Соколов О.В. Аустерлиц. Наполеон, Россия и Европа 1799-1805 гг. Том 1

Подождите немного. Документ загружается.

303

французских гренадер, которые не выставили никакого боевого охранения, были

захвачены врасплох и сдались в плен. Но остальная часть бригады успела подняться по

тревоге, и когда австрийцы продолжили свое движение вперед, сама их атаковала на

марше. На этот раз захваченными врасплох оказались австрийцы. В коротком бою

солдатам Роге удалось взять в плен коменданта, его подчиненные, деморализованные этой

потерей, не оказали серьезного сопротивления. 700 австрийских солдат с пушками попали

в плен, а французские гренадеры были освобождены.

Неприступный горный проход оказался в руках французов, и уже днем 5 ноября корпус

Нея вступил в Инсбрук, который сдался без боя. К этому времени эрцгерцог Иоанн

получил от своего брата эрцгерцога Карла приказ оставить Тироль и двинуться на

соединение с его армией, отходившей из Италии.

В Инсбруке Ней нашел огромные склады и в частности богатый арсенал, где в руки

французов досталось 16 тыс. ружей, многочисленные артиллерийские припасы и тонны

пороха. Но в Инсбрукском арсенале французские солдаты нашли не одни материальные

ценности. Вот как в мелодраматичном стиле эпохи описал произошедшее в арсенале 25-й

бюллетень Великой Армии: «Но не только богатые трофеи победа дала в руки нашей

армии. Здесь же произошла сцена, которая тронула до глубины души наших солдат. В ходе

последней войны (1798— 1800 гг.) 76-й линейный полк* потерял в боях в Швейцарии два

знамени. Эта потеря в течение долгого времени рассматривалась полком как горькая

утрата... И вот эти знамена, предмет столь благородной скорби, были найдены в арсенале

Инсбрука. Один из офицеров (76-го полка) узнал их. Тотчас же к знаменам устремились

солдаты. И когда в торжественной обстановке маршал Ней вернул полку его реликвии,

слезы текли по щекам старых воинов. Юные новобранцы были горды тем, что они отбили

знаки, потерянные их старшими товарищами в превратностях войны. Император

распорядился, чтобы эта трогательная сцена была запечатлена на большом полотне.

Французский солдат испытывает по отношению к знаменам чувство нежной

привязанности. Они являются объектом такого же культа, как подарок, полученный из рук

возлюбленной»

В то время как Ней расположился со своим корпусом в Инсбруке, баварская дивизия

Деруа по приказу Наполеона также вступила в Тироль. Баварцы двигались по долине реки

Инн и 7 ноября подошли к крепости Куфштейн. Если сама крепость не отличалась силой

своих валов, то цитадель, стоящая на отвесных скалах, была такова, что даже маленький

отряд мог сколь угодно долго сопротивляться огромной армии. Город и цитадель занимал

один австрийский батальон. При приближении баварцев отряд покинул город и отступил

в цитадель. Несмотря на неприступные стены, сопротивление продолжалось недолго:

австрийский комендант понимал, что ему никто не поможет, а муниципалитет города

упросил его не упорствовать. В результате цитадель Куф-штейна была сдана на почетных

условиях. Семьсот пятьдесят австрийских солдат со своим оружием и двумя полевыми

пушками вышли из замка и 10 ноября присоединились к отряду генерала Шателера.

В то время как Ней и баварцы овладели центральной частью Тироля, маршал Ожеро

приближался к Форальбергу, занятому генералом Иелачичем. Под командой Иелачича

были войска, спасшиеся от капитуляции в Ульме. Они

Строго говоря, нужно было бы сказать 76-я полубригада, так как до 1803 г. в армии

Французской республики пехотные части назывались не полками, а полубригадами. В 1803 г.

название «полк» снова официально вернулось, и вполне естественно, что император употребляет

это привычное вновь вернувшееся название.

304

могли беспрепятственно отступить в глубь Тироля. Но генерал Иелачич, считая, что его

войска принадлежат к Дунайской армии, а не Тирольской, хотел попытаться уйти в

северном направлении и по тылам французов дойти до Богемии. Однако, узнав о

приближении войск Ожеро, Иелачич остался на месте. По его приказу только 12

эскадронов направились на север и впоследствии действительно сумели достичь Богемии

через Эльванген и Анспах. Что же касается главных сил, они продолжали стоять в

нерешительности.

