Шабанова М. Социология свободы: трансформирующееся общество
Подождите немного. Документ загружается.
Глава 8. Экономико-социологическая концепция взаимосвязи
индивидуальной свободы с независимостью и
самостоятельностью
Итак, институционализация новых прав предполагает наличие у
индивидов стремления к самостоятельным и независимым действиям и
состояниям. Это необходимое (хотя и недостаточное) условие становления
новой институционально-правовой свободы в российском обществе. И, кроме
того, только в этом случае изменения свободы на разных уровнях
(социетальном и индивидуально-групповом) будут однонаправленными.
Между тем, из предыдущих глав мы уже не раз получали сигналы о том,
что сегодня в этом отношении все не так благополучно, как представлялось
инициаторам реформ. Так, воссоздавая свои образы индивидуальной
свободы, индивиды чаще всего обходились без терминов “независимость” и
“самостоятельность”. Причем, как выяснилось при анализе социальной
стратификации в контексте свободы, это не было случайным:
самостоятельность и независимость в большинстве случаев и здесь оказались
вне области актуальной индивидуальной свободы.
Это указывает, на то, что, во-первых, в современных условиях имеется
серьезный ценностно-деятельностный барьер для институционализации
новых прав, даже тогда, когда демонстрируется лояльное к ним отношение,
во-вторых, адаптация к новым правам и тем отношениям, которые за ними
стоят, может быть вынужденной и способствовать снижению уровня
индивидуальной свободы. В связи с этим необходимо подробнее разобраться
в особенностях взаимосвязи индивидуальной свободы с независимостью и
самостоятельностью в современном российском обществе.
1. Независимость и свобода: теоретическое представление
Прежде всего заметим, что в социологическом предметном поле важным
элементом социальных отношений является не независимость, а социальная
зависимость. Ян Щепаньский в качестве лучшего называет определение
социальной зависимости, данное Чеславом Знамеровским: “Б зависит от А,
когда А имеет возможность совершить какой-то поступок, который создает
положение вещей, затрагивающее Б, причем какое-то положение вещей,
касающееся одного Б, состояние ли это тела или души этого Б. Иначе говоря,
Б зависим от А с точки зрения некоторого предмета или ценности, которые
важны для Б, но зависят от А” [Я.Щепаньский, С.103].
Здесь имеются в виду как структурно-функциональные зависимости
(появляющиеся в результате того, что А и Б действуют в рамках одной и той
же структуры, так что А в своих начинаниях должен считаться с
существованием Б, его правами и обязанностями), так и преднамеренные
зависимости (когда один субъект может непосредственно навязать другому
определенный способ поведения). Кроме того, здесь не определяется,
контактируют ли А и Б непосредственно, осознают ли они эту зависимость
или нет [Я.Щепаньский, С.102-103].
Поскольку каждый индивид в каждый момент времени включен в
сложную сеть социальных зависимостей, последние присутствуют и в так
называемых “независимых состояниях”, равно как и в “самостоятельных
действиях”. Поэтому в дальнейшем, говоря о независимости (росте
независимости), в действительности я буду иметь в виду ослабление
социальной зависимости, т.е. переход от более зависимых состояний в том
или ином конкретном отношении к менее зависимым или/и переход от менее
предпочтительной социальной зависимости к более предпочтительной (той,
которая помогает индивидам с меньшими препятствиями, усилиями,
потерями достигать действительно важные цели и ценности).
Самостоятельные социальные действия также несут в себе груз прошлых
социальных зависимостей и, кроме того, предполагают активное включение
социальных субъектов в нынешние социальные зависимости.
Как следует из исходных концептуальных положений и реализуемого
подхода, связи независимости и самостоятельности с индивидуальной
(групповой) свободой могут быть более многообразными, чем допускает
западная общественная и научная традиция. На Западе возможность “не быть
зависимым от непостоянной, неопределенной, неизвестной самовластной
воли другого человека” (Локк) — важная либеральная ценность. Поскольку
одним из базисных социальных отношений и внутренним ограничителем
возможностей административно-командной системы как раз и были
отношения господства-подчинения (или властвования), то в российских
реформах по западному образу и подобию важное место должен был занять
рост независимости от регламентирующих предписаний и произвола
государственных чиновников в разных сферах жизнедеятельности
социальных субъектов. Однако в действительности для социального
субъекта, стремящегося более полно реализовать свои жизненные цели и
ценности, рост подобной независимости не всегда является необходимым
условием (или элементом) освобождения, а рост (сохранение) зависимости —
препятствием на пути к свободе и ее отрицанием.
