Сивачёв Н.В., Язьков В.Ф. Новейшая история США. 1917-1972

Подождите немного. Документ загружается.

в США первых заместителей председателя Совета Министров

СССР А. И. Микояна и Ф. Р. Козлова. Даже Р. Никсон, при всем

его старании превратить поездку в СССР в вояж «холодной вой-

ны», почувствовал, что времена меняются и что к выборам 1960 г.

нужны какие-то новшества в его облике. Большую роль в пре-

одолении антисоветских предубеждений, глубоко . засевших в

послевоенном поколении американцев, воспитанных в духе («хо-

лодной войны», сыграло пребывание председателя Совета Минист-

ров СССР Н. С. Хрущева в США с официальным визитом в сен-

тябре 1959 г.

Доктрины Д. Даллеса не выдержали испытания даже в. рам-

ках короткого исторического периода. Лучше всего об ослаблении

империалистических позиций США в международных отношениях

и об укреплении сил социализма и прогресса говорит анализ по-

ведения американского правительства в двух событиях 50-х го-

дов — в революциях в (Гватемале (1954 г.) и на (Кубе (1959 г.).

Если в первом случае имела место безнаказанная, демонстратив-

но осуществляемая интервенция «межамериканских» сил, то во

втором пришлось проглотить горькую пилюлю и готовить

контрреволюционный переворот в глубокой тайне и в неамерикан-

ских масштабах.

Отступление от даллесовских крайностей нельзя принимать за

радикальное изменение внешнеполитической ориентации прави-

тельства США. Милитаризм, стремление к ослаблению и уничто-

жению социалистических стран и вытекающее отсюда «военное»

решение вопроса о соревновании социализма с капитализмом,

неоколониализм, подчинение диктату Вашингтона европейских,

азиатских и американских союзников — все это оставалось гене-

ральной линией внешней политики США.

В 1955—1958 гг. американское правительство в серии ближне-

восточных акций показало, что его приверженность доктрине «все-

мирной ответственности» США нисколько не уменьшилась. В де-

кабре 1955 г. Д. Даллес сколотил Багдадский пакт (с выходом из

него Ирака вывеску поменяли на СЕНТО). Вследствие ослабления

империалистических позиций Англии и Франции после провала

суэцкой авантюры (1956 г.) в 1957 г. была изобретена «доктрина

Эйзенхауэра», согласно которой Соединенные Штаты должны за-

полнить создавшийся «вакуум». В марте того же года конгресс

принял, по типу формозской резолюции, решение, дававшее право

главе государства направлять на Ближний Восток вооруженные

силы. «Доктрина Эйзенхауэра» подкреплялась 200 млн. долл. на

«помощь» ближневосточным реакционерам.

Через год с небольшим «доктрина» была испытана вторжением

американских войск в Ливан, чтобы остановить распространение

иракской революции. Приблизив мир к опасной грани, прави-

тельство США тем не менее было вынуждено в октябре 1958 г.

убрать их с суши на дрейфовавший в Средиземноморье флот. Этот

эпизод показал силу влияния «военно-промышленного комплекса»

231,

на определение внешней политики США. «Доктрину Эйзенхауэра»

создали генералы Пентагона и нефтяные монополии, а ее истин-

ным творцом был один из столпов «комплекса» Н. Рокфеллер.

«Доктрина Эйзенхауэра, — писал обозреватель X. Болдуин, —

означает фактически, что наша граница доходит теперь до Кавка-

за». В 1960 г. американский империализм раздвинул свои «грани-

цы», приняв активное участие в свержении правительства П. Лу-

мумбы в Конго.

Правительство Д. Эйзенхауэра в соответствии с его «новым

взглядом на оборону» не хотело нести в той мере, как это было

при Г. Трумэне, расходы по защите «свободного мира». Оно пыта-

лось заставить раскошелиться своих европейских союзников, полу-

чив, с вступлением в НАТО Западной Германии, партнера, весьма

предрасположенного к военно-политической активности. В 1957 г.

в Вашингтоне даже выдвинули «доктрину взаимозависимости»,

призванную теоретически подкрепить давление на военные бюдже-

ты Европы. Но Европа была, по утверждениям американцев, слиш-

ком поражена болезнью мирного сосуществования и проявляла к

тому же непомерное стремление к независимости, особенно с при-

ходом к власти во (Франции в 1958 г. Ш. де Голля.

