Соколов О.В. Аустерлиц. Наполеон, Россия и Европа 1799-1805 гг. Том 1

Подождите немного. Документ загружается.

153

Общая численность союзной армии, таким образом, должна была составлять 437 тыс.

человек. А с пруссаками — 497 тыс. Сверх того предполагалось, что в течение короткого

времени австрийцы усилят свою армию дополнительными 100 тыс. солдат, как своих

собственных войск, так и контингента-ми немецких князей. Таков был план, намеченный

в Вене 16 июля 1805 г. и утвержденный затем царем в Петербурге.

Бряцание оружием донеслось до Наполеона, полностью поглощенного подготовкой к

морскому десанту. Он не мог вести войну на два фронта и поэтому, стремясь прояснить

обстановку, приказал 12 августа 1805 г. своему министру иностранных дел немедленно

объясниться с австрийским послом в Париже Филиппом Кобенцелем (братом вице-

канцлера). «Вы должны сказать господину Кобенцелю, что они {австрийцы) зашли уже

слишком далеко. Я ожидаю ответа. Если его не будет, я введу мои войска в Швейцарию, я

сниму свой лагерь на берегу океана. Я не могу больше верить словам. Я не желаю видеть

их армию в Тироле. Нужно, чтобы австрийские войска вернулись в свои гарнизоны, иначе

я начну войну»

. А на следующий день император написал Камбасересу: «Дело обстоит

так, что эта держава {Австрия) вооружается. Я хочу, чтобы она разоружилась. Если она

этого не сделает, я отравлюсь с 200 тысячами человек, чтоб нанести ей визит, о котором

она долго будет помнить»

154

В этот же день император потребовал, чтобы Талейран представил Филиппу

Кобенцелю все документы, которые имелись в распоряжении французского

правительства, где сообщалось о вооружениях Австрии, и заявил ему следующее:

«Теперь, сударь, Вы прочитали большое количество писем, я не знаю, какое они

произвели впечатление на Вас, но, как Вы думаете, какое впечатление они производят на

Его Величество Императора французов, когда он прочитал их в Булони, занятый

подготовкой своих морских операций... Итак, император Германии уже совершил деяния

в пользу англичан! Что ж. Вы получите войну через месяц; да, через месяц, говорю я Вам

с горечью!.. Император не столь безумен, чтобы дать русским время прийти к Вам на

помощь... Если Вы представите эти истины во всей их силе Вашему повелителю и если

действительно на него только влияют, невозможно, чтобы он не увидел, что его ведут

против воли к войне. Тогда все должно успокоиться. Но если напротив, Ваш властелин

желает войны, что же!.. Скажите ему, что он не будет праздновать рождество в Вене...»

Читая это послание императора, легко убедиться в том, насколько серьезной была

подготовка высадки в Англию. Существует мнение, согласно которому Булонский лагерь

был не чем иным, как грандиозным блефом. Якобы Наполеон с самого начала понимал

невозможность десантной операции и собрал лагерь лишь для того, чтобы подготовить

войну на континенте, не вызывая подозрений у европейских держав. Знаменитый

австрийский дипломат Меттерних утверждал, что в 1810 г. император французов в

разговоре с ним якобы заявил, что Булонский лагерь был создан лишь для того, чтобы

обмануть бдительность австрийцев, и что он не был настолько сумасшедшим, чтобы

попытаться произвести высадку в Англии. Эту версию позже подхватили многие

историки, так как, с одной стороны, она подчеркивала коварство Наполеона, а с другой —

доказывала скептический и «аналитический» ум этих исследователей, которых нельзя

купить «дешевыми» демонстрациями.

Достаточно бросить взгляд на публикации документов, посвященных поистине

титанической деятельности императора по организации морской операции, чтобы понять,

что для демонстрации это стоило слишком дорого. Два года усиленной работы, тысячи

писем и приказов, постройка более двух тысяч десантных и транспортных судов,

сооружение мощных фортов, огромные работы по устройству гаваней — вот что такое

Булонский лагерь. Морские операции линейных флотов также доказывают всю серьезность

намерений Наполеона. Действительно, немыслимо вообразить, что ради простого

отвлекающего маневра император готов был бы принести в жертву флот из 40—50

линейных кораблей, на борту которых было почти четыре тысячи пушек и десятки тысяч

моряков.

Интересно рассмотреть также дислокацию французских войск в это время. Она во всех

подробностях известна из документа, который называется «Силы империи на 16

термидора XIII года (3 августа 1805 г.)»

