Риккерт Генрих. Науки о природе и науки о культуре

Подождите немного. Документ загружается.

ющееся в действительности? Ответ на этот вопрос нелегко дать, прини-

мая во внимание краткость нашего изложения. Множество разнообраз-

ных фактов подходят с виду под понятие совершенной личной жизни

в настоящем, но именно вследствие этого множества им трудно дать

единую характеристику. Мы не можем здесь пытаться сделать это, тем

более что нас интересует лишь полнота системы ценностей. Поэтому мы

ограничимся несколькими примерами, цель которых — лишь показать,

что здесь вообще кроются проблемы.

Возьмем социальное в узком смысле. Здесь прежде всего мы

наталкиваемся на многообразные отношения, развивающиеся внутри

семьи. Конечно, отношения мужа и жены, родителей и детей определя-

ются также и долгом и находятся в услужении у социально-этической

свободы. Но имеем ли мы основание оценивать семейную жизнь

только с этой точки зрения? Мы тогда никогда не поймем вполне

значение материнства и то, кем может быть мать для своего ребенка.

Материнство есть ценность, обладающая значением не только для

будущего развития. Напротив, социальная связь, в которой она об-

наруживается, носит вполне характер себе довлеющей, в себе покоящей-

ся жизни в настоящем. То же самое относится также ко всем тем

отношениям, которые мы называем любовью, добротой, дружбой,

общительностью, т. е. ко всем тем благам, что играют такую большую

роль в частной и интимной жизни. Какое многообразие ценностей

возникает здесь в зависимости от того, идет ли речь об отношениях

людей различного или одного и того же пола, взрослых к взрослым,

детей к детям или взрослым к детям, в доме или вне дома. Все это

совершенно заполняет живой, настоящий момент, не нуждаясь, чтобы

стать значительным, ни в каком включении в ряд, и здесь именно

в большей своей части кроется смысл нашего личного, активного,

социального существования. Наконец, и антисоциальное поведение

приобретает в этой сфере громадное значение. Мы бежим от всякого

"общества", чтобы "прийти к самим себе", и мы тогда действительно

можем оставаться совершенно одни, в тоске и блаженстве (Erfüllung)

или одни с природой, "глядя в ее глубокую грудь, как в сердце друга"*.

При этом возникает в нас также великое богатство благ в зависимости

от того, с чем мы на родине или на чужбине вступаем в отношение:

с живой природой зверей и растений или с "мертвой" природой,

например, созерцая звездное небо, когда наше Я "космически" рас-

ширяется. Всякому ведомы такие часы одиночества с их покоящейся

в себе ценностью. Возможно ли значение их втиснуть в одну из

обычных схем? Быть может, к ним и примешиваются религиозные

моменты, но они не исчерпывают их существа. Точно так же вряд ли

удастся свести без остатка на рассмотренные до сих пор ценности

и смысл, обнаруживающийся в более обширных социальных союзах.

Так, нация, поскольку она стоит в связи с политической жизнью,

несомненно, представляет собою социально-этическое благо, но вместе

с тем значение ее выходит далеко за пределы государства. Коллектив-

ные личности народов, подобно отдельным индивидуальностям, суть

блага, значение которых не исчерпывается включением их в качестве

простых ступеней в поток исторического развития.

