Соколов О. Армия Наполеона

Подождите немного. Документ загружается.

SLUZBA II

Олег Соколов Армия Наполеона

1806 г., где, благодаря стремительным маневрам фран-

цузской армии, пруссаки были не только разбиты в ге-

неральном сражении, но и неотступно преследовались

до полного уничтожения. Нормальный дневной пере-

ход, в частности в кампанию 1806 г., составлял для ар-

мейского корпуса 20-30 км, однако даже марш в 40-45 км

в сутки не рассматривался как экстраординарный. Так,

5-й корпус Великой Армии (маршала Ланна) 9 октября

1806 г. прошел 44 км, 7-й корпус (Ожеро) 12 октября про-

шел 37 км, 1-я дивизия 3-го корпуса в тот же день сде-

лала марш в 44 км, ряд частей 4-го корпуса 11 октября

прошли до 38 км и т. д. Однако это был совсем не пре-

дел. Когда требовала необходимость - прийти на помощь

сражающимся частям или опередить противника в

стратегически важном пункте, - соединения Великой Ар-

мии совершали порой чудеса. Так, 7-й корпус Ожеро вы-

шел 10 октября в 16 часов из Кобурга и прибыл в Зааль-

фельд 11 октября в 17 часов вечера с авангардом из ка-

валерии и конной артиллерии. Пехота подошла к ночи.

Расстояние между указанными пунктами составляет

64 км! На рассвете 12 октября корпус выступил в 6 ут-

ра и прошел в течение светового дня еще 37 км. Таким

образом, за 48-50 часов солдаты 7-го корпуса прошли

около сотни километров!

Мы говорим об этом, как о

чем-то необычном, не потому что сомневаемся в том, что

молодой, здоровый мужчина налегке, в спортивной

обуви, сытно питаясь и отдыхая в теплой постели, по хо-

рошей дороге пройдет подобное расстояние за указан-

ное время без особого труда. Но речь ведь идет о десят-

ках тысяч солдат, нагруженных, как мулы, с кавалери-

ей, артиллерией, зарядными ящиками, обозными

фурами и т. д. и т. п. Не даром уже упоминавшийся на-

ми выдающийся военный историк Дельбрюк писал: «Во-

енно-историческое исследование - в тех случаях, когда

это позволяют источники, - лучше всего начать с под-

счета численности войск. Числа играют решающую

роль не только для выяснения соотношения сил... но и

безотносительно, сами по себе. Передвижения, легко со-

вершаемые отрядом в тысячу человек, являются уже за-

труднительными для 10 000 человек, чудом искусства для

50 000 человек и невозможными для 100 000»

Форсированные марши давались, конечно, с огром-

ными усилиями и жертвами. Ведь чтобы их осуществить,

приходилось продлевать время движения на много ча-

сов. Если обычно войска завершали переход задолго до

захода солнца - к 16, максимум к 17 часам, - то при фор-

сированном марше приходилось идти уже в темноте. Все,

кто воевал в эту эпоху, сами вспоминают с удивлением,

до чего доходила их усталость в подобных переходах. Сер-

жант Рави рассказывает об Ульмском маневре: «Полк шел

днем и ночью, но что меня больше всего утомляло, - это

марш в темноте. Самая сильная потребность человека -

это сон. Я видел, как люди спали, продолжая идти, - то,

что я считал невозможным. Неверный шаг приводил к

тому, что спящие падали в канаву, как колода карт»

Почти в таких же выражениях и об этом же моменте

кампании 1805 г. рассказывает другой очевидец, будущий

генерал Фезенсак, тогда пехотный унтер-офицер: «Эта ко-

роткая кампания была для меня как бы обзором всего то-

го, что я должен был претерпеть впоследствии: жестокая

непогода, беспорядки, чинимые мародерами, - всего

хватало, и за один месяц я испытал все, что потом я ис-

пытывал последовательно в течение моей карьеры...

Полк шел день и ночь, и что меня больше всего удиви-

ло - это то, что я первый раз видел, как люди спали на хо-

ду, до этого я не мог в это поверить»

. «Я так хотел спать,

что спал и видел сны прямо на ходу, иногда, наступив на

какую-нибудь колдобину или наткнувшись на одного из

своих товарищей, я просыпался, замечая, что я обогнал

свою роту»

, - подтверждает этот факт другой мемуарист.