13 ноября передовые отряды Ожеро подошли к австрийским позициям. Иелачич даже

не пытался ни сопротивляться, ни отступать. 14 ноября он подписал капитуляцию,

которую французский маршал утвердил на следующий день. Согласно этой капитуляции 4

тыс. австрийских солдат сложили оружие и знамена и под конвоем французских войск

были препровождены до богемской границы. Далее они были отпущены на свободу при

условии, что в течение года не будут участвовать в боевых действиях ни против Франции,

ни против Итальянского королевства.

Единственным австрийским отрядом, остававшимся в Форальберге, была дивизия под

командованием принца Роана — французского эмигранта на службе Габсбургской

монархии. У принца было около 7 тыс. пехоты и 1 200 кавалеристов. Его положение было

очень сложным: со всех сторон ему угрожали французские дивизии. Отряд Иелачича

перестал существовать, а эрцгерцог Иоанн, собрав главные силы своей армии, шел на

восток в Каринтию на соединение с армией эрцгерцога Карла. Однако Роан принял

мужественное решение любой ценой прорваться к своим.

Пройдя по узким горным тропам, 18 ноября он сумел отбросить небольшой авангард

корпуса Нея. Так как путь в Каринтию был к этому времени уже совершенно отрезан,

ситуация все равно казалась безвыходной. Но принц решил сделать неожиданный и

смелый ход: попытаться через горы добраться до равнин Северной Италии. Этот план мог

показаться экстравагантным, однако успех сопутствует смелым. Несмотря на все

сложности, в начале последней декады ноября отряд Роана, не встречая сопротивления,

вышел на равнину. Однако на этом его приключения не завершились (см. ниже).

Таким образом, несмотря на значительные силы австрийцев в Тироле, к середине

ноября французы овладели большей частью этой горной страны, разбили и взяли в плен

значительную часть неприятельской армии. Ее остатки отступали в разных направлениях.

Одновременно с операциями в Тироле Наполеон был вынужден направить часть войск

в Каринтию. 7 ноября генерал Мармон получил задачу выступить со своим корпусом из

Штейера, двинуться в южном направлении по долине реки Энс и занять Леобен. У

Мармона было под ружьем около 12 тыс. человек. В его задачу входило, закрепившись на

южных отрогах Альп, помешать возможному движению армии эрцгерцога Карла из

Италии. Конечно, генерал Мармон не мог с маленьким корпусом остановить движение

всей армии эрцгерцога Карла. Однако, учитывая характер местности — узкие горные

дороги, — он мог серьезно замедлить марш неприятельских войск, уничтожая за собой

переправы через горные реки, защищая арьергардами проходы в ущельях.

Впрочем, прежде чем стать на пути австрийцев, войска Мармона должны были сами

проложить себе дорогу в глубь горного края. «Марш, который я предпринял, был

наполнен трудностями, — вспоминал Мармон, — Энс течет среди высоких гор в узком

ущелье. Мосты через него деревянные и их почти невозможно восстановить в случае

разрушения... Время года также добавляло нам сложностей. В горах уже была зима.

Известно, насколько это время года

305

сурово в этих краях и насколько обледенелые дороги замедляли и затрудняли наш марш.

Тем не менее необходимо было двигаться вперед как можно быстрее, чтобы надеяться

добиться успеха»

Недалеко от местечка Альтенмаркт над бурными водами Энса повисли два высоких

моста. В случае их разрушения австрийцами продвижение корпуса было бы надолго

остановлено. Французский генерал решил захватить их во что бы то ни стало. В своих

мемуарах Мармон рассказывает: «Я поручил капитану Онак-тену, из 6-го гусарского

полка, взять сто лучших кавалеристов и устремиться на мост, как только он окажется

поблизости от него. Онактен, офицер редкой отваги, предприимчивый и решительный, не

колебался ни минуты. Он двинулся вперед с авангардом. За ним шел весь полк и несколько

рот вольтижеров... Австрийские эскадроны под его натиском вынуждены были поспешно

отступать. Когда вражеские всадники доскакали до первого моста, Онактен обрушился на

них как молния и пронесся по мосту вместе с ними, порубил две роты пехоты, которые

должны были зажечь кучу горючих материалов, как только отойдет их конница. Затем он

продолжил свою бешеную атаку, влетел на второй мост и пересек его таким же образом.