. Из этой интереснейшей бумаги следует, что в

августе 1805 г., в то время когда более чем 160 тыс. человек стояли в лагерях на побережье

и, сверх того, 30 тыс. человек охраняли западную береговую линию, на восточных

границах Франции находились только относительно слабые соединения. На всем

пространстве восточной границы от Меца до Безансона (на фронте около 250 км) было

всего лишь около 22 тыс. солдат и офицеров, учитывая даже жандармерию и инвалидные

команды. При этом общая численность сухопутных вооруженных сил Франции

составляла по спискам 446 745 человек. Таким образом, в том месте, откуда должно было

впоследствии начинаться наступление, сосредоточилось лишь менее 5% наличной

численности армии. Это было бы абсолютно немыслимо, если бы император

действительно заранее собирался атаковать Австрию.

155

Наконец, письма к Кобенцелю еще раз подтверждают, что намерение совершить

десант было абсолютно серьезным. Если бы Наполеон готовился к континентальной

войне, ему было бы абсолютно невыгодно показывать австрийцам свою осведомленность

в их приготовлениях. Наоборот, самым удобным для него было бы как можно долее

делать вид, что он ничего не замечает и тем самым успокоить неприятеля. Дать ему

возможность совершить как можно больше самоуверенных, непродуманных действий. Но

Наполеон не только не играет в наивность, но доходит до того, что раскрывает свой план

на случай континентальной войны: «Император не столь безумен, чтобы дать русским

время прийти к Вам на помощь...»

Все это можно оценить только однозначно — Наполеон всеми способами пытался

удержать австрийцев от выступления против него. Все его мысли были направлены к

одному — разгрому Англии. Сами австрийцы это хорошо понимали. Вице-канцлер

Кобенцель в послании графу Стадиону от 10 августа 1804 г. писал: «Все заставляет думать,

что уверения Бонапарта искренни в данный момент, и есть только одно обстоятельство,

при котором он серьезно задумается о континентальной войне, это случай, когда он будет

вынужден опасаться возможного нападения двух императорских дворов (Австрии и

России)...»

Маршал Мармон, который в 1805 г. был генералом, командующим корпусом,

расквартированным на территории Голландии, не сомневался также в намерениях своего

командующего. Он написал в мемуарах: «Часто спорят, действительно ли Бонапарт

намеревался совершить экспедицию в Англию? Я отвечу наверняка и с уверенностью —

да, экспедиция была самым страстным желанием его жизни и самой главной надеждой в

течение данного отрезка времени»

Однако бездарные действия Вильнева поставили крест на возможности совершить

десантную операцию до нападения на Францию войск коалиции. Император вынужден

был поменять всю свою стратегию...

В августе 1805 г. в Булони находился выдающийся французский математик Гаспар

Монж. «Господин Монж... каждое утро приходил на прием к императору и обычно

задерживался в его рабочем кабинете, а часто оставался и на обед. Дружба связала их еще

во время Египетской экспедиции. Наполеон часто разговаривал с Монжем. Ясность ума и

наивная простота этого доброго человека нравились императору так же, как и его

обширные математические знания»

. 13 августа Монж, как всегда, пришел утром с

визитом к своему высокому покровителю. Но Наполеон, выскочив из кабинета, изумил

ученого невообразимым вопросом: «Вы знаете, где Вильнев?!» Естественно, Монж и

отдаленно не мог себе вообразить, где находятся французские эскадры. «Он в ФерролеИ!»

— прокричал, отвечая на свой собственный вопрос, император и в бешенстве захлопнул

дверь перед носом у изумленного математика.

Спустя некоторое время Наполеон вызвал к себе генерал- интенданта Дарю и,

огорошив его таким же риторическим вопросом, вдруг приказал своему помощнику сесть

за стол и писать: «Склонившись над большой картой Германии и вдруг став абсолютно

спокойным и уверенным, — писал позже Дарю, — он продиктовал мне весь план

австрийской кампании с тем богатством идей, которые были характерны для него, когда

он был в состоянии вдохновения. Он развернул перед моими глазами обширные проекты,

появившиеся у него в одно мгновение. Марш «семи потоков», как назвал он движение

корпусов, вышедших из Ганновера, из лагерей под Цейстом, Остенде, Кале, Амблетезом,

Булонью и Монтрейем, чтобы соединиться на Дунае. После того как он диктовал пять или

шесть часов, с порывом, который с трудом позволял мне следовать за его мыслью, он

вдруг остановился и спросил меня: «Вы хорошо поняли?»

