Стингл М. Таинственная Полинезия

Подождите немного. Документ загружается.

укреплявшиеся на носу, так и легкие, которые опускали в воду, определяя направление морских

течений.

Весла, паруса, якоря, деревянные черпаки и сам пахи в гла зах полинезийцев были чем-то

священным, позволяющим им вла дычествовать над океаном. Полинезийцев с их кораблями и

ладья ми связывали искренняя любовь и глубокое смирение.

Чем старше корабль, чем больше он потрудился в своей жиз ни, чем большие расстояния успел

покрыть, тем сильнее было почтение к нему, почтение, способное пережить даже «смерть» судна.

В этом я убедился в Новой Зеландии, когда забрел на пустынный морской берег в Кавхиа. Сюда в

1350 г. после тысячекилометрового плавания пристал полинезийский корабль «Таи Нуи» с

сотнями иммигрантов на борту — это событие имело •огромное значение в истории Новой

Зеландии. Здесь, на побережье Кавхиа, где «Таи Нуи» обрел свою новую родину, судна

полинезийцев нашло и свое последнее пристанище. Когда ветер и непогода начали разъедать

деревянный корпус, маори закопали овеянное славой судно в прибрежный песок. И вот сегодня.

спустя шестьсот лет, два камня смотрят вдаль, предаваясь воспоминаниям. Их положили там, где

некогда находились нос и корма судна.

Звезды, ветер и отвага

Искусство строительства больших лодок, появление катамаранов стало основной «технической

предпосылкой» для дальних плаваний полинезийцев, во время которых они открывали и заселяли

новые земли. Другой предпосылкой было навигационное мастерство кормчих, полинезийских

«капитанов». Третьей —уже не технической, а психологической предпосылкой была отвага,

нередко-поразительное мужество тех, кто совершал такие плавания; зачастую приводившие

полинезийских навигаторов в совершенно незнакомые и весьма удаленные от их островов места

Тихого» океана.

С «флотом» полинезийцев мы уже познакомились. Присмот римся теперь к умению

полинезийских навигаторов ориентврв' ваться, попросту говоря,— к полинезийскому искусству

судовождения. Эти способности, разумеется, не были врожденными. Их приходилось приобретать

многолетней практикой. И чем меньше была площадь островов Океании, чем,больше зависела

жизнь человека и целого коллектива, племени, народа от соприкосновения с жителями других

тихоокеанских островов, тем сильнее была заинтересованность данного социума в развитии

навигационных навыков.

На «микроостровахв Микронезии, особенно на самых малых атоллах Маршалловых островов и

архипелага Кирибати, действовали настоящие школы навигации. Существование таких школ

в Полинезии не доказано. Но и здесь, если кто-нибудь выбирал для себя «профессию» навигатора,

он должен был довольно дол го и тщательно к этому готовиться.

На полинезийских островах, среди этих колумбов Тихого океана, «профессия» навигатора

принадлежала к самым уважав мым, но и самым трудным. А потому подготовка к ней была

На таких двухкорпусных катамаранах полинезийцы предпринимали длительные'плавания, нередко совершая путь

в несколько тыс'яч километров

длительной и интенсивной. К сожалению, все, что связано с искусством вождения полинезийского

судна, мы знаем гораздо хуже, чем сами эти суда. Но нам известно, что навигационное дело в

семьях наследовалось. Причем не в любых семьях, а лишь в семьях самого высокого ранга. Таким

высокородным полинезийцем был, например, житель острова Раиатеа по вмени Тупиа. В 1777 г.

он по памяти описал капитану Куку, причем очень точно, расположение ряда островов Тихого

океана.

В семьях полинезийской элиты, посвятивших себя вождению судов по бесконечным водам

Моаны, из поколения в поколение передавались также знания в области климатологии, метеороло-

гии, океанографии и в особенности астрономии. Да, да — астрономии, потому что ничто иное не

могло так помочь рулевому на лодке-катамаране, как познания в области расположения звезд.

Стороны света он определял по звездам, весь горизонт делил » соответствии с направлениями

постоянных ветров. Известных ев ропейской науке географических координат полинезийцы не

знали, да и не нуждались в них.