Так опасное препятствие было преодолено»

Продолжая двигаться вперед, войска Мармона заняли Леобен, а 15 ноября авангарды

корпуса дошли до Граца. Нужно сказать, что подобное выдвижение не входило в

намерения императора. 15 ноября он написал: «Господин генерал Мармон, вы должны

помнить, что вы всего лишь командуете обсервационным корпусом, чтобы поддержать

вас, армии потребуется несколько дней, потому что все мои силы сосредоточены против

русских. У меня недостаточно войск, потому что я должен держать Вену, и, желая обойти

неприятеля и нанести ему серьезное поражение, мне нужно еще больше солдат. Если вы

сможете... помешать неприятелю появиться в долине Дуная, ваша роль будет

выполнена»

Что касается Мармона, он считал, что позиция под Грацем более выгодна. «Настоящим

выгодным пунктом в стратегическом отношении казался мне Грац, — писал Мармон в своих

мемуарах. — Занятие Граца повлияло на общественное мнение этих краев. Кроме того,

оно дало большие ресурсы для армии. Прибыв в Грац, я расположил там свою

генеральную квартиру... Разведывательные отряды каждый день отравлялись к венгерской

границе»

В горной войне, которую пришлось вести с рассеянными остатками австрийских

войск, отличились, как и под Альтенмарктом, французские кавалеристы. 24 ноября

генерал Мармон, узнав, что поблизости отступает неприятельский отряд, направил к

верховьям реки Зальца роту 8-го конно-егерского полка. Французов было всего 75 человек.

От местных крестьян и захваченных на дороге отставших австрийских солдат они узнали,

что впереди, в деревне Долах, находится отступающий австрийский батальон

численностью около 400 человек. Конные егеря сумели бесшумно разоружить передовые

посты и незамеченными подошли к деревне. «Подъехав к селению, мы увидели

зажженные бивачные огни, ружья, составленные в козлы, груды багажа и рассеянных

солдат, которые ходили взад и вперед, — написал в своем письме через несколько дней

после произошедших событий трубач 8-го конно-егерского полка. — Увидев это, наш

капитан обрадовался и воскликнул: «Вот отличное дело! Они не на своих постах — и они

в наших руках!». А потом своим громовым голосом скомандовал: «Смирно! Дивизион в

атаку, в галоп! Захватим в плен этих чудаков!» В тот же момент я протрубил атаку... И вся

наша рота устремилась с саблями наголо, издавая дикие крики и наделав шуму, как если

бы мы были целым полком. Вскоре мы все рассеялись по деревне. Одни захватывали ору-

жие и багажи, другие останавливали и лупили ударами сабель плашмя всех

306

кайзерлитов...* Наш капитан был повсюду и кричал: «Егеря, не рубите острием! Не

наносите им ран! Это несчастные люди! Они итак наши. Берите их в плен и быстрее

захватывайте ружья — их нужно все сломать!» Сказано — сделано: мы взяли врасплох

этих австрийцев, и они не успели сделать ни одного выстрела... В этот момент я оказался

рядом с моим капитаном, который пытался найти австрийского командира. Тот появился

из одного из домов в сопровождении своих офицеров, бургомистра и нескольких

крестьян... Гордым тоном он сказал по-немецки: «Постойте-ка, господа французы! Зачем

вы пришли сюда? Что вы от нас хотите?» Эти вопросы заставили нас рассмеяться . Наш

капитан ответил таким же тоном: «Господа, мы воюем — вот что мы хотим... А вы теперь

наши пленники. Сдавайтесь, и мы не причиним вам никакого вреда. Мы авангард

огромной колонны кавалерии и пехоты...» Австрийские офицеры посовещались и, видя,

что все их солдаты захвачены без сопротивления, отдали свои шпаги нашему капитану и

лейтенанту»

. Так маленький отряд конницы в 75 человек захватил в плен 400 солдат и 19

офицеров.

Занимая позицию под Грацем, Мармон успешно выполнил свою задачу. Эрцгерцог

Карл не осмелился двигаться по прямой дороге на Вену. Для того чтобы соединиться с

главными силами союзников, он решил пойти кружным путем через Венгрию. В общем,

горная война была австрийцами полностью проиграна, и Наполеон, не опасаясь за свой

правый фланг, мог сосредоточить свое внимание на операциях в Моравии.

ЮЖНАЯ ИТАЛИЯ

Для того чтобы понять происходившее в Южной Италии и конкретно в

Неаполитанском королевстве (Королевстве Обеих Сицилии), необходимо снова на

некоторое время вернуться к политическим вопросам. 29 марта 1801 г. между Францией и

Неаполитанским королевством был подписан мирный договор во Флоренции, ставивший

точку в участии Неаполя в войне против революционной Франции. Согласно одной из

статей этого договора, французы в обмен на неприкосновенность королевства получили

право занять своими войсками порты на юге Италии: Бриндизи, Отранто и Таранто. Как

уже указывалось, после подписания Амьенского мира с Англией французские войска

были выведены с территории Неаполитанского королевства. Однако с возобновлением

англо-французской войны Наполеон распорядился вернуть французские гарнизоны в

порты Южной Италии. В июле 1803 г. 17-тысячный корпус под командованием генерала

Сен-Сира вступил на территорию Неаполитанского королевства и занял те же порты,

которые французы контролировали по условиям Флорентийского мира.

