Севостьянов Г.Н. История США Том 4

Подождите немного. Документ загружается.

614

III. НАУКА И КУЛЬТУРА

ЛИТЕРАТУРА И ИСКУССТВО

615

драматургов Соединенных Штатов. Однако определенное единство иx

творческой позиции, зафиксированное уникальным историческим момен-

том конца предыдущего десятилетия, подверглось вскоре действию раз-

рушительных сил, среди которых следует назвать глубокий кризис поли-

тических взглядов ряда примыкавших в прошлом к левым течениям

писателей, а также обострившееся противоборство художественно-идеоло-

гпческих тенденций.

Примером стремительного творческого упадка вследствие утраты веры

в передовые общественные идеалы явилась эволюция Дж. Дос Пассоса

Автор трилогии «США», новаторски раздвинувший пределы художествен-

ных возможностей реалистического метода, в считанные годы превратил-

ся в типичного буржуазного беллетриста. По сравнению с идейной несо-

стоятельностью Дос Пассоса снижение критического накала в книгах

Э. Колдуэлла было обусловлено не столько политическими, сколько эсте-

тическими причинами. Испытывая влияние натуралистической традиции

писатель в книгах 40-х—начала 50-х годов зачастую отказывался от глу-

бокой художественной интерпретации, предпочтя фактографию и порой

откровенно фарсовую трактовку социальным обобщениям.

В целом, однако, можно говорить об определенной устойчивости соци-

ально-критических тенденций в первые послевоенные годы. Так, нападки

реакционной критики на посмертно изданные романы Т. Драйзера

«Оплот» (1946) и «Стоик» (1947) не смогли поколебать престиж этого

ведущего представителя реалистической литературы США. Новая амери-

канская действительность оставалась средоточием острейших социальных

и идейных конфликтов. Проявление важнейшего свойства литературы

критического реализма — сосредоточенности на «болевых точках» нацио-

нального сознания и социальных отношений — можно было обнаружить

в романах С. Льюиса «Кингсблад, потомок королей» (1947), Дж. Г. Коз-

зенса «Страж чести» (1948), У. Фолкнера «Осквернитель праха» (1948).

Последняя книга особенно важна в контексте общей эволюции писателя,

новые произведения которого, ведя счет потрясениям, бесповоротно унич-

тожившим социально-психологическое равновесие в буржуазном обществе,

в то же время раскрывали и ресурсы человеческого духа, все дальше раз-

двигая границы его возможностей к сопротивлению.

Склонность к морализированию, зачастую ощутимому у Фолкнера,

равно как и подчеркнутая публицистичность, подчас плакатность рома-

на С. Льюиса указывали на известную дифференциацию с конца 30-х го-

дов идейно-эстетических принципов критического реализма. Вместе с тем

продолжала существовать и его основная форма — масштабный социаль-но-

пспхологический роман, претендующий на философское осмысление

широкой совокупности современных общественных отношений. Черты

этой типологической общности особенно зримы в романах Дж. Стейнбека

«Заблудившийся автобус» (1947) и Р. П. Уоррена «Вся королевская

рать» (1946).

В отличие от потрясших всю Америку «Гроздьев гнева» книга Стейн-

бека не строилась вокруг публицистически острой социальной коллизии.

Однако объект социальной сатиры в «Заблудившемся автобусе» был дo-

стоин критики. Едва ли не первым из писателей США автор романa

усмотрел возникновение на горизонтах нации «массифицированного об-

щества», распространение обезличивающего стандарта. Альтернативoй

ему, по мнению Стейнбека, являлось возвышенное мировосприятие рабo-

«его человека Хуана Чикоя. Преемственность основных черт социально-

критического подхода сочеталась у Стейнбека с обогащением реализма

некоторыми дополнительными оттенками, продиктованными меняющейся

социально-психологической действительностью.