Немецкий автор Ганс Петер Юргенс так характеризовал навигационные принципы полинезийцев:

«В отличие от нашей навигационной астрономии, позволяющей определять местоположение с

помощью ординат, мореплаватель из Океании ориентировался по движению звезд на небе. Он

плыл по памяти, следя за их перемещением; в море он находился на „вертикале", соединяющем

зенит с какой-нибудь определенной звездой (вертикал — это большой круг небесной сферы,

проходящий через зенит, звезду и надир

159

), и потому передвигался, точно придерживаясь боль

шого круга. Земные и небесные координаты значения не имели. Точное определение этих

координат занимало его столь же мало, как и то, где сейчас находится судно,— лишь бы

приближаться к цели и лишь бы хватило провианта».

Итак, вместо компаса полинезийский кормчий пользовался «путеводной звездой». На небе среди

знакомых небесных светил он находил такое, которое точно указывало направление к цели.

Чтобы не отклониться, полинезийский навигатор присоединял к своей «путеводной звезде» еще

две «вспомогательные». Эти три небесных светила должны были представлять собой в небе

треугольник, при этом «путеводная звезда» должна была находиться на его вершине. Если лодка

во время плавания отклонялась в сторону одной или другой «вспомогательной» звезды, кормчий

корректировал направление. Из небесных светил, известных полинезийской астрономии,

навигатор выбирал лишь те, которые стояли низко над горизонтом (до 40°). По звездам,

находящийся выше, ориентироваться было бы уже трудно. ^ На отдельных островах

полинезийские навигаторы выработали точную местную терминологию, обозначающую названия

возможных направлений плавания. Как европейский капитан говорит: «запад», «северо-запад»,

«северо-северо-запад» в т, д., так полинезиец любое направление плавания обозначал именем

пут«-

водной звезды. С этой целью кормчие с архипелага Тонга разделили все небо на три части,

называемые фанакенга. Звезды же подразделяются не только по тону, в каком направлении они на

ходятся, во и по тому, к какой фанакенга принадлежат.

Плавание предпринималось, лишь когда та или иная звезда находилась в оптимальном для этой

цели положении. Например, навигаторы с атолла Кирибати знали, что могут возлагать самые

•большие надежды на счастливый исход плавания, если отправятся в путь, когда красная звезда

Антарес из созвездия Скорпиона появится на восточной стороне горизонта (на Кирибати это бы-

вает в июле) -

Полинезийским мореплавателям было известно огромное количество звезд, они прекрасно

помнили их положение и движе нне по небесной сфере. У них было великолепно натренированное

зрение. Так, например, они простым глазом различали несколько колец Юпитера!

Большинству звезд, которые были известны полинезийской астрономии, жители островов давали

собственные имена. Особенно важны для них были Плеяды, носившие название Мата Нии (букв.

«Маленькие глазки»), Южный крест (Тауа), Орион (Уру Мереноре), планеты Венера (Тауруа),

Марс (за свой цвет полу чивший название Фетиа Уру — «Пылающая звезда») и т. д.

Немалое значение для полинезийских навигаторов имела в осведомленность относительно

направления и характера ветров. С точки зрения европейца, их познания кажутся невероятно де-

тализированными. На ряде островов (например, на архипелаге Токелау) в ходу был перечень,

состоявший из тридцати двух ветров. Это были ветры разных направлений и свойств. Знание каж-

дого ветра и того, что можно от него ожидать на море, относилось к главным элементам обучения

полинезийского навигатора, «Хорошим» ветром был, например. Те Моана Роа Но Тане (букв.

«Далекое море бога Тане»). Он обеспечивал спокойный путь по морю. Полной его

противоположностью был Туну Роа, порывистый ветер, налетающий одновременно с двух сторон.

Ветер, дующий в одном направлении (Паэтами), не представлял опасности. Хотя это и не был

«хороший» ветер, позволявший осуществлять дальние плавания, зато вполне годился для при-

брежных вылазок.

Знания закономерности ветров, положения и движения звезд дополнялись еще и знанием морских

течений. В соседней Микронезии мореплаватели даже создали из палочек и раковин хитро-

умнейшие карты морских течений и направлений морских волн.

Существует три вида этих уникальных тихоокеанских карт течений и волн. Первый — матанг —

для обучения в «школах навигации». Они схематически обозначали ситуации, которые иогли

возникнуть на море. Реальные морские течения и движения волн наглядно демонстрируют карты,

называемые меддо. Карты ребелиб отмечают (ракушками) еще и местоположение отдельных

островов Океании.

