Сухина В.Ф., Кислюк К.В. Практикум по философии
Подождите немного. Документ загружается.
В самом начале новый претендент на статус парадигмы
может иметь очень небольшое число сторонников, и в
отдельных случаях их мотивы могут быть сомнительными.
Тем не менее если они достаточно компетентны, то они будут
улучшать парадигму, изучать ее возможности и показывать,
во что превратится принцип принадлежности к данному
научному сообществу, если оно начнет руководствоваться
новой парадигмой. По мере развития этого процесса, если
парадигме суждено добиться победы в сражении, число и
сила убеждающих аргументов в ее пользу будет возрастать.
Многие ученые тогда будут приобщаться к новой вере, а
дальнейшее исследование новой парадигмы будет
продолжаться. Постепенно число экспериментов, приборов,
статей и книг, опирающихся на новую парадигму, будет
становиться все больше и больше. Все большее число ученых,
убедившись в плодотворности новой точки зрения, будут
усваивать новый стиль исследования в нормальной науке до
тех пор, пока наконец останется лишь незначительное число
приверженцев старого стиля.
Кун Т. Структура научных революций. – 2-е изд. –
М., 1977. – С. 28, 45–46, 79–80, 117–118, 190, 208–209.
Отрывки из работ по методологии науки Пола Фейерабенда (род.
1924) – наиболее радикального представителя постпозитивистской
философии науки помогут вам обратить внимание на ограниченность
возможностей науки и осознать, что даже в ХХІ в. наука не в состоянии
заменить для человека других видов познания и духовного освоения
действительности (искусства, нравственности, религии и т.д.)
Вопросы и задания:
1. В чем П. Фейерабенд обнаруживает сходство функций науки и
мифологии в обществе? К какой из известных вам теорий мифологии
следует отнести точку зрения П. Фейерабенда?
2. В чем, по мнению П. Фейерабенда, состоит ограниченность
рационалистического метода, которым пользуется наука?
3. Что П. Фейерабенд считает имеющим большую ценность для
человеческой культуры – науку или мифологию? Согласны ли вы с его
точкой зрения?
…какова ценность науки? Ответ ясен. Мы обязаны науке
невероятными открытиями. Научные идеи проясняют наш дух
и улучшают нашу жизнь. В то же время наука вытесняет
позитивные достижения более ранних эпох и вследствие
этого лишает нашу жизнь многих возможностей. Сказанное о
науке справедливо и в отношении известных нам сегодня
мифов, религий, магических учений. Всвое время они также
приводили к невероятным открытиям, также решали
проблемы и улучшали жизнь людей. Нельзя забывать,
сколькими изобретениями мы обязаны мифам! Они помогли
найти и сберечь огонь; они обеспечили выведение новых
видов животных и растений, и часто более успешно, чем это
делают современные научные селекционеры; они
способствовали открытию основных фактов астрономии и
географии и описали их в сжатой форме; они стимулировали
употребление полученных знаний для путешествий и
освоения новых континентов; они оставили нам искусство,
которое сравнимо с лучшими произведениями
западноевропейского искусства и обнаруживает
необычайную техническую изощренность; они открыли богов,
человеческую душу, проблему добра и зла и пытались
объяснить трудности, связанные с этими открытиями; они
анализировали человеческое тело, не повреждая его, и
создали медицинскую теорию, из которой мы еще сегодня
можем многое почерпнуть. При этом люди далекого
прошлого совершенно точно знали, что попытка
рационалистического исследования мира имеет свои границы
и дает неполное знание. В сравнении с этими достижениями
наука и связанная с ней рационалистическая философия
сильно отстает, однако мы этого не замечаем. Запомним хоть
бы то, что имеется много способов бытия-в-мире, каждый из
которых имеет свои преимущества и недостатки, и что все
они нужны для того, чтобы сделать нас людьми в полном
смысле этого слова и решить проблемы нашего совместного
существования в этом мире <…>.
Однако наука не священна. Одного того, что она
существует, вызывает восхищение, приносит результаты,
еще недостаточно для обоснования ее превосходства.
Современная наука выросла из глобального отрицания того,
что было прежде, и сам рационализм, т.е. мысль о том, что
существуют некоторые общие правила и стандарты, которым
подчиняется наша деятельность, включая познавательную,
вырос из глобальной критики здравого смысла (пример:
Ксенофан против Гомера). Должны ли мы воздерживаться от
таких действий, которые положили начало науке и
рационализму? Должны ли мы считать, что все происшедшее
после Ньютона (или после фон Неймана) было безупречно?