Еще более рельефное отражение этот процесс получил в романе

Уоррена. Многослойность, многозначимость поступка, ситуации, общего

хода событий — таков стержень уорреновского мироощущения, получаю-

щего конкретное выражение в попытках центрального героя романа «Вся

королевская рать» журналиста Вердена яснее представить себе жизнен-

ный путь губернатора Вилли Старка и значение его карьеры для пости-

жения смысла современной истории. Философская насыщенность романа

Уоррена свидетельствовала о дальнейшем развитии в США литературы

критического реализма. Сердцевину ее по-прежнему составлял социаль-

ный анализ человеческих судеб в контексте доминирующих общественно-

политических тенденций. Вместе с тем проявившийся во «Всей королев-

ской рати» тезис известной относительности добра и зла, настойчивая

перекличка политического конфликта с конфликтом в сфере морали,

скептицизм в отношении жестких, нормативных оценок — все это указы-

вало на возникновение в послевоенной литературе новых веяний.

В 40-е годы борьба между реализмом и натурализмом отличалась

особым упорством, а их взаимодействие принимало сложные формы.

При воспроизведении совокупности жизненных явлений художник-реа-

лист рисует картину сцепления основных сил, формирующих облик дей-

ствительности, с учетом важной роли личностного начала. Натурализм

же, напротив, полностью равняется на философию жесткого социально-

биологического детерминизма. В этом ключе были выдержаны некоторые

ранние драмы Т. Уильямса, романы Н. Олгрена «Человек с золотой ру-

кой» (1949), «Прогулка по джунглям» (1956), где нашла отражение одна

из особенностей позитивистского канона — неверие в возможность пере-

стройки человеческой психологии под воздействием передовых обществен-

ных идеалов, конкретного положительного примера.

Соблазн подчинить поведение героя незамысловатым социологическим

формулам и вульгарно биологическим концепциям, отрицающим наличие

У «простого человека» развитого аналитического сознания и восстающей

против «пресса обстоятельств» воли, существовал и для многих писате-

лей, откликнувшихся на только что завершившуюся вторую мировую

войну. Однако в лучших произведениях писателей этой группы — рома-

нах «Нагие и мертвые» Н. Мейлера (1948) и «Отныне и во веки веков»

Дж. Джонса (1951) — рудименты натуралистических воззрений отступа-

ли далеко на задний план перед глубоко дифференцированной картиной

существенных жизненных связей. Убежденный антифашизм сочетался

здесь со стремлением к социально-классовому анализу противоречий

американского общества, и это особенно тесно сближало книги Мейлера

и Джонса с ведущей тональностью «гневного десятилетия».

Не только антивоенный, но и, по сути, антибуржуазный пафос про-

изведений Мейлера и Джонса был сродни позиции многих прозаиков,

выступивших с произведениями, пронизанными антимаккартистским

протестом. Речь идет о романах весьма разнохарактерных в плане идей-

ных воззрений их авторов. Среди них были и несгибаемые поборники со-

циалистических взглядов, и типичные либералы, и люди колеблющиеся,

лишь на время примкнувшие к прогрессивному лагерю.

Рубеж 40—50-х годов зафиксировал известный подъем литератуpы

вдохновлявшейся передовыми идеалами, посвященной, по

выражению критика-марксиста Ч. Гумбольдта, «делу рабочего класса и его

грядущей победе» 4. Большинство произведений этого направления было

обращено к изображению действительности недавнего прошлого,

отмеченного осо-бьш накалом классовых битв («Большая Среднезападная»

А. Сакстона «Железный город» Л. Брауна, «Долина в огне» Ф.

Боноски и др.). Вскоре ведущей темой писателей этой ориентации сделался

протест против подавления маккартистами гражданских прав личности,

который они разделяли со многими представителями демократической

интеллигенции Значительное число произведений, выполненных в этом

ключе, составляли романы о политических преследованиях, стилизованные

под фактографическую литературу («Вашингтонская история» Дж. Дайса,

«Да поможет мне бог» Ф. Джексона, «Уцелевший» К. Марзани). Более

сложную структуру имели книги, продолжавшие традиции «романа

воспитания» («Исступление Оуэна Мюира» Р. Ларднера-младшего,

«Антиамериканцы» А. Бесси); в своеобразный жанр социального «романа об

ученых» сложились произведения М. Уилсона..

Активная борьба с реакцией способствовала достижению определенной

внутренней близости писателей, придерживавшихся в целом различных

философских и политических убеждений. В то же время крутой

идеологический водораздел пролегал между ранними работами Mi.

Маккарти и романом Л. Триллинга «Середина путешествия» (1947), с одной

стороны, и произведениями тех прозаиков и драматургов критического

реализма, которые при всей порой непоследовательности своих убеждений

мужественно отвергли посягательства на свободомыслие, широко

практиковавшиеся реакционерами под флагом антикоммунизма.