Настоящие морские карты в Полинезии не были известны. Однако были созданы вспомогательные

средства для ориентации во время плавания. Например, на побережье острова Ниуафооу

архипелага Тонга водружен большой камень, указывающий абсолютно точное направление для

плавания на остров Увеа, удаленный отсюда на двести километров. На атолле Арораэ архипелага

Кирибати вдоль береговой линии высится целый ряд таких «направляющих камней» —

своеобразных морских «указателей пути».

Наряду со знаниями и вспомогательными средствами, заменявшими полинезийским

мореплавателям компас, секстант

|вв

и другие инструменты, которыми пользовались их коллеги в

других частях света, они вели свои суда, руководствуясь еще и положением облаков, и

температурой морской воды, и многочисленными ориентировочными «точками» на побережьях

отдельных островов, например очертаниями больших скал и утесов. И потому обычно такие

путешествия завершались удачно, именно там, где это было задумано.

Некогда между знатоками полинезийской культуры развернулась оживленная дискуссия по

вопросу о том, были ли эти плавания целенаправленными. Спор разгорелся вокруг книги ново-

зеландца Эндрью Шарпа «Древние мореплаватели в южной части Тихого океана». Шари

утверждал, что плавания полинезийцев, приведшие к заселению Океании, были не

целенаправленными, а случайными, но — главное — целенаправленными они и не могли быть,

поскольку у предков полинезийцев не имелось средств для точной ориентации.

Но на эти вызвавшие широкий интерес высказывания Шарпа один из участников научной

полемики ответил опять же не словами, а делом. Он задумал повторить одно из дальних полине-

зийских плаваний, приведшее к заселению самой большой «земли» «треугольника» — Новой

Зеландии. Согласно большому циклу устных преданий народа маори, эти два острова совершенно

случайно открыл во время одного из своих плаваний кормчий Купе с островов Общества. Через

какое-то время Куце покинул открытую им не заселенную людьми землю и вернулся к себе на

Раиа-теа. Там он стал рассказывать о необитаемом тихоокеанском острове, вернее, о двух больших

островах. И привычным для полинезийцев способом описал путь, которым можно добраться до

Новой Зеландии.

Курс следования Купе определил так: «Держись чуть левее места, где заходит солнце в ноябре».

Руководствуясь этим правилом, Купе, повторивший свое плавание (или, по другим мифам, его

потомки Тон и Вхатонга), достиг берегов Новой Зеландии.

«Указание» Купе стало главной я на первый взгляд крайне простой «путеводной нитью» для

современного новозеландского яхтсмена и серьезного ученого доктора Дэвида Льюиса, который

на деле постарался продемонстрировать необоснованность взглядов Шарпа.

На лодке «Реху Моана» («Морская пена») доктор Льюис отправился с островов Общества в

Новую Зеландию, точно придерживаясь трассы катамарана Купе. На протяжении всего пути он

обходился лишь теми средствами, которые были доступны полинезийскому навигатору:

ориентировался по направлению ветров, положению звезд, полету птиц, форме облаков и т. д.

Эксперимент Льюиса окончился чрезвычайно успешно. За каких-нибудь тридцать дней яхтсмен и

ученый добрался с острово» Общества до Новой Зеландии, точно придерживаясь «трассы Купе».

От запланированного места, куда он должен был пристать, Льюис отклонился всего на двадцать

пять миль. Как говорится, попал в цель, в самую «десятку».

За выдающийся, столь важный для изучения полинезийской культуры эксперимент доктор Льюис

помимо всяческих похвал получил еще и стипендию Австралийского национального универ-

ситета, которая дала ему возможность совершить новое плавание — под водительством последних

из еще живущих на свете тихоокеанских навигаторов, и поныне умеющих управлять судном без

компаса и секстанта. В этой второй экспедиции лодка Льюиса преодолела 20 тыс. км — без

единого навигационного инструмента.