План кампании 1805 г.,

которому будет суждено осуществиться день в день,

156

минута в минуту, где были продуманы все бои, все детали маршей, вплоть до времени

вступления в Вену, был готов...

Впрочем, весь этот эпизод с Дарю и Монжем приведен здесь не более чем для того,

чтобы показать, как возникают легенды. Дарю написал рассказ об этом событии в 1836 г.,

т.е. спустя более 30 лет после императорской диктовки. Нет сомнения, что эмоциональная

сцена с вопросом «Где Вильнев?» навечно отпечаталась в уме генерал-интенданта. Не

вызывает особого сомнения и факт диктовки императором каких-то распоряжений, однако

что и зачем приказывал Наполеон, почти 70-летний ветеран уже плохо помнил. К этому

времени он прочитал книги о знаменитой войне, и в его голове воспоминания разных лет

и прочитанное в книгах слилось в одну фантастическую картину.

Никаких распоряжений о марше войск, а тем более конкретного плана войны нельзя

встретить ни в одном из известных документов, написанных до 23 августа 1805 г. Первым,

пока еще весьма общим распоряжением, был приказ генералу Дежану, министру военной

администрации, заготовить 500 тыс. сухарей в Страсбурге и 200 тыс. в Майнце. 24 августа

Наполеон дает приказы о переброске на Рейн резервной кавалерии, а на следующий день

определяет направление марша основной массы войск. Наконец, в приказе от 26 августа

1805 г. впервые упоминается термин Великая Армия и определяется состав войск,

которые должны выступить для войны с Австрией.

Некоторые детали замысла Наполеона можно наблюдать уже в приказах, отданных 25

августа. С целью рекогносцировки театра будущих военных действий в этот день он

отправляет маршала Мюрата и генерала Бертрана с разведывательной миссией в Баварию.

Высокопоставленные особы должны были под вымышленными именами проехать по

важным коммуникационным путям, осмотреть дороги, реки и их берега, мосты, наличие

бродов, замки, укрепления, города. Подробно излагался маршрут каждого из знатных

путешественников.

Из маршрута миссии Мюрата и Бертрана никак не скажешь, что император проявляет к

Ульму, где произойдет решающе столкновение, особое внимание. Напротив, его больше

интересует Восточная Бавария, границы с Австрией, а в наставлениях Мюрату указано, что

он должен внимательно исследовать районы, приграничные с Богемией, а Ульм и

Вюрцбург названы «естественным депо (!) армии», т.е. считалось, что эти города вообще

не будут заняты австрийцами.

В общем и целом, все распоряжения императора в конце августа 1805 г. очень далеки

от мифа, распространенного в популярной литературе. Для того чтобы составить точный

план кампании, Наполеону нужно было бы знать, хотя бы где будет находиться

австрийская армия в ближайшее время, но ничего подобного ему не было известно.

Единственной более-менее точной информацией, которой он располагал, были сведения о

том, что концентрация австрийских войск замечена в Богемии и в Тироле, а русские

находятся еще где-то на границе с Пруссией. Исходя из этого и строится его чрезвычайно

простой и ясный план. Войска должны как можно скорее двинуться на восток и выйти на

берега Дуная в Баварии.

Почему именно в Баварии? Во-первых, потому что предварительные переговоры

показали, что баварский электор готов, скорее, поддержать Наполеона, чем коалицию. Но

если ему не оказать своевременной помощи, нельзя быть уверенным до конца в союзе с

ним. Во-вторых, потому что из Баварии пролегает самый удобный путь на Вену по

южному правому берегу Дуная. Это прямая и хорошая дорога, шедшая по широкой

долине. Наступать на Вену по левому берегу Дуная было гораздо сложнее. Здесь была

пересеченная местность и плохие дороги. Следует помнить, что дорожная сеть в начале

XIX века была развита далеко не так, как в современную нам эпоху. Дорог было не

157

только меньше, но и качество их было весьма различным. Наряду с широкими мощеными

шоссе, по которым легко могли идти повозки и пушки в три-четыре ряда, существовало

великое множество грунтовых дорог, где любое движение обозов и артиллерии

представляло неимоверные трудности. Именно такие дороги проходили по левому берегу

Дуная.