В романе М. Маккарти «Рощи Академии» (1952) изгнание объявленного

«красным» Генри Малколи из колледжа, где тот преподавал, отнюдь не

вызывало у писательницы чувства негодования; объектами ее сверх-

утонченной иронии служили выразители всех политических верований.

Совершенно иную трактовку получал аналогичный конфликт в романе М.

Додд «Под лучом прожектора» (1954). Увольнение из университета

профессора Майнота, поборника идеалов просвещения и гуманности, не

оставляет его коллег равнодушными. С отказом подчиниться процедуре

«проверок на лояльность» выступают люди разных поколений,

принадлежащие к различным социальным слоям. Совместный отпор

вылазкам реакции делает прочнее, по мысли Додд, связь интеллигенции с

народом, с «глубокими корнями» демократической традиции в

Соединенных Штатах.

Готовность к выступлению против «фантомов маккартизма» соxраня-,

лась в американской литературе и после бесславного ухода сенатора от

штата Висконсин с политической арены. На протяжении всех 50-х годов

антимаккартистский пафос способствовал известной внутренней близости

писателей, подчас весьма чуждых друг другу по своим эстетический

принципам и философским убеждениям. Так, в написанном целиком в

колеблющихся тонах, характерных для стилистики «субъективном прoзы», и

пронизанном философией стоицизма романе Б. Маламуда «Новая

4Masses and Mainstreem, 1953, Dec, p. 53.

жизнь» (1961) критика не без основания распознала «отголоски гневных

пролетарских пророков — героев прозы красного десятилетия»

B романах «Берег варварства» (1951) и «Олений парк» (1955)

H. Мейлеру удалось с. немалым художественным эффектом воплотить

антимаккартистскую тему. В первом, поднимаясь над свойственными

eмy одно время иллюзиями леваческого радикализма, писатель стремился

вникнуть в перемены в интеллектуальной жизни страны, чутко отзы-

вался на перепады и парадоксы идейно-политической борьбы. В характе-

рах книги Мейлера можно видеть своевременно взятые из действительно-

сти типы «раскаявшегося бунтаря», агента правительственной охранки,

молодого художника на идеологическом распутье. Подчеркнуто публици-

стичная, перенасыщенная политическими диспутами, не чуждая аллего-

ричности стилистика «Берега варварства» позволила выделить ряд акту-

альных проблем, но в то же время отрицательно сказалась на его худо-

жественности. На более прочной реалистической основе зиждился «Оле-

ний парк», по праву занявший место среди особенно бескомпромиссных

и ярких антимаккартистских произведений.

Непосредственное воздействие социально-критического пафоса 30-х го-

дов особенно явно ощущалось на раннем этапе послевоенной духовной

истории Соединенных Штатов. Эти традиции играли значительную роль и

в 60-е, и в 70-е годы. В промежутке же литература США испытала ряд

метаморфоз, пройдя через горнило влияний со стороны различных мод-

ных эстетических и философских поветрий. Художественный поиск суще-

ственных сторон и связей действительности происходил в это время через

преимущественное обращение к внутреннему миру личности, ее морально-

психологическим проблемам, неразрывно, хотя и опосредованно свя-

занным с общим социально-историческим колоритом и духом эпохи.

Преобладание в литературе 50-х годов субъективных, лирических ин-

тонаций, вызвавшее в американской критике далеко идущие выводы о

«великом послевоенном сдвиге от социологии к психологии, от общест-

венного к частному»

, было не в последнюю очередь связано с наступле-

нием политической реакции, с распространением конформистских на-

строений. Широко распространившаяся в США апологетика буржуазного

общества вызывала, однако, различные формы ее художественного не- ,

приятия —от увлечения притчеобразными мотивами («Старик и море»

Э. Хемингуэя, «К востоку от рая» Дж. Стейнбека, «Пистолет» Дж. Джон-

ca) до мизантропической отъединенности от жизни у прозаиков экзистен-

циалистского направления («Человек-невидимка» Р. Эллисона).

Влияние конформизма нередко сказывалось и в нечеткости идейной

позиции ряда писателей, что снижало меру реализма их произведений.