Экспедиции Льюиса на деле доказали то, что до него в лекциях и статьях старались доказать

многие ученые (например, К. Луомала): полинезийцы умели совершать целенаправленные

плавания на большие расстояния, могли повторно посещать и до-заселять даже самые отдаленные

острова своего «треугольника». А поскольку и эти первоначальные плавания, без определенной

цели, которые тоже вели к заселению необитаемых тихоокеанских островов, принадлежат к самым

удивительным страницам полинезийской истории и культуры, в следующих главах необходимо

хотя бы в нескольких словах о них рассказать.

Под знаком священного топора

Древние полинезийцы были «морским народом». Их культура неразрывно связана с морем. Это

утверждение не нуждается в особых доказательствах. Шили полинезийцы на суше, но все их су-

ществование зависело от Великого океана, дававшего им значительную часть пропитания и

позволявшего предпринимать вылазки на другие острова их «треугольного» мира.

Строительство лодок было для полинезийцев отнюдь не повседневным занятием, они придавали

ему огромное значение, рассматривали его как священнодействие. И потому люди, которые

строили определенного вида лодки для больших плаваний, прежде чем приступить к работе,

просили покровительства у одного из четырех великих полинезийских богов. На востоке

«треугольника», на островах Самоа, таким благосклонным покровителем

5 Заказ X, 4249 97

этой профессии был Таароа, на Таити и почти на всех островах Общества самым большим

авторитетом у кораблестроителей пользовался бог Тане.

Именно на Таити обнаружены точные данные о том, каким священнодействием было в Полинезии

строительство лодки. Не всякий человек мог распорядиться о постройке нового судна, только

вождь, наделенный маной — особой сверхъестественной силой, какой обычные смертные не

обладают.

О понятии «мана» мы еще поговорим подробнее. Пока же заметим, что она делала вождей

существами высшего порядка, состоявшими в близких отношениях с богами. И потому только они

(разумеется, при одобрении богов, на Таити конкретно с соизволения верховного бога Тане) могли

решить, стоит ли начать — и когда именно — строительство судна. Вождь (арики) выбирал

квалифицированного мастера, который подыскивал себе помощ-ликов.

Основным инструментом полинезийских судостроителей был каменный топор, одновременно и

символ их профессии, и самый священный предмет изо всех, так или иначе связанных со строи-

тельством лодок.

Наделенный маной, этим сверхъестественным ореолом, топор работал в сущности сам: рука

ремесленника лишь размахивала им, а вонзал его в дерево милостивый бог Тане. По представле-

ниям полинезийцев, топоры были живыми существами. И прежде всего им надлежало срубить

деревья, из которых будет делаться лодка.

Разумеется, священные деревья, которые предстояло превратить в судно, следовало тщательно

выбрать. Это требовало не только конкретных знаний, но в первую очередь опять же благо-

словения богов. Деревья в глазах полинезийцев были детьми бога Тане. И потому, прежде чем

вонзить в тело дерева топор и отнять у него жизнь, совершался определенный религиозный ритуал

с жертвоприношением, чтобы умилостивить божественного отца.

От имени Тане согласие на рубку деревьев давал вождь племени '*', на земле которого они росли.

Но не всегда нужное дерево отыскивалось в округе данного племени, данной деревни. Если

соответствующее дерево оказывалось на территории другого племени, вождю этого племени

посылали драгоценные дары. Обычно он удовлетворял просьбу и уступал свое дерево. Только

тогда можно было приступить к работе.

Накануне ночью те вару (полинезийские судостроители) приносили остро отточенные топоры в

святилище. Там эти «живые» инструменты укладывали спать. Обряд усыпления топоров назы-

вается каамое раа той. Те вару пели традиционные священные колыбельные, передавая орудия

труда под защиту бога Тане.

Выполнив предписанный ритуал и оставив топоры спать, мастера начинали празднество. Забивали

и жарили свиней. Хвост и щетину приносили в жертву своему покровителю богу Тане, а мясо

съедали сами, затем укладывались спать в святилище.

На следующее утро они столь же торжественно «будили» свои-«норм» погрузив их » воды океана,

который понесет на своих •олнаг будущее судно. Затеи с той («топорами») на плечах шли в лес,

где их ожидало избранное дерево (или несколько деревьев). Срубив его, они топорами и

базальтовыми долотами придавали ему форму лодки.

Когда катамаран был готов, снаружи и изнутри его натирали защитным слоен из глины и

древесного угля, а затем спускали на воду. Всегда это был чрезвычайно торжественный акт.

