Шабанова М. Социология свободы: трансформирующееся общество
Подождите немного. Документ загружается.
Анализ динамики социальной стратификации в контексте свободы
свидетельствует о том, что за сложным переплетением этих феноменов друг с
другом в современном российском обществе скрывается множество
противоречий и несоответствий. Основные из них — это противоречия:
— между декларациями большей свободы для всех и действительным
“социальным распределением” свободы, в значительной степени связанным с
сохранением (и усилением) прежних социальных преимуществ и
ограничений в условиях происходящих реформ. Как показали данные наших
обследований, мнение большинства опрошенных об увеличении различий в
возможностях жить лучше между власть имущими и рядовыми
подкрепляется и личной оценкой руководителями динамики своей свободы –
как на ее интегральной оси, так и на значимых частных стратификационных
осях. Аналогичным образом подтверждается усиление различий в уровне
свободы между занятыми торговлей (вещами и деньгами) и
производственной деятельностью и др.;
— между ухудшением положения на значимых социально-
стратификационных шкалах в ходе реформ и возможностями (шансами)
поправить ситуацию собственными силами. Даже те, кто в новых условиях
работает больше и работает хорошо, очень часто не могут достичь прежнего
уровня жизни. Особенно низкие заработки у части работников бюджетной
сферы (врачей, учителей, воспитателей детских садов и др.) — хотя многие
из них и работают на 1,5 — 2 ставки, — расходятся с лозунгом нового
времени: “Чтобы хорошо жить, нужно много и хорошо работать”. К тому же
надо учесть, что задержки с выплатой заработной платы в обследованных
нами сибирских селах и малых городах колебались от полугода до 2 лет;
— между сложившимися представлениями о способах изменения
позиций на важных шкалах социальной стратификации в современных
условиях и допустимостью личного включения в подобного рода действия. В
качестве основы благоприятной социостратификационной динамики весьма
многочисленные группы населения сегодня рассматривают обладание далеко
не лучшими человеческими качествами, включение в противоправные и
асоциальные формы поведения.
В результате в современных условиях положительная
социостратификационная динамика большим группам населения
представляется, во-первых, недосягаемой, мало зависящей от их личных
качеств и усилий; во-вторых, отталкивающей, не заслуживающей одобрения;
а в-третьих, сохраняющей преемственность с прежними несправедливостями
в общественном устройстве. Все это приводит к тому, что складывающаяся
социальная стратификация воспринимается большими группами населения в
качестве еще более сильного и трудно преодолимого ограничителя свободы,
чем прежде. И чаще всего она таковой и является.
Как восходящие, так и нисходящие на интегральной оси свободы
группы – и в городе, и в селе, — связывают положительную динамику своей
свободы с улучшением (сохранением) позиций прежде всего на социально-
экономических осях. Среди самых главных осей, как было показано, —
материальная, ось стабильности, образовательная, профессионально-трудовая
и другие оси. В то же время самостоятельные и независимые социальные
действия и состояния в большинстве случаев оказались за пределами области
актуальной социальной свободы.
Каковы же, исходя из этого, перспективы перехода в ходе современных
реформ российского общества к новому уровню свободы в том смысле, как
ее понимают разные группы его членов? Каковы при этом вероятные
перспективы институционализации и интернализации провозглашенных в
ходе реформ экономических и политических прав? И как связаны сегодня два
этих процесса друг с другом? Ответ на эти вопросы составляет предмет
шести последующих глав (Часть 3).
ЧАСТЬ 3. СОЦИОЛОГИЧЕСКАЯ ТЕОРИЯ ТРАНСФОРМАЦИИ
СВОБОДЫ
Глава 7. Движение к западной институционально-правовой
свободе?! Свобода и ролевая карта общества
1. Декларированная свобода и изменение
“ролевой карты” общества
Переход к новой общественной системе осуществляется через
изменение базовых социальных институтов (экономических, политических,
культурных и др.) и на практике сопряжен со становлением в обществе новой
системы прав и норм поведения, новой системы общественных отношений.