Или можно допустить, что современная наука страдает
глубокими дефектами и нуждается в глобальном изменении?
Как нам следует действовать, признав это? Как
устанавливать дефекты и осуществлять изменения? Не нуж-
даемся ли мы для подготовки тех изменений, которые хотим
осуществить, в некотором критерии, который не зависит от
науки и вступает с ней в противоречие? И не преградит ли
нам путь к обнаружению такого критерия отрицание правил
и стандартов, вступающих в конфликт с наукой? В то же
время разве не показало изучение конкретных эпизодов
истории науки, что тупоумное применение «рациональных»
процедур приводит не к лучшей науке или лучшему миру, а
вообще ничего не дает? И как оценивать сами результаты?
Ясно, что простого пути, который позволил бы с помощью
правил руководить практикой или критиковать стандарты
рациональности, опираясь на практику, нет <…>.
…если науку ценят за ее достижения, то миф мы должны
ценить в сотни раз выше, поскольку его достижения
несравненно более значительны. Изобретатели мифа
положили начало культуре, в то время как рационалисты и
ученые только изменяли ее, причем не всегда в лучшую
сторону…
Хорошо известно, что теоретически гипертрофированная
медицинская наука XVI и XVII вв. была совершенно
беспомощной перед лицом болезней (и оставалась таковой в
течение значительного времени после «научной революции»).
Новаторы, подобные Парацельсу, отступали на позиции более
ранних идей и тем самым улучшали медицину. Наука всегда
обогащалась за счет вненаучных методов и результатов, в то
время как процессы, в которых нередко видели
существенную сторону науки, тихо отмирали изабывались.
Фейерабенд П. Избранные труды по методологии науки. –
М., 1986. – С.138–139, 477, 516–517.
РАЗДЕЛ 15
ДИАЛЕКТИКА КАК ТЕОРИЯ И КАК МЕТОД
Диалектика есть просто глаза, которыми философ может
видеть жизнь.
Лосев А. Ф.
Философия имени.
План
1. Античная субъективная диалектика.
2. Классическая диалектика (Гегель, диалектический материализм).
3. Современная нелинейная диалектика.
Теоретический итог:
а) охарактеризуйте:
– развитие представлений о диалектике в истории философии;
– роль диалектики в понимании современного мира.
б) выскажите свое отношение:
– актуально ли диалектическое мировоззрение сегодня;
– каковы возможные области приложения диалектики в будущей
профессиональной деятельности.
Философский словарь: диалектика, софистика, категория, закон,
противоречие, герменевтика.
Диалектика в ее классическом виде, окончательно
сформировавшемся в философии Гегеля, считается особым, возникшим
в философии, а потому преимущественно философским (хотя, в
принципе, универсальным, пригодным также и для науки или для
обыденного житейского рассуждения) методом познания мира.
Диалектический метод рассматривает действительность как: а)
находящуюся в процессе непрерывного развития («по спирали», в
соответствии со схемой «тезис–антитезис–синтез»), каждый новый этап
которого содержит в себе в концентрированном виде наиболее
значительные достижения прошлых этапов; б) противоречивую, т.е.
состоящую из различных, чаще всего противоположных, сторон; в) и в
то же время целостную и взаимосвязанную при всей своей внешней
противоречивости (как, к примеру, связаны между собой свет и тень).
В этом своем качестве в советской философии проводилось различие
между диалектическим – единственно верным, научным методом
познания действительности, и метафизическим способом мышления,
являвшимся основополагающим для идеалистического направления в
западной философии: «Для метафизика вещи и их мысленные
отражения, понятия, суть отдельные, неизменные, застывшие, раз
навсегда данные предметы, подлежащие исследованию один после
другого и один независимо от другого. Он мыслит сплошными не
опосредованными противоположностями; речь его состоит из «да–да,
нет–нет, что сверх того, то от лукавого». Для него вещь или существует,
или не существует, и точно также вещь не может быть самой собой и в
то же время иной. Положительное и отрицательное абсолютно
исключают друг друга; причина и следствие по отношению друг к другу
тоже находятся в застывшей противоположности… Этот способ
мышления кажется нам на первый взгляд вполне приемлемым потому,
что он присущ так называемому здравому человеческому рассудку. Но
здравый человеческий рассудок, весьма почтенный спутник в четырех
стенах своего домашнего обихода, переживает самые удивительные
приключения, лишь только он отважится выйти на широкий простор
исследования» (Энгельс Ф. Анти-Дюринг. Введение // Маркс К., Энгельс
Ф. Соч.– 2-е изд. – М., 1961. – Т. 20. – С. 21).