Прежде чем отправиться в большое плавание, по представлениям островитян Южных морен,

судно должно было вволю «напиться» воды,

Различные инструменты и предметы повседневного обихода жителей Полинезии -весла, заступ, рыболовный

крючок и топор

S»

в буквальном смысле слова «наполниться» водой. Мастера раскачивали корпус судна: чтобы в

будущем воды Моаны удерживали его, они должны были проникнуть во все его части, вплоть до

трюма.

Основу ритуала составляло освящение судна. Торжественный обряд совершался жрецом. Он

трижды возлагал руку на киль только что родившейся лодки, трижды громко повторял формулу

заклинания. И собравшиеся в святилище островитяне отвечали ему хоровым молитвенным

пением.

Полинезийцы старались предугадать судьбу своих лодок. Вечером, накануне освящения нового

судна (кое-где еще перед началом его строительства), в святилище под камень клали примерно

тридцатисантиметровый кусок шнура. На следующее утро-смотрели, что с ним произошло. Если

за ночь он скручивался, это воспринималось как дурное предзнаменование, а если лежал ровно,

как его положили накануне,— судно ожидали удачные плавания. Чтобы обеспечить новой лодке

долгую жизнь, в день ее спуска на воду в святилище укладывали часть корпуса старого,

пришедшего в негодность катамарана.

Гаданием с помощью шнура и символическим погребением старых лодок ритуал освящения

заканчивался. Теперь судно могло отправляться в свое первое плавание. Священные топоры,

прославлявшие мирный труд и никогда не употреблявшиеся для убийства, вновь должны были

вернуться в святилище. Там они отдыхали от тяжкого труда и «спали» до тех пор, пока вождь

племени не заключал с богом Тане новый договор на строительство судна. И тогда той вновь

пробуждались для своей священной" работы.

Колумбы,

Тихого океана

Как только заканчивался священный труд кораблестроителей и судно освящали, можно было

пускаться в. плавание. Большие полинезийские лодки, особенно катамараны, обычно строились по

приказу вождя племени, когда тот собирался предпринять дальнее морское путешествие.

Участники такой экспедиции выходили в открытое море в надежде найти на каком-либо из

тихоокеанских островов новую родину. Однако требовалось, чтобы такой остров был необитаем,

но все же пригоден для обитания. А ведь случалось и такое, когда переселенцы сходили с судна на

землю, которая уже кому-то принадлежала. И тогда от местных жителей зависело, мирно принять

пришельцев или взяться за оружие и вести с незваными гостями кровопролитную войну.

Прежде чем на новом, только что освященном судне отправиться в путь, вождь тщательно

подбирал команду. Если плавание предпринималось с целью захвата новых островов, переселенцы

— мужчины, женщины и дети — брали с собой на судно

too

все необходимое, что в первые месяцы могло понадобиться им

для существования на новой

родине: свиней и домашнюю птицу,, посевное зерно и множество разных предметов обихода.

К тому же и во время плавания нужно было принимать го*-рячую пищу, поэтому на каждом судне

— обычно в задней части: палубы — имелась земляная печь, и между нею и деревянным;

корпусом судна всегда прокладывали толстый слой песка. В центре палубы возвышались одна-две

хижины (каюты) для вождя иг его родственников. При плохой погоде находили здесь убежище

остальные пассажиры.

У двухъярусных полинезийских лодок были вместительные^ трюмы, где хранились все припасы

— не только продовольствия^ но и питьевой воды, столь необходимой для успешного завершения

плавания. Для этого полинезийцы брали бамбуковые сосуды. Иногда их на канатах тащили за

лодкой, чтобы пресная вода охлаждалась.

Мы не знаем точно, как протекали длительные плавания древних предков нынешних

полинезийцев из юго-восточного Китая; на еще не заселенные в те времена окраинные острова

будущего «треугольника». Однако о более поздних плаваниях полинезийцев,, когда они уже

расселялись по различным островам Тихого океа~ на, мы довольно хорошо осведомлены,

поскольку они детально

описаны в местных преданиях, в легендах Южных морей. Тут мы найдем

упоминания о многих десятках таких морских «экспедиций», благодаря которым завоевывалось

все больше в больше новых территорий.