Но никакие препятствия не могли остановить фран-

цузские дивизии, когда им надо было идти на гром ка-

нонады, и солдаты знали, что от стремительного перехо-

да зависит судьба кампании. И здесь, как везде и всегда

в наполеоновской армии, командиры обращались к же-

ланию покрыть себя славой и чувству чести своих под-

чиненных. 6 ноября 1805 г. маршал Даву отдал приказ по

корпусу: «3-й армейский корпус должен знать, что этот

марш будет стоить ему труда и лишений, однако его ре-

зультатом будет то, что он станет авангардом для других

корпусов и облегчит победу, сохранив кровь храбрых и

верных солдат нашего великого Монарха. Если же пре-

пятствия, которые встретятся нам на пути, остановят нас,

мы окажемся позади всех, в третьей линии»

Однако сил хватало не у всех. Мемуары современни-

ков буквально переполнены тяжелыми воспоминания-

ми о лишениях на марше. Вот только некоторые из них,

быть может, наиболее типичные: «Мы шли по дороге на

Брюнн, покрытой войсками, которые едва можно было

различить в облаках пыли, - вспоминает пехотинец об

австрийской кампании 1809 г. - Жара, жажда и пыль ис-

казила наши лица, так что они были просто неузнавае-

мы. Глаза провалились, щеки впали, рот был словно ды-

ра, и высохший язык не мог издавать звуки... Жара бы-

ла ужасающая. Австрийцы, которых мы преследовали,

были одеты в мундиры из толстого сукна и обуты в тя-

желые башмаки. Они умирали от усталости, и некоторых

из них мы находили на дороге павшими от изнеможения

без сознания»

. А вот еще одно свидетельство о уже хо-

рошо известных нам маршах начала кампании 1812 г.,

причем речь здесь идет о дивизии Партуно, двигавшей-

ся позади основной массы войск: «В наших рядах нача-

ла распространяться дизентерия, и за короткое время

этим недугом заболело огромное количество солдат. А у

нас, увы, не было ничего, чтобы поддержать силы, кро-

ме нездоровой пищи. По мере того как мы углублялись

в эти бескрайние молчаливые просторы, наши ряды на-

чинали редеть. Через несколько дней страданий несчаст-

ные солдаты, пораженные этой болезнью, были столь ис-

тощены, что больше не могли следовать за колонной.

SLUZBA II

Глава X Армия в гарнизоне, на марте, биваке и постое

Тогда, выбившись из сил, они один за другим ложились

на край дороги, оставаясь без помощи и без надежды ее

получить...»

И все же самые страшные страдания солдаты Великой

Армии испытали во время последних дней отступления

из России, когда после перехода через Березину ударили

жестокие морозы. Нет нужды приводить здесь многочис-

ленные свидетельства - все они похожи и говорят при-

мерно об одном. Вот, пожалуй, одно из наиболее ярких

и точных: «Вся дорога покрылась сплошным льдом, как

хрусталем, отчего люди, ослабленные усталостью и от-

сутствием пищи, падали тысячами; не будучи в состоя-

нии подняться, они умирали через несколько минут.

Тщетно звали они друзей на помощь, прося, чтобы им

подали руку. Ни у кого не пробуждалось жалости - в этом

поголовном несчастье самый чуткий человек мог думать

только о личной безопасности. Вся дорога была покры-

та мертвыми и умирающими; каждую минуту можно

было видеть солдат, которые, не будучи больше в состо-

янии выносить страдания, садились на землю, чтобы уме-

реть: действительно, достаточно было посидеть минут

пять, чтобы пополнить ряды уже умерших. Друзья ве-

ли между собой разговор - один из них, чувствуя силь-

ную слабость, сказал: "Прощай, товарищ, я остаюсь

здесь". Он лег на землю, и через минуту его не стало»

Конечно, то, что пришлось вынести солдатам и офи-

церам армии Наполеона во время отступления из России,

нельзя отнести к тяготам обычного марша. Было бы не-

корректно изображать подобную ситуацию, а особенно

те отношения между солдатами, которые сложились

вследствие невыносимых страданий, как типичные. На-

против, удивляет то, что в условиях, пусть тяжелых, но

все же остающихся в рамках терпимого, французские сол-

даты сохраняли удивительное самообладание и даже ве-

селость. Примеры подобного их стоически насмешливо-

го отношения к тяготам бесконечных маршей читатель

найдет в следующей главе, посвященной духу армии.