В европейских странах довольно популярным был «план Рапац-

кого» — предложение министра иностранных дел Польши о созда-

нии нейтральной в военном отношении зоны из германских госу-

дарств, Чехословакии и Польши. Эту идею поддерживали и многие

влиятельные американцы — сенаторы Д. У. Фулбрайт, М. Мэнс-

филд и др. Д. Кеннан, к этому времени ставший крупнейшим тео-

ретиком внешней политики США, выступил даже с «доктриной

разъединения», близкой к «плану Рапацкого». Но против идеи

«разъединения» ополчилось большинство политиков и экспертов по

международным отношениям. Д. Ачесон был одним из первых

критиков Д. Кеннана и его «робкой, пораженческой политики от-

ступления». «Для нас,—мрачно философствовал бывший государ-

ственный секретарь, — возможно лишь одно разъединение—послед-

нее разъединение, разъединение с жизнью, что означает смерть».

Во внешней политике и внешнеполитических доктринах США

второй половины 50-х годов наблюдалось изрядное замешатель-

ство. Теоретики внешней политики оказались неподготовленными

к такому стремительному росту мощи и авторитета СССР, кото-

рый отмечался всем миром, особенно после запуска первых спут-

ников в 1957 г. Усилили свои позиции «реалисты», приступившие

к пересмотру концепций внешней политики. Г. Моргентау, Д. Кен-

нан, У. Липпман, Т. Финлеттер, Д. Грабер и многие другие извест-

ные специалисты призывали к приспособлению внешнеполитиче-

ских доктрин к изменившейся реальности, отмечая, что правитель-

ство Д. Эйзенхауэра на это мало способно.

Внешнеполитическая теория и практика США не отказались

от милитаризма и ядерной силы как основы основ вашингтонского

курса. В правящих кругах США стало лишь меньше авантюрис-

232,

•гической воинственности. Что же касается милитаризации эконо-

мики, то она еще более усилилась, соответствующе воздействуя и

на политику. Американская наука и практика исходили из того,

что гонка вооружении без войны ослабит, истощит СССР и сде-

лает то, чего не достигли ни Г. Трумэн, ни Д. Даллес. Об этом

говорили вслух, это даже рекламировали. Но в США умалчивали

о другом. Государственно-политические деятели и ученые скрывали

от себя и остальных, что они уже не представляли себе развития

американской экономики без милитаристских стимуляторов, что

они боялись серьезных разговоров о разоружении даже с чисто

экономической точки зрения. Монополисты, военные, бюрократы

огромного государственного аппарата, элита политологов, газет-

чики, верхи всевозможных организаций и объединений, включая

клику Д. Мини в профсоюзах, — весь этот непробиваемый про-

грессивной критикой и свежими веяниями комплекс мертвой хват-

кой держал в своих руках рычаги политики. Поэтому Д. Эйзен-

хауэр не мог даже и мыслить внешнюю политику иначе, чем того

требовала милитаристская махина. Он добился лишь одного —

сделал внешнюю политику США более пассивной, но от него тре-

бовали большего, и он иногда слишком уступал активистам «хо-

лодной войны». Случай с полетом шпионского самолета У-2,

сбитого над территорией СССР в мае 1960 г., показал, что внеш-

няя политика США к концу правления Д. Эйзенхауэра имела за-

путанный и кризисный характер, в то же время ей была свойствен-

на агрессивность, граничившая с опасностью возрождения худших

времен «холодной войны».

4. Рабочее и демократическое движение

Во второй половине 50-х годов перед рабочим классом и демо-

кратическими силами встала задача скорейшей ликвидации вред-

ных политических последствий маккартизма и «холодной войны»

в прогрессивном лагере. Трудная сама по себе, эта задача ослож-

нялась важными внутренними сдвигами в слоях населения, объек-

тивно составляющих базу социально-политического прогресса.

На судьбы профсоюзного движения с середины 50-х годов опре-

деляющее воздействие оказывали два взаимосвязанных процесса—

автоматизация производства и возрастание доли непроизводствен-

ныхрабочих среди лиц наемного труда.