381

Нелегко, правда, сказать, на чем это основывается. Говоря, что

индивидуальная личная жизнь являет свой особый "стиль", свою поко-

ящуюся в себе "мелодию", свой ни с чем не сравнимый "ритм", что тем

самым она сполна оправдывает свое существование, отклоняя всякий

вопрос о внешней его цели, мы, правда, часто имеем в виду именно то,

что сейчас пытаемся определить. Но образы эти, которыми мы стараем-

ся охарактеризовать свершение в настоящем, заимствованы все из эсте-

тической сферы, а этого мы в данной связи не должны делать, ибо если

обе ступени совершенной частичности и обнаруживают несомненно мно-

го родственных черт (например, в том, что их нормы безмолвствуют

и осознаются как долженствование лишь теоретической рефлексией), то

все же необходимо резко отделять рассматриваемые сейчас нами формы

жизни от эстетических форм. Иначе мы придем к понятию "прекрасной

души"* или к родственным ему понятиям созерцательного эстетицизма,

от смешения с которым мы пуще всего желали бы оградиться. Не

с объективной гармонией, полнящей созерцание и отрешающей нас от

общественного воления и действования, но исключительно лишь с цен-

ностями личного, активного и социального существования имеем мы

дело при выделении совершенной жизни в настоящем в особую область.

С большим правом, чем где бы то ни было, мы могли бы говорить

о "ценностях жизни", для того чтобы как-нибудь назвать эту область

совершенной частичности. Но не должно никогда забывать, что жизнь,

как простая жизнь, ценностно безразлична и что поэтому лучше избегать

этого термина

Уже теперь должно было бы стать ясным, что при истолковании

смысла нашей жизни невозможно обойтись без ценностей, обнаружива-

ющихся в совершенном настоящем личного существования, и что поэто-

му они по праву требуют себе места в системе. Если до сих пор

философия совершенно игнорировала или смешивала их с другими

ценностями, то тому есть множество оснований. Отчасти в этой сфере

речь идет о невидных, повседневных, тривиальных вещах. Ценности их

до того самоочевидны, что не бросаются в глаза. Количественно они,

правда, играют большую роль в каждой человеческой жизни, иные из

них даже повседневно. Но быть может, именно потому их и не считают

достойными стать предметом философского исследования. Наука, ис-

кусство, религия — все это, так сказать, "великие" дела, проблемы

нравственности тоже волнуют всех, так как долг с его "ты должен"

повелительно являет нам серьезный лик жизни. Частичное же личное

свершение в настоящем с его скромной тишиной кажется лишенным

всякого величия, даже иногда всякой серьезности. Разве хотя бы некото-

рые из упомянутых выше благ не слишком уж обыденны и заурядны?

Философия должна вознести нас над повседневностью. С полным пра-

вом держится она вдали от простого свершения в настоящем.

Так думают многие, и все-таки совершенно неправильно при постро-

ении действительно всеобъемлющего миросозерцания ограничиваться

тем, что определяет смысл существования святых, высоконравственных

'Ср.

статью Риккерта "Ценности жизни и культурные ценности" // Логос.

1912—1913.

Кн. 1—2. — Примеч. пер.

382

героев, политических борцов и полководцев, гениев науки и искусства,

вообще исключительных людей. Средний человек также обращается

к философии, которая поэтому не имеет права игнорировать то, что по

количественному своему протяжению, часто даже главным образом,

наполняет смысл жизни.

Это игнорирование рассматриваемых нами благ в их своеобразии

в значительной мере объясняется, вероятно, следующим обстоятель-

ством, которое характеризует вообще всю область личной, активной,

социальной жизни и которое можно было бы назвать началом личной

унии. А именно в созерцательной, безличной и асоциальной сфере раз-

личные ценности могут быть не только в понятии отделены одна от

другой, но они также фактически обнаруживаются в различных благах.

Действительность, с которой связан логический смысл, редко является

также носительницей эстетических ценностей. Иначе обстоит дело здесь.

Одна и та же личность является носительницей различных видов цен-

ностей. Обстоятельство это, однако, не уничтожает необходимости их

абстрактного разделения. Напротив, желая уяснить себе смысл нашей

жизни, мы должны именно строжайшим образом разделять то, что

фактически всегда тесно связано друг с другом, дабы не упустить

различий. Лишь тогда сможем мы также оценить в их значении конфлик-

ты,

которые всегда смогут возникнуть между различными ценностными

областями личной жизни и которые в особенности не заставят себя

долго ждать в отношении между этическими обязанностями и благами

совершенной жизни в настоящем.