Поэтому план Наполеона есть не что иное, как намерение направить все собранные,

готовые к войне войска по кратчайшему маршруту в Баварию. а затем на Вену. Он не

знал еще, где будут находиться австрийцы, но не сомневался, что найдет их на пути к

столице Габсбургской империи. Учитывая, что русские были еще далеко, Наполеон имел

все шансы разгромить австрийскую армию до подхода русских войск. Вспомним фразу из

письма Кобенце-лю: «Император не столь безумен, чтобы дать русским время прийти к

Вам на помощь...». Вот, собственно, и весь план — простой, ясный и абсолютно реальный.

Все позднейшие россказни о том, как Наполеон готовился хитроумным образом окружить

австрийцев, засылал в австрийский штаб суперагентов с целью заманить неприятеля в

причудливую ловушку, не что иное, как полное непонимание духа и стиля

наполеоновских войн, попытка рассказать великую эпическую поэму на языке, доступном

мелкому обывателю.

Этот план, как очень часто было у Наполеона, постоянно изменялся и уточнялся под

влиянием приходившей информации, сохраняя при всем при этом общую линию, свою

простоту и последовательность. Видоизменения не были похожи на безалаберные метания

из стороны в сторону, а происходили так плавно и естественно, что сторонним

наблюдателям и даже первым действующим лицам казалось, что все было так и задумано

с самого начала.

Первое изменение и уточнение произошло буквально в тот момент, когда войска

только еще выступали из лагеря. 28 августа Наполеон несколько изменил маршруты

движения корпусов. Вместо того чтобы главные силы, шедшие из Булонского лагеря,

форсировали Рейн в районе Страсбурга, они должны были перейти эту водную преграду в

районе от Шпейера до Мангейма, т.е. в 100—200 километрах севернее. Дело в том, что

26—27 августа Наполеон получил дополнительную информацию о сборах австрийцев и

понял, что они значительно лучше готовы к началу войны, чем он предполагал. Так как

император всегда считал своего противника разумным и решительным, он отныне

несколько опасался за корпуса, шедшие из Ганновера и Голландии. Согласно первона-

чальному распоряжению, объединение всей массы войск шло просто по самому короткому

и удобному пути и должно было осуществиться на Дунае. Теперь Наполеон не исключает,

что австрийцы могут оказаться в Баварии раньше него. Для того чтобы исключить даже

малейший шанс для неприятеля контратаковать войска на марше, он решает теперь

сдвинуть маршруты корпусов из Булонского лагеря так, чтобы уже на Рейне «подать

руку» идущим слева корпусам из Ганновера и Голландии.

Поэтому в этот же день, 28 августа, император посылает очередного надежного

человека провести рекогносцировку уже немного другого района. Этим человеком стал

верный командир элитной жандармерии генерал Савари. Ему поручено было изучить

дороги от Мангейма через Хейльброн и Халл на Дона-уверт, а также осмотреть Штутгарт.

Как покажут дальнейшие события, это и будет тот путь, по которому действительно

двинется армия.

Вечером 27 августа Наполеон посылает приказ о выступлении всем командующим

корпусами, и в шесть утра 28 августа застывшим в строю с оружием и походной

амуницией батальонам был зачитан приказ императора о выступлении в поход. Солдаты

встретили эти слова с ликованием. Армия устала уже от двухлетнего ожидания. Она была

великолепно подготовлена и рвалась в бой.

158

Не удалось форсировать Ла-Манш — не беда. Есть другой противник, впереди ждет

другая слава.

Приказом на день от 29 августа армия, выступившая в поход, официально получила

название Великая Армия. С этого момента Великая Армия станет для большинства людей

синонимом слова армия Наполеона. Однако это не совсем так. Великая Армия — это

название войск, действующих на главном театре военных действий под личным

командованием самого императора, да и то не всегда. Крупные соединения,

оперировавшие на других театрах военных действий, получали название по территории,

где они действовали. В 1805 г. это была так называемая Итальянская армия под

командованием маршала Массена.

Приказом на день от 30 августа было объявлено о структуре и организации Великой

Армии. Будет разумно, прежде чем вслед за ее полками отправиться в знаменитый поход,

сказать хотя бы несколько слов о ее составе (подробное расписание см. в приложении).

1-м корпусом Великой Армии стала бывшая Ганноверская армия (название, как только

что указывалось, давалось по месту действия или расположения армии) маршала

Бернадотта из двух пехотных дивизий и одной кавалерийской — 14 668 человек* при 34

орудиях.