^'Первая поставила перед профсоюзами такие проблемы, как

поиски новых рабочих мест для трудящихся, вытесненных автома-

тами; переквалификация рабочей силы; необходимость пересмотра

установившейся практики старшинства и стажа, нарушение кото-

рой в корне подрывало позиции местных организаций; пересмотр

правил и распорядков в процессе производства, которого требова-

ли предприниматели при заключении новых договоров, надеясь

лишить профсоюз всякого участия в их определении под лозунга-

ми защиты «предпринимательских прерогатив»; рост интенсифика-

233,

ции труда, что вместе с постоянным увеличением цен требовало

более решительной постановки вопроса о повышении зарплаты;

усложнение социального страхования (рост количества лиц пен-

сионного возраста, обострение безработицы и т. д.) при явной

неадэкватности государственной системы социального обеспечения

и многие другие.

Вторая проблема была в известных отношениях еще более

трудной, ибо она касалась противоречий между различными кате-

гориями рабочей силы. Миллионы непроизводственных трудящих-

ся, так называемые белые воротнички, объективно, по своему отно-

шению к собственности и месту в производстве, превращались в

составную часть рабочего класса, но субъективно не хотели с этим

мириться, протествовали против снижения своего социального ста-

туса и исключения из «великого среднего класса». Буржуазные

идеологи еще более усугубляли психологическую травму тех, кто

совсем недавно прочно причислял себя к «среднему классу», все-

возможными теориями, смысл которых сводился к устрашению

белых воротничков идентификацией с «необразованной» массой

«голубых воротничков».

Автоматизация ускорила рост удельного веса рабочей силы в

непроизводственных отраслях, и-США в середине 50-х годов стали

первой страной, в которой численность непроизводственных наем-

ных рабочих превысила количество рабочих производственных

отраслей. Это осложнило общую проблему занятости и резко под-

няло значение квалификации рабочего при определении его мате-

риального положения. Произошла интересная трансформация, в

результате которой, с одной стороны, упало значение цеховой ква-

лификации, а с другой — возросла роль квалификации для полу-

чения работы в любом месте, начиная с низших ступеней, где

раньше ее не требовалось. Поэтому при общем подъеме жизненно-

го уровня в 50-е годы заметно ухудшилось положение неквалифи-

цированных рабочих. Нищета как никогда стала связываться с

отсутствием требуемых в новой ситуации квалификаций. Иными

словами, она прочно и надолго укоренилась в негритянских гетто

и в массе белого населения, лишенного возможности получить про-

изводственную квалификацию, без которой доступ ко всякой удов-

летворительно оплачиваемой работе закрыт.

В середине 50-х годов лишь 31% американских семей имел до-

ход более 5 тыс. долл. в год, т. е. выше грани, обеспечивавшей

«здоровое и достойное существование». Около 30% семей получали

2000 долл. и ниже, что, согласно стандартам комитета Геллера

при Калифорнийском университете, обрекало их, при непрерывном

росте цен, на нищенскую жизнь.

Профсоюзное движение США должно было быть теоретически

достаточно грамотным, политически правильно ориентированным

и мобильным, организационно сплоченным и единым, чтобы ре-

шить сложнейшие социально-политические проблемы, с которыми

оно неизбежно столкнулось в середине 50-х годов. Нельзя сказать,

234,

что этого не видели в главных штаб-квартирах профсоюзов США.

Ведущие профсоюзы — организации автомобилестроителей, стале-

литейщиков, горняков, транспортников и другие — с каждым го-

дом недосчитывали тысячи членов, понимая, что так давали себя

знать первые социальные последствия автоматизации. Количество

членов профсоюза автомобиле-, самолетостроителей с 1953 до

1961 г. упало на 30%, с 1,5 млн. до 1023 млн. человек. Не лучше

обстояло дело и у сталелитейщиков, где за

1951

—1961 гг. членство

сократилось с 1,2 млн. до 0,870 млн. человек.

V Рост стоявших перед профсоюзами трудностей вынудил руко-

водство АФТ и /КПП к прекращению распрей, и в 1955 г. обе

федерации объединились в центр АФТ — КПП. Отмечая большое

положительное значение этого факта, нельзя упускать из виду, что

объединение прошло на консервативной основе и лишь после из-

гнания из КПП всех левых элементов. Клика Д. Мини сохранила

в созданной федерации командные позиции, что заранее исключало

какие-либо радикальные сдвиги в прогрессивную сторону.