Поскольку реформы инициировались “верхами”, были неожиданными для
больших групп населения и слабо поддерживались ими, то на первых порах
они в большей мере коснулись той части социальных норм и отношений,
которая декларируется государством и охраняется его силой — то есть
системы права. Новая система правовых установлений призвана была
повысить уровень свободы социальных субъектов в разных сферах их
жизнедеятельности, расширить диапазон выбора жизненных целей и средств
их достижения. При этом, по-видимому, предполагалось, что в случае
необходимости остальные нормативные системы “подтянутся” к новым
правовым нормам, что обеспечит если не массовую их интернализацию, то
хотя бы более или менее успешную адаптацию и терпимость к ним
большинства общественных групп.
Под институционально-правовой свободой будем понимать
определяемые свойствами нормативно-правовой системы общества
возможности (формальные и реальные, востребованные и невостребованные,
актуальные и неактуальные, и др.) в выборе и реализации важных для
социальных субъектов целей и ценностей.
Изменения в типе социетальной свободы выразились прежде всего в
провозглашении новых прав и свобод, или в изменении характера свободы
декларированной. Декларированная (или формальная) свобода — это
закрепленные в системе правовых норм формальные возможности
социальных субъектов в выборе и достижении жизненных целей, интересов.
Она закреплена в Конституции, законах и постановлениях высших
законодательных и исполнительных органов, а также местных органов
власти. Однако в действительности декларированная свобода включает
самые разные, с точки зрения осуществимости, права.
Сюда входят, во-первых, права, абсолютное претворение в жизнь
которых в данных условиях в принципе невозможно (напр., право каждого на
благоприятную окружающую среду, в определенной мере — право на жизнь,
личную неприкосновенность, на свободный труд, выбор профессии и др.).
Это не отличительная особенность правовой системы современного
российского общества. Такие права — назовем их правами-идеалами, —
никогда не могут быть реализованы стопроцентно, но тем не менее играют
колоссальную конструктивную роль уже тогда, когда в обществе появляется
стремление следовать им. Они были у нас и раньше, и в принципе
свойственны самым разным общественным системам.
Во-вторых, декларированную свободу образуют права, которые хотя в
принципе и могли бы быть осуществлены, но априори провозглашались “не
для практического применения”, а в чисто политических целях. Конституции,
содержащие такие права, Й.Элстер назвал “простыми клочками бумаги”,
приведя в качестве примера советскую Конституцию 1936 г. Примером из
недавнего прошлого могла бы служить и Конституция 1977 г. с ее свободами
слова, печати, собраний, демонстраций и др.
Так или иначе, не всё из того, что декларируется, в принципе возможно
или уже имеется в реальности. В результате декларированная свобода может
восприниматься (и в действительности быть) пустым звуком, весьма
отдаленным от реального жизненного пространства социальных субъектов.
Многие могут о ней либо вообще ничего не знать, либо иметь очень смутное
представление. Немало и тех, кто узнав о декларированных свободах и
поверив в них, тщетно пытаются обнаружить (или отстоять) их в
повседневной жизни. В целом же объективная и субъективная реальность
многих индивидов и групп порой мало соприкасается с теми или иными
декларированными свободами. И это отнюдь не свойство лишь нашего
“незрелого гражданского общества” со слабыми демократическими
традициями. Несколько лет назад в одном из больших городов США
представителям разных слоев населения предлагалось ознакомиться и
высказать свое мнение об основных положениях американской Декларации
независимости. Более 90% респондентов возмутились и заявили, что их
пытаются обработать в ...коммунистическом духе [Федерация, №45,
1993,С.8].
Наконец, третья составляющая декларированной свободы, которая будет
нас интересовать в первую очередь, включает такие права, которые не только
могут быть осуществлены, но и на деле в той или иной мере уже
реализуются в действительности. В частности, в центре внимания будут
прежде всего новые, провозглашенные в ходе нынешних реформ права и
свободы, ибо именно они на практике могли изменить (увеличить или
уменьшить) возможности социальных субъектов достигать значимые для них
цели и ценности и тем самым воздействовать на изменение уровня их
свободы в ходе реформ.