Судьба королевства отныне была под вопросом. Король и в особенности королева

ненавидели и боялись распространения идей французской революции. Учитывая, что

королева Мария-Каролина, дочь австрийской императрицы Марии-Терезии, была старшей

сестрой казненной во время революции Марии-Антуанетты, не трудно предположить ее

чувства по отношению ко всему, что было связано с республиканской Францией. К этому

добавлялись воспоминания о событиях в Неаполе в 1798—1799 гг. Наконец, Мария-

Каролина находилась полностью под влиянием своего фаворита лорда Эллиота Актона —

министра английского происхождения и посла Великобритании. С другой сторо-

* Кайзерлит — насмешливое прозвище, которым французские солдаты называли австрийцев.

307

ны, при дворе боялись французов. Ни для кого не было секретом, что в случае

враждебных действий Неаполя, Сен-Сир имел предписание тотчас же двинуться со своими

войсками на столицу королевства. Поэтому, несмотря на все свои чувства, неаполитанская

королевская чета вынуждена была вести себя осторожно по отношению к Французской

республике, а впоследствии империи.

Однако с 1804 г. со стороны Англии и России было предпринято самое жесткое

дипломатическое давление. Англичане прозрачно намекали, что в том случае, если с

началом континентальной войны Неаполь не поддержит коалицию, они оккупируют

Сицилию и отторгнут ее от владений королевства. С другой стороны, Неаполю обещали

золотые горы и многотысячное союзное войско, чтобы изгнать с юга Италии французов.

Нечего и сомневаться, что подобная перспектива приводила в восторг Марию-Каролину, и

если она проявляла определенную осторожность, то лишь из страха перед войсками Сен-

Сира.

Конечно же, деятельность организаторов коалиции не могла долгое время быть тайной

для Наполеона. Готовя высадку в Англию, он менее всего желал, чтобы Итальянскому

королевству и Франции угрожали в этот момент с юга. 2 января 1805 г. он направил

Марии-Каролине письмо, которое выходит за рамки того, что принято считать

дипломатической корреспонденцией. «Какова бы ни была ненависть Вашего Величества по

отношению к Франции, — писал Наполеон — неужели любовь к супругу, к детям, к семье,

к Вашим подданным не подсказывает вам, что в политических вопросах вы должны

соблюдать хотя бы чуточку сдержанности, которая соответствует вашим интересам?.. Я

прошу Ваше Величество выслушать внимательно мое пророчество: в случае начала войны,

которая произойдет по Вашей вине, Вы потеряете Ваше королевство, а Ваши дети будут

просить подаяние при дворах Европы и помощь для своих родителей»

Подобное жесткое, можно сказать грубое, лишенное всяческих дипломатических уверток

письмо возможно было написать только при условии категорического нежелания войны на

континенте. Если бы Наполеон, как об этом часто говорят, искал лишь поводов, чтобы

развязать войну, и в частности захватить Неаполь, такое послание было бы совершенно ни

к чему. Говоря в резкой, безапелляционной форме, называя вещи своими именами,

император надеялся запугать неаполитанский двор и заставить его остаться нейтральным в

предстоящей борьбе.

Что касается запугивания, оно, без сомнения, удалось, и королева, как отмечают

свидетели, разразилась «потоком слез». Однако ее ненависть стала только более жгучей, а

желание войны с Францией — еще более сильным. При неаполитанском дворе видели

также неразборчивость в методах английских политиков и, готовясь сражаться, все больше

и больше рассчитывали на русских. Действительно, в мае 1805 г. в Неаполь прибыли два

весьма неординарных путешественника. Это были генерал от инфантерии Ласси и

генерал-майор Оппер-ман. Один выходец из ирландской семьи, другой из немецкой, но

оба состояли на службе России. Они прибыли в Италию инкогнито. Не случайно выбор

пал на генерала Ласси. В 1805 г. он был в отставке и жил близ Гродно. Его тайно

известили о принятии на службу и, соблюдая строгую тайну, отправили с миссией в

Неаполь. «Повелел я отправиться в Неаполь без отлагательства Генералу от инфантерии де

Ласси, — писал 18 февраля (2 марта) 1805 г. император Александр I, — под видом

путешествия для поправления здоровья, уполномочив его, буде удостоверится в успехе,

пригласить немедленно отряд войск Российских из Корфу... Но прежде того обязанности

его подлежать будет... заняться генеральным обозрением (военного потенциала

Неаполитанского королевства)... »

Ласси и Опперман должны были также договориться

с английским командованием о присылке войск с Мальты, обсудить с неаполитанским

двором план военных

308

действий, договориться о снабжении экспедиционного корпуса деньгами, про-

довольствием, кавалерийскими и артиллерийскими лошадьми.