В момент объединения руководство АФТ — КПП заявило, что

оно добьется удвоения членства в течение 10 лет, оценивая «ре-

альный потенциал новых членов профсоюзов» в 26 млн. В этом

«потенциале» добрая половина приходилась на служащих и «бе-

лые воротнички», — те самые категории трудящихся, которые

было трудно организовать. Около 10 млн. «потенциала» было в

штатах Юга и Юго-Запада, которые отгородились от профсоюзно-

го «вторжения» неприступной стеной из законов о «праве на труд»

и прочих реакционных статутов. Добраться до .«потенциала» меша-

ла и еще одна причина — пережитки расизма в идеологии и прак-

тике ряда союзов, особенно ранее входивших в АФТ.

Но больше всего организационные планы АФТ—КПП обрека-

ла на провал сама исходная идеологическая, политическая и так-

тическая установка ее руководства. Оно не хотело и не могло

провести эту кампанию так, как делалось в 30-е годы союзами

КПП, — в процессе массовой борьбы, путем комбинирования

чисто организационных мер со стачками, политическими демонст-

рациями, нажимом на крепости «открытого цеха» со всех сторон.

Д. Мини и его окружение настолько вписались в государственно-

монополистической политикой очерченные рамки дозволенного,

что и не помышляли о боевых действиях.

Д. Мини и У. Рейтер ограничились мерами, которые специа-

листы по трудовым отношениям называют «кнопочным юниониз-

мом», т. е. попытками привлечь в профсоюзы новых членов исклю-

чительно статьями коллективных договоров о профсоюзных гаран-

тиях. Все их помыслы не выходили за пределы улучшения

отдельных положений коллективных договоров. Они распылили

силы рабочего класса между 125 тысячами коллективнодоговор-

ных единиц вместо сплочения их в поток массовой борьбы.

«Профсоюзы, — писал чикагский профработник С. Ленз в книге

«Кризис американских профсоюзов», — снова растратили свой

235,

«жизненный пыл». Они не способны зажечь сердца миллионов

рабочих и призвать их пойти на жертвы. Они ведут борьбу с по-

мощью вчерашнего оружия, подобно тому как Франция пыталась

вести вторую мировую войну, опираясь на концепцию линии Ма-

жино первой мировой войны. Нынешние сражения косят полити-

ческий характер, а свои главные усилия профсоюзы прилагают

в экономической области. По меньшей мере 90 процентов, а воз-

можно, и больше усилий профсоюзов связано с переговорами об

условиях коллективного договора. Профсоюзы отказываются пе-

рестроиться в соответствии с требованиями новой эпохи».

После второй мировой войны попытки КПП и АФТ организо-

вать в профсоюзы рабочих Юга были остановлены и пресечены

в самом зародыше. Десятилетие спустя поход АФТ—КПП за но-

выми членами провалился, даже не начинаясь. Кроме всего про-

чего, лидеры АФТ—КПП, как ни странно, боялись нового член-

ства. Они видели, как трудно удерживать рабочие места в связи

с переклассификацией работ, проводившейся гораздо чаще обыч-

ного, как много хлопот доставляют временно безработные члены

профсоюза, сколько много дополнительных затрат это требует.

Особенно отрицательно они смотрели на перспективу организации

низкооплачиваемых рабочих, ибо, во-первых, она сопряжена с де-

нежными расходами, а во-вторых, расширяла круг претендентов

на высокооплачиваемые работы, которые профсоюзные чиновники

всячески оберегали от новых пришельцев. Отсюда и печальные

итоги: членство в профсоюзах в 1955—1960 гг. практически не

выросло, сохраняясь на уровне 17 млн. Это не достигало и чет-

верти гражданской рабочей силы, составлявшей в 1960 г. 70 млн.

человек. Особенно слабо АФТ—КПП и независимые профсоюзы

действовали в юнионизации служащих и специалистов, роль ко-

торых в народном хозяйстве стремительно возрастала: их доля в

профсоюзах падала. Более того, сокращалось и их количество —

с 2,4 млн. в 1948 г. до 2,2 млн. в 1960 г.