В настоящее время к их числу можно отнести, например, возможность
создать свое дело и вести его на свой страх и риск; право частной
собственности на землю и другие средства производства; право самому
решать, работать или не работать; право работать в нескольких местах без
разрешения с места основной работы; право производителей самим
определять объемы производства, цены на продукцию, размеры заработной
платы; возможность приватизировать квартиру, приобрести и иметь в личной
собственности жилье; право на забастовки, митинги, акции протеста; право
свободного вступления в разные партии, объединения, движения, союзы;
свобода выбора места жительства и перемещений по территории страны;
возможность уехать из страны и беспрепятственно вернуться; свобода
выражать свои взгляды, отстаивать убеждения; и многое другое.
Уже простое перечисление новых прав, многие из которых уже стали
эмпирическими фактами, указывает на то, что они должны были
существенным образом изменить систему общественных отношений, а
вместе с ними и “ролевую карту” российского общества (термин “ролевая
карта” взят у S.F. Nadel). Стержневым аспектом этого изменения призвано
было стать увеличение уровня независимости и самостоятельности
социальных субъектов – этих необходимых условий и сущностных признаков
свободы в ее западной интерпретации. И действительно, на практике этому
способствовали вполне конкретные изменения в ролевой системе общества.
Основные из них следующие.
1. В новых условиях возросло многообразие социальных ролей:
появились новые экономические (роль акционера, собственника, рантье и др.)
и профессиональные роли. Расширяется диапазон ролевого выбора; одна и та
же жизненная цель может достигаться б`ольшим числом способов — через
выполнение нескольких социальных ролей, взаимозаменяющих или
взаимодополняющих друг друга. Иными словами, расширяется выбор
ролевых ожиданий, которым может следовать субъект, появляется
альтернатива, что само по себе — необходимый элемент какой бы то ни было
свободы и важное условие расширения адаптивных возможностей общества к
новой социальной среде.
2. Уменьшается степень регламентации выполнения прежних
социальных ролей, зависимость их содержания от одного или нескольких
правителей; возрастает степень самостоятельных, инициативных действий в
выполнении ряда социальных ролей (экономико-производственных и
“непроизводственных”), то есть расширяются “ролевые рамки” для
проявления индивидуальности и свободы. Например, сегодня учитель вправе
не следовать слепо тем или иным инструкциям “сверху”, как это было
прежде, а может выбирать между несколькими программами; он может
разработать и защитить свою программу, создать частную школу, не говоря
уже о том, что его деятельность стала менее политизированной. Гораздо
меньше регламентируется (или не всегда регламентируется) деятельность
работников СМИ; и др.
3. Изменяется “порядок допуска” к тем или иным социальным ролям,
уменьшается число формальных ограничителей при их получении.
Например, народными депутатами любого уровня или руководителями
предприятий (организаций, фирм) могут теперь стать (и становятся) более
молодые люди, независимо от членства в КПСС и разного рода
“общественных нагрузок”. Уменьшается зависимость числа ролей и ролевых
характеристик от властей разного уровня: в частности, можно одновременно
выполнять несколько профессиональных ролей безо всякого разрешения с
места основной работы и не прибегая к разного рода уловкам (вторые
трудовые книжки, услуги “подставных лиц”, личные договоренности с
начальством на дополнительных местах работы и др.). Появляется
возможность сопротивления принудительному выполнению несовместимых
ролей (напр., призывника в солдаты из числа глубоко верующих в связи со
становлением института альтернативной службы). Расширяется
территориальное пространство реализации определенных ролей (с меньшим
числом формальностей можно выехать или съездить за рубеж,
разрешительный характер прописки меняется на регистрационный, и др.).
4. Стало больше формальных (законных) возможностей для протестных
действий в случае нарушения ролевых обязательств руководителями разных
уровней по отношению к рядовым работникам или согражданам (забастовки,
митинги, акции протеста, возможность выбора депутата из нескольких
претендентов).
5. Меняется, если можно так выразиться, “дух” ролевой системы: все
большее место в ней занимают достижительные элементы по сравнению с
предписанными.
Разумеется, в настоящее время многие из этих аспектов характеризуют
скорее идеальное, чем реальное состояние новой ролевой системы,
“намерения, а не достижения”. В реальности некоторые из этих ролевых
изменений пока еще только зарождаются, другие слегка проявляются в
реальной жизни (так что типичное для этих ролей поведение пока еще
окончательно не оформилось), третьи же уже стали полноправным элементом
новой системы ролей.