Классический диалектический метод опирался на определенную
теоретическую основу. Теория диалектики (диалектика как теория)
признавала в природе, обществе и человеческом мышлении помимо
специфических, присущих только каждой из указанных сторон
действительности закономерностей, наличие трех фундаментальных
законов, каковыми являются три закона диалектического
материализма. Эти законы были выведены из многочисленных
открытых Гегелем взаимосвязей между явлениями действительности.
Современная нелинейная диалектика также признает
взаимосвязанный, изменчивый характер окружающей нас
действительности и, быть может, придает этому большее значение, чем
классическая диалектика Гегеля. Однако в отличие от нее, современная
диалектика пытается не примирить, «снять» противоположности,
объединить их в синтетическом единстве, но, напротив, выявить как
можно больше разнообразных, пусть даже противоположных сторон
действительности, которые считаются равноправными, и в этом смысле
не сводимыми друг к другу, а сосуществующими в многообразном
единстве окружающего нас мира.
15.1 АНТИЧНАЯ СУБЪЕКТИВНАЯ ДИАЛЕКТИКА
Основоположником диалектики считается представитель элеатской
школы Зенон Элейский (ок. 490–430 гг. до н.э.). Во всяком случае,
именно он разработал метод апорий – опровержения противника путем
выявления противоречий в его суждениях. Опровержение
противоположного тезиса служило косвенным доказательством
защищаемого тезиса. Оригинальность этого метода, условно
называемого также «приведение к нелепости», состояла в том, что,
условно приняв тезис, подлежащий опровержению, Зенон выводил из
него два взаимоисключающих следствия, делая тем самым этот тезис
внутренне противоречивым, логически несостоятельным и
теоретически неразрешимым.
Используя описанный выше метод, Зенон Элейский вошел в историю
философии прежде всего как автор апорий против движений, с
помощью которых он пытался обосновать исходный тезис собственной
школы: «бытие есть, небытия нет» – вопреки чувственно
воспринимаемым многообразию и постоянной изменчивости вещей и
процессов в окружающем нас мире, он в своей основе представляет
собой нечто единое, неделимое, вечное и неизменное. Из 45 апорий, о
которых имеются сведения в древних источниках, до нас дошли только
9. Некоторые из них были настолько знамениты еще в древности, что
получили собственные названия – «Стадий», «Дихотомия», «Ахиллес и
черепаха», «Стрела».
С точки зрения современной философии логическая структура
зеноновских апорий видится так: «Зенон не сомневается в реальности
чувственно воспринимаемого движения. Но к этому существующему
движению неприменимо логическое осмысление, которое требует
устойчивости объекта, возможности фиксировать положение
движущегося тела в определенной части проходимого пути в
определенный момент, фиксировать его скорость по отношению к
другим телам, движущимся и неподвижным, фиксировать начало и
конец движения, ту устойчивость, неизменность, которая как раз
несовместима с движением как объектом познания. Поэтому для Зенона
истина о движении по самой природе истинного познания…
невозможна.
Зенон строит свои аргументы как столкновение реального факта
движения и результата его осмысления… У Зенона в каждом аргументе
есть и реальное чувственно данное движение, и есть противоречащая
ему логика рассуждения. И есть еще скрытый вопрос: или–или, что
выбрать?» (Комарова В. Я. Учение Зенона Элейского: попытка
реконструкции системы аргументов.– Л., 1988. – С.138).
Вот, к примеру, одна из апорий, известная как «Стрела»:
СИМПЛИКИЙ. Комм. к «Физике», 1015, 19 (к 239b 30):
Летящая стрела покоится в полете, коль скоро все по
необходимости либо движется, либо покоится, а движущееся
всегда занимает равное себе пространство. Между тем то,
что занимает равное себе пространство, не движется.
Следовательно, она покоится.
Там же, 1011, 19 (к 239b5): Аргумент Зенона,
предварительно постулировав, что: 1) всякое [тело], когда
оно занимает равное себе пространство, либо движется, либо
покоится; 2) ничто не движется в [отдельное] «теперь»,
3)движущееся [тело] всегда находится в равном самому себе
пространстве в каждое отдельное «теперь», – по-видимому,
умозаключал так: летящая стрела в каждое «теперь»
занимает равное себе пространство, а следовательно, и в
течение всего времени [полета]. Но то, что в [данное]
«теперь» занимает равное себе пространство, не движется,
так как ничто не движется в [одно] «теперь». Но то, что не
движется, покоится, так как все либо движется, либо
покоится. Следовательно, летящая стрела, пока она летит,
покоится в течение всего времени полета.