Сравнительно с романами 40-х годов ослаблением социально-критическо-

го потенциала был отмечен роман С. Беллоу «Приключения Оги Марча»

(1953), известная идилличность коснулась страниц «Семейной хроники

Yoпшотов» Дж. Чивера (1957). В то же время —и это необходимо под

чepкнуть — давление конформизма на духовную жизнь США не смогло

cколько-нибудь глубоко проникнуть в собственно эстетические «недра»

pеалистической прозы. Умиротворяющие, эскапистские настроения при-

глушили в ряде случаев разоблачительный, критический пафос творчест-

5 Recent American Fiction. Some Critical Views/Ed, by J. Waldmeir. Boston; Houghton, 1963, p.

212. 6 Lowley M. The Literary Situation. N. Y., 1954, p. 83.

618

III. НАУКА И КУЛЬТУРА

ЛИТЕРАТУРА И ИСКУССТВО

619

ва некоторых крупных писателей, преимущественно старшего поколения

однако нормативность взглядов, свойственная правоверным и последовa-

тельным конформистам вроде Г. Вука или К. Хаули, была столь банадь

ной и маловдохновляющей, что под ее знамена не встал, по сути, ни один

из крупных прозаиков-реалистов.

Вместе с тем перестройка художествепно-мировоззренческой структу-

ры значительной части литературы США оказалась весьма основатель-

ной. Критический реализм искал новых путей, новых эстетических реше-

ний для своего выражения. Не отказываясь от острой критики, обличая

и осуждая жажду наживы, социальное неравенство, эгоизм и душевную

слепоту, приверженцы гуманистических воззрений не теряли веры в бу-

дущее и не отворачивались от современности. «Долг поэта, писателя...

его привилегия состоит в том, чтобы, возвышая человеческие сердца, воз-

рождая в них мужество и честь, и надежду, и гордость, и сострадание,

и жалость, и жертвенность, которые составляли славу человека в прош-

лом, помочь ему выстоять»,— говорил У. Фолкнер в речи при получении

Нобелевской премии (1950)

Как следствие отмеченных перемен на протяжении 50-х годов худо-

жественная проза США во многом изменила свои очертания. На смену

последовательности рассказа пришла сдвинутость, разорванность компо-

зиции. Четкость точки зрения автора, в социально-эпическом повествова-

нии как бы стоящего за кулисами действия, сменялась либо своеобраз-

ной многофокусностью изображения, либо его откровенной субъективиза-

цией. Сосредоточенность на духовном мире героя не была, однако,

тождественна состоянию «асоциальной и аполитичной отрешенности»,

как об этом поверхностно судили многие буржуазные литературоведы. Не

подмена социального сугубо индивидуальным (и, стало быть, поневоле

случайным, непоказательным), а стремление подойти к оценке обществен-

ных перспектив через детально, с учетом противоречий человеческой пси-

хики проанализированные «частные судьбы» белых и черных американ-

цев — вот в чем проявился художественный акцент новой фазы развития

литературы Соединенных Штатов.

Наиболее активно эту модель художественного отношения к действи-

тельности отстаивали калифорнийские битники, которые противопостави-

ли себя литературе конформизма. Но вклад битников в художественную

прозу практически исчерпывался творчеством Дж. Керуака, включая по-

весть «На дороге» (1955) и некоторые другие, менее значительные произ-

ведения. Ополчаясь против буржуазного общества, герои Керуака, по

сути, объявляли войну всякой морали уже хотя бы потому, что она на-

кладывает «оковы обязательств» на «живущих лишь однажды» индиви-

дуумов. Анархизм «неприкаянных душ» был прежде всего следствием иx

растерянности перед кажущейся монолитностью и неприступностью бa-

стионов капиталистического строя. К тому же аналитическое началo y

Керуака отличалось крайней неразвитостью; его подменял нервический

эмоциональный порыв, апелляция к неразвитому «молодежному» co-

знанию.

Творчество битников, прозаиков и поэтов со свойственными им анap-

хичностью, недоверием к разуму и мистифицированным преломлением

социально-психологических факторов принадлежит к модернистскомy нa-

7 Писатели США о литературе: В 2-х т. М., 1982, т. 2, с. 192.

