Путилова Е.О. Детская литература

Подождите немного. Документ загружается.

341

мир русского классического стиха».

Лирическая тема зазвучала в стихотворениях Елены Александров-

ны Благининой (1903-1989). Она начала печататься в конце 1920-х годов,

ее стихи появлялись в журналах «Мурзилка», «Затейник», «Сверчок», а

потом выходили и отдельными изданиями: «Осень», «Сорока-белобока»,

«Вот какая мама», «Вот какая мама!», «Посидим в тишине». Благинина по-

новому передала прелесть дома, уюта, тишины. Все, что связано с приро-

дой, одухотворено в ее стихах любовью – и к рябине за окном, и к двум

березкам, которые тянутся друг к дружке «точно две подружки» («Песен-

ка-бесконеченка»). В основе ее стихотворений лежит фольклорное начало,

оно проявит себя и в стихотворении «Журавушка: «Прилетел журавушка /

На старые места: / Травушка-муравушка / Густым-густа». А рядом с жура-

вушкой – ивушка и, конечно, она «грустным-грустна!». Может быть,

именно в стихах Благининой впервые вернулась в детскую поэзию утра-

ченная было задушевность, интерес к неброским, но таким дорогим чувст-

вам и переживаниям: «Улетают, улетели / улетели журавли…». Может

быть, Благинина первая заговорила об отношениях дочери и мамы: « Вот

какая мама – / Золотая прямо!». Девочка умеет отплатить маме нежностью

и заботой. Так хочется побегать, песенку спеть, посмеяться, но со всем

этим можно подождать, и подождать ради мамы: «Мама спит, она уста-

ла… / Ну и я играть не стала!» («Посидим в тишине»).

Вопросы и задания

1. Что вы знаете о журналах «Еж» и «Чиж»?

2. Как расшифровывается аббревиатура «Обэриу» и как она возникла?

3. Почему С.Л. Маршак считал нужным привлечь к детской литературе «заумных» и

непопулярных поэтов?

4. Кто был редактором журналов «Еж» и «Чиж» и какой псевдоним он себе выбрал?

5. Какие черты характера определют понятие «чудаки»?

6. Что объединяет и что отличает друг от друга поэзию Ю.Д. Владимирова,

Д.И. Хармса, А.И. Введенского?

7. Найдите характерные для поэзии обэриутов художественные приемы нонсенса, пе-

ревертыша, анекдота, гиперболы и т.д.

Чуковская. Л. В лаборатории редактора. С. 272, 275.

342

7.2.5 Ребенок в поэзии А.Барто

В ином ключе вошла в мир детской поэзии Агния Львовна Барто

(1906-1981). Ее первые книжки «Дом переехал», «Игрушки», «Наш сосед

Иван Петрович» принесли ей широкую известность. Уже в первых стихо-

творениях Барто прозвучал голос, мастерски владеющий приемами коми-

ческого, характерного для фольклора приема гиперболы. С первых же ша-

гов ее стихи наполнились нестандартными сюжетными коллизиями. Спо-

собность и готовность Гани-ревушки («Девочка-ревушка») плакать по ка-

ждому пустяку доводится до гротескного преувеличения:

Что за вой?

Что за рев?

Там не стадо ли коров?

Барто создает тип девочки, на которую ничем не угодишь, которой

ничего не нравится, и чтобы сделать ее портрет еще более характерным,

Барто каждую ее реплику снабжает рефреном: «Уу-уу-у!» или «Оо-оо-о!».

Так возник первый выразительный портрет: «девочка-ревелочка, / хныкал-

ка-сопелочка!». От этого, еще в какой-то мере обобщенного портрета Бар-

то удачно шла к открытию характера современного ребенка – чаще всего

прибегая к иронии. Зазвучала детская речь, возникли характерные житей-

ские ситуации, взятые из жизни школы, дома, улицы. В галерее образов,

созданных Барто, каждый отличался меткой и острой характерностью, вы-

ражал время. Школьные увлечения сразу многими делами обернулись гро-

тескным образом девочки Лиды («Болтунья»):

Драмкружок, кружок по фото,

Хоркружок – мне петь охота,

За кружок по рисованью

Тоже все голосовали.