Фрагменты ранних греческих философов. –
М.,1989. – Ч. 1. От эпических теокосмогоний
до возникновения атомистики. – С. 310.
«Серьезность аргументации Зенона, – пишет видный специалист по
античной философии, проф. МГУ А. С. Богомолов, – убедительно
подтверждается историей ее интерпретаций и опровержений, среди
которых есть смысл выделить несколько основных. Это (1)
математические, смысл которых состоит в создании исчисления,
которое позволяет доказать ошибочность заключений Зенона; (2)
формально-логические (семантические), сводящиеся к доказательству
того, что противоречие возникает у Зенона в результате употребления
одних и тех же понятий в разных значениях; (3) физические, состоящие
в привлечении для объяснения апорий принципов механики, а в
последнее время и более сложных областей физики, вплоть до теории
относительности; (4) философско-интуитивистская, исходящая из
невозможности определения исходного понятия движения, и
(5)диалектико-логическая.
Все они взаимосвязаны через отношение к общей проблеме
непрерывности и дискретности движения пространства, времени,
движения, чувственного восприятия. Все они вытекают, следовательно,
из объективной противоречивости этих основных реальностей. Именно
поэтому нельзя считать преодоленными те трудности, которые
сформулировал Зенон: на каждом новом уровне развития знания они
выступают перед нами в новой форме, побуждая двигаться дальше»
(Богомолов А. С. Диалектический Логос: становление античной
диалектики. – М., 1982. – С.117).
Следующий шаг в развитии античной диалектики сделали софисты.
Положив начало антропологическому перевороту в античной
философии, софисты вместе с переносом центра внимания от мира к
человеку неизбежно должны были прийти к выводу об изменчивости и
непостоянстве человеческого мнения, провозглашенного ими, как
известно, «мерой всех вещей». Для последовательного отстаивания
позиции релятивизма – относительности всех общественных порядков,
законов, этических основоположений и человеческих суждений по
любому поводу софисты использовали целый арсенал диалектических
приемов, известных как софизмы, т.е. «умозаключения и
опровержения, содержавшие ту или иную логическую ошибку и
использовавшиеся либо в целях сознательного обмана, либо для
упражнения в остроумии и находчивости» (Там же. – С. 183).
Критическому анализу софистики и софизмов посвящен отдельный
трактат Аристотеля «О софистических опровержениях», отрывки из
которого приводятся ниже.
Вопросы и задания:
1. Какие пять целей преследуют софисты? Какие диалектические
приемы используются ими для достижения каждой из этих целей?
2. По примеру Аристотеля попробуйте определить логическую
ошибку в примерах софизмов первого рода.
Прежде всего следует уяснить, сколько целей преследуют
те, кто рассуждает ради спора и желания одолеть. Таких
целей пять: опровержение; ложное; несогласующееся с
общепринятым; погрешность в речи и, пятое, принуждение
собеседника к пустословию, т.е. к частому повторению
одного и того же. Или же [софисты] добиваются каждой из
этих целей не на деле, а хотя бы по видимости. Больше всего
они намерены создать видимость того, что они опровергают;
второе – показать, [что собеседник говорит] неправду; третье
– привести его к тому, что не согласуется с общепринятым;
четвертое – заставить его делать погрешности в речи, т.е.
своими доводами заставить отвечающего говорить
неправильно подобно иностранцу; наконец, заставить его
говорить часто одно и то же.
[ПРИМЕРЫ СОФИЗМОВ, ПОСРЕДСТВОМ КОТОРЫХ
ДОСТИГАЛАСЬ ПЕРВАЯ ЦЕЛЬ]. «Если видит это, то видит ли
это? Видит же [кто-то] столб. Следовательно, видит столб.
Или: «Значит, говоришь, ты «есть» – говоришь ли ты – это
есть? Но ты говоришь, что [это] есть камень. Стало быть, ты
говоришь, что ты камень».
«Пять – это два и три; значит, пять четное и нечетное»
(Гл.4, 166a).