Впрочем, мы не можем более останавливаться на всех вопросах,

встающих здесь перед нами. Нашей задачей было лишь показать, что

мы имеем здесь вообще дело со своеобразными, не сводимыми к другим

ценностями. Чтобы еще более оттенить принципиальную важность этой

новой ценностной области, мы в заключение остановимся еще на одном

пункте, в известном отношении выводящем нас за пределы чистых благ

настоящего и постольку обладающем значением также и для всего строя

системы. Несомненно, личный смысл одних человеческих жизней опреде-

ляется более благами будущего и бесконечной работой над ними, смысл

других жизней, напротив, — благами настоящего и их свершением. При

этом для непредвзятого взора обстоятельство это несомненно связыва-

ется с различием полов. Конечно, перед каждым человеком, женщиной

так же, как и мужчиной, надо ставить социально-этические требования.

Но все же вряд ли кто будет отрицать, что, несмотря на возможные

исключения, мужчина по существу своему более приспособлен к работе

над будущим, в особенности в общественной жизни, женщина же по

существу своему более приспособлена к работе над настоящей жизнью,

как она протекает в тиши и сокровенности. Лишь односторонний мора-

листический фанатизм, оперирующий исключительно понятиями раз-

вития и прогресса, может видеть в этом принижение ценности женщины.

Но если, исходя из тенденции свершения, мы поймем блага настоящего

в их принципиальном значении, поймем их как необходимый элемент,

без которого не может обойтись полная, себе довлеющая человеческая

жизнь, то тогда откроется возможность отвести женскому началу в его

своеобразии столь же высокое место в совокупном смысле существова-

ния, как и мужскому, хотя и нельзя отрицать, что работа над историчес-

ки развивающейся общественной культурой и производится главньщ

образом мужчинами. Даже если бы "женственность", когда жизнь пр

нимает ее форму, и не осознавалась как долженствование, она все ^е

представляет собою совершенно исключительную по значению ценность

в области личных благ настоящего. Это наше мнение не следует смещц.

вать с часто встречающимися различениями вроде того, что значение

женщины в том, что она "есть", значение же мужчины в том, что он

"делает", что женщина стоит ближе к природе, чем мужчина, что в ней

существенно состояние, а не деятельность, что она более субъективна

и менее объективна и т. д. В сфере личного свершения, в настоящем речь

также идет о действиях, об активности, даже об объективной "культур-

ной работе", по крайней мере в том смысле, что работа эта далеко

выводит нас за пределы простой природы, хотя, конечно, это активность

и культурная работа совершенно особого рода, ибо действия эти не суть

только ступени в историческом развитии, но, преодолевая историю, они

находят в себе свое полное завершение.

Отсюда открывается для нас также возможность оценить значение

половой любви для смысла жизни и определить ее место в системе благ.

