(материальные остатки, язык, обычаи и учреждения, произведения наук, искусство и
ремесла, деловые акты) и из памятников (монументы, грамоты)[7].
Классификация Бернгейма, как нельзя лучше, показывает условность всякой
классификации исторических источников. Например, периодическую печать Бернгейм
относит к группе письменных преданий или сообщений. Основанием этому является то,
что периодическая печать, например газета „Речь“ „сообщает“ нам об
империалистической войне 1914 г., но не является „остатком", оставшимся от этой войны
(как, например, пробитая шрапнелью каска солдата). Поэтому методы критики сообщений
„Речи“ о войне должны быть в общем такие же, как методы критики всяких сообщений
или преданий. Но если мы думаем изучать вопрос об отношении русской буржуазии или
партии кадетов к империалистической войне, то газету „Речь“ нельзя отнести к
„сообщениям“ или „преданиям“: в этом случае она является „остатком старины“ или
„памятником“, так как она — непосредственный результат деятельности русской
буржуазии вообще и партии кадетов в частности. Точно так же и другие „сообщения или
предания“ являются одновременно и „остатками старины или памятниками“ в
зависимости от разрабатываемого историком вопроса.
С другой стороны, „остатки старины или памятники" также являются „сообщениями“,
говорящими о тех или других исторических событиях. Таким образом, грань между ними,
в сущности, стирается. Что же касается первой группы источников, по классификации
Бернгейма, — личных наблюдений и воспоминаний историка, то историк должен
относиться к ним так же критически, как и к воспоминаниямти наблюдениям других
лиц. Поэтому в смысле методов проверки они ничем не отличаются от мемуаров и
наблюдений посторонних лиц, т.-е. от источников, которых Бернгейм, однако, относит к
„преданиям или сообщениям".
В. Бауэр дает следующую классификацию исторических источников в широком смысле
слова: 1) географические факты: климат и географическое положение, о которых можно
судить по границам и формам поселений; 2) телесные (ф и з и ч е с к и е) факты: строение
человеческого тела, сопротивление* организма внешней природе, о которых можно
судить по расовым
[17]
признакам, типичным уродствам и остаткам трупов; 3) факты практической жизни:
техника, формы хозяйства и формы погребений, о которых судят по отбросам хозяйства,
орудиям, постройкам, могилам, одежде, оружию, монетам, украшениям и по
хозяйственной организации; 4) факты из области воли: нравы, обычаи, право,
общественное мнение и религия, о которых можно судить по обрядам, праздникам,
учреждениям, законам, конституциям, культам и догмам; 5) факты духовной
деятельности: наука и искусство, о которых можно судить по языку, письменности,
картинным изображениям и по всему передаваемому этими средствами, по
произведениям искусства и по библиотекам.
Такая классификация исторических источников в широком смысле слова явно
неудовлетворительна и выдает идеалистическое мировоззрение ее автора. Нельзя
разделять исторических источников по фактам практической жизни, по области воли и по
духовной деятельности: быт, нравы, право и т. п. не являются актами свободной воли, а
вытекают из производственных отношений, т. е. из „фактов практической жизни“, как и
факты духовной деятельности; что же касается источников, по которым можно судить о
хозяйственных формах, быте, праве, науке, искусстве и проч., то их нельзя разбивать на
указанные В. Бауэром группы. Например, по одежде и украшениям мы можем судить не
только о технике, но и о нравах, быте и искусстве; по зданиям — о технике, хозяйстве,
быте, праве, религии, науке и искусстве. Достаточно указать в этом отношении на юрту
кочевника, здания церкви, тюрьмы и завода, избу крестьянина и дом помещика, чтобы
показать всю несостоятельность классификации источников В. Бауэра.