2-й корпус — бывшее отдельное крыло Армии Берегов Океана, располагавшееся в

Голландии. Командующий генерал Мармон (три пехотные дивизии и одна кавалерийская

— 20 037 человек, 26 орудий).

3-й корпус — бывшее правое крыло Армии Берегов Океана, лагерь в Амбле-тезе.

Командующий маршал Даву (три пехотные дивизии и одна кавалерийская — 25 161

человек, 48 орудий).

4-й корпус — бывший центр Армии Берегов Океана, лагерь в Булони. Командующий

маршал Сульт (четыре пехотных дивизии и одна кавалерийская — 28 793 человека, 36

орудий).

5-й корпус — бывший авангард Армии Берегов Океана, лагерь в Вимере.

Командующий маршал Ланн (две пехотные дивизии и одна кавалерийская — 25 689

человек, 34 орудия)".

6-й корпус — бывшее левое крыло Армии Берегов Океана, лагерь в Этапле и

Монтрейе. Командующий маршал Ней (три пехотные дивизии и одна кавалерийская

бригада — 21 250 человек, 30 орудий).

7-й корпус — бывшее отдельное крыло Армии Берегов Океана, дислоцировавшееся в

Бретани. Командующий маршал Ожеро (две пехотные дивизии и один полк кавалерии —

12 447 человек, 24 орудия).

Легкая кавалерия и большая часть артиллерии, как видно из расписания, были приданы

этим корпусам. Тяжелая кавалерия дивизии д'Опуля и Нансу-ти, а также все драгуны (4

дивизии: Клейна, Вальтера, Бомона и Бурсье) были объединены под общим

командованием маршала Мюрата. Он же был назначен официальным заместителем

императора (lieutenant de l'Empereur) на театре военных действий. Общая численность

резервной кавалерии — 20 950 человек, 28 орудий. Сюда же входила дивизия спешенных

драгун под командованием Бараге д'Илье — 5 505 человек.

Дело в том, что форсировать Ла-Манш с полным штатным количеством лошадей в

полках было бы просто немыслимо. Поэтому значительная часть

* Численность корпусов дается на конец сентября 1805 г., в то время когда французские войска

форсировали Рейн и вступили на территорию Германии.

Формально численность корпуса Ланна составляла 25 689 человек и 34 орудия. Однако 3-я

дивизия этого корпуса под командованием генерала Сюше (9 154 человека и 12 орудий) была

временно придана 4-му корпусу.

159

драгун должна была сесть на транспортные суда без лошадей и добыть их уже

непосредственно на территории Англии. Разумеется, что в течение нескольких дней было

физически невозможно снабдить их лошадьми. Поэтому эти драгуны отправлялись в

поход в пешем строю в надежде позже получить коней.

Часть артиллерии была сведена в отдельный резервный парк — 3 349 человек, 56

орудий. И наконец, главным резервом армии являлась элита из элит — императорская

гвардия — 6 265 отборных пехотинцев, кавалеристов и артиллеристов, 24 орудия.

Таким образом, общая численность Великой Армии к моменту начала боевых

действий составляла 178 609 человек (139 189 пехоты, 25 327 кавалерии и 14 093

артиллерии) и 340 орудий. Со штабами и жандармерией в округленных цифрах можно

оценить численнсть армии в 180 тыс. человек. С другой стороны, необходимо учитывать,

что корпус Ожеро остался далеко позади основной массы войск и не мог принять участия

в первых боевых операциях. Армия должна была также неизбежно понести маршевые

потери при движении от Рейна до Дуная. Поэтому реально участие в первых боях

кампании могли принять примерно 165 тыс. солдат и офицеров при 316 орудиях.

Большинство источников сходится на том, что за долгое время пребывания в лагерях

армия получила прекрасную боевую подготовку. Маршал Мармон так рассказывал о

занятиях с войсками своего корпуса: «...два дня в неделю занимались батальонной школой

и три дня в неделю маневрами целыми дивизиями. В воскресенье весь армейский корпус,

составленный из трех дивизий, маневрировал вместе, а каждые две недели были большие

маневры с огневой подготовкой; специальный полигон был задействован для обучения

артиллерии... так что каждый день был заполнен, и даже во время отдыха солдаты

приходили посмотреть, как упражняются другие. Войска быстро достигли степени

обученности, которую трудно себе вообразить. Я никогда не видел французские части

достигшими в боевой подготовке столь высокой степени совершенства. Полки, получившие

такую отличную подготовку, сохранили ее надолго; и даже после длительных войн в них

оставались следы пребывания в этих лагерях...»