Сведения, которые генералы-«путешественники» могли сообщить своему правительству,

говорили о том, что военные силы Неаполя были, мягко говоря, не велики. Армия не

насчитывала и 10 тыс. человек (по спискам — 10 863) и находилась в таком же

запущенном состоянии, как и все королевство. Все же Михайловский-Данилевский,

видимо, несколько сгущает краски, сообщая о полном ничтожестве неаполитанских войск.

Начиная с октября 1804 г. на пост генерального инспектора военных сил королевства

был назначен русский офицер, француз по происхождению, Роже де Дама. Он был

соратником великого Суворова, дрался под его командованием на Кинбурнской косе и

штурмовал Измаил. Роже де Дама сделал все возможное, чтобы усилить и организовать

неаполитанскую армию. Он стал регулярно проводить смотры и учения войск. Впрочем,

эти занятия остались незавершенными, так как в марте 1805 г., по требованию посла

Франции Алькье, Роже де Дама был временно выслан из Неаполя.

Сам генерал Дама утверждает, что русские представители были удовлетворены

результатами своих инспекций. «Они были действительно довольны, особенно кавалерией

и артиллерией, — писал Дама в своих мемуарах, — это вполне понятно, так как русская

пехота неподражаема и за то малое время, которое было использовано, чтобы улучшить

пехоту королевства, она не могла, конечно, достигнуть того уровня, на котором стоит,

быть может, единственно русская пехота. Что касается кавалерии, она была почти что на

том уровне, на котором ее хотелось бы видеть»

Мемуары Дама вполне подтверждает рапорт Оппермана. Вот что в нем говорится: «Они

(Ласси и Опперман) нашли материальную часть артиллерии в очень хорошем состоянии.

Пушки, лафеты и зарядные ящики сделаны по французской модели. Администрация очень

хорошо и точно функционирует. Но высококачественной и многочисленной артиллерии

не хватает личного состава... Пехота неаполитанского гарнизона набрана из физически

крепких людей, однако все передвижения они выполняют медленно, в строю не

сохраняют неподвижности и должного внимания... Они {Ласси и Опперман) видели

пехотные маневры, исполненные всем гарнизоном Капуи. Это были 2 батальона гренадер,

3 мушкетеров и 1 егерей, но все вместе они не насчитывали и тысячи человек, потому что

батальоны были всего лишь по 192 солдата. Перестроения, однако, выполнялись очень

точно и слаженно. Особенно отличились егеря своими умелыми действиями в рассыпном

строю, как в самостоятельных движениях, так и в движениях перед фронтом войск. В

общем, нужно сказать, что степень обученности этого гарнизона, который находится под

командованием генерала Розенхейма, стоит выше таковой в других неаполитанских

полках»

Так или иначе, но переговоры о конкретном участии Неаполя в коалиции велись самым

активным образом, и в королевстве все было готово к тому, чтобы выступить против

Франции. В сентябре в Неаполь прибыл Дмитрий Павлович Татищев — полномочный

министр России в Королевстве Обеих Сицилии. 10 сентября 1805 г. Татищев и министр

иностранных дел Неаполя маркиз Черчелло подписали конвенцию о совместных

действиях против Франции.

Согласно этой конвенции, неаполитанские власти должны были принять на

территории королевства русско-английский экспедиционный корпус. Главное

командование должен был осуществлять русский генерал. В его распоряжение

предоставлялись все крепости, форты, замки и склады, а также все силы неаполитанской

армии. Власти королевства обязывались, что «в течение всего

309

времени пребывания союзных войск на неаполитанской территории жилье, отопление,

освещение будут обеспечиваться местным населением. Кроме того, они будут получать

съестные припасы и денежное вознаграждение... а также фураж, поставляемый либо

натурой, либо в денежном возмещении... Русские эскадры, предназначенные для

прикрытия операций союзных войск на континенте, будут получать от его сицилийского

величества все необходимое довольствие в соответствии с регламентами и нормами,

существующими в русском флоте»

Неаполитанские власти брали на себя также обязательства предоставить за свой счет

русским и английским кавалерийским полкам лошадей, а также «лошадей и мулов,

необходимых для перевозки артиллерии, боеприпасов и лагерного снаряжения».