Независимость (как состояние субъекта, не связанного в чем-либо
значимом для себя чужой волей, обстоятельствами; отсутствие
регламентаций, запретов, принуждений со стороны властей и других
социальных субъектов, их невмешательство в значимое жизненное
пространство субъекта) может быть связана со свободой трояким образом.
1) Связь между частью целого и целым. Здесь независимость, являясь
самостоятельной и важной жизненной ценностью или целью социальных
субъектов, выступает необходимым элементом их свободы (нет
независимости — нет и свободы). В предельных случаях она не просто
составляет элемент свободы, но и покрывает, исчерпывает ее, отодвигает на
второй план все остальные проявления свободы. Связь “часть целого-целое”
имеет место в тех случаях, когда независимость от кого-либо или чего-либо
(например, от произвола властей, политического или экономического гнета и
др.) является самостоятельной жизненной ценностью или целью индивида
(группы). У него есть и другие жизненные цели и ценности, но
независимость непременно входит в число самых важных из них. Индивид
страдает из-за того, что приходится находиться в чьей-либо власти,
подчинении; испытывает неудобство от тех или иных стеснений,
ограничений, от зависимости своих действий и мыслей от чужой воли; хочет
избавиться от этой зависимости и в предельном случае — стремится сделать
это во что бы то ни стало. [“Но главное — независимость! Делать, что хочу,
жить, как хочу, никого не спрашиваясь”, Чернышевский, “Что делать?”].
2) Связь – “содействие”. Независимость есть предпосылка свободы,
необходимое условие ее увеличения (сохранения) в данных конкретных
условиях и обстоятельствах. В этом случае независимость важна не столько
сама по себе, сколько как более эффективное (по сравнению с зависимостью)
средство достижения других более важных жизненных целей и ценностей.
Иными словами, если важные для социальных субъектов цели легче
достигаются в условиях зависимости, то они могут отказаться от
независимости без особого внутреннего сопротивления и напряжения,
которое сопутствовало бы этому отказу в случае самоценности
независимости как таковой (связь 1). Как и в первом случае, здесь имеет
место положительная связь между независимостью и свободой: расширение
независимости ведет к расширению свободы. Отличие в том, что здесь
независимость либо не входит в число самых главных жизненных ценностей
индивида, либо вообще не является для него самостоятельной ценностью.
Последнее означает, что априори индивид особо не стремится к
независимости, хотя впоследствии по мере приобщения к ней, он может
начать рассматривать ее как важную жизненную ценность.
3) Связь – “ограничитель”. Независимость есть препятствие,
ограничитель свободы. Констатация этой связи, на первый взгляд, может
показаться парадоксальной. Поэтому поясню, что речь идет о случаях, когда
по разного рода причинам индивид способен преодолевать имеющиеся
препятствия и успешнее достигать действительно важные для него в данный
момент цели (а следовательно, и быть более свободным), вступая в
отношения, предполагающие более высокий уровень зависимости, а не рост
независимости от кого-либо. В таких случаях зависимость не тяготит, а даже
освобождает от беспокойства, тревог, части усилий и потерь. А если и
тяготит, то в меньшей степени, чем невозможность достичь каких-то иных
более важных жизненных целей. Иными словами, в данных жизненных
обстоятельствах независимость индивиду не нужна или нужна меньше, чем
возможность реализовать другие цели. Порой он достигает своих целей более
успешно как раз в тех условиях, которые другим кажутся неблагоприятными,
препятствующими реализации заложенных в человеке способностей,
невыносимыми или даже унизительными.
Рискну привести здесь ироничное высказывание Вильгельма Швёбеля,
которое может вызвать возмущение у некоторых “радикальных поборников
свободы”, но которое, на мой взгляд, очень точно характеризует этот вид
взаимосвязи между свободой и независимостью: “ Заботиться о том, чтобы не
только люди, но и все звери были свободными, — это гуманно и по-
человечески. И когда радикальный поборник свободы открывает клетки в
зоопарке, он, на свой взгляд, поступает совершенно правильно. Будут ли ему
за это благодарны люди и освобожденные животные, об этом поборник
свободы перед своей акцией никогда не задумывается” [В.Швёбель, С.169].
Таким образом, будем считать, что феномены свободы и независимости
могут как предполагать, так и исключать друг друга; они могут находиться и
в соотношении “часть целого-целое”. В действительности в каждый момент
времени могут иметь место все три связи: для одних социальных субъектов
независимость — самостоятельная ценность и составная часть их свободы;
для других — независимость — лишь предпосылка их свободы в данных
конкретных обстоятельствах, а для третьих — ограничитель свободы.