«Никогда Франция не имела еще таких прекрасных войск, так хорошо подготовленных

к войне, — написал адъютант маршала Сульта де Сен-Шаман. — Никогда они не были

наполнены таким прекрасным боевым духом, и, видя их, можно было легко предсказать

исход войны»

Действительно, если обратиться к составу армии, хорошо видно, насколько она была

закаленной и боеспособной. Несмотря на то что начиная с 1798 г. армия пополнялась за

счет призывников, в ее рядах было много опытных бойцов. Из 115 582 человек рядового и

унтер-офицерского состава главных сил (о которых есть данные) 50 338 человек (43,5%)

уже участвовали, по крайней мере, в одном военном походе. А почти четверть состава

имела не менее десяти лет службы. Это значило, что эти солдаты были зачислены на

службу в 1795 г. или ранее и за их плечами было участие в нескольких кампаниях

республиканской армии, а многие воевали с самого начала революционных войн.

Наконец, в каждом полку было, по крайней мере, 30 унтер-офицеров, начавших службу

еще в королевской армии

Наличие подобного количества старослужащих солдат и унтер-офицеров объясняется

политикой Наполеона, стремившегося поощрить сверхсрочников. Наконец, несмотря на

то что срок службы определялся законом в пять лет, в случае войны она становилась

бессрочной — до окончания боевых действий. Как известно, в мае 1803 г. началась война,

и те, кто не был демобилизован в 1802 г. — начале 1803 г., остался служить, в принципе,

до самого конца войны.

160

Согласно закону, в армию брали тех, кто достиг 20-летнего возраста (необходимо

заметить, что, так как потребности войск были невелики в первые годы Империи, на

службу брали по жеребьевке — реально в ряды армии зачислялось в эти годы только 40%

от общего числа призывников данного года). Исследования, проведенные автором данной

книги на основе изучения послужных списков около 10 000 солдат наполеоновской армии

1805—1812 гг., показывают, что закон строго выполнялся. Средний возраст призывника

равнялся 20,5 года, а средний возраст солдата в эти годы был примерно 23 года. Нет

сомнения, что в армии 1805 г., где только чуть более половины солдат были недавними

призывниками, средний возраст был несколько выше — примерно 25 лет.

Большинство офицеров прошли свой путь к эполетам, начав его с рядового.

Специальная Военная школа была создана только в начале 1803 г. и потому среди пяти

тысяч офицеров Великой Армии 1805 г. только около сотни были ее выпускниками.

Поэтому по современным понятиям возраст младших офицеров французской армии был

на редкость зрелым. Средний возраст сублейтенантов был в это время 32 года, а

лейтенантов — 37 лет! При этом полковники и генералы были необычайно молоды.

Средний возраст полковников был 39 лет, а генералов всего лишь 41 год

Это удивительное по современным понятиям сочетание легко объясняется — почти

все офицеры и генералы наполеоновской армии вышли из горнила революционных войн.

Бывшие генералы королевской армии либо эмигрировали, либо были казнены

революционным трибуналом, либо просто тихо оставили службу. То же самое произошло

и со старшими офицерами. Поэтому в ходе революционных войн произошло гигантское

обновление командных кадров. Солдаты, у которых было образование, храбрость и

желание служить, быстро продвигались по ступеням военной иерархии. Особенно

стремительно продвинулся тот, кто до революции был уже младшим офицером или унтер-

офицером. Именно эти люди к 1805 г. стали генералами. С другой стороны, младшие

офицеры — это также бывшие солдаты революционной армии, но те, у кого было меньше

способностей или кому просто не повезло. Их возраст почти что не отличался от возраста

их командиров.

Наконец, самое высшее командование было просто на редкость молодо. Императору

только что исполнилось 36 лет, маршалу Бернадотту, командующему 1-м корпусом, было

42 года, генералу Мармону, командующему 2-м корпусом, 31 год, маршалу Даву (3-й

корпус) 35 лет, маршалу Сульту (4-й корпус) 36 лет, маршалу Ланну (5-й корпус) 36 лет,

маршалу Нею (6-й корпус) также 36 лет. «Старыми» по масштабу этой армии были только

начальник ее генерального штаба маршал Бертье, которому был 51 год, и маршал Ожеро,

командующий 7-м корпусом, которому в октябре 1805 г. исполнилось 48 лет.