[ПРИМЕРЫ СОФИЗМОВ, ПОСРЕДСТВОМ КОТОРЫХ
ДОСТИГАЛАСЬ ЧЕТВЕРТАЯ ЦЕЛЬ]. [Софистических] доводов,
основанных на произношении или ударении, нет ни в
письменном виде, ни в устной речи, разве что в немногих
случаях; например, такой довод: «Есть ли то, где ты
останавливаешься (hoy katalyeis), дом? Да. А разве «не
останавливаешься» (oy katalyeis) не есть отрицание [глагола]
«останавливаешься»? Да, есть. Но ты сказал, что то, где ты
останавливаешься (hoy katalyeis), есть дом. Значит, дом есть
отрицание». Как надо раскрыть такие [уловки], – это,
конечно, ясно. Ведь не одно и то же означает сказанное с
тонким придыханием и сказанное с густым придыханием
(Гл.21, 177 b–178 a).
[ПРИМЕРЫ СОФИЗМОВ, ПОСРЕДСТВОМ КОТОРЫХ
ДОСТИГАЛАСЬ ПЯТАЯ ЦЕЛЬ]. «Есть ли то, что учащийся учит,
то, что он учит? [Да]. Но ведь медленное он учит быстро».
Однако вопрошающий сказал не о том, что учащийся учит, а о
том, как он учит. Или: «Топчут ли ногами то, что проходят?
[Да]. Но кто-то проходит целый день; [значит, он топчет
ногами день]». Однако [вопрошающий] сказал не о том, что
проходят, а о том, когда проходят. Равным образом, когда
говорят: «Я пью чашу», то имеют в виду не то, что пьют, а то,
из чего пьют (Гл.22, 178b).
Аристотель. О софистических опровержениях
// Соч.: В 4 т. – М., 1978. – Т. 2. – С.537, 538–539, 574, 577.
Наибольшую же известность в античности получила «субъективная
диалектика» Сократа. Диалектика понималась Сократом как верное
средство обратить человека к познанию своей души, дабы обнаружить
в ней вечные нравственные понятия, следование которым единственно
могло сделать общество лучше, а человека – счастливее, в полном
соответствии с космическим порядком всего существующего.
Диалектический метод этого философа анализируется в одноименном
биографическом исследовании известного советского философа,
знатока античной философии Ф. Х.Кессиди.
Вопросы и задания:
1. Что есть диалектика в понимании Сократа? Почему, на ваш взгляд,
она называется субъективной?
2. Какова конечная цель диалектических рассуждений Сократа?
3. В чем суть иронии Сократа и ее основное отличие от обычной
иронии?
4. В чем заключается философский смысл сократовской иронии?
5. Попробуйте провести принципиальное отличие между софистикой
и «субъективной диалектикой» Сократа.
Диалектика в понимании Сократа есть метод исследования
понятий, способ установления точных определений.
Определить какое-либо понятие для него значит раскрыть
содержание этого понятия, найти то, что заключено в нем.
Для установления точных определений Сократ разделял
понятие на роды и виды, преследуя при этом не только
теоретические, но и практические цели… Сократ был
убежден, что разумный человек, разделяя в теории и на
практике предметы по родам, сможет этим методом отличить
добро от зла, выбрать добро и быть высоконравственным <…
>.
Ирония – отличительная черта диалектического метода
Сократа, его способа ведения диалога и поиска общих
определений. Об этом свидетельствуют диалоги Платона,
среди которых нет почти ни одного, где бы Сократ, ведя
беседу, не иронизировал… Платоновский Сократ то и дело
принижает себя и превозносит других, делая вид, что ничего
не смыслит в предмете обсуждения, и просит своего
собеседника («мудрость» которого несомненна!) вразумить
его, Сократа, наставить на путь истины…
Таким образом, ирония Сократа – это скрытая насмешка
над самоуверенностью тех, кто мнит себя «многознающим».
Прикидываясь простаком и задавая вопросы, Сократ лишал
самонадеянности «многознающего» собеседника,
обнаруживая противоречия в его суждениях, несоответствия
между исходными посылками и конечными выводами…
Ирония Сократа была направлена также против духа
псевдосерьезности, против слепого преклонения перед тра-
дицией и разного рода ложными авторитетами, почитание
которых не обосновано убедительными доказательствами…
Ирония Сократа – нечто большее, чем обычная ирония: ее
цель не только в том, чтобы разоблачить и уничтожить, но и в
том, чтобы помочь человеку стать свободным, открытым для
истины и для приведения в движение своих духовных сил.
Философский смысл сократовской иронии состоит в том,
что она не признает ничего окончательного, раз навсегда
данного и неизменного. И если Сократ сомневался в своей
мудрости и в мудрости других, то лишь потому, что был
уверен: нет такой человеческой мудрости, которая могла бы