Но на трудностях самого марша лишения походной

жизни не кончались. Следующей их непременной со-

ставляющей был бивак.

«Итак, мы остановились посреди очаровательной

равнины... перепаханной артиллерией, истоптанной ка-

валерией и на которую весь день лил дождь. Вот здесь мы

и будем спать под открытым небом»

, - так вкратце ре-

зюмирует значение слова бивак один из тех, кто не раз ис-

пытывал его прелести. Не следует забывать, что с эпохи

революционных войн французская армия практически

отказалась от палаток, а ночной отдых войск осуществ-

лялся отныне просто на голой земле вокруг костров. Хо-

тя палатки официально никто не отменял, и, заглянув в

уставы, вы найдете подробное расписание их размеров

и правил разбивки палаточного лагеря, самих палаток

солдаты Наполеона обычно в глаза не видели. «Во всех

походах, которые я проделал в эпоху Империи, я никог-

да не видел других палаток, кроме двух с сине-белыми по-

лосами. Эти палатки были натянуты посреди ставки, од-

на из них принадлежала Императору, другая - начальни-

ку его штаба»

, - вспоминает современник. Действитель-

но, практически ни на одном из иконографических до-

кументов той эпохи мы не находим изображения

солдатских палаток. Те же редчайшие изображения, на

которых мы можем их видеть, демонстрируют нам ста-

ционарные лагеря, о которых речь пойдет ниже. Впро-

чем, даже в этом случае употребление палаток было чем-

то из ряда вон выходящим. В ходе же маршей, соверша-

емых огромными массами войск не было никакой

возможности транспортировать палатки, равным обра-

зом как и заниматься установкой лагеря. С приближени-

ем вечера колонны усталых, перепачканных солдат оста-

навливались на месте, избранном командованием. Рас-

полагались обычно подивизионно, реже побригадно. Это

значит, что конкретная точка остановки определялась ко-

мандиром дивизии (или, соответственно, бригады) и все

подчиненное ему соединение должно было размещать-

ся на ночь единой массой.

Прибыв на место, командиры наводили порядок в

колонне, отставшие спешили занять свои места в

строю. По команде «налево во фронт» дивизия из ко-

лонны повзводно разворачивалась фронтом к непри-

ятелю в трехшереножную развернутую линию. Офи-

церы производили проверку наличия людей в строю,

назначались солдаты и унтер-офицеры для несения ка-

раульной службы, выделялся «гран-гард» - основной

сторожевой пост под командованием офицера. Иногда

цепь часовых полностью окружала бивачное располо-

жение, не впуская и не выпуская никого без разреше-

ния командования, будь то свои солдаты или солдаты

соседней дивизии или бригады. Однако последнее бы-

ло скорее редкостью. Вот как живописует бивак очеви-

дец: «...ружья составлены в козлы, караулы находятся

на своих местах, и отделения начинают поиски мест, на-

иболее приемлемых, чтобы превратить их в спальни.

Как только это место найдено, солдаты разбегаются по

окрестностям. Немного спустя самые ловкие уже идут

обратно. Они уходили налегке, а возвращаются тяже-

ло нагруженными, складывают свой груз и исчезают

снова. Чтобы представить себе этот первый момент би-

вака, вспомните работающих муравьев: торопящихся,

суетящихся, сталкивающихся в пути... Один несет

дрова, другой - солому, третий - провизию, четвертый

- кухонные принадлежности. Где они все это взяли?

Спросите у несчастного крестьянина...

Как только бивак достаточно снабжен, то есть боль-

ше нечего брать вокруг себя, все собираются вокруг сво-

его очага и начинают помогать "повару". Курицы ощи-

паны, выпотрошены, и скоро уже они вращаются над

горящими головнями. Наконец, после двух часов бега

и работ "по благоустройству" зубы впиваются в мясо,

непрожаренное с одной стороны, зато спаленное с дру-

гой. Это называется хорошо ужинать.

SLUZBA II

Олег Соколов Армия Наполеона

Б. Зис. Бивак французской армии вечером после битвы под Иеной. Рисунок пером. © Photo RMN - Arnaudet.