В ней обнаруживается своеобразная ценность свершения. При этом,

разумеется, речь идет не об естественном влечении, ибо, как все только

естественное, оно ценностно безразлично. Мы также совсем не входим

в рассмотрение значения любви для продолжения рода, так как с этой

точки зрения она принижается до уровня средства для внешних целей

и уже никогда не сможет быть понята в своем своеобразии как благо

в настоящем. ^Гочно так же мы совершенно отвлекаемся и от ее социа-

льно-этического значения, так что не будем, например, входить в рас-

смотрение отношения ее к форме брака. Мы оставляем в стороне также

и, быть может, присущую ей религиозную санкцию. Нас интересует

сейчас лишь само индивидуализированное личное любовное отношение

в своей самодовлеющей сущности, и при истолковании его большое

значение приобретает отношение между бесконечной работой над буду-

щим и свершением в настоящем. И, если оба они в равной мере

являются элементами нашего осмысленного существования и если каж-

дый из них, рассматриваемый изолированно, представляет собою одно-

сторонность, тогда и понятно, что мужчина, присужденный к незаверша-

емой работе над будущим и часто оттого глубоко страдающий, должен

желать возможно теснейшего чувственно-духовного жизненного обще-

ния с женщиной, могущей уже в настоящем достичь как своего собствен-

ного свершения, так и свершения своих действий, видя в этом как бы

восполнение и завершение своего собственного существования, без необ-

ходимости отказываться для этого от своего стремления к бесконечной

целостности. И наоборот, женщина, ощущающая, быть может, свою

жизнь в настоящем как некоторую ограниченность, находит в любви

к мужчине и к его делу освобождение от границ настоящего, приобщает-

ся к перспективам будущего, отнюдь не утрачивая от того завершенного

в настоящем характера своего существа. Таким путем (здесь только

бегло намеченным) сможем мы также постичь значение известных слов,

что лишь мужчина и женщина вместе составляют "полного" человека.

384

аы поймем тогда, что идеал "человечности" сообразуется отнюдь не

тем, что есть общего у мужчины и женщины, как будто мужественность

л женственность — простые "оболочки" человека, но что свершения

должно искать в соединении существенно различного и через это раз-

дичие взаимно сопряженного. Поскольку в отношениях полов, поко-

ящихся на этой основе, нам дан синтез обеих первых ступеней личных

ценностей, постольку начало любви представляет собою высшую цен-

ность совершенной личной жизни в настоящем.

6. Вместе с тем мысль о синтезе ведет нас дальше. Как в созерцатель-

ной сфере, так и здесь пред нами открывается перспектива третьей

ступени, объединяющей в себе преимущества первых без их недостатков.

При этом ясно, что "земная" любовь их не выражает, хотя она и объеди-

няет настоящее с будущим. На ней лежит клеймо конечности и частич-

ности, и потому с точки зрения иерархии ступеней свершения она до тех

пор будет представляться проблематичной, пока нам не удастся связать

ее с высшим благом и его абсолютной ценностью. Очевидно, в еще

большей степени это можно сказать и о других благах совершенной

жизни в настоящем: всем им недостает необходимой связи с целокуп-

ностью личной вселенной. А это приводит нас к проблеме совершенной

целостности в действенном и личном ряду системы ценностей. Как

должно мыслить заключительную ступень личного ряда? Это последний

вопрос, на который нам надлежит ответить.

Сравнение со ступенями созерцания даст нам этот ответ. Там мони-

стическая тендения свершения пробивалась к Всеединому сначала чрез

дуализм формы и содержания, затем — субъекта и объекта. И здесь

также совершенная частичность разрешала напряжение автономного

этического долженствования. Но множественность индивидуальной жиз-

ни должна была от этого лишь возрасти. Каждый индивид находит

частичное свершение в своем особом роде. Мы находимся в области

плюрализма и должны в ней оставаться. Поэтому и на высшей ступени

совершенная целостность не должна превращаться в единое "целое",

отменяющее полноту личной жизни — подобно божеству пантеизма.

Напротив, последняя ступень являет здесь необходимо две стороны.