Однако при характеристике изменений в декларированной свободе в
контексте свободы индивидуальной важнее, пожалуй, два других момента.
Первый — не только реальная, но и формальная составляющая
декларированной свободы оказывает существенное воздействие на динамику
индивидуальной свободы. Однажды провозглашенные права и свободы —
независимо от того имеются или не имеются на практике возможности для
реализации соответствующих социальных ролей, — меняют “область
значимого” и “область ожидаемого” у тех или иных социальных субъектов и
сказываются на самооценке динамики их свободы, даже если до
провозглашения этих прав они и не мечтали (не задумывались) о них.
Второй — провозглашенные и на практике реализуемые права и
свободы, меняя систему общественных отношений, могут по-разному
сказаться на динамике индивидуальной свободы разных социальных
субъектов, на их возможностях выбора целей и способов их достижения.
Новые права могут увеличить значимые возможности одних групп и
уменьшить — других; они могут расширить возможности в одних
отношениях и сузить — в других. Иными словами, тем или иным образом
они вторгаются в жизненное пространство больших групп индивидов и
регулируют различные сферы их жизнедеятельности. Однако здесь уже
декларированная свобода перестает быть формальной и перетекает на другие
уровни — становится желаемой (нежелаемой), возможной или даже
реализуемой институционально-правовой свободой. Какие же функции
выполняют новые декларированные свободы сегодня?
2. Желаемая институционально-правовая свобода
В реальной жизни новая свобода не является простой суммой свободы
старой (“административно-командной”) и некоторого дополнения
(“прироста”) к ней, отвечающего чаяниям тех, кому в прежних условиях
было тесно. Если бы это было так, то в новых условиях возможность жить
лучше ни у кого не уменьшилась бы, а у части социальных субъектов —
возросла. В действительности, становление новой общественной системы
означает переход не просто к большей, а к качественно иной свободе,
которая дает возможность одним группам повысить уровень своей свободы,
другим — сохранить его на прежнем уровне, а третьих — обрекает на еще
меньшую свободу, чем прежде. За новыми правами скрываются новые
общественные отношения, новые ролевые ожидания, а вместе с ними и
социальные нормы, в которых разные социальные субъекты заинтересованы
не одинаково.
Одни группы могут приветствовать новые нормы или, по крайней мере,
относиться к ним лояльно. Другие могут этих норм не разделять и либо
вообще не следовать им, либо следовать вынужденно или “создавать
видимость” такого следования. Причем в периоды кардинальных
общественных преобразований межгрупповые различия в нормативных
системах особенно возрастают: разные социальные группы имеют весьма
различные представления о том, за какие правовые и моральные рамки не
должны выходить взгляды и модели поведения других групп, равно как и их
собственные. Увеличиваются и несоответствия между ценностными
ориентациями индивидов и теми социальными нормами, которым они
вынуждены следовать.
В результате те или иные декларированные или, напротив, вытесняемые
права и свободы, могут быть важны для одних социальных субъектов и не
важны — для других. Желаемая (или актуальная) правовая свобода — это
правовые возможности (как в выборе целей, так и средств их достижения),
которые хотели бы иметь социальные субъекты с тем или иным социальным
статусом, объективными и субъективными характеристиками. В центре
внимания здесь — пространство актуального (значимого) выбора, которое
образуется, с одной стороны, актуальными правами и свободами из числа
декларированных, а с другой, — актуальными, но ныне не
провозглашаемыми (пока или уже) правами. Несоответствие между
декларированной и желаемой (актуальной) свободой в период перехода от
одной социально-экономической системы к другой особенно велико: новые
права и свободы остаются невостребованными со стороны весьма
многочисленных групп, в то время как многим недостает прежних прав и
свобод.
Поскольку в смысловых образах желаемой институционально-правовой
свободы в городе и селе имеются большие различия, рассмотрим их по
отдельности, начав со второго, как более проблемного.