Не увязав решение проблемы социальных последствий автома-

тизации с вопросом о необходимости кардинального переустройст-

ва буржуазного общества, профсоюзы оказались беспомощными

перед фронтальным наступлением монополий. Не имевшие своей

массовой рабочей политической партии, трудящиеся США были

лишены какого-либо противовеса буржуазным концепциям объяс-

нения существа происходивших событий. Буржуазные идеологи

неолиберального направления изображали профсоюзы в лучшем

случае как организации, которые думали только о повышении

зарплаты и сокращении рабочего дня, не способны к постановке

крупных задач и не поднялись до уровня «социального юнио-

низма».

Воспользовавшись известным разрывом неолибералов с проф-

союзами, усилили свой антипрофсоюзный натиск неоконсерваторы.

Их главный тезис — профсоюзы обладают якобы слишком огром-

ными правами, которые в «национальных интересах» надо уре-

236,

зать. У неолибералов и неоконсерваторов оказалось много общего

в критике профсоюзов. И те и другие требовали публичного вме-

шательства во внутрисоюзные дела, обвиняли профсоюзы в порож-

дении инфляции, нападали на коллективный договор как не отве-

чающий многим сторонам «национальных интересов» институт,

осуждали «безответственное» применение стачек с одновременной

проповедью «устарелости» этого средства.

Профсоюзы подвергались критике и радикальными силами,

включая коммунистов. Последние, однако, в отличие от неолибе-

ралов и неоконсерваторов предлагали исправить создавшееся

положение внесением передовой, социалистической идеологии

в профсоюзное движение, а буржуазные ученые и публицисты

вели дело к углублению и консервации его пороков, призывая к

его «очищению» (неолибералы) и «упорядочению» (неоконсерва-

торы) с помощью бюрократических мер реакционного государства.

В 50-е годы, как никогда в послевоенное время, процветали

идеи «классового сотрудничества». Д. Мини носился с планами

«пакта о ненападении» между профсоюзами и предпринимателя-

ми, глава профсоюза сталелитейщиков Д. Макдональд пропове-

довал философию «взаимного доверия», а У. Рейтер искал «об-

щие знаменатели» в позициях бизнеса и рабочего класса. Это

притупило политическую бдительность профсоюзов, которым после

выборов 1958 г., провозглашенных крупнейшей победой «друзей

рабочих» со времен «нового курса», преподнесли закон Лэндрэ-

ма—Гриффина—Кеннеди взамен ожидавшихся прогрессивных ре-

форм. Профсоюзные верхи реагировали на новое закабаление

рабочих организаций еще пассивнее, чем в 1947 г. Теперь они и

не пытались противиться новому закону и занялись подгонкой

своих уставов к его требованиям.

Классовая борьба не «исчезла» и в 50-е годы. Логика событий

втягивала в нее тех самых профсоюзных лидеров, которые стре-

мились к «классовому сотрудничеству». Немало стачек имело

место вопреки антизабастовочной позиции профсоюзных верхов.

С принятием законов Тафта—Хартли и Лэндрэма—Гриффина—

Кеннеди забастовки в США объявлять стало исключительно труд-

но, ибо на пути к ним громоздились разнообразные официальные

барьеры. Как правило, забастовка теперь проводилась в связи с

истечением срока коллективного договора, в другое время это бы-

ло почти невозможно.

Монополии начали навязывать профсоюзам долгосрочные со-

глашения, каковыми в США считаются договоры сроком на 3 года

и более. Эта тенденция особенно усилилась с ускорением темпов

автоматизации. Удлинение срока действия контракта было очень

невыгодно рабочим, ибо условия труда изменялись радикально

быстро, а положения договора не могли их заранее учесть. Если

же профсоюз в ходе исполнения коллективного соглашения вы-

двигал новые требования, не зафиксированные в договоре, то

предприниматель их отвергал, зная, что подкрепить их стачкой

237,

практически нельчя, так как статья 301-я закона Тафта—Хартли

позволяет подавать в таких случаях иск против нарушителя

контракта. Крупные профсоюзы выходили из положения, навязы-

вая монополиям «эскалаторную статью», согласно которой ставки

зарплаты повышаются в соответствии с ростом цен. Этот принцип

вошел в практику взаимоотношений профсоюзов с предпринима-

телями в результате длительной и упорной борьбы рабочего клас-

са, и его применение оказалось важнейшим фактором сохранения

и повышения реальной заработной платы в 50-е годы.