Союзники получали право, если они пожелают, прибегнуть к реквизициям, правда,

отмечалось, что «русский главнокомандующий позаботится о том, чтобы эти реквизиции

производились лишь в случае абсолютной необходимости»

«Я был потрясен, увидев, насколько абсурдно и бездарно были забыты все интересы

короля, — вспоминал Роже де Дама о своих впечатлениях, когда он сразу по своему

возвращению в Неаполь получил возможность ознакомиться с текстом конвенции. —

Было невообразимо, как человек, преданный своему повелителю, как маркиз Черчелло...

мог подписать конвенцию, условия которой, ее детали, ее параграфы связывали короля по

руками и ногам во всех отношениях. Он брал на себя формальные обязательства, которые

ничем не были гарантированы с другой стороны. Отдать себя на волю союзника, поверить

в его добрые намерения — это, обычно, весьма опасное дело. Но, по крайней мере, за это

можно получить какие-то компенсации и выгоды. Но это при том условии, что страны,

вступающие в соглашение, находятся поблизости друг от друга. Когда же они находятся

друг от друга на расстоянии в тысячу лье, вы уже не находитесь больше в руках

правительства державы, а полностью зависите от произвола ее представителей или ее

генералов... Школьник, двадцатилетний начинающий чиновник должен был бы

покраснеть от всех глупостей, которыми была наполнена эта конвенция»

Действительно, отныне Неаполь начал опасную игру. Но самое удивительное, что

спустя всего лишь несколько дней, 21 сентября посол Королевства Обеих Сицилии в

Париже маркиз де Галло подписал другую конвенцию, согласно которой королевство

брало на себя обязательство соблюдать строжайший нейтралитет в предстоящей войне!

Таким образом, неаполитанские власти не только вступили в коалицию против Франции,

полностью отдавшись на волю России и Англии, но и попытались обмануть Наполеона.

Это было даже хуже, чем то, от чего император французов предостерегал Марию-

Каролину. Можно было легко догадаться, что в случае провала коалиционной авантюры

неаполитанской королевской чете предстояло расплачиваться за свое коварство.

Подписание конвенции с Россией держалось в строгой тайне. И французские

дипломаты, и генерал Сен-Сир ни о чем не догадывались. Поэтому Наполеон, уверенный

в нейтралитете Неаполя, с началом военных действий отдал приказ войскам Сен-Сира

покинуть королевство и двинуться на север Италии на помощь армии маршала Массена. 9

октября 1805 г. корпус Сен-Сира двинулся на север. Со стороны властей королевства

корпус должен был сопровождать некто маркиз де Родио, которому поручили, используя

случаи распущенности солдат, спровоцировать столкновения с местными жителями и тем

самым хоть как-то мотивировать предстоящее выступление против Франции. Однако

генералу Сен-Сиру удалось поддерживать в войсках строжайшую дисциплину, и никаких

эксцессов не произошло. Если верить документам, опубликованным в

310

приложении к мемуарам Сен-Сира, маркиз Родио доложил королеве: «Мадам, ничего не

получается, так как это не солдаты, а какие-то монахи!»

Пройдя в образцовом порядке с юга Италии на север, в середине ноября войска Сен-

Сира вышли в район Падуи. По дороге силы корпуса значительно уменьшились, так как

Сен-Сир должен был выделить около 5 тыс. человек на усиление гарнизона крепости

Анкона. Сам генерал отправился в штаб Массена в Горицию. Отныне войска Сен-Сира

стали правым крылом Итальянской армии. Маршал Массена приказал Сен-Сиру

расположиться в районе Местре и блокировать австрийский гарнизон Венеции.

В Неаполитанском королевстве отныне не было ни одного французского солдата. 19

ноября 1805 г. с фортов Неаполя увидели на горизонте паруса многочисленного флота.

Это была долгожданная русская эскадра. В 5 часов вечера боевые корабли бросили якорь

в Неаполитанском заливе. На следующий день в Неаполь прибыл и английский флот.

Посол Франции Алькье немедленно потребовал паспорта для выезда из королевства и 21

ноября покинул Неаполь. Отныне все сомнения исчезли — Неаполитанское королевство

стало участником войны на стороне третьей коалиции.

На берег высадились русские и английские войска, общее командование над которыми

принял генерал Ласси. Английский генерал Крейг стал под его начальство. Всего в эти

ноябрьские дни на итальянский берег ступило около 10 200 русских солдат*. Вместе с

ними высадился легион, сформированный на деньги русского правительства из албанцев и

греков. Его численность по спискам была 1 495 человек. Английский корпус насчитывал

(по спискам) в своих рядах 7 629 человек. Таким образом, всего высадилось в Неаполе

более 19 тыс. солдат и офицеров союзников.

