса между Араксом и Курой... В числе этих ушедших в горы

албанов, к каким бы древним албанским племенам они не принадлежали, были и

предки нынешних кубачинцев, одной из разновидностей албанских племен,

сохранившей в своем племенном наименовании несомненно древнее название

своей страны, Албании».

элементов) на сиектографе ИСИ-22, при силе тока в 7 ампер дуговым методом.

Все исследованные предметы являются бронзовыми со значительным содержа-

нием свинца и олова и относительно меньшим содержанием цинка. Для всех

предметов характерно наличие мышьяка. Полученные результаты, но заключе-

нию названной лаборатории, не противоречат предположению, что все иссле-

дованные предметы происходят из одного кавказского металлургического центра

с использованием руд Зангезура, КсдаСскй и Алавердских месторождении.

И.

А. О р б е л и, ук. соч., стр. 304. - Еще Б. Дорн указывал, что кубачинцы

называют себя Ogbuh, Ogbuhan, т. е. «албан», и что у них был «свой язык,

испорченный внедрением кайтакских слов» (B. D о г n, 1. с, р. 725). Ср.: Е. М. Ш

и л л и н г. Кубачинцы и их культура. Труды Института этно-графии, нов. серия,

т. VIII, 1949, стр. 5, 147 (название сел. Кубачи — «Урбуг», кубачинец —

«урбуган»).

ЭПИГРАФИЧЕСКИЕ ПАМЯТНИКИ

Албанские надписи

Вопрос об эпиграфических памятниках Кавказской Албании находится на

первичной стадии своей разработки. Объясняется это, с одной стороны,

вышеприведенным состоянием наших знаний об албанском языке и письме, а с

другой — крайней малочисленностью имеющихся в нашем распоряжении

албанских надписей, только за последнее время обнаруживаемых при раскопках

в Мин-гечауре и исчисляемых, судя по изданиям, единицами. Очень невелико

также число исследователей, подготовленных к изучению албанских

эпиграфических памятников; как известно, изучение их требует знания древних

языков Закавказья — древнеармянского и древнегрузинского, языков

классических, а также языков населения горного Дагестана.

Со временем, надо надеяться, будут собраны полностью все обнаруженные

на территории Азербайджана и Дагестана албанские надписи (некоторое

количество их, как известно, найдено в Мингечауре, но издана только часть),

только тогда, в особенности если удастся обнаружить надпись двуязычную,

вопрос об албанском языке и письме может быть сдвинут с мертвой точки.

Наиболее интересной и бесспорно албанской является надпись на каменной

плите (табл. 34), находка которой в одном из помещений храма VI—VII вв.

явилась одним из больших событий во время раскопочных работ 1948 г. в

Мингечауре, на левом берегу Куры, на территории городища Судагылана.

Судя по сквозному

Из письма Р. М. Ваидова мне стало известно, что им подготовляется

статья, посвященная найденным в Мингечауре албанским надписям. В дан

ной статье мною приводятся только те мингечаурские надписи, которые

уже известны по изданиям.

С. М. К а з и е в. Новые археологические находки в Мингечауре. ДАН

Азерб. ССР т. IV. № 9, 1948, стр. 399—401. рис. 5—8.

Тревер К.В. Очерки по истории и культуре Кавказской Албании IV в. до н. э. - III в

Подождите немного. Документ загружается.