Таким образом, Великая Армия обладала изумительными возрастными ха-

рактеристиками. В ней было много прошедших войну солдат, ее унтер-офицеры и

младшие офицеры были все опытнейшими бойцами, имевшими за плечами десять лет

победоносных войн, а ее высшее командование, также прошедшее войны, походы и

лишения, было столь молодо, что сохранило порыв, дерзость и энергию юности. К этому

нужно добавить полную уверенность в успехе, которую дало им участие в

многочисленных успешных войнах.

Наконец, блистательные победы Наполеона Бонапарта в его военных походах и

гигантские успехи его внутриполитических преобразований заставили армию поверить

абсолютно и непререкаемо в своего императора. Она была готова за ним в огонь и в воду.

Талантливый психолог, Наполеон сумел создать такую систему поощрений и наказаний,

которая стимулировала желание каждого отличиться на своем посту, показать другим, что

он достоин быть в рядах этих добле-

161

стных бесстрашных войск. «Я заменил страх и кнут честью и соревнованием». -сказал

Наполеон. Действительно, умело разжигая благородное соревнование поддерживая культ

чести в рядах армии, он достиг действительно удивительных результатов. Один из его

знаменитых офицеров легкой кавалерии де Брак, наставляя своих подчиненных, написал о

том, как он понимает слово «честь «...это не значит презирать жизнь, предпочитая

сохранение чести сохраненп: жизни. Это просто означает воздавать чести то, чего она

заслуживает»

Высокое чувство чести требовало от солдат и офицеров беззаветно выполнять свой

долг в бою, не отставать от товарищей, когда они идут под пули. Если солдаты часто

ворчали, когда им приходилось совершать тяжелые марши, то едва только раздавались

первые звуки выстрелов, превозмогая усталость, они рвались к тому месту, где кипел бой.

«Почему эти люди, которые вчера так ворчали, ругались, проклинали все на свете,

исполняя простейшее распоряжение, следствием которого было в самом худшем случае

одно-два лье марша сверх необходимого, почему сегодня эти же люди беспрекословно

идут туда, где нужно ставить жизнь на карту? — писал офицер наполеоновской армии. —

Потому что ворчать, когда идешь в бой — это уже недалеко от трусости, а значит, и от

бесчестья»

Жажда славы, высокое чувство чести, желание подняться по ступеням военной

иерархии и, наконец, просто упоение борьбой ради борьбы пронизывали всю армию

Наполеона от солдата до маршала. «Офицеры и солдаты были несравненны в искусстве

войны, — писал в свох великолепных по точности ме муарах хирург дивизии Сюше

д'Эральд. — Фанатизм славы был доведен д<: самого высшего предела. Все жаждали боя...

На марше не было видно ни одног: роскошного экипажа, ни одной кареты не ехало за этой

великолепной армией Только сталь и огонь. Здесь все были бойцами. Полковники ели из

котла деревянной или костяной ложкой суп, который сварили им гренадеры первого взво-

да. Командиры батальонов, полковой адъютант, страший хирург и его помощник:: ели и

спали на биваке рядом с полковником, в шалаше, сделанном полковым;. саперами...

Полковник, командир батальона или полковой адъютант могли сказать: «Когда я был

гренадером...» Но дисциплина от этого не страдала, она была очень строгой и

справедливой... Все офицеры носили когда-то ранец (т.е. был:, солдатами) и потому

уважали тех, кто его носил... Наконец, все солдаты к офицеры этой прекрасной армии

рвались в огонь... Одна только угроза того, чтс солдата могли отправить в тыл, во

Францию, заставляла его трепетать»

Почти точно так же запомнил армию, уходившую на войну из Булонскогс лагеря,

капитан Жерве, тогда унтер-офицер 13-го легкого полка: «Мы отправились на Рейн. Наша

армия была великолепна. У самых молодых солдат за плечами было два-три года службы,

они были великолепно обучены, дисциплинированны Молодые и старые — они жаждали

сразиться с врагом и шли с доверием, подчиняясь приказам их высшего начальника. Все

были уверены в победе»

В общем, в руках Наполеона оказалось поистине могучее оружие. Генерал Фуа, один

из самых талантливых военачальников наполеоновских войск и человек, разносторонне

образованный, так описал Великую Армию 1805 г.: «...никогда во Франции не было столь

мощной армии. Хотя храбрецы, восемьсот тысяч которых в первые годы войны за свободу

поднялись по призыву «Отечество в опасности!» были наделены большими добродетелями,

но воины 1805 года имели больше опыта и подготовки. Каждый в своем звании знал свое

дело лучше, чем в 1794 году. Императорская армия была лучше организована, лучше

снабжена деньгами, одеждой, оружием и боеприпасами, чем армия республики...»