Завершение пира требует разговора, который обыч-

но вращается вокруг поглощенного ужина и вокруг то-

го, как он был раздобыт. Вертясь в течение пары часов

около постоянно поддерживаемого пламени костра,

солдаты занимаются тем, что прожигают свои шине-

ли, чтобы получше их высушить.

Наблюдатель этой сцены мог бы подумать, что лю-

ди пытаются подражать вращению куриц, которые

только что висели над огнем, и так как им уже нечего

жарить, занимаются поджаркой самих себя.

Так, в общем, проходят четыре-пять часов. Уже де-

вять вечера - пора спать. Каждый устраивается как

можно ближе к огню, причем так, что у некоторых но-

ги почти что в костре.

Внезапно в шинель вашего соседа закатывается го-

рящий уголь, его штаны задымились и вот, наконец,

этот процесс ощутила и кожа. Бедолага вскакивает с во-

плем, не самым приятным образом топча руки и ноги

тех, кто лежал вокруг него. Если даже вы при этом и

не были потоптаны, то крики и проклятия все равно

прервут ваши сладкие сновидения...

Уже около трех часов утра. Редко вам удастся поспать

более этого времени... Вы так замерзли, что дрожь, по-

добная лихорадке, охватывает вас. Вы подползаете к еще

тлеющим углям, вы бледны, ваши зубы стучат, и если по-

сторонний наблюдатель увидел бы вас в этот момент, он

наверняка подумал бы, что перед ним один из страшных

бледных и окровавленных призраков, которых мадам

Радклиф для развлечения читателя так мило поднимает

из могил в своих романах...

Ночь на биваке завершается. Нечего больше думать

о сне. Вам осталось на завтрак несколько костей от ужи-

на... Скоро взойдет солнце, и вы снова отправитесь в

поход...»

Эта блистательно сделанная зарисовка «с натуры»

в общем освещает то, что бесконечное количество раз

пришлось испытать солдатам Великой Армии во вре-

мя «отдыха» на биваке. Нам осталось лишь сделать не-

сколько замечаний и уточнений.

Прежде всего отметим, что не все, конечно, разбе-

гались за едой и дровами. Обычно от роты на добычу

выделялось человек по двадцать самых неутомимых

SLUZBA II

Глава X Армия в гарнизоне, на марше, биваке и постое

«искателей». Остальные, не считая, конечно, караульных,

устраивали бивак на месте: рубили еловый лапник (ес-

ли он был), чтобы устроить ложе для ночлега, разводи-

ли костер, иногда чистили оружие и амуницию. Особен-

но непросто приходилось кавалеристам. До выставления

постов эскадроны оставались в конном строю. Когда же

караулы и «гран-гард» были уже на месте, кавалеристы

делились обычно на четыре части: одна часть отправля-

лась на поиск провианта для людей, другая занималась

фуражом для лошадей, третья устраивала бивак, наконец,

четвертая под командой офицеров и унтер-офицеров за-

нималась лошадьми. В общем же кавалерию стремились

уберечь от биваков в открытом поле. Ее предпочитали

располагать в непосредственной близости от деревень или

прямо в деревне, что позволяло поставить хотя бы часть

лошадей на ночь в стойла. Соответственно, и люди не

пропускали возможности переночевать в тепле. В первых

кампаниях Империи, таких как поход 1805 г. и поход

1806 г., это было возможным, так как боевые действия

разворачивались на густонаселенных территориях, усы-

панных деревнями и фермами с каменными постройка-

ми. При этом массы сражающихся при всей их много-

численности были все же не столь велики, как, например,

в походах 1812 или 1813 гг. Наконец, кампании 1805 и

1806 гг. были очень маневренными. Войска двигались бы-

стро и на широком фронте. Все это, особенно с учетом

того, что конные отряды могли передвигаться куда бы-

стрее, чем пешие, создавало возможность найти для них

в радиусе нескольких километров от центра размещения

корпуса подходящие деревни.

В последних кампаниях с возрастанием численно-

сти войск на одном театре боевых действий, к тому же

в условиях редконаселенной местности Польши и

России, это стало либо крайне затруднительным, либо

просто невозможным. Отсюда и резко возросшие

потери кавалерии на марше, о чем уже упоминалось.