Михайловский-Данилевский в ярких красках описывает энтузиазм неаполитанских

властей и народа по поводу их прибытия. «Король и королева Неаполитанские приняли

Генерала Ласси чрезвычайно милостиво... Двор истощался в изъявлении благосклонности

генералам и офицерам нашим; народ чествовал солдат; тысячи любопытных стекались

ежедневно любоваться Русским лагерем, раскинутым у подошвы Везувия»

Несколько другое впечатление вынес о присутствии союзников в Неаполе Роже де

Дама. Нужно сказать, что его мемуары были написаны всего лишь шесть месяцев спустя

после указанных событий, и потому сохранили всю свежесть и точность исторической

картины. «Никогда еще генеральная квартира не располагалась в захваченной стране с

такими же претензиями, как это сделали союзные генералы. Ласси и Опперман заняли

целиком постоялый двор, где они жили на широкую ногу за счет королевской казны.

Перед постоялым двором находился дом наследного принца... Они потребовали его для

канцелярии штаба... Этот пример, только один из многих, дает представление о том

оскорбительном деспотизме, который они вкладывали во все свои претензии. Я приложил

все усилия, чтобы удовлетворить их, ибо сложно было сомневаться в моей преданности

России... Но моего времени не хватало, чтобы это сделать... Господин Крейг (английский

генерал ) сказал мне: «Король должен быть мне очень обязан за то, что я прибыл сюда, и я

желаю, чтобы он дал мне все, что я захочу...» Он потребовал, чтобы были удовлетворены

потребности его войск в

Полки Сибирский гренадерский, Витебский, Козловский и Колыванский мушкетерские,

батальон Алексопольского мушкетерского полка, 13-й и 14-й егерские, рота батарейной

артиллерии (подробнее см. приложение 15).

311

вещах столь невоенных и абсурдных, что я вынужден был подумать, что у него не все в

порядке с умом»

« Быть может, вспоминая об этом, генерал Крейг, по возвращении английских войск на

Сицилию, в приказе по армии от б апреля 1806 г. написал по поводу неаполитанской

экспедиции: «...В стране, где столь легко было добыть вино, англичане подтвердили

мнение, согласно которому трезвость не является добродетелью военных нашей

нации...»

Король и королева уже, видимо, сами были не рады «гостям» и всячески пытались

удалить их из Неаполя для ведения боевых действий. Однако союзники не спешили.

Наконец, 8 декабря они все-таки собрались в поход. Перед выступлением из Неаполя был

проведен огромный смотр всей армии на набережной, идущей вдоль берега моря. Всего в

смотре участвовало около 23 тыс. человек. На правом фланге стояли русские войска, в

центре англичане, а на левом неаполитанцы. Король и королева в позолоченной карете

объехали войска, благословляя их на подвиги в ходе предстоящего наступления.

Однако в отсутствие неприятеля это наступление выглядело, по меньшей мере,

странно. Двигаться далеко на север Италии для относительно небольшой союзной армии

было невозможно. «Новости об отступлении австрийской армии с берегов Адидже в

Венгрию и о поражении их войск в Германии, — писал в своем рапорте генерал

Опперман, — не позволяли думать о том, чтобы маленький корпус, который прибыл в

Неаполитанское королевство, мог надеяться на успех в далеких операциях»

Идти же вперед километров на 100—200 все равно не имело смысла, так как никакого

противника рядом не было. Но деятельность изобразить надо было. Поэтому армии

начали-таки марш вперед, но самым неожиданным образом. Англичане и русские в

качестве привилегированной части контингента прошли лишь несколько десятков

километров.

Главнокомандующий союзными войсками был русский генерал, но, совершенно

очевидно, что, несмотря на это, английская армия смотрела на себя как на самую «белую

кость». Джентльмены с берегов туманного Альбиона остановились ближе всего от Неаполя

и, конечно же, на берегу моря, чтобы, на всякий случай, не терять связь с кораблями.

Районом расквартирования были выбраны живописные места на берегу Гаэтского залива

Траэтто и Сесса, первое всего лишь в пятидесяти, а второе — в сорока километрах к северу

от Неаполя. В соответствии с иерархией ценностей чуть дальше от моря и чуть дальше от

Неаполя, в Сан-Жермано и Теано, разместилась русская армия. Что касается

неаполитанцев, непонятно зачем путавшихся под ногами в Неаполе, для них нашлась

великолепная боевая задача: оборонять восточную границу королевства! Для этого

неаполитанской армии было поручено совершить зимой 200-километровый марш через

горы и выйти к крепости Пескара. По узким дорогам, покрытым четырьмя футами снега,

неаполитанские полки пошли в бесполезный поход и после двух недель тяжелейшего

марша добрались непонятно зачем до крепости Пескара.