Желаемая институционально-правовая свобода в селе особенно сильно
расходится с декларированной институционально-правовой свободой. Так,
весьма многочисленная часть опрошенных нами жителей сибирских сел
(42%) утверждает, что их вполне устраивали прежние права, и никакие из
новых прав им не нужны. Отношение этой части селян к декларированным в
ходе реформ правам либо равнодушное, либо враждебное. Взятое в
отдельности ни одно из провозглашенных в ходе реформ прав — будь то
социально-экономическое, политическое или социально-территориальное, —
пока не является значимым для большинства сельского населения.
Максимальная поддержка составляет 29% опрошенных (возможность
приватизировать жилье), но чаще всего она не превышает 20%.
Центральное место в системе новых значимых прав занимают права,
расширяющие экономическую свободу. Во-первых, они назывались чаще
других, в том числе и не дополняясь другими: в общей сложности на одно
или несколько значимых социально-экономических прав указали 52%. А во-
вторых, другие права и свободы (политические и территориальные)
назывались, как правило, лишь в сочетании со свободой экономической.
Помимо возможности приватизировать квартиру, приобрести и иметь в
личной собственности жилье, среди названных социально-экономических
прав — возможность создать свое дело и вести его на свой страх и риск
(19%), право частной собственности на землю (19%) и другие средства
производства (8%), право работать в нескольких местах без разрешений с
места основной работы (15%), право самому решать, работать или не
работать (15%), право производителей самим определять объемы
производства, цены на продукцию, размеры заработной платы (12%).
Социально-политические права и свободы в общей сложности назвали
35%. Свободу выражать свои взгляды по любым вопросам, отстаивать свои
убеждения находят важной 25%, право на достоверную информацию о
состоянии дел в стране — 23%, право на забастовку, митинги, акции протеста
-11%, а право свободного вступления в разные партии, объединения, союзы
представляется значимым лишь 6%. На свободу передвижения в итоге
указали 26%. Среди них — свобода выбора места жительства и перемещений
по территории страны (21%), возможность уехать из страны и
беспрепятственно вернуться (16%), либо как то, так и другое одновременно.
Итак, хотя сельские жители придают тем или иным новым правам
существенно разную значимость, пока ни одно из них не привлекает
большинства. Многочисленным группам провозглашенные в ходе реформ
права сегодня представляются либо неважными и ненужными, либо
непонятными и далекими (“не понимаю я в этом ничего!”).
А каких прав в реальности сегодня сельским жителям недостает? Только
5% опрошенных признали, что сегодня им вполне хватает имеющихся прав и
свобод. Остальным же недостает, в первую очередь того, что они уже имели
в прежних условиях, когда преобладала свобода “административно-
командная”.
На первом месте — право на своевременность получения заработной
платы, пенсий, пособий (66%). Если пенсии в период проведения опроса
выплачивались, как правило, своевременно, то задержки с выплатой
заработной платы и детских пособий составляли в разных хозяйствах
обследованного района от полугода до 2-3 лет. Наличные деньги имелись
лишь в семьях, где были пенсионеры или работники бюджетной сферы, хотя
последние также получали зарплату несвоевременно. На втором месте —
право покупки товаров по стабильным ценам, устанавливаемым
государством (63%), а также гарантированное право на труд и отсутствие
угрозы безработицы (54% респондентов трудоспособного возраста). Среди
других утраченных прав лидируют: гарантированный государством доход,
обеспечивающий достойный уровень жизни (45%) или хотя бы прожиточный
минимум (33%), право на личную безопасность (31%) и др.
Какие же права в этих условиях являются более предпочтительными —
“административно-командные” или “рыночные, демократические”? Готовы
ли сельские жители сегодня отказаться от каких-либо новых,
провозглашенных в ходе реформ прав ради возвращения утраченных:
гарантированной занятости, относительно невысокого, но стабильного
заработка и уверенности в завтрашнем дне, какая была до реформ? И если да,
то от чего именно они готовы отказаться, а от чего нет?