правлению в послевоенной литературе Соединенных Штатов. Вместе с

тем их «бунт» заострил внимание на весьма схожих по эмоциональной

окраске, выдержанных зачастую в том же субъективизированном, лирич-

ном, «центростремительном» ключе, но более глубоких и содержательных

литературных явлениях.

В противоположность писателям, захваченным поветрием конформиз-

ма, многие дебютанты конца 40-х—50-х годов пытались обосновать мо-

ральную позицию, оппозиционную нормам и обычаям буржуазного миро- ;

порядка. Особенно показательными для данного направления можно

считать такие произведения, как повесть Т. Капоте «Голоса травы»

(1951), роман Дж. Д. Сэлинджера «Над пропастью во ржи» (1951).

Явная «центростремительность» и даже камерность книги Сэлинджера,

рисовавшей отдельные фрагменты современной американской действи-

тельности в преломлении через психику неврастеничного подростка, от-

нюдь не препятствовала выдвижению общественных проблем весьма ак-

туального свойства. Нервический монолог Холдена Колфилда был обра-

щен против многих негативных черт американского уклада: самодоволь-

ства, лицемерия, душевной черствости. Использование же Сэлинджером

таких характерных для «субъективной прозы» изобразительных средств,

как лирическая недоговоренность, ирония, эмоциональный подтекст, при-

давало исповедальной форме романа особую выразительность.

Идея защиты и морального возвышения личности, получившая худо-

жественное обоснование в прозе Сэлинджера, владела и другими «моло-

дыми прозаиками» — Дж. Болдуином («Иди, вещай с горы», 1953),

У. Стайроном («Сникаю во мраке», 1951), Б. Маламудом («Помощник»,

1957). Не затушевывая трудностей, сопровождающих жизнь при капита-

лизме, эти писатели не имели ничего общего с банальностью утешитель-

ной конформистской беллетристики. Мотив сочувствия к человеку прони-

кал одно время и в творчество С. Беллоу. Его роман «Герзаг» (1964)

не в меньшей степени отвечал принципам «центростремительной» поэти-

ки, нежели «Над пропастью во ржи» Сэлинджера.

Перемены в общественно-политической обстановке в США на рубеже

50—60-х годов не прошли бесследно для литературного творчества. Логика

его развития была такова, что морально-эмоциональная субъективность

все чаще отступала на задний план перед потребностью в более

непосредственном отображении социального бытия современных амери-

канцев. Показательной явилась эволюция ранних произведений Дж. Ап-

дайка. Если его «Ярмарка в богадельне» (1959) содержала многие харак-

терные черты «центростремительной» структуры, включая локальность

сюжета, тонкий психологизм и стилистическое благозвучие, то в романе

«Кролик, беги» (1960) социальная тема проявилась уже гораздо отчетли-

вее. Психологическая коллизия центрального персонажа, обыкновенного

рабочего парня, умело транспонировалась прозаиком в тему смутного не-

довольства и тревоги — состояния, владеющего всей «средней Америкой».

Роман Апдайка был примечателен и с точки зрения возникавшего в нем

своего рода равновесия между элементами субъективно-романтической

поэтики и привлечением более «традиционных», объективизированных

форм изображения, насыщением психологической по преимуществу про-

зы актуальным общественным содержанием.

«Центростремительная» модель, занявшая столь видное место в рома-

не США 50-х — начала 60-х годов и принимавшая порой (например,

620

III. НАУКА И КУЛЬТУРА

ЛИТЕРАТУРА И ИСКУССТВО

621

Б «Герзаге» Беллоу) форму своего рода «субъективной эпопеи», не сво-

дилась лишь к набору некоторых формообразующих признаков. Лежа-

щие в ее основе индивидуализация мировосприятия, тенденция к созда-

нию личностных миров, ставка на самораскрытие героя заметно обогащали

художественную выразительность американского романа. Но, с другой

стороны, ощущалась и угроза отрыва автора и его героев от живой дей-

ствительности, их идейной дезориентации под воздействием теорий, фаль-

сифицирующих подлинные закономерности общественного развития.

В рамках художественного произведения сам феномен «отчуждения» лич-

ности от буржуазного общества, находившийся в послевоенные годы в

центре оживленных дебатов, поддавался двоякой трактовке. Он мог либо

считаться следствием господствующих в странах капиталистического За-

пада антигуманных отношений, либо выступать в метафизически зашиф-

рованном иррациональном обличье. В последнем случае на роль монопо-

листа в его истолковании в течение довольно длительного времени пре-

тендовала экзистенциалистская философия.