Во-первых, тут до того не может идти речи о поглощении субъекта

объектом, что, напротив, надлежит построить идеал абсолютного субъ-

ективного свершения, т. е. идеал абсолютно совершенного субъекта: на

место пантеизма становится вера в личного Бога. Но кроме того, наряду

с ним необходимо должна также оставаться совершенно нетронутой

множественность отдельных лиц или "душ". Итак, второй раз уже мы

приходим в системе к религии, и это вполне понятно и необходимо, ибо

раньше мы могли отвести в ней место лишь пантеизму. Теперь очередь

за другими религиозными ценностями. Если, завершая созерцательный,

безличный и асоциальный ряд, вера в силу монистической тенденции

необходимо тяготела к отрицанию мира, то здесь, где должна достичь

свершения личная жизнь многих индивидов, речь может идти только об

Утверждении полноты личной и социальной действенности. Во всяком

случае Бог и "мир" здесь не совпадают и по необходимости остаются

Различными, как бы ни было тесно их соединение. Отношение к Божест-

У как к совершенной целостной личности, правда, освобождает конеч-

13 Генрих Риккерт

385

ное существование субъектов от несовершенств, но не в силах его

мистически уничтожить. Напротив, чрез личное приобщение к трансцен-

дентному и вечному Лицу, любимому нами и, как мы верим, любящему

нас,

должны мы возвысить нашу личную жизнь в ее индивидуальной

полноте. Только таким образом плюралистическая тенденция получает

свое завершение. Эта религия поддерживает и укрепляет жизнь в насто-

ящем и будущем, сообщая ей ценность, которую ее собственная частич-

ная сила ей не в состоянии дать. Вечное вносится во временное, божест-

венное — в человеческое, абсолютное — в относительное, совершенное

— в незавершаемое и конечное, целостность лица — в частичность,

благодаря чему сообщается также смысл тому, что до сих пор в личной

жизни могло казаться несовершенным или даже прямо противоречащим

всякому смыслу.

Сказанного достаточно для выяснения принципа. Разумеется, в од-

ном миросозерцании не могут уживаться вместе два вида религиозных

ценностей. Мы развертываем здесь возможно полнее различные цен-

ности в их систематическом порядке, и в этой связи нас не интересует

проблема того, как возможно единое истолкование религиозной жизни.

Еще менее задаемся мы вопросом об "истинности" той или иной рели-

гии, но просто лишь констатируем факт, что личный Бог теизма и пол-

нота действенных душ точно так же умещаются в нашей схеме, как

раньше — в созерцательном ряду — нашли в ней место мистика

и пантеизм. Полученной нами тогда совершенной целостности объекта

должна здесь соответствовать совершенная целостность субъекта, и если

там вся лично-индивидуальная, действенная и социальная жизнь ис-

чезала в блаженной нищете монизма, то здесь, напротив, богатство ее

плюралистически утверждается в вечном. Будучи личностями, все ин-

дивиды стоят в личном отношении к личному Божеству, объединяя

таким образом свою индивидуальную частичность с совершенной цело-

стностью. В качестве индивидов они действенно причастны "Царству

Божию на земле", почему и могут стать более чем конечными ин-

дивидами. Наконец, также и социальный момент является вознесенным

за пределы сферы преходящего. Ведь в этой религии полноты Божество

противостоит каждому Я как особое Ты, с которым индивид находится

в теснейшем и сознаваемом общении. Божественная любовь вбирает

в себя земную и дает ей высшее освящение. Во всех отношениях — в лич-

ном, действенном и социальном верующий может надеяться на освобож-

дение от проклятия конечности.

Сказанным достаточно характеризуется эта область, носящая, подо-

бно последней ступени созерцания, религиозный характер, но тем не

менее обнимающая ценности принципиально иного рода. Если в заклю-

чение мы спросим, каково ее отношение к действительной культурной

жизни, то среди исторических религий мы, пожалуй, не найдем ни одной,

которая бы вполне покрывалась этим идеалом личного совершенства.

Впрочем, для нашей систематической связи обстоятельство это не имеет

значения. Достаточно того, что некоторые из самых существенных черт,

выведенных нами схематически, нашли свое выражение также и в фак-

тически существующей религиозной жизни, например в христианстве.

Но даже не только в христианстве: повсюду, где жива вера в личного

386

Бога, наряду с которым множественность индивидуальных душ сохраня-

ет свою самостоятельность, обнаруживается принципиальная противо-

положность этой веры всякому монизму и пантеизму. Впрочем, в ис-

торических религиях следует скорее видеть смешанные образования,

в которых одновременно встречаются элементы обоих типов. Например,

такой смешанной формой является, несомненно, христианская мистика,

объединяющая личные ценности социальной действенности с пантеисти-

ческими идеалами асоциального созерцания. Однако нашей задачей

является не столько классификация исторической культурной жизни с ее

оттенками и переходами, сколько установление иерархии благ в соответ-

ствии с принципиальными различиями обнаруживающихся в них цен-

ностей.