Но вернемся к «стандартному» биваку. В том случае,

когда солдаты останавливались только на одну ночь, его

устройство заключалось лишь в разведении костров да

изготовлении подстилки для сна из елового лапника или

соломы. Если же предполагалось провести на одном ме-

сте несколько ночей, то нередко разворачивалось насто-

ящее строительство. Рядом с кострами, а иногда и вокруг

них, солдаты возводили сооружения, называемые

«abrivent» (дословно - «укрытие от ветра»), что с неко-

торой натяжкой можно перевести как «шалаш» или «на-

вес». «Шалаш (abrivent) - это просто соломенная крыша

и три соломенные стены: открытая сторона, самая вы-

сокая, была обращена к костру, низкая, закрытая - в сто-

рону, откуда дул ветер. Каждый располагал свой шалаш

так, как ему хотелось, каждый выбирал место, где ему

нравилось, и все вместе представляло собой довольно

Барбье (полковник 2-го гусарского полка с 1793 по 1806 г.). Гусары 2-го полка на биваке. Предположительно 1806 г.

SLUZBA II

Олег Соколов Армия Наполеона

А. Адам. Бивак художника 16 августа 1812 г.

На переднем плане мы видим самый простой шалаш (abrivent), который солдаты возводили во время коротких остановок.

живописную картину, - вспоминает современник. - Вну-

три этих подобий бараков нельзя было стоять, разве что

со стороны входа, зато здесь неплохо можно было пере-

ночевать, правда, утренний туалет нужно было совер-

шать на открытом воздухе... Во время нашего прибытия

в Тильзит ходили слухи о скором заключении мира, и

потому тотчас же были возведены шалаши столь проч-

ные, что в них можно было бы жить целую неделю»

В зависимости от погоды, условий местности, времени

пребывания в данном месте видоизменялась и форма

шалашей, тщательность их изготовления и характер

размещения. Самые примитивные из них были выпол-

нены в виде навеса, расположенного прямо поблизости

от костра, но иногда по тщательности изготовления и

внешнему виду они напоминали небольшие домики. В

последнем случае получалось нечто среднее между би-

ваком и лагерным расположением. Именно о таком по-

лулагере-полубиваке рассказывает один из участников

Испанской кампании: «Часто солдаты превращали свои

временные шалаши в довольно удобные жилища и

почти всегда более чистые, чем те, которые они разори-

ли. Рядом с бурдюком, полным вина, грудой дров и фу-

ражом для лошадей можно было видеть гитары, книги,

картины и двери, снятые в домах; в другом месте впере-

мешку лежала мужская и женская одежда, монашеские

рясы, в которые рядились наши солдаты, придя в весе-

лое настроение от стаканчика вина из Руа. Одни строи-

ли прочные бараки из досок, другие делали хижины из

соломы, которые они покрывали одеялами и тканями

разных цветов. Самые ленивые прикатывали большие

бочки и залезали в них на ночь по трое, а то и вчетвером.

Я заметил, что солдаты, строя свои шалаши, никогда не

забывали ориентировать их так, чтобы вход находился

летом с северной стороны, а зимой - с южной» .

Из нашего описания бивака понятно, что солдаты и

офицеры спали вокруг костров полностью одетыми. Од-

нако, когда ночи были теплые и сухие, а неприятель да-

леко, люди позволяли себе снять шинели, башмаки, а

иногда и мундиры и спали под шинелями, как под оде-

ялами. Офицеры очень часто использовали спальные

мешки, которые представляли собой не что иное, как

обычный мешок из плотной ткани, в который залезали

на ночь, сняв обувь и, разумеется, подстелив под него со-

лому. В любом случае солдаты и офицеры на ночь сни-

мали кивера и шляпы и надевали фуражные шапки - не-

большие суконные колпаки, хоть как-то защищавшие

людей от простуды. По этому поводу вспоминается, как

в довольно странном английском телесериале «Похож-

дения королевского стрелка Шарпа» главный герой спит

на зимнем биваке с непокрытой головой и в живописно

полурасстегнутом мундире. Сразу видно, что ни актеру,

ни режиссеру не приходилось ночевать на открытом воз-

духе даже в обычном турпоходе, не говоря уже о войне.