На длительные плавания полинезийских мореходов вынуждали многие причины. Менее всего это

могло быть стремление к знакомству с другими странами. Столь распространенная в наше время

тяга к путешествиям едва ли была знакома древним полинезийцам, едва ли могла побудить их к

священным плавания» по бескрайним просторам океана.

Порой поводом для путешествия становилось желание повидаться с родственниками. Семейные

связи в некоторых случаях служили импульсом для исторически важных плаваний, особенно

между Таити и Гавайскими островами. Предания повествуют об одном вожде, по имени Херну,

властителе гавайского острова Мауи, предпринявшем плавание с Таити на север Полинезии;,

почувствовав близость смерти, он преодолел 4 тыс. км бурного океана, вернулся в землю отцов и

там скончался.

Однако основным побудительным мотивом плаваний полинезийцев были поиски новой родины.

Предводитель такого плавания с целью «колонизации» становился основателем новых правя* щих

родов. Популярные песнопения о родословных правителей Южных морей прославляют этих

доблестных мужей почти как богов. Благодаря общению с наделенными мацой предводителями

плаваний и рядовые их участники оказывались в прямом контакте с богами, которые — по их

представлениям — вместе с ними по-кидали старую родину и отправлялись на поиски новой.

lot

Полинезийские плавания ни в коей мере не вызывались жаждой приключении, не имели ничего

общего со «спортивными рекордами» или занимательными «туристскими мероприятиями».

Обычно это было весьма серьезное и даже священное дело, которое нельзя предпринимать без

веских оснований. Поводом часто служила перенаселенность прежних, родных островов будущих

колонистов. На более крупных островах таким поводом для «исхода» зачастую служили

поражения властителей и их родов в междоусобных войнах. Покидая родной остров, побежденный

правитель не только сохранял жизнь, но прежде всего свой престиж, свое достоинство, свое

высокое положение в полинезийском обществе.

Полинезийский фольклор хранит множество легенд о дальних плаваниях. Прямо-таки

фантастический путешественником по-волнам океана, о котором рассказывалось множество

историй, был правитель Те Фату с восточнополинеэийского острова Ротуна *'*. Однажды он

предпринял большое плавание в самое сердце «треугольника», добравшись до Борабора, одного из

островов Общества. Там Те Фату полюбил дочь вождя, прекрасную девушку Тоа Хури Папа,

которая ответила ему взаимностью и в конце концов: стала его женой. От этого брака родился

юноша по имепи Маро Те Тини. Вместе со своим отцом, который и в старости не утратил страсти

к морским путешествиям, он предпринял почти фантастическое плавание, во время которого оба

они посетили все острова Общества. Затем Те Фату и его сын Маро Те Тини поплыли дальше на

юг, к архипелагу Тубуаи. Оттуда они взяли курс на северо-восток и добрались до острова

Раротонга (ныне один из островов Кука). Отплыв от Раротонга на северо-восток, отец н сын

натолкнулись на Северный остров Повой Зеландии,

Но и здесь, на Новой Зеландии, их уникальное странствие по полинезийскому «треугольнику» не

окончилось. Те Фату решил еще раз посетить остров Ротума и Много дней бороздил волны,

фактически побывав почти на всех островах Великого океана, которые только предстояло

«открыть» первым европейцам. Седым стариком Те Фату вернулся на остров своих отцов. А затем

снова пустился в открытое море, еще раз пересек половину Тихого океана и после этого

невероятно трудного плавания возвратился на Борабора, родину своей супруги. В память об этих

двух мореплавателях — отце и сыне н о беззаветной любви одного из властителей Ротумы к

дочери вождя Борабора обитатели этого острова возвели на его берегу святилище Фаре Руа

(«Двойной дом», «Двойная отчи.чна»).

Путешествие великого Тс Фату и его сына Маро Те Тини по Тихому океану доказало, что

колуыбы Тихого океана могли покорять огромные водные пространства, плыть, ие сбиваясь с

пути, и по ветру н против ветра, и по точению и против течения, на север и на юг, на запад ь /а

«юст^с, к не только благополучно достигать цели, а да;;;; - ,ч \< т нок случае, вновь возвращаться

на родной остров.