V. НАУКА И МИРОСОЗЕРЦАНИЕ

Мы можем теперь закончить наше рассмотрение системы. Она охва-

тывает шесть родов ценностей, претендующих на значимость и, следова-

тельно, содержащих в себе философские проблемы. Мы не только

поняли необходимость философских дисциплин логики, этики, эстетики

и двух видов философии религии, но установили также необходимость

построения новой, до сих пор еще не существовавшей части системы

— философии совершенной личной жизни в настоящем. Таким же точно

образом и новые блага, которые, быть может, явит нам будущее раз-

витие, должны будут найти свое место в системе. Постольку система

открыта и вместе с тем все же представляет собой систему. Главное же,

мы имеем теперь не простое рядоположение отдельных областей, но их

иерархию в двух рядах, состоящих каждый из трех ступеней, так что

в принципе становится возможным поставить вопрос об едином смысле

нашего существования.

Однако, с другой стороны, необходимо столь же определенно за-

явить: о решении проблем миросозерцания эта система ценностей нам

еще ничего не говорит. Под иерархией мы всегда разумели лишь чисто

формальное отношение. Какое из благ имеет значение высшего или

центрального, из какой области надо исходить, чтобы прийти к единству

миросозерцания, и как по содержанию своему определяется порядок

ценностных ступеней — это во всех отношениях остается еще нерешен-

ным. Чему принадлежит примат: личному или вещественному ряду? Где

истина: в монизме или плюрализме? Должно ли "мир" принимать или

отвергать? Мы не имеем даже права утверждать, что абсолютные цен-

ности необходимо должны лежать или на последней ступени созерцания,

или на последней ступени действенности, ибо вполне возможно, что обе

эти области равноценны друг другу, или даже, наконец, вся сфера

совершенной целостности может быть объявлена, вследствие своего

трансцендентного характера, проблематичной. В таком случае как те-

изм, так и пантеизм оба окажутся отвергнутыми, но тогда взаимоот-

ношение благ будущего и благ настоящего в обоих рядах, личном

и безличном, станет уже совсем спорным, и неизвестно будет, на чем

должно более строить миросозерцание: на науке или искусстве, на

387

нравственности или на личном свершении в настоящем. Какой идеализм

истиннее: логический или эстетический, этический или "эротический",

как его можно было бы назвать по имени высшего начала личных благ

настоящего? Или, быть может, все эти точки зрения в отдельности

односторонни и недостаточны? Все это пока представляется одинаково

возможным, и мы отнюдь не собираемся даже хотя бы только наметить

здесь желаемое решение. Неизвестно еще даже, в состоянии ли вообще

философия, как чистая наука, ответить на эти вопросы. Весьма вероятно,

что она должна удовольствоваться лишь развитием на основе системы

ценностей различных возможных форм внутренне последовательного

истолкования жизненного смысла и предоставить уже отдельному ин-

дивиду выбрать то миросозерцание, которое более всего подходит к его

личному сверхнаучному своеобразию. Во всяком случае все это не

касается самой системы ценностей и потому должно быть оставлено

здесь без рассмотрения.

Зато нам предстоит еще рассмотреть другую проблему, касающуюся

характера философии как науки. Допустим, что нам удалось ответить на

все вышеупомянутые вопросы, построив достаточно широкое и объем-

лющее миросозерцание. Тогда возникнет еще один вопрос, относящийся

уже к системе благ. А именно учение о миросозерцании до сих пор еще

не нашло в ней своего места. Под конец философия должна включить

в систему также и самое себя. Желая, конечно, быть наукой, она,

по-видимому, относится к первой ценностной области, но из наших

рассуждений можно вывести заключение, что задача ее в таком случае

должна ограничиться указанной формальной классификацией ценностей.