Необходимо подчеркнуть, что в восприятии литературных кругов

США «философия существования» чаще всего не вырисовывалась строго

упорядоченной системой, а была равнозначна умонастроению, проник-

нутому острым ощущением безысходного трагизма. Чувством безысход-

ности в значительной мере определялось идейное звучание написанных

еще в 40-е — начале 60-х годов произведений Р. Райта, П. Боулса. ран-

них пьес Т. Уильямса и романов С. Беллоу. Соприкасающиеся во мно-

гих отношениях с натуралистической доктриной, эти взгляды постепен-

но, однако, утрачивали свою популярность по мере накопления амери-

канской литературой опыта гуманистической одухотворенности.

На рубеже 50—60-х годов экзистенциализм наложил явный отпечаток

на произведения таких крупных прозаиков, как У. Стайрон, Дж. Болду-

ин, Н. Мейлер. Вместе с тем реалистическая основа их художественного

видения, стремление к отражению жизни в ее целостности и динамике раз-

вития, к познанию ее «внутреннего механизма» ограничивали сферу

проявления экзистенциалистских концепций. Диалектика диспута между

«Бытием» и «Ничто» преломлялась в их книгах в сложном переплетении

жизнеподобных и нормативистских мотивов. При том, что эти противо-

речия достигали чрезвычайной остроты, «равнодействующая» возникав-

шего идейно-эстетического противоборства в конечном счете чаще всего

склонялась к возобладанию реализма над умозрительной схематикой.

С особой силой художественной экспрессии освобождение от экзистен-

циалистских догм отразилось в романе Н. Мейлера «Американская меч-

та» (1965), где в образе нью-йоркского интеллектуала писатель поста-

рался воплотить свой доведенный до крайности, почти до абсурда про-

тест против медленного угасания человека в буржуазном обществe.

В движении сюжета «Американская мечта» и в психологии ее героя

было немало шокирующего, несуразного, что не изымало, однако, произ-

ведение из сферы реалистической эстетики. Эта принадлежность вытекала

прежде всего из социальной обусловленности поступков Стивена Род-жека,

в котором следовало видеть не обуреваемого экзистенциалистскими

комплексами патологического маньяка, а носителя столь типичного для

реалистической традиции конфликта между личностью и обществом-

Преодоление соблазна экзистенциалистских истолкований служилo еще

одним знаком неудовлетворенности субъективно-лирическим вариая-

том художественного выражения. Уклон в индивидуалистическую замк-

нутость было трудно совместить с нараставшей в США под влиянием

обострившихся общественных противоречий социальностью писательско-

го поиска. С начала 60-х годов не сразу, но неуклонно происходит

укрепление эпического начала, возрождается активная роль автора,

имеет место широкая дифференциация жанровых форм, повышается

удельный вес документа. Многогранность литературного процесса, про-

должающаяся идейно-эстетическая борьба реализма с модернизмом и

другими антиреалистическими течениями лишь подчеркивала главную

особенность литературного процесса в США в современную эпоху —его

тесное сцепление с общественно-политическим и духовным содержанием

национальной жизни.

Переход от преимущественно субъективной поэтики к испытанным

принципам социально-аналитического художественного исследования

сопровождался резким подъемом критических настроений. Провозвест-

ником грядущих изменений явился ряд произведений известных писате-

лей: «Особняк» Фолкнера (1959), «Зима тревоги нашей» Стейнбека

(1961), «Ближе к дому» Колдуэлла (1962), «Часы без стрелок»

К. Мак-Каллерс (1961). Углублявшие традицию социально-психологиче-

ского жанра книги Фолкнера и Стейнбека достойно увенчали долгую

творческую карьеру их авторов; романы же Колдуэлла и Мак-Каллерс

послужили как бы сигналом к активной разработке негритянской темы

под новым, более критичным, чем в прошлом, углом зрения. Однако

лишь с выходом в свет романа У. Стайрона «Признания Ната Тернера»

(1967) проблема «негритянской революции», ее истоков и перспектив

получила в литературе США художественно-философское истолкование.