102

Фантастическая многолетняя «одиссея» Те Фату, его многочисленные плавания по Тихому океану,

конечно, явление не частое. Как мы уже говорили, типичны плавания с целью «колонизации»,

совершавшиеся полинезийскими этническими группами в поисках новых островов, чтобы обрести

новую родину и сделать ее пригодной для обитания. С точки зрения истории и культуры каждое

открытие нового острова было значительным достижением. Только благодаря таким экспедициям

и существует Полинезия, этот мир множества островов, Страна людей, «рай Южных, морей».

На примере

Маркизских островов

До появления здесь полинезийцев острова «треугольника» были: пустынны, необитаемы. Мы уже

знаем, что древнейшие предки полинезийцев закончили свой длинный переход из Юго-Восточной

Азии на островах Тонга, а затем на архипелаге Самоа. Это было в конце II тысячелетия до и. э.

Почти тысячу лет они жили лишь на этих двух архипелагах. Но затем, непонятно почему (скорее

всего из-за относительного перенаселения) отдельные группы полинезийцев отправились на

дальнейшие поиски свободных земель.

Поскольку переселенцы оказались в неведомом водном про-странстве

вопреки логике они не

заселили наиболее близкую к Самоа необитаемую территорию (самый большой остров архипелага

Савайи — их первый «Гавайки»), а плыли по океану до тех пор, пока на их пути не возникал

какой-нибудь остров.

Первая такая удачная экспедиция, подтверждаемая археологическими находками, началась, по

всей вероятности, на Савайи и окончилась на Маркизских островах. Достаточно взглянуть на

карту, чтобы понять, что участники этой экспедиции, с которой началась целая эпоха расселения

полинезийцев по островам и архипелагам «треугольника», миновав Ниуэ, Токелау, острова Кука,

большой остров Таити, остальные острова Общества, их Подветренную и Наветренную группы, и

все восемьдесят атоллов Туамоту, по чистой случайности буквально «наткнулись» на Маркизские

острова.

Впрочем, разве «покорение» Маркизских островов — не слишком ли высокое слово для такого

события?

Итак, высадка на Маркизских островах произошла во II в. до н. э. Кстати, эти острова —

единственное место, кроме Западной Поллнезии (и это красноречивое доказательство весьма древ-

него заселения архипелага), где были найдены остатки лапитоид-ной керамики. Дело в том, что на

рубеже нашей эры гончарные изделия перестали производить во всем «треугольнике».

Очевидно, Маркизские острова, первая заселенная суша Восточной Полинезии, стали на какое-то

время базой, откуда древние мореходы отправлялись в путь для заселения лежащих еще дальше к

востоку и юго-востоку островов «треугольника». Как

свидетельствует ряд совпадений в материальной культуре обеих островных территорий,

Маркизские острова были родиной тех,, кто позднее поселился на самом загадочном из островов

Полинезии — острове Пасхи.

Но мы останемся на Маркизских островах, потому что именно здесь, на довольно редко

посещаемом иностранцами и в сравнении с Таити, Гавайями или островом Пасхи менее известном

архипелаге впервые во всей Океании было проведено подробное археологическое обследование.

Эти раскопки, прежде всего » долине Хане на маркизском острове Уа-Хука и в заливе Хаатуатуа

на острове Нуку-Хива, позволили более полно представить картину развития: полинезийской

культуры на примере полинезийской этнической группы, поселившейся на одном из

тихоокеанских архипелагов.

Эти исключительно важные и, по сути дела, имеющие самое-широкое, общеполинезийское

значение археологические данные-получила экспедиция под руководством доктора Г. Шапиро из

Американского музея естественной истории, которая, как ни странно, первоначально должна была

заниматься краниометрическими исследованиями. Но членом этой экспедиции был и уже

упоминавшийся нами археолог Роберт Саггс, позднее, в 1957 г., еще раз вернувшийся на место

первоначальных разысканий, которые он вел под руководством Шапиро. Саггс проводил на Мар-

кизских островах интенсивные раскопки в шестнадцати разных местах и — менее тщательно —

обследовал и другие археологически важные пункты восточнополинезийского архипелага.