Теперь немного о меню бивачного ужина. Драгун

Ойон ярко изобразил в приведенной нами цитате

процесс поджаривания «найденных» кур. (Отметим,

SLUZBA II

Глава X Армия в гарнизоне, на марше, биваке и постое

что в наполеоновской армии никогда не говорили: «Я

украл или отобрал курицу, корову, кувшин или вход-

ную дверь»; принято было говорить: «Я нашел курицу,

корову, кувшин и т. д.)». Нужно заметить, что жареные

блюда были скорее украшением бивачного стола, при-

знаком редкой роскоши. Основным же фундамен-

тальным блюдом любого бивака был уже упомянутый

нами в разделе о казарменной жизни суп. Различие со-

стояло в том, что бивачный суп, в отличие от ранее опи-

санного, изготовлялся по весьма своеобразному рецеп-

ту. В котелок с кипящей водой клалось все, что солда-

ты «находили»: мясо, крупа, колбаса, овощи, картошка,

лук, конина, мука. Иногда из перечисленных компонен-

тов присутствовали лишь один или два, иногда - чуть

ли не все. Если не было соли, использовали черный по-

рох. Незадолго до готовности в котелок кидали куски

хлеба или сухари. В результате получалось подчас

жутковатое варево, которое уважаемый читатель вряд

ли отважился бы попробовать, сидя за нормальным

обеденным столом, но которое, вследствие известного

правила о том, что лучший повар - это голод, солдаты

Великой Армии уплетали с аппетитом.

Описанный нами бивак относится к обычному, усред-

ненному биваку. Однако иногда его условия становились

куда более тяжелыми. Не обязательно обращаться к пе-

риоду отступления из России, чтобы описать экстремаль-

ные условия бивачной жизни. Уже Польская кампания

зимой 1806-1807 гг. оставила глубокий след в памяти всех,

кто имел несчастье пройти ее тяжелые этапы. Главный

хирург Великой Армии Перси так увидел зимние бива-

ки в 1 807 г.: «Никогда французская армия не была в столь

несчастном положении. Солдаты каждый день на марше,

каждый день на биваке. Они совершают переходы по ко-

лено в грязи, без унции хлеба, без глотка водки, не имея

возможности высушить одежду, они падают от истоще-

ния и усталости... Огонь и дым биваков сделали их ли-

ца желтыми, исхудалыми, неузнаваемыми; у них крас-

ные глаза, их мундиры грязные и прокопченные...»

Эти ужасы Великой Армии вновь пришлось пере-

жить зимой 1812 г. Уже в первые дни ноября, когда уда-

рили ранние морозы, биваки превратились в настоя-

щую пытку: «Холод стал ужасным, нас без конца оку-

тывала метель, которая ослепляла людей, пронизывала

нашу одежду и леденила тела. Ночи длились 15 часов.

Бакле д'Альб. Французский лагерь в Испании.

SLUZBA II

Олег Соколов Армия Наполеона

Лежа в снегу под хлесткими порывами северного ве-

тра, мы не могли сомкнуть глаз. Казаки, постоянно ры-

скавшие вокруг нас, не давали нам ни минуты покоя.

Но самым тяжелым было то, что мы были без пищи, а

в качестве питья у нас был лишь растопленный снег.

Лошади не могли найти траву под глубоким снегом и

страдали еще больше, чем мы. Вследствие такого ре-

жима каждое утро вокруг наших биваков можно было

найти десятки умерших лошадей»

Но это было только начало. Когда же ударили же-

стокие морозы, положение солдат стало поистине от-

чаянным. Тот же мемуарист вспоминает, как ему и его

товарищам пришлось сражаться на Березине в окру-

жении: «Мы смеялись над угрозой смерти, мы призы-

вали ее всеми силами, достигнув вершины мучений и

ни на что больше не надеясь. Нам было нечего есть, на-

ши мундиры и шинели превратились в лохмотья, а хо-

лод был столь ужасен, что те, кто избежал пули, все рав-

но должны были умереть, замерзнув...»