Со временем при определенных условиях эти связи могут перетекать
одна в другую. Так, индивид, стремившийся избавиться от той или иной
зависимости (связь 1) и добившийся этого, вдруг осознает, что в новых
условиях не может действовать в достижении жизненно важных целей столь
же успешно, как прежде. Приобретения оказываются меньше потерь;
обретенная независимость перестает казаться благом и превращается в
ограничитель свободы (связь 3). И напротив, индивид, которому
независимость первоначально казалась лишь предпосылкой свободы (связь 2)
или даже ее ограничителем (связь 3), включившись в новые отношения и
осознав их преимущества, может начать рассматривать ее как
самостоятельную ценность и необходимую часть своей свободы (связь 1).
К тому же сама по себе независимость многоаспектна, и различные ее
виды для разных индивидов и групп обладают неодинаковой значимостью, а
следовательно, по-разному влияют на динамику их свободы. Для одних, как
мы видели в главе 4, более важна независимость от регламентирующих
предписаний властей, для других — независимость от материальной нужды и
лишений, для третьих — от еще чего-либо (кого-либо) и др. Причем между
разными видами независимости может существовать как прямая, так и
обратная связь: одни группы достигают роста материальной независимости
при усилении своей независимости от регламентирующих предписаний
властей, а другие, напротив, — при ее сохранении или даже усилении.
Независимость, которая в системе жизненных целей и ценностей индивидов в
данный момент занимает более высокое место (как самостоятельная ценность
или как средство достижения более важных жизненных целей), может
достигаться ценой согласия на менее важную зависимость, особенно, если
последняя содействует реализации первой.
Таким образом, в нашем понимании термин “свобода” имеет лишь
положительный смысл, а термины “независимость” и “зависимость” — и
положительный, и отрицательный. Так что у “положительной” для индивида
зависимости те же шансы стать элементом (условием, предпосылкой)
свободы, как и у “положительной” независимости. Тезисно соотношение
между этими феноменами в нашем понимании таково:
1) свобода не ограничивается независимостью, а может включать в себя
и зависимость, если субъект придает ей положительное значение, то есть
если данному субъекту в данных условиях зависимость позволяет лучше
реализовать важные цели и ценности;
2) свобода не вбирает в себя целиком и полностью феномен
независимости, а включает в себя только ту его часть, которая имеет для
субъекта положительное значение, играет конструктивную, а не
разрушительную роль.
Аналогичным образом феномен НЕсвободы включает в себя не все
зависимости, а только те из них, которые в данных условиях данный субъект
воспринимает как нежелательные для реализации своих целей и ценностей.
Кроме того, в феномен несвободы входит не только воспринимаемая со
знаком “минус” зависимость, но и рассматриваемая с этим же знаком
НЕзависимость.
2. Самостоятельность и свобода: теоретическое
представление
Подобного рода связи с феноменом свободы характерны и для феномена
самостоятельности. Вообще говоря, термин “самостоятельность”
неоднозначный. Чаще всего им обозначается способность к независимым
суждениям, а также действия по собственной инициативе и на основе
собственных сил, без помощи других (“самостоятельный взгляд на вещи”,
“самостоятельная работа”, “самостоятельный характер”). Кроме того,
самостоятельностью именуется и состояние независимости того или иного
субъекта: “самостоятельный” — значит не находящийся в подчинении или
зависимости (“самостоятельное государство”, “самостоятельный хозяин”);
“самостоятельный” — своим трудом, деятельностью обеспечивающий себе
материальную независимость [Словарь русского языка, Т.IV, С.23]. Эти
разные значения (оттенки значений) термина “самостоятельность”, как будет
показано ниже, могут как предполагать и дополнять, так и отрицать друг
друга. Поэтому в дальнейшем я буду употреблять термин
“самостоятельность” в первом смысле (как действия по собственной
инициативе и на основе собственных сил), а за последним его значением
(которое делает акцент не на действии, а на состоянии) сохраню термин
“независимость”.