В «критическое десятилетие» 60-х годов в художественной прозе и

(в меньшей, впрочем, степени) в драматургии далеко на задний план

отступала метафизическо-экзистенциалистская, а также фрейдистская

проблематика, еще недавно занимавшая воображение многих писателей.

Для ответа на жгучие вопросы современности творческая мысль все

настойчивее обращалась к опыту критического реализма первой полови-

ны XX в. Вместе с прозаиками старшего поколения благотворное влия-

ние реалистических традиций испытала группа литературной молоде-

жи- Ф. Рот, Р. Прайс, X. Ли, Дж. К. Оутс.

Вслед за повестью «Прощай, Колумбус» (1959), выдержанной в духе

критики буржуазного мира с эстетических и этических позиций, Ф. Рот

опубликовал роман «Она была такая хорошая» (1967) — взволнованное

повествование о драматизме бытия «обыкновенных американцев», созна-

тельно нацеленное на продолжение традиций Драйзера и С. Льюиса.

Eдва ли не впервые за долгое время объектом изображения становилась

трудовая, демократическая среда провинциальной Америки. Как было

показано в романе, внешняя благопристойность мелкобуржуазного укла-

да. распространившегося в послевоенные годы на образ жизни миллио-

нов, не в состоянии заслонить собой зловещих контуров новых «амери-

канских трагедий». Одна из психологических коллизий, вытекающих из

пороков социального уклада,— разрыв между идеальным представлени-

eм о назначении человека и неприглядной житейской прозой — составля-

ла скрытую пружину развития действия.

Подчинение психологического анализа задачам социального исследо-

вания происходило и в ранних романах Оутс «Сад радостей земных»

622

III. НАУКА И КУЛЬТУРА

ЛИТЕРАТУРА И ИСКУССТВО

623

(1967) и «Их жизни» (1969), обнаруживших самую тесную связь идейно-

художественным опытом 30-х годов. Отмеченный широким эпи-ческим

размахом, «Сад радостей земных» охватывал несколько десятилетий

недавней истории Соединенных Штатов, и на его образном строе явственно

сказалось влияние классиков социального романа межвоенной эпохи.

Подлинный художественный эффект возникал у Оутс прежде все- го там,

где писательница касалась неизменно актуальной темы лишений

простого народа в условиях экономических неурядиц. Негодующее эхо

классической социальной прозы было слышно и в романе «Их жиз ни»

— одном из самых ярких произведений критического реализма в

послевоенной американской прозе. Ни до, ни после работы над этой книгой

Оутс не удавалось столь органично слить в единое целое две стороны

своей творческой самобытности — увлеченность проблемой социально-

исторических судеб Соединенных Штатов и обостренный интерес к па-

радоксам, тайнам и «потемкам» человеческой психики.

Выросшим во времена высокой экономической конъюнктуры героям

романа суждено оставаться на дне жизни в силу неизлечимой болезни

духа, поразившей послевоенную Америку,— такова концепция произве-

дения Оутс. На рубеже 50—60-х годов книги писателей старшего поко-

ления указывали на отдельные симптомы этого недуга. В конце же де-

сятилетия углубление общественно-политического кризиса позволило

критическим реалистам выступить с более фундаментальными обобще-

ниями.

Литературный отклик на кризисные тенденции, накапливавшиеся в

различных сферах американской жизни и столь бурно проявившиеся на

рубеже 60—70-х годов, получил разнообразное художественное выраже-

ние, не сводимое только к эстетике реализма. Тотальный отказ от бур-

жуазной цивилизации декларировала и модернистская школа «черного

юмора», выдвинувшая в корне отличную от реалистической идейно-эсте-

тическую систему. Превознося этот вариант литературы абсурда, амери-

канская критика (например, редактор влиятельного ежеквартальника

«Партизан ревью» У. Филлипс) утверждала, что «в наши дни буквально

все приобретает приставку „анти": антивещество, антимораль, антиидео-

логия, антиискусство»

. Жизнь в послевоенной Америке, полагали «чер-

ные юмористы», мерзостна и бессмысленна, и совладать с ее хаотично-

стью можно лишь посредством комического гротеска, с помощью несураз-

ности, возведенной в эстетическую категорию. В развитие этого тезиса в

книгах Т. Пинчона («Радуга земного притяжения», 1973) и Дж. Хоукса

(«Вторая оболочка», 1964), Д. Бартельма («Белоснежка», 1967) и Дж.