Причины тому ясны. Единое и материальное (а не только формальное)

истолкование смысла жизни уже не имеет более характера открытой

системы, ибо последний покоился на том, что ценностные области были

определены только формально. Если, чтобы получить миросозерцание,

мы наполним наши схемы каким-нибудь содержанием, то тем самым мы

замкнем систему. А это снова возвращает нас к проблеме, из которой

мы исходили, причем трудность ее только возрастает. Мы познали

науку как благо будущего. Таким образом, замкнутое миросозерцание

на научной основе представляется крайне проблематичным. Даже более

того.

Замкнутость означает на нашем языке то же, что и завершенность

или свершенность, поэтому учение о миросозерцании необходимо долж-

но быть помещено в иную сферу, нежели наука. Разумеется, оно остается

созерцанием. Но так как факт существования многих систем отклоняет

мысль о совершенной целостности, то миросозерцания должны быть

уподоблены созданиям искусства с их совершенной частичностью.

И действительно, таково широко распространенное мнение, и наша

система ценностей дает ему вполне понятное объяснение.

Но даже будучи замкнутой системой, философия все же не есть

искусство. Напротив, она сплошь, т. е. отнюдь не только в своей основе,

остается наукой, и именно наша классификация благ показывает это.

Мы не должны забывать, что ценностные области по объему своему

шире тех примеров, которые мы привели выше для их иллюстрации,

и что поэтому их нельзя без оговорок называть по именам этих послед-

них. Но тогда становится возможным расширить понятие науки. Сказан-

388

ное нами до сих пор относится к совокупности частных наук и для них

остается также и впредь полным значения, что познание целостной

действительности есть цель, лежащая в бесконечной дали. Та нередко

постулируемая "гипотетическая" метафизика, задача которой — пред-

восхищать работу частных дисциплин, чтобы заполнить остающиеся

еще пробелы в специальных науках, является совершенно проблематич-

ным предприятием. Но в философии как учении о миросозерцании и не

идет речь о познании действительности. Задача ее истолковать смысл

жизни, в том числе и смысл познания действительности, и именно на

этом частном примере особенно легко уяснить себе общий принцип,

которым в отношении замкнутости философия отличается от специаль-

ных наук. В качестве логики она необходимо рефлектирует на последние

цели теории. Так заступает она место метафизики, причем, стремясь

уяснить смысл жизни, она никогда не сможет удовлетвориться пред-

варительным, в особенности же при попытке единого истолкования

всего совокупного смысла человеческого бытия. Отсюда понятно, поче-

му специальные науки всегда могут ждать будущего, философия же

необходимо должна искать завершения, хотя бы это даже было только

частичное завершение. В особенности философия свершения необходимо

приводит к требованию завершенности. Но обстоятельство это, ставя ее

лишь в противоположность к частным наукам, не уничтожает тем

самым ее научного характера. Философия не только созерцательна, но,

поскольку она принимает форму суждений и понятий, она носит также

теоретический отпечаток, почему и должна быть названа наукой. Нет

никакого основания объявлять метод специальных наук единственно

научным.