Почти половина (49%) сельских жителей в настоящее время готова
отказаться от всех новых прав. Как и следовало ожидать, большую часть этой
группы (34% от общего числа опрошенных) составляют те, кого с самого
начала вполне устраивали прежние права. Новые права не были им нужны,
поэтому “отказ” от них не случаен. Остальные же представители этой группы
(15%), хотя и признают важность ряда новых прав, но на фоне утраты старых
все же предпочли бы новыми поступиться. Промежуточное положение
занимает группа выразивших готовность отказаться лишь от части, но не от
всех значимых для них прав, провозглашенных в ходе реформ (13%).
В противовес им примерно третья часть (32%) респондентов либо не
согласна отказаться ни от каких новых прав (9%), либо, хотя и готова
“принести в жертву” какие-либо права, но не те, которые для нее важны и
актуальны (23%). Иными словами, представители этой группы не хотят
отказываться от тех новых прав, которые находят важными для себя.
Остальные 7% респондентов затруднились ответить на этот вопрос,
мотивируя это либо тем, что не видят этих новых прав и свобод (“не знаю,
нет прав”, “не поймешь, от чего отказываться: сегодня говорят одно, завтра
— другое”, “не от чего отказываться-то”), либо невозможностью сделать
выбор (“ничего хорошего не было ни тогда, ни сейчас”, “разницы нет”).
От каких же важных для себя новых прав сельские жители все же были
бы готовы отказаться ради возвращения старых прав? На первом месте —
право на забастовки, митинги, акции протеста, а также право самостоятельно
выбирать, работать или не работать. Этими правами готовы поступиться
соответственно 44 и 43% тех, кто в принципе находит эти права важными. На
сегодняшний день ими воспользовались лишь 3-4% респондентов. В
условиях отсутствия выбора мест работы, удаленности от городов и других
сел, плохой транспортной доступности и т.д. опрошенные гораздо чаще
предпочитают не портить отношения с руководством, чтобы не потерять
работу (30%), чем прибегать к активным протестным действиям по
отстаиванию своих прав.
На втором месте — право приватизировать квартиру, приобрести и
иметь в личной собственности жилье (40% из числа ранее назвавших это
право важным). Многие из них, напомним, уже столкнулись с проблемой
ремонта приватизированного жилья и отстраненной позицией ранее
помогавшего стройматериалами хозяйства (предприятия). На третьем месте
— право работать в нескольких местах без разрешений с места основной
работы (38%), а также право производителей самостоятельно определять
объемы производства, цены на продукцию, размеры заработной платы (36%).
Далее идет право частной собственности на землю (31% из числа назвавших
это право важным), свобода выражать свои взгляды по любым вопросам,
отстаивать свои убеждения (29%) и право на достоверную информацию о
состоянии дел в стране (29%) и др. Примечательно, что от возможности
создать свое дело и вести его на свой страх и риск готовы отказаться только
14% тех, кому это право представляется важным.
Итак, актуальность новых прав в сравнении с “административно-
командными” оказалась еще меньше, чем первоначально заявлялось. В
результате половина сельских жителей в настоящее время отдает
“административно-командной” свободе безусловное предпочтение, 12% —
убежденные сторонники новой свободы, примерно третья часть — надеется
соединить преимущества старой и новой институционально-правовой
свободы (что-то обрести, ничего не потеряв), что, разумеется, не всегда
возможно. В ближайшее время, по-видимому, именно от этой группы будет
зависеть судьба реформ на селе: с изменением своего положения они могут
пополнить ряды как противников, так и последовательных сторонников
рынка. Достаточно многочисленные группы респондентов сегодня уже не
готовы отказаться от части провозглашенных в ходе реформ прав, даже если
пока они не смогли их реализовать. Эта группа была бы еще больше, если бы
соблюдались те из старых прав, которые, сами по себе, не противоречат
новым (в первую очередь, право на своевременную выплату заработной
платы, медицинскую помощь и др.).
Так или иначе, образ желаемой для абсолютного большинства сельского
населения институционально-правовой свободы сегодня предстает
“двуглавым”: он состоит из 1) прежней (“административно-командной”) и 2)
новой свободы, но такой, при которой предоставленное в ходе реформ
расширение свободы экономической, политической и территориальной
сочеталось бы с более сильной ролью государства (в экономике, в сфере
защиты прав и интересов как слабых, так и сильных групп и др.).