Однако и в этом смысле термин “самостоятельность” сохраняет свою
неоднозначность, ибо охватывает два различных вида активности. Действия
по собственной инициативе больше затрагивают активность на уровне
сознания, когда индивид осмысляет, взвешивает, придумывает, принимает
решение. Действия же на основе собственных сил характеризуют его
внешнюю активность: способ реализации задуманного. В реальной жизни
социальные субъекты, во-первых, различают эти аспекты самостоятельности,
а во-вторых, придают им неодинаковое значение. Так, по данным наших
обследований, 84% респондентов – жителей крупного города указали, что
сегодня чаще, чем до реформ, им приходится рассчитывать на свои силы, а
не на помощь или гарантии извне. Причем, это устраивает только каждого
четвертого представителя этой группы. В то же время по собственной
инициативе чаще стали поступать лишь 42% респондентов. Причем, это
устраивает абсолютное большинство представителей этой группы (74%).
Все виды взаимосвязей, которые были выделены в соотношении
свободы и независимости, имеют место и в ее соотношении с
самостоятельностью. То есть самостоятельность (как действия по
собственной инициативе и на основе собственных сил) может:
1) находиться со свободой в соотношении “часть-целое” — в тех
случаях, когда она является самостоятельной жизненной ценностью
социального субъекта, то есть когда она — необходимый элемент его
свободы: нет самостоятельности — нет и свободы (“Я получил свободу, или
зависимость от самого себя. И я не променяю ее ни на что”);
2) быть условием свободы — в тех жизненных обстоятельствах, когда
самостоятельность важна не сама по себе, а как “более короткий путь” к
реализации других более важных жизненных целей и ценностей социального
субъекта; если последние могут быть легче (быстрее) достигнуты в случае
отказа от самостоятельности, то индивиды пойдут на это без особого
внутреннего напряжения;
3) быть ограничителем свободы — в тех случаях, когда
самостоятельность не являясь подлинной жизненной ценностью субъекта или
уступая по своей значимости другим важным ценностям и целям, мешает
(затрудняет) их реализацию.
В самом деле, одни люди предпочитают действовать самостоятельно,
обходиться без помощи других — либо вообще (связь 1), либо в данных
конкретных обстоятельствах (связь 2), а другим, напротив, чья-то помощь
придает дополнительные силы (“именно тогда я способен на большее”). Они
достигают своих жизненных целей более успешно, отказываясь от
самостоятельности во многих сферах жизнедеятельности (связь 3). К
примеру, многие люди предпочитают такую работу, где руководитель дает
четкое задание, что и как надо сделать, а об остальном “голова не должна
болеть”. И если им объявить, что с сегодняшнего дня они должны работать
самостоятельно, по собственной инициативе и на основе собственных сил, то
они воспримут это не как освобождение, а как новые жизненные ограничения
и трудности.
Как и в случае с независимостью, в каждый данный момент свобода
включает а) не только взятую со знаком “плюс” самостоятельность, но и б)
взятую со знаком “плюс” НЕсамостоятельность, то есть такую
несамостоятельность, которая позволяет с меньшим числом препятствий
достигать важные жизненные цели и ценности и которой в этой связи субъект
придает положительное, а не отрицательное значение.
Однако тот факт, что связи независимости и самостоятельности со
свободой во многом схожи, отнюдь не означает, что в реальности они будут
однонаправленными и одинаково сильными. Различие связано прежде всего с
тем, что независимость и самостоятельность порой находятся в разных
плоскостях и пересекаются лишь частично. Увеличение независимости
(скажем, от властей) автоматически не ведет к увеличению
самостоятельности — по причинам, лежащим как на стороне индивида, так и
на стороне системы (психологические барьеры, уровень образования,
состояние здоровья, отношения в коллективе, уровень развития
производственной и социальной инфраструктуры в поселении, степень
институциональной защищенности и др.). В этих условиях возросшая
независимость может не стать “отправной точкой” для включения в
самостоятельные действия, а со временем может привести к восстановлению
прежних или обретению новых зависимостей.
Увеличение самостоятельности еще не свидетельствует об усилении
независимости от произвола властей. В современных условиях рост
самостоятельности (как действий по собственной инициативе и на основе
собственных сил) зачастую сосуществует с усилением зависимости от
властей. Нередко он происходит при усилении независимости от властей в
одном отношении, однако очень быстро приводит к росту зависимости
(правовой и неправовой) от них в других отношениях. Так что в настоящее
время решившиеся на внешне самостоятельную деятельность очень часто
попадают в не меньшую (а в ряде случаев в еще большую зависимость) от
произвола властей разного уровня, чем не решившиеся на нее.