Уже давно стали афоризмом ее слова:

А что болтунья Лида, мол,

Это Вовка выдумал.

А болтать-то мне когда?

Мне болтать-то некогда.

Блестяще переложенное на музыку С. Прокофьевым, это стихотво-

рение живет и по сей день особой жизнью

Столь же известными стали персонажи из стихотворения «Мы с Та-

343

марой», где строчки «Мы с Тамарой / Ходим парой» передают два совер-

шенно разных характера – один деятельный, активный, а другой приле-

пившийся, никчемный и живущий лишь славой и делами подруги. Столь

же ярким стал портрет «Леночки с букетом», Танюши: «Вот у Тани сколь-

ко дела: / Таня ела, чай пила, / Села, с мамой посидела, / Встала, к бабушке

пошла…» (Помощница»). Особенной популярностью пользовалось стихо-

творение «Любочка» о девочке такой очаровательной, когда она на виду у

всех, и такой несимпатичной в других ситуациях. И здесь очень точно зву-

чит обобщение, своеобразный урок: «Случается, что девочки /бывают

очень грубыми, / Хотя необязательно / Они зовутся Любами». Многие

имена, созданные Барто, сохранились в литературе надолго, и можно сме-

ло говорить об открытии здесь определенной традиции.

Барто многое сумела сказать о прелести, чуде человеческого обще-

ния. Оказавшись один в пустой квартире, мальчишка приходит в полный

восторг: он может творить все, что хочет, никто ему не сделает замечания,

как ему, вроде бы, сейчас замечательно: «Спасибо этому ключу / Но поче-

му-то я молчу, / дин в пустой квартире» (В пустой квартире»).

Необычайной удачей стал цикл «Игрушки». Изящные, лаконичные,

легкие и веселые стихи цикла гармонично объединяли два мира – живой и

игрушечный. Игра становилась тем важным «жизненным полем», где про-

верялись характеры детей, где они держали подчас серьезный экзамен на

человеческие качества, где проявлялась их фантазия, где в воображении

каждый персонаж наделялся своими особенностями. Полнее всего выра-

жена любовь к игрушке: «Все равно его не брошу – / потому что он хоро-

ший» («Мишка»), «Я люблю свою лошадку…», и любовь эта деятельная,

проявляющаяся в заботе об игрушке. Какой полет фантазии открывает иг-

рушка-самолет. Собственно, игрушки пока еще и нет, но можно его по-

строить, тогда игра становится особенно увлекательной: «Понесемся над

лесами, / Понесемся над лесами…». Для самого маленького, игрушка

вдруг открывается в неизвестном ее свойстве. Плачущая Танечка узнает:

344

«Не утонет в речке мяч». Бывает к игрушке и небрежное отношение, об

этом одно из лучших стихотворений «Зайка»:

Зайку бросила хозяйка,

Под дождем остался зайка.

Со скамейки слезть не мог,

Весь до ниточки промок.

Как тонко и точно реализована здесь метафора! Наше привычное

выражение «промок до ниточки» приобретает подлинный смысл.

Самое загадочное стихотворение «Снегирь» каждый трактует по-

своему. Два характера сталкиваются в стихотворении – Сережин и мамин:

на любые просьбы сына она выставляет свои требования. которым подчи-

няться очень трудно. Но вот наступает такой случай, что одержимый же-

ланием иметь снегиря, Сережа готов выполнять все, что угодно:

Было сухо, но галоши

Я послушно надевал.

До того я был хорошим –

Сам себя не узнавал.

На какие только не шел он мученья: говорил «спасибо», не дрался с

девчонками – и, наконец за все эти мучения – долгожданная награда: «– У

меня снегирь живой!». Замечательное это стихотворение заставляет заду-

маться над очень важным вопросом: кто же этот Сережа – лицемер? Стал

ли Сережа, пройдя через мучения (не спорил с дедом, нормально сидел за

столом, выполнял просьбы мамы, не дрался, как обычно), лучше, приобрел

ли что-нибудь хорошее? Последний вопрос Сережи, обращенный им к са-

мому себе:

Значит, снова можно драться

Завтра утром во дворе?