Другим важным завоеванием рабочих в рамках коллективно-

договорной системы являются программы так называемых допол-

нительных выплат, т. е. всех других доплат вне базовых тарифных

ставок (оплачиваемые отпуска, выходные пособия, премиальные и

сверхурочные выплаты и т. д.). Широкое развитие получила и си-

стема страховых выплат, возникшая внутри коллективнодоговор-

ной структуры. Страховые фонды, которые создаются или за счет

совместных взносов, или только из отчислений предпринимателей,

стали важным дополнительным источником получения рабочими

пособий наряду с государственной системой социального обеспе-

чения. Речь идет о миллиардных фондах. Первоначально их рас-

пределением ведали профсоюзы, но по закону Теллера, вступив-

шему в силу 1 января 1959 г., они были подчинены строгому госу-

дарственному контролю.

В классовой борьбе 50-х годов возрастающее значение имел

вопрос о степени влияния профсоюзов на трудовые распорядки и

организацию производства. С автоматизацией предприниматели

усилили свой произвол в решении таких производственных проб-

лем, как состав бригад, выполняющих ту или иную работу, пере-

движение по службе рабочих, отмена старой классификации

работ. Монополии взяли на вооружение два важнейших антипроф-

союзных лозунга — запрещение оплаты так тазываемой «невы-

полненной работы» или «ненужной работы», ч о значило резкое

сокращение состава производственных бригад и повышение интен-

сификации труда, а также о вторжении в предпринимательские

прерогативы. Используя одновременно и то, и другое, монополии

создавали антипрофсоюзный климат в стране и под прикрытием

тезисов о сдерживании профсоюзами технического прогресса и

«захвате» прерогатив управляющих пытались свести на нет роль

профсоюзов в организации производства и диктовать рабочим

свои условия.

Над профсоюзами нависла угроза потерять и без того слабые

позиции в производственном процессе. Это оказывало прямое

влияние и на другие важнейшие вопросы — уровень зарплаты,

профсоюзные гарантии, пенсионно-страховые дела. В США на-

чались забастовки, получившие название «стачек из-за автома-

тизации». Среди них было немало «диких», т. е. не санкциониро-

ванных профсоюзным руководством.

В 1955 г. в профсоюзных верхах преобладали радужные на-

238,

строения по поводу перспектив автоматизации. Но вскоре они

исчезли, когда лидеры АФТ—КПП увидели, какие выводы в

связи с ней делают в травлениях корпораций. АФТ — КПП пред-

приняла серию конференций

по

автоматизации.

Больше всего за-

нимался этим вопросом отдел производственных организаций

АФТ—КПП, возглавлявшийся вице-президентом федерации

У. Рейтером, ибо автоматизация ударила в первую очередь по

крупным производственным союзам. В апреле 1958 г. на такой

конференции один из лидеров отдела говорил: «Я думаю, что не-

которые из нас обманулись относительно цели внедрения техники

в условиях нашей системы предпринимательства».

Острота классовых противоречий периода консервативного

«согласия» полнее всего выразилась в исторической стачке стале-

литейщиков 1959 г., длившейся 116 дней. Сталелитейные компании

заняли агрессивные позиции и отвергли предложения о «классо-

вом мире», исходившие от Д. Мини, У. Рейтера, Д. Макдональда

и других лидеров профсоюзов. Они требовали капитуляции проф-

союзов, отказа от какого-либо вмешательства в производство и

заверений о послушании, на которые не пошли даже в штаб-

квартире АФТ—КПП. Таким образом, предложение Д. Мини

созвать конференцию представителей профсоюзов и монополий с

«целью добиться урегулирования споров без забастовок и создать

общий фронт против коммунизма» осталось пустой затеей: пред-

приниматели не всегда идут на «классовое сотрудничество», хотя

сама эта идея изобретена их идеологами и служит только им.