Эта мощная армия, выполняя предначертание императора, семью потоками двигалась

на Рейн и на Майн. Движение огромной массы войск было организо-

162

вано образцово. В каждом корпусе были приняты свои правила для совершения марша.

Так, в корпусе Даву пехота шла по сторонам дороги, оставляя посередине проезд для

артиллерии и обозов. Каждый час войска делали остановку на пять минут, во время этих

остановок обоз продолжал двигаться. В корпусе Нея войска шли в колоннах по

отделениям* (par section), оставляя по краям дороги только небольшое пространство для

проезда отдельных всадников. В среднем одна дивизия занимала примерно 4—5 км в

глубину. Расстояние между дивизиями должно было быть примерно один километр.

Генерал Матье Дюма, заместитель начальника генерального штаба, предписывал:

«Господа бригадные генералы должны следить за тем, чтобы барабанщики каждого

батальона были разделены на три части. Одни должны идти в голове батальона, другие в

центре, а третьи в хвосте. Эти группы барабанщиков должны по очереди бить походный

марш — сначала начинают играть те, кто стоят в голове, потом те, кто в центре, потом в

хвосте. Во время всех остановок должна играть полковая музыка»

. Маршал Ней считал,

очевидно, что музыка еще более нужна на походе, чем думали в генеральном штабе.

Поэтому в наставлениях своему корпусу он предписывал: «Барабанщики и флейтисты

будут находиться во время марша в голове своих батальонов, часть из них под

руководством тамбурмажора или капрала-барабанщика будет исполнять днем различные

марши, но только в том случае, если войска не находятся поблизости от противника,

музыканты будут идти во главе полков и время от времени исполнять воинственные

мелодии. Кавалеристы будут трубить в фанфары...»

В любом случае полагалось перед

входом в населенные пункты остановить колонну, собрать отставших, привести в порядок

строй и проходить по городу «в колоннах повзводно... и в величайшем порядке».

Нигде дивизии не перекрещивались на марше, продовольствие было заготовлено везде

в достаточном количестве. Все рапорты говорят о том, что войска соблюдали образцовую

дисциплину. Вот что докладывал 3 сентября (16 фрюкти-дора XIII года) командир 4-й

дивизии корпуса Сульта генерал Сюше: «...4-я дивизия выступила из лагеря на рассвете и

шла в величайшем порядке и быстро. Она вовремя пришла в Сент-Омер, где пехота была

полностью размещена на ночлег по домам, кавалерия расположилась на постой

поблизости... Фураж поставлен хорошего качества, так же как и продовольствие для

личного состава дивизии. Нет ни одного отсутствующего, солдаты идут весело и бодро,

офицеры хорошо выполняют свои обязанности...»

Командир 3-й дивизии корпуса Даву

генерал Гюден доносил начальнику генерального штаба 5 сентября 1805 г.: «...дивизия

прибыла вчера в Лилль, где она сегодня сделала дневку. Войска шли в самом идеальном

порядке, и ни одна жалоба не поступила на их поведение с момента выступления из лагеря

в Амблетезе. Солдат преисполнен самого боевого духа и, несмотря на дождь, который идет

почти каждый день, он весел и доволен... Раздачи продовольствия были выполнены

пунктуально»

. Командир 2-й дивизии корпуса Сульта генерал Вандамм докладывал

своему начальнику: «...ни одна жалоба не поступала (на дивизию), величайший порядок

постоянно царит в колонне. Офицеры... выполняют свой долг с большим рвением и им

легко вести солдат, которые наполнены такими же чувствами и боевым духом»

Впрочем, почти все рапорты отмечают не слишком любезный прием муниципалитетов

на севере Франции. Особенно в этом отношении отличился Лилль, где отказались

разместить 1-ю дивизию корпуса Даву, а командир 3-й дивизии

Колонна по отделениям означает колонну, составленную из отделений, идущих на расстоянии

друг от друга, указанном командиром. Во фронте отделения было обычно 10— 12 человек, в глубину

— три шеренги. Подробнее см. приложение «Тактика» в конце книги.