В отделении учения о миросозерцании от науки правильным поэтому

является лишь одно: философия, необходимо спрашивающая о послед-

них целях, тем самым лишает себя в известном смысле участия в бес-

конечном ряду развития, т. е. она отказывается от бесконечной целост-

ности и, желая достичь необходимой для нее завершенности или сверше-

ния, сама добровольно выбирает себе частичность, сознавая, что, вслед-

ствие неисчерпаемости и бесконечности материала, сущность теорети-

ческого созерцания исключает для занимающегося наукой конечного

временного субъекта возможность действительного соединения сверше-

ния с подлинной целостностью. Поэтому ее можно определить также как

такую научную деятельность, задача которой — обрести в потоке не-

устанно движущегося развития недвижную точку, остановиться, для

того чтобы, оглянувшись на пройденный путь, осознать значение для

жизненного смысла всего до сих пор достигнутого. Правда, для этого

необходимо не бояться истины и, что одно и то же, не бояться также

заблуждения, а кроме того, с этим связано также добровольное самоог-

раничение, отречение в отношении будущего. Но и то и другое, мужество

и отречение, находят свое оправдание в том, что теоретическое созерца-

ние,

ставя себе высшие цели и вопрошая о последнем (о завершении),

нуждается в таких недвижных точках свершения.

Но отказ от бесконечной целостности не принижает ли учение о ми-

росозерцании как науку? Никоим образом, ибо это частичность и отрече-

ние совсем особого рода. А именно, ими отнюдь не упраздняется

389

включение в ход развития науки как блага будущего. Можно даже

сказать, что из сущности философии как учения о миросозерцании

вытекает необходимость развития ее в замкнутых системах, т. е. в фор-

мах завершенной частичности, но именно развития, и притом развития

бесконечного. Казалось бы, зрелище истории философии делает пробле-

матичным всякое окончательное завершение и понуждает к безропот-

ному смирению. И вместе с тем оно все-таки внушает мужество система-

тику. Прошлое философии подобно не кладбищу, где одни только

могилы, как это сперва казалось. Правда, элементы познания дейст-

вительности, которые содержатся в философских системах прежних вре-

мен, в значительной своей части устарели и имеют только чисто "ис-

торический" интерес. Но те мыслители, которые ставили вопрос о смыс-

ле жизни и выразили его в законченной системе, — именно эти мысли-

тели менее всего могут быть причислены к мертвецам. Пред иными из

них совершенно бессильно время, и тем более бессильно, чем определен-

нее искали они последние цели человеческого существования, чем более

стремились завершить, закончить свою систему. Именно конечный хара-

ктер их частичности, который кажется сначала ведущим к смерти,

обеспечивает им бессмертие. Они могли завершить свою систему,

— в этом их величие. Потому-то они и подымаются высоко над потол-

ком бесконечного исторического развития, посылая нам свой свет из

тьмы времен.

Все это еще резче проясняет нам своеобразный характер научной

формы учения о миросозерцании. Совершенная частичность замкнутой

системы в конце концов находится все же в услужении у бесконечной

целостности и постольку является причастной ее достоинству. Конечно,

философ попадает в совершенно особое положение. Он знает, что рано

или поздно развитие перешагнет через систему, которую он сейчас

возводит. Но его прельщает задача удержать хотя бы то, чем он сейчас

владеет, дабы не сгинуть в потоке развития. И он имеет на это право,

если только действительно убежден в том, что мысль его более объем-

люща и более едина, чем мысль его предшественников. Говоря словами

Фихте, он вступил в их наследие и строит себе "дом", чтобы жить в нем.

Ведь рано или поздно все мы, как временные существа, должны прийти

к какому-нибудь концу. Если мы и в науке решаемся искать такой конец

и философствуем в уверенности, что совершенный плод наших индиви-

дуальных и частичных усилий есть вместе с тем необходимая ступень

в бесконечном целом сверхиндивидуального процесса развития, то, воз-

вращаясь к нашей системе ценностей, мы, очевидно, стоим тогда посре-

дине между бесконечной целостностью и совершенной частичностью,

между благами будущего и благами настоящего, и нет никаких основа-

ний отрицать возможность нахождения в этом месте системы науки,

стремящейся быть чем-то большим, нежели простое специальное ис-

следование.

Установить место в систематическом плане важно и потому, что

ведь и в личном, действенном и социальном ряду системы мы получили

благо, посредствующее между первой и второй ступенью свершения.

Только теперь система получает вполне симметричный вид. Там дейст-

вительная, личная любовь мужчины к женщине обеспечивала причаст-

390