На этом «боевые действия» в южной Италии временно прекратились, и союзники

остановились в ожидании новостей с главного театра военных действий...

ВЕНЕЦИЯ

После того как генерал Сен-Сир встретился с Массена, 22 ноября он расположил свои

части вокруг Венеции для блокады этого города. Взять Венецию штурмом и даже осадой

не представлялось никакой возможности. Зато, с учетом того, что из города на островах

выйти было так же сложно, как и войти в него,

312

можно было блокировать австрийский гарнизон относительно небольшими силами.

Австрийские войска под командованием генерала Бельгарда состояли из 24 батальонов

пехоты и 1 эскадрона кавалерии. В общей сложности гарнизон насчитывал более 12 тыс.

человек. Сен-Сир получил от Массена порядка 5 тыс: солдат, вместе с 10 тыс., которые он

привел с юга, в его распоряжении был отныне небольшой корпус. В него входили: б тыс.

солдат дивизии Ренье, 5 тыс. итальянских солдат Леччи и 3 тыс. поляков, входивших в

резервную бригаду Пейри. Всего, вместе с артиллерией и инженерными войсками, около 15

тыс. человек. Сен-Сир разместил свои войска широким фронтом. Его укрепленные линии

протянулись от Падуи до Местре и берега моря на 30-километровом фронте.

Едва только Сен-Сир занял своими полками укрепления перед Венецией, как на

следующий день (23 ноября) ему доложили, что с тыла, со стороны Кастель-Франко,

приближаются какие-то австрийские части. Появление здесь австрийцев было полным

сюрпризом для французского командования. Казалось бы, неприятелю неоткуда было

взяться. Армия эрцгерцога Карла ушла на север, по ее следам шли войска Массена, в тылу

были земли Итальянского королевства, занятые французскими и итальянскими

гарнизонами. Как выяснилось, этими непонятными свалившимися с неба войсками были

части принца Роана. Принц со своим 8-тысячным корпусом, вырвавшись из окружения в

Тироле, пройдя сотни километров по горам, неожиданно для всех спустился в тылу

французской армии на равнины Северной Италии.

Он понимал, что идти на восток невозможно — здесь его бы встретила вся армия

Массена. Идти на запад было также немыслимо — он оказался бы во враждебной стране,

окруженный со всех сторон полевыми войсками и национальной гвардией Итальянского

королевства. Путь на север был также отрезан корпусом Мармона. Что делалось на юге

Италии, он понятия не имел, да и путь туда был далеким и непредсказуемым. Роан принял

единственно возможное решение — напасть с тыла на линии французов поблизости от

Венеции и вместе с гарнизоном города прорвать их. При удачном стечении обстоятельств

и активном содействии Бельгарда принц мог надеяться не только проложить себе дорогу в

Венецию, но и нанести французскому корпусу серьезное поражение.

Сен-Сир мгновенно разведал силы врага и оценил всю степень опасности. Его могли

спасти только быстрые слаженные и решительные действия. Еще засветло, в 3 часа утра

24 ноября большая часть войск Сен-Сира незаметно покинула укрепленные линии и

двинулась на северо-запад навстречу Роану. Сен-Сир оставил перед Венецией только

итальянские полки Леччи и одну бригаду из дивизии Ренье — всего около 7 тыс. человек.

Оставшиеся 8 тыс. человек* должны были атаковать Роана. Таким образом, численность

войск с каждой стороны была почти что идеально равна.

Ренье двинулся со своими десятью батальонами и 6-м конно-егерским полком прямо

на австрийцев, Сен-Сир с поляками предпринял скрытный обход, чтобы внезапно ударить

на врага с тыла и фланга. Дивизия Ренье и корпус Роана столкнулись около 8 утра у

деревни Ресана в 8 км к юго-востоку от Кастель-Франко. Сражение началось как

встречный бой, однако французы действовали активней. Они успели развернуть все свои

войска и сумели занять

* Дивизия Ренье: 10-й линейный полк — 3 батальона, 56-й линейный полк — 2 батальона, 62-й

линейный полк — 4 батальона, 1-й швейцарский полк — 1 батальон — всего 5 тыс. человек.

Шестой конно-егерский полк — 4 эскадрона, 489 человек. Бригада Пейри: польский пехотный

полк — 3 батальона, 1 787 (по другим данным 2 217) человек. Польский кавалерийский полк — 4

эскадрона, 470 человек. Вместе с артиллерией немногим более 8 тыс. человек.