Но даже если самостоятельность так или иначе возрастает, то это не
всегда приводит к расширению свободы, особенно, если самостоятельность
не входит в число важнейших ценностей социальных субъектов. В последнем
случае, если обстоятельства складываются так, что индивиды могут проявить
возросшую самостоятельность в более ограниченном, чем прежде,
пространстве значимых возможностей — а именно эта ситуация часто имеет
место сегодня, — уровень свободы уменьшается.
* * *
Итак, констатируем, в предложенной концепции индивидуальная
(групповая) свобода, во-первых, не ограничивается независимостью и
самостоятельностью, а может включать в себя и зависимость, и
несамостоятельность, если субъект придает им положительное значение, т.е.
если данному субъекту в данных условиях зависимость и несамостоятельность
позволяют лучше (более полно, с меньшими препятствиями и потерями)
реализовать важные цели и ценности, продвинуться (сохранить позиции) на
действительно значимых для него стратификационных осях. Во-вторых,
свобода не вбирает в себя целиком и полностью феномены независимости и
самостоятельности, а включает в себя только ту их часть, которая имеет для
субъекта положительное, а не отрицательное значение, играет
конструктивную, а не разрушительную роль.
3. Свобода—независимость—самостоятельность
современные взаимосвязи
Как показали эмпирические исследования, сегодня необходимым
элементом свободы (связь 1) или ее условием (связь 2) в большинстве
случаев выступает независимость материальная (по разным типам поселений
63-77%). Ухудшение позиций большинства индивидов именно на
материальной оси сыграло решающую роль в снижении уровня их свободы в
важных для них сферах жизнедеятельности. О величине этого “падения”
свидетельствует тот факт, что для абсолютного большинства сельского
населения (68%) главное сегодня — выживание, они с трудом удовлетворяют
даже минимальные потребности, и им пока далеко даже до того
относительно низкого жизненного уровня, какой был у них до реформ. В
крупном городе эта группа также многочисленна — 48%.
Что касается независимости от властей и возможности включиться в
самостоятельные социальные действия (как стержневых аспектов
экономических и политических преобразований), то пока в большинстве
случаев они лежат за пределами области актуальной индивидуальной
свободы. Напомню, возможность быть самостоятельным, рассчитывать на
свои силы и инициативу, быть хозяином судьбы среди важнейших назвали
лишь 36% респондентов, а возможность противодействовать несправедливым
действиям руководства вообще оказалась на предпоследнем месте, набрав
всего 9% голосов. Примечательно, что в сельской местности наблюдалась
аналогичная картина (33 и 6% соответственно). В открытых описаниях
свободного человека, как мы ранее уже убедились, феномены
“самостоятельность”, “выбор”, “независимость” присутствуют лишь у 20%
респондентов, а сами термины встречаются еще реже – у 15%.
Отчасти за этим скрывается феномен отложенного спроса на подобные
действия и состояния (ибо “права человека немногого стоят, если они не
подкреплены минимальным уровнем благосостояния” [Й. Элстер, С.6]). Но
только отчасти. Как показало обследование, в настоящее время в
большинстве случаев самостоятельность и независимость вообще не
связываются с индивидуальной свободой. Так, только 30% горожан
трудоспособного возраста считают, что “свободный человек тот, кто
действует исключительно по своей инициативе и на основе собственных
сил”. Гораздо больше (55%) тех, кто придерживается иного мнения:
“Свободный человек тот, кто сам решает, как ему действовать – по своей
инициативе или нет, на основе собственных сил или нет”. Иными словами, в
современных условиях многие индивиды могут ощущать себя вполне
свободными, даже если будут действовать несамостоятельно, но при
условии, если этот выбор они сделают сами. И если включение в эти
несамостоятельные действия позволит им с меньшим числом препятствий
(усилий, затрат) достичь (реализовать) действительно важные в данный
момент жизненные цели (ценности), то при прочих равных условиях уровень
их индивидуальной свободы повысится.
В настоящее время нет единого мнения и о взаимосвязи индивидуальной
свободы с независимостью от властей. Только 31% респондентов указали,
что не смогли бы чувствовать себя более или менее свободными, испытывая
зависимость от произвольных постановлений и разрешений властных
чиновников. Больше (43%) число тех, кто полагают, что “можно быть более
свободным, находясь в зависимости от чиновников, чем будучи брошенным
государством на произвол судьбы”. Среди самых важных жизненных
возможностей противодействие несправедливым действиям руководства,
независимость от произвольных ограничений и разрешений властей сегодня
называют лишь 4-6% респондентов — жителей сел и небольших городов и
9% жителей крупного города российской провинции. Следовательно, в
современных условиях сам по себе рост независимости от властей
воспринимается составной частью свободы (освобождения) совсем
немногими. И это несмотря на то, что большинство респондентов сегодня
осознают, что их зависимость от произвольных разрешений и ограничений
властей разного уровня велика (“Что хотят, то и делают”), характер этой
зависимости мало кого устраивает, а сами они (77-78%) не оказывают
никакого влияния на то, что делают власти (центральные или местные).