Барта («Козлоюноша ДЖАЙЛС», 1966) возникала полностью отличная

от реалистической системы мотивировок поведения индивидуума своего

рода «антивселенная», противостоящая традиционным, считающимся

естественными человеческим связям. Однако действительность во второй

половине XX в. представлялась «черным юмористам» именно неестест-

венной; главным элементом их мироощущения становился «тотальны»

отказ от буржуазной цивилизации, но отнюдь не во имя какого-либо иного

социально-этического идеала

8 The American Novel Since World War II/Ed. by M. Klein. N. Y., 1969, p. 252.

9 Подробно рассматривая произведения «черных юмористов», А. М. Зверев с пpa-

ведливо подчеркивал, что прозаики этого направления выступали с позиции, ти-

Неотделимые от модернизма метафизичность мышления и самодов-

леющая условность изобразительных средств не предоставляли, однако,

«черным юмористам» возможности пролить свет на действительные

очертания затрагивавшихся в их произведениях «больных вопросов» за-

падной цивилизации.

Следует отметить, что в ряды поборников «черного юмора» буржуаз-

ное литературоведение и по сей день зачисляет всех тех, кто прибегает

в своем творчестве к условным формам, таким образом неправомерно за-

нижая художественные возможности реализма. Между тем от правовер-

ных «черных юмористов» необходимо отличать довольно многих писате-

лей, в творчестве которых обращение к условности, фарсу, фантасмаго-

рии, мифологическим параллелям отвечает чаще всего сатирическим

целям и в целом предстает составной частью объемного и многомерного

реалистического изображения. Для прозаиков склада Дж. Хеллера и

К. Воннегута тяга к парадоксу и мистификации с необходимостью вы-

текала из специфики осознания ими системы отношений, складываю-

щихся в буржуазном обществе. Жизнеподобные изобразительные средст-

ва представлялись подчас недостаточными для воспроизведения всех ас-

пектов общественных связей в искаженном, дегуманизированном мире,

поэтому столь важна была роль сатирического гротеска, обнажающего

подноготную социального камуфляжа.

Подсказанные опытом второй мировой войны романы «Уловка-22»

Хеллера (1961) и «Бойня номер пять» Воннегута (1969) создавали гротескно-

заостренную модель оппозиционных американскому истэблишменту

настроений, вносили немалый вклад в антивоенное движение той поры.

В отличие от присущей модернизму иррациональной зашифрованности эти

произведения не утаивали от читателя источники многообразных

проявлений зла в мире наживы. Свойственное Воннегуту свободное

обращение со временем и пространством — нечастое, впрочем, явление

среди реалистических романов США, прибегающих к использованию ус-

ловных приемов. В «Уловке-22» основная система координат видимого

мира сохранялась, составляя как бы общий фон для гиперболизирован-

ной художественной панорамы, концентрировавшейся вокруг образа лет-

;

чика американских ВВС Йоссариана. Положительный нравственный

идеал, который Хеллер в конечном счете связывал с фигурой «ненор-

мального бомбардира», содержал в себе прежде всего резкую критику

моральных и социальных язв буржуазного общества.

Эволюция в 60—70-е годы американского модернизма включала в ка-

честве важного элемента стремление к созданию искусственных, опираю-

щихся на «вечные сюжеты» миров, к мифологизации действительности.

Однако в американской прозе воздействие мифа на реализм практически

исчерпывалось одним, но показательным примером — романом Дж. Ап-

дайка «Кентавр» (1963).

пичных для модернизма во всех его разновидностях. «На смену „бунту" Гинсбер-

га и Керуака, — писал он, — пришло философическое постижение американского

опыта как совершенно абсурдного по своей сущности. На смену призывам к

бегству — прямо высказанные или вытекающие из хода движения авторской

мыcли призывы к осмеянию всего и вся. На смену ощущению внутренней несво -

боды индивида — ощущение совершенной относительности норм и ценностей пе-

ред лицом высшей бессмысленности американского бытия» (Зверев А. М. Модер-

низм в литературе США: формирование, эволюция, кризис. М., 1979, с. 212).

624

III. НАУКА И КУЛЬТУРА

ЛИТЕРАТУРА И ИСКУССТВО

625