Конфликт в сталепромышлевности можно с уверенностью от-

нести к «стачкам из-за автоматизации», ибо главной целью ком-

паний было отменить пункт 2 (в) в договоре, который давал опре-

деленные права профсоюзу в решении важных проблем организа-

ции производства. Сталелитейные магнаты добивались согласия

на одностороннее, произвольное распределение рабочих по брига-

дам, специальностям и сменам с тем, чтобы резко сократить ко-

личество занятых на производстве, передвинуть многих из остав-

шихся на более низко оплачиваемые должности и в корне

подорвать профсоюз. На профсоюз оказывалось сильное воздейст-

вие со стороны властей и буржуазного общественного мнения.

Сталелитейщикам напоминали, что надо блюсти «национальные

интересы». В ход пустили тот самый «патриотизм», который яв-

ляется «последним аргументом подлеца». Не поддавшись давле-

нию, Союз сталелитейщиков провел забастовку, против которой

Д. Эйзенхауэр применил закон Тафта—Хартли: суды вынесли за-

претительное предписание. Рабочие тем не менее добились побе-

ды. Важно отметить, что в коммунистической и профсоюзной пе-

чати крупнейшим завоеванием стачки считалось не повышение

заработной платы и дополнительных выплат, а сохранение пози-

ций профсоюза и ограничение диктата монополий в распределении

рабочей силы в сталелитейном производстве.

Всего в 1959 г. было проведено 3708 забастовок, в которых

239,

участвовало около 2 млн. человек, было потеряно 69 млн. рабо-

чих дней, что явилось рекордом после 1946 г.

С конца 50-х годов во взаимоотношениях профсоюзов и пред-

принимателей еще более важное место, чем ранее, стала занимать

проблема арбитража. Профсоюзы противопоставляли арбитраж

предпринимательскому произволу и требовали чаще применять

его при рассмотрении мелких конфликтов, чтобы исключить зави-

симость их исхода от одностороннего решения управляющих.

В среде предпринимателей и в буржуазной литературе о трудовых

отношениях завязались большие дебаты об арбитраже. Реакцио-

неры требовали сужения сферы действия арбитров, которые якобы

вторгались в предпринимательские прерогативы. Либеральные

круги отстаивали расширение их функций, во имя «классового

мира» и ослабления эффективности стачечной борьбы. В серии

решений Верховного суда США в 1960 г. (в подготовке их глав-

ную роль сыграл У. Дуглас) была поддержана точка зрения ли-

бералов, что вызывает до сих пор противодействие наиболее

реакционных монополистических организаций, юристов и всех

специалистов по трудовым отношениям, примыкающих к право-

му лагерю.

Позиции рабочего движения в решении многих социальных

"и политических вопросов существенно ослаблялись из-за узости

взглядов официального профсоюзного руководства. Это помешало

профсоюзам стать в авангарде борьбы за демократические преоб-

разования — за равноправие негров, преодоление последствий

маккартизма, достижение прочного мира. Решение этих вопросов

требовало создания широкой антимонополистической коалиции.

Как никогда сказывались отрицательные последствия отсутст-

вия массовой рабочей партии. В АФТ—КПП функционировал

единый Комитет политического просвещения. В независимых сою-

зах были свои собственные такие же органы, например, Беспар-

тийная рабочая лига в профсоюзе горняков. Но все эти полити-

ческие придатки даже отдаленно не приближались к выполнению

функций независимой рабочей партии, даже если подходить к по-

следней с мерками, применимыми, скажем, к Лейбористской пар-

тии Англии. Идея -создания такой партии никогда не умирала в

рабочем движении США новейшего времени. Поднимался этот

вопрос и в АФТ—КПП. На объединительном съезде в 1955 г.

лидер профсоюза транспортников М. Квилл говорил: «Я считаю,

что КПП слишком преклоняется и расшаркивается перед демо-

кратической партией. Говорят, что КПП больше некуда обратить-

ся. Но я полагаю, что нам есть куда податься. КПП должен

объявить о своем отношении к вопросу о независимой партии

теперь же, до того как завершится объединение». В верхах АФТ—

КПП призыв не нашел отклика.

Идея создания массовой партии трудящихся имела очень мало

шансов на успешную реализацию и потому, что коммунисты,

активнее других отстаивавшие ее с 30-х годов, находились в край-

240,