Для европейцев и американцев Океания — самая отдаленная часть света, и потому она вообще

была обследована учеными позднее всех других регионов земного шара. Это относится ко всем

наукам, но к археологии — вдвойне. И все же Саггс был не первым, кто производил в Полинезии

раскопки. До него тут работали выдающийся немецкий ученый фон ден Штейнен, американцы

Хэнди и Линтон, а также живой классик исследования тихоокеанских культур Кеннет П. Эмори из

гонолулского Музея Бишопа. :

Археологические раскопки Саггса добавили к результатам работ, произведенных на Маркизских

островах другими учеными, много нового: были заполнены все «белые места» на карте истории

заселения этого архипелага, сложилась исчерпывающая картина культурного развития одной

полинезийской группы, причем по аналогии ее можно перенести и на другие группы «властителей

рая».

Сначала Саггс обнаружил на Маркизских островах то же, что и археологи во всех иных уголках

света. И сюда извне (к примеру, с Самоа) была занесена еще не окончательно сложившаяся

культура. Культурное развитие, покоящееся на более древних, западнополинезийских традициях,

продолжалось. Всю историю заселения (в данном случае — Маркизских островов) можно раз-

делить на несколько периодов, причем каждой фазе присущ оп-

104

ределенный набор признаков, куда входят, например, форма ка-иенных топоров, тип больших

каменных построек, способы расположения деревни, источники пропитания и, наконец, характер

политической организации.

Американский археолог установил и охарактеризовал эти фазы применительно к конкретным

местным условиям Маркизских островов. Первый этап культурного развития Саггс назвал «эпо-

хой колонизации». По его мнению, она охватывает первую четверть тысячелетия, начиная с

появления на Маркизах человека (т. е. примерно со 150 г. до н. э.) и приблизительно до 100 г. н. э.

Изучить эту эру «колонизации» помог археологам случай, точнее, сама природа. На песчаном

склоне побережья сильные волны открыли поселение тех самых колонистов, которые некогда

Тело воина с Маркизских островов

покрыто татуировкой,

типичной для этой области Океании

105

прибыли сюда с островов Самоа. Датировка по показаниям радиоактивного углерода выявила, что

люди населяли это место (пляж с прилегающей долиной Хаатуатуа на острове Нуку-Хива)

предположительно еще 2080 лет назад (±120 лет), т. е. около 125 г. до н. э.

Колонисты построили в Хаатуатуа прямо на песке низкие тростниковые хижины. Пол им заменяли

плетеные рогожи. Неподалеку от жилищ первые поселенцы Маркизских островов выстроили и

первое святилище. Его территория была обнесена базальтовой стеной. А возле нее возвышались

два базальтовых •столба.

Наиболее древнее из известных святилищ Полинезии по своим функциям ничем не отличалось от

более поздних, вызывающих всеобщее восхищение культовых сооружений «треугольника».

Согласно представлениям первых обитателей Маркизских островов, это было место, куда

спускались боги, которых оживляли и привлекали в святилище, к его алтарю упомянутые выше

базальтовые столбы.

Жителей древнейшей деревни Восточной Полинезии хоронили в святилище. Осташчп их скелетов

доказывают, что и эти первые •обитатели тихоокеанских островов, бесспорно, были полинезий-

цами. Типичные физические признаки этой этнической группы •здесь уже отчетливо различимы.

Находки скелетов в Хаатуатуа дают также основание считать, что древнейшие жители

Маркизских островов, подобно меланезийцам на западе Тихого океана. Пыли завзятыми

людоедами. И не только людоедами, но, очевидно,— опять же, как и меланезийцы,— охотниками

за черепами. Во всяком случае, археологические исследования показали, что жители Хаатуатуа

хранили черепа, причем только мужчин. По всей вероятности, этим чередам приписывали какую-

то сверхъестественную силу. Возможно, впрочем, что древние обитатели Маркизских островов не

отсекали -головы убитых в бою «соплеменников*, а хранили лишь черепа своих естественным

образом умерших предков. Если это так, то им, следовательно, было уже известно столь типичное

для Океании поклонение предкам.

Чем питались жители тростниковой деревни в Хаатуатуа? ;В первую очередь морскими

моллюсками, которыми их щедро •одаривало море. Здесь найдено множество раковин беззубки

улиток. Прекрасно сработанные рыболовные крючки, также «обнаруженные при раскопках,

свидетельствуют о том, что рыболовство было самым распространенным видом деятельности жи-

телей этих островов. Среди разных типов крючков имеются и крючки на тунца бонито

, как две

капли воды похожие ва те» какие мы знаем по археологическим раскопкам на Самоа. Наконец,