Почему же то меньшинство, которое не может чувствовать себя
свободным в условиях произвола властей, тем не менее, не включает в поле
актуальной индивидуальной свободы освобождение от этой зависимости,
возможность сопротивления их неправомерным действиям?
Причин тому несколько. Первая — небезопасность и
бесперспективность противодействия неправедным действиям властей. Так,
за последние 3-4 года 89% респондентов — жителей крупного города
сталкивались с нарушением своих законных прав со стороны властей разных
уровней. Однако почти ? респондентов уверены в том, что если их права
нарушает человек, у которого больше власти (чем у них), то отстаивание этих
прав еще более ухудшит их положение. Не случайно почти половина
работников указали, что за годы реформ их зависимость от руководителя
предприятия (фирмы, организации), где они работают, еще более возросла
(причем 85% из их числа это не устраивает); 41% указали на рост своей
зависимости от политики властей, центральных и местных (92% это не
устраивает). На снижение зависимости от руководителей предприятий
указали лишь 10% горожан трудоспособного возраста; от политики властей –
13%.
В этих условиях большие группы населения (в сельской местности, по
крайней мере, 30% работающего населения, в городе — 21%), не имея
выбора и правовой защиты предпочитают не портить отношений с
руководством, чтобы не потерять работу, а не отстаивать свои права:
“сегодня ты их критикуешь – завтра они тебя уволят”, “пришлось стать менее
искренней, приспосабливаться к начальству” и др. Приспосабливаясь к
задаваемым властями моделям взаимоотношений, они с меньшими
препятствиями сегодня достигают более значимые (чем независимость от
всевластных чиновников) жизненные цели и ценности.
Сказывается и опыт дореформенной жизни, который свидетельствует о
том, что от властей исходили не только беды, но и блага. Приход нового
руководителя, способного перетягивать дефицитные ресурсы в свое
поселение, на свое предприятие, мог существенно изменить условия
жизнедеятельности в них, а личная расположенность руководителя к тому
или иному человеку служила залогом сохранения (улучшения) значимых для
последнего социальных позиций. Так что и поныне у массовых социальных
групп еще сильна надежда на приход “хороших” правителей, которые
“управляли бы ими для них, а не против них”.
Однако те, кто и сегодня, несмотря ни на что, включает в поле своей
индивидуальной свободы возможность противостоять несправедливым
действиям руководства, в большинстве случае (65%) указали на ухудшение
своих возможностей в этом отношении (против 12% улучшивших эти
возможности). Так что совокупный “вклад” динамики “положительной”
независимости в динамику индивидуальной свободы в современных
условиях, во-первых, небольшой, а во-вторых, преимущественно
отрицательный.
Динамика индивидуальной свободы, самостоятельности и
независимости — это, по существу, разные процессы, со своими
закономерностями, ограничителями и благоприятствующими факторами. А
потому целесообразно отделять самостоятельные социальные действия от
социальных действий, способствующих увеличению (сохранению)
индивидуальной свободы. Степень включения населения в самостоятельные
социальные действия, без опоры на помощь властей, уже сейчас велика. Так,
84% горожан трудоспособного возраста признали, что сегодня чаще, чем до
реформ, им приходится рассчитывать на свои силы, а не помощь или
гарантии извне; совсем немногим справляться с имеющимися трудностями
помогают центральные или местные органы власти (1 и 1% соответственно)
или руководители предприятия (3%). . Но этот рост самостоятельности в
большинстве случаев пока не привел к увеличению индивидуальной свободы,
являясь в большинстве случаев не добровольным, а вынужденным (57 против
25%).
Гораздо более тесные положительные связи существуют между
индивидуальной свободой и той составляющей самостоятельности, которая
касается действий по собственной инициативе. Возросшие возможности в
этом отношении (на них сослались 42% горожан) гораздо чаще оцениваются
положительно, чем отрицательно (74 против 17%). А сокращение
возможностей действовать по своей инициативе (их отметили 24%
респондентов) в большинстве случаев оценивалось отрицательно (84%). Так
что действия по собственной инициативе сегодня в большей степени