661
Век Григория VII Гильдебранда и начало борьбы пап с императорами
лучше сразу предаться в руки Божии и на-
всегда успокоиться – хотя бы то пришлось
на огненном одре. Мысль о той минуте, ког-
да раздастся в ушах феодального тирана звук
трубы архангела, не могла иметь своего оча-
рования; тогда из глубины подземелья баш-
ни, из монастыря, в нивы понесется страш-
ный хохот среди всеобщего плача.
Эта ужасающая надежда на последний
суд возрастала вместе с бедствиями, кото-
рые предшествовали 1000 г. и непосред-
ственно следовали за ним. Казалось, что
порядок времен года извратился, что сти-
хии стали следовать новым законам. Страш-
ная чума опустошила Аквитанию; тело
больных, как бы обожженное, кусками от-
делялось от костей и гнило. Несчастные по-
крывали собой дороги, ведущие к местам
поклонения, и осаждали церкви, в особен-
ности св. Мартина в Лиможе; они задыха-
лись у дверей и тут же ложились кучами.
Зловоние, которое окружало церковь, не от-
талкивало их. Большая часть епископов с
юга направлялась в то место и приносила
мощи из своих церквей. Толпа умножалась,
а с ней и зараза; несчастные умирали на
мощах святых...
Но при всеобщем ужасе большинство
если и находило себе какое-нибудь успоко-
ение, то только под кровом церкви. Кучами
несли и клали на алтарь дары от земли, до-
мов и работ. Все акты того времени носят
на себе отпечаток одного и того же верова-
ния: «Вечер мира приближается,– говорят
они,– каждый день навлекает новые бед-
ствия; я, граф, или барон, отдал потому в
такую-то церковь для спасения своей
души»... Или еще: «Рассуждая, что рабство
противно христианской свободе, я освобож-
даю такого-то, моего раба по плоти, его,
детей его и наследников».
Но весьма часто и это не успокаивало
их. Они спешили бросить меч, перевязь, все
военные доспехи сего мира, искали убежи-
ща в среде монахов и под их одеянием и
просили себе небольшого угла в их келье,
где бы можно было укрыться. Монахам
ничего другого не оставалось, как только
препятствовать герцогам и королям посту-
пать в их сословие. Вильгельм I, норманд-
ский герцог, все бы оставил, только чтобы
удалиться в Жюмьеж, но аббат не согласил-
ся на то. Вильгельму удалось одно: похи-
тить клобук и рясу; он унес их с собой, спря-
тал в небольшой ящик и ключ от него но-
сил всегда на поясе.
Гуго I, герцог Бургундский, а прежде
него германский император Генрих II, так-
же сильно желали сделаться монахами. Гуго
не был допущен к тому Папой. Генрих,
вступая однажды в церковь аббатства св.
Ванна в Вердюне, воскликнул с псалмопев-
цем: «Вот тот покой, который я избрал, и
жилище мое от века до века». Один монах,
услышав такие слова, известил о том абба-
та. Последний призвал императора в капи-
тул монахов и спросил его, какие он имеет
намерения. «Я желаю, Божьей милостью,–
ответил он со слезами,– отказаться от мир-
ской одежды, облечься в схиму и служить
одному Богу вместе с вашей братией».– «А
пообещаете ли вы,– возразил аббат,– сле-
дуя нашему уставу и примеру Иисуса Хри-
ста, быть в послушании даже до смерти?».–
«Согласен»,– ответил император. «Ну, хо-
рошо, я считаю вас монахом; с этого дня
принимаю на себя попечение о вашей душе
и все, что я прикажу, желаю, чтобы вы ис-
полнили то со страхом Божиим. Итак, я
повелеваю вам возвратиться к управлению
империей, которую Бог вам вверил, и забо-
титься со страхом и трепетом о спасении
всего королевства». Император, связанный
обетом, должен был против воли повино-
ваться. Впрочем, он с давних пор в душе
был монах, всегда жил со своей женой как
брат, и церковь чтит его под именем Генри-
ха Святого.
Таким же святым, хотя и неканонизиро-
ванным, может считаться наш Роберт, ко-
роль Франции, сын Гуго Капета. «Роберт,–
говорит составитель Сен-Бертинской хро-
ники,– был весьма благочестив, умен и на-
читан, довольно хороший философ и пре-
восходный музыкант. Он сочинил гимн Свя-
тому Духу: Adsit nobis gratia; песни: Judaea
et Hierusalem, Concede nobis quae sumus
и Cornelius centurio, которые он, перело-
жив на музыку и ноты, послал на алтарь
святого Петра в Риме, равно как антифон
Eripe, и многие другие превосходные про-
изведения. У него была жена Констанция,