Но повседневная жизнь наполеоновской армии -это

все же не только ужас. Как в трагедиях Шекспира,

мрачное и кровавое перемежалось здесь с комичным и ра-

достным. Даже страшная война 1812 г. запомнилась не

только ужасающими картинами отступления среди сне-

гов; воспоминания очевидцев доносят до нас и другие ве-

личественные или смешные сцены. Вот как описывает ар-

тиллерийский офицер из 4-го армейского корпуса ночь

на биваке накануне Бородина: «Трудно представить вид

лагеря в эту ночь. У нас царила шумная радость, вызван-

ная мыслью о битве, исход которой никому не представ-

лялся сомнительным. Со всех сторон перекликались сол-

даты, слышались взрывы хохота, вызываемые веселыми

рассказами самых отчаянных, слышались их комически-

философские рассуждения относительно того, что может

завтра случиться с каждым из них. Горизонт освещали

бесчисленные огни, довольно беспорядочно разбросан-

ные у нас и симметрично расположенные у русских вдоль

укреплений; огни эти напоминали великолепную иллю-

минацию и настоящий праздник» .

Если даже в этом тяжелом походе французские сол-

даты находили причины для веселья, то что говорить о

тех временах, когда победные Орлы Наполеона с триум-

фом шли по дорогам Европы. Вот как описывает один из

биваков 1806 г. в Пруссии офицер 8-го гусарского пол-

ка Морис де Ташер: «Мы расположились на бивак перед

деревней Лихтенберг. Стояла чудесная ночь. Наш бивак

походил на праздник. Все его огни были словно выров-

нены по линейке. Груды боевых трофеев, провизия всех

видов, гусары, вокруг огни - везде была воинская краса,

которая наполняла душу радостью и отвагой. Каждый

пил, пел и одновременно работал - все было наполнено

войной, энергией и весельем...»

Фабер дю Фор. Бивак под Красным (16 ноября 1812 г.)

SLUZBA II

Глава X Армия в гарнизоне, на марше, биваке и постое

Б. Зис. Гусары 9-го полка на биваке. Акварель. 1806 г.

Интересно, что, несмотря на то что бивачная жизнь

занимала столь важное место в нелегком существова-

нии солдата наполеоновской армии, ее организации не

было посвящено практически ни строчки в офици-

альных наставлениях и регламентах! Даже учебник ге-

нерала Тьебо, столь близкий к реалиям военной жиз-

ни Первой Империи, посвящает биваку лишь один ко-

роткий абзац

. Здесь мы сталкиваемся с тем же

явлением, что и в тактике, но, пожалуй, в еще более обо-

стренной форме - официальные предписания не поспе-

вали за новыми условиями войны, да и сам импрови-

зированный характер бивака плохо поддавался какой-

либо регламентации. Зато в том, что касается

размещения лагерем, недостатка в официальных инст-

рукциях нет. Здесь и уставы, и наставления команди-

ров корпусов, чертежи и схемы с указанием точных па-

раметров образцово-показательного лагеря и т. д. Это

вполне понятно, ведь со времени появления регуляр-

ных армий и до конца XVIII в. лагерь был нормальным

и практически единственным способом размещения

войск во время боевых действий. Принципы его орга-

низации, расположение основных элементов, устав ла-

герной службы прошли полуторавековую* проверку в

ходе десятков крупных войн и, само собой разумеется,

были разработаны до мелочей. Наконец, ничто так хо-

рошо не вписывалось в официальные наставления и

чертежи, как безупречно вытянутые по линейке ряды

однообразных палаток. Именно поэтому регламенты

на этот счет столь пространны и подробны до мелочей.

Чего только стоит указание в походном уставе 1792 г.

на то, что интервал между расположением батальонов

в лагере должен составлять 10 ту азов 4 фута 4 линии,

или 20 метров 80 сантиметров!

Вполне естественно, что с этими требованиями регла-

мента обходились весьма вольно и при реальной разбив-

ке лагеря руководствовались прежде всего условиями ме-

стности, но не вызывает сомнений и, более того, полно-

стью подтверждается многочисленными свидетельствами

очевидцев наличие безупречного порядка в лагерях на-

полеоновской армии. И это вполне понятно, ведь в эпо-

ху Империи армия располагалась в лагерях лишь во вре-

мя длительных стоянок. На марше в период напряжен-

ных боевых действий подобный метод размещения

войск был в отличие от XVIII в. просто немыслим, что

вполне очевидно из всего вышесказанного. Лагерь в на-

полеоновскую эпоху становится чаще всего неким про-

межуточным этапом между мирным или относительно

мирным периодом, когда войска размещались в казар-

мах или на постое (см. ниже), и боевыми действиями, ког-

да основным способом размещения войск был бивак.

* Мы говорим только о регулярных армиях.