содержит, одновременно, и утверждение, но и какое-то сомнение,

какую-то явную неуверенность. Над этим стихотворением хочется думать,

так ведь настоящая литература и не должна давать буквальных ответов.

Для поэзии Барто стала характерной каламбурная рифма, диалог, ко-

торый помогает увидеть героя, и здесь большую роль играет интонацион-

ное и ритмическое богатство ее поэзии.

Вопросы и задания

1. К каким разным возрастным категориям обращается А.Л. Барто в своей поэзии?

345

2. Как связаны игрушки в ее поэзии с жизнью ребенка?

3. Какие характеры детей возникают на страницах ее поэзии?

4. Обратите внимание на конец стихотворения «Снегирь». Остался ли Сережа ли-

цемером или что-то изменилось в нем?

5. Определите, в чем заключается острая характерность героинь Барто.

7.2.6. Стихи С. Михалкова

Расширил социальную сферу в поэзии для детей Сергей Владими-

рович Михалков (род. в 1913). Своим творчеством он продолжил тради-

цию старших современников, работая сразу в нескольких жанрах: сатирик,

переводчик, публицист, драматург. Его стихи для детей стали печататься с

1933 года в журналах «Мурзилка», «Пионер», в газетах «Известия», «Ком-

сомольская правда», в «больших» журналах. Уже первые выступления бы-

ли широко замечены в печати: «Совершенно незаметно, под веселый смех

и шутку, Михалков вводит ребят на территорию серьезной темы».

Инте-

ресные мысли о том, что внес Михалков в литературу для детей, высказал

А. Фадеев. Особенность Михалкова Фадеев увидел в «естественности го-

лоса» молодого поэта, в отсутствии какой бы то ни было назидательности.

Вместе с тем, речь идет о возможностях расширения границ детской по-

эзии, о введении в стихи для детей социального содержания, и говорится

об этом искренне и серьезно.

Н. Асеев отмечал в поэзии Михалкова те

нравственные черты в стихотворениях «Про мимозу», «Светлана», «А что

у вас?», которые «подкупают своей правдивостью», а такие стихотворения

как «Фома», «Мы с приятелем» утверждали новый тип советской сказки. И

еще одна важная мысль: Михалкову нигде не надо «обставлять себя види-

мостью педагогического наблюдения».

Лучшими стихами Михалкова стали те, где он нашел заветный ключ

к живому детскому миру, и, хотя стихотворение «А что у вас?» отражает

лишь прошедшее уже время, совсем другую эпоху, но детские голоса зву-

чат, несмотря на это, так же весело, их неугомонное нетерпение, постоян-

Незнамов П.. Стихи Михалкова // Лит. газета. 1937. 15 августа.

Фадеев А. Несколько слов о Михалкове. // Детская лит-ра. 1938. № 20. С. 28-29.

Асеев Н. «Кокоша» и «Дядя степа» // Комсомольская правда,,1937,

346

ная готовность удивляться, удивлять и радоваться вызывают отклик и се-

годня. Вечным останется стремление к привязанности, к приручению, к

поискам друга и друзей и горечь разлуки – это стремление вызывает горя-

чее сочувствие к героям стихотворения «Мы с приятелем». По-прежнему

актуально стихотворение «Одна рифма», построенное на неожиданном по-

этическом ходе. Вся оригинальность этого стихотворения состоит в том,

что строчки в нем не рифмуются, как будто автору просто жаль тратить

поэтическое слово на людей невежливых, невоспитанных, а заодно и скуч-

ных. И все-таки оказывается, что рифма нужна, необходима даже, когда

надо, чтобы обращение поэта ко всем предыдущим персонажам (и таким

же, как они) прозвучало призывно и ярко:

Этот случай про старушку

Можно дальше продолжать,

Но давайте скажем в рифму:

Старость надо уважать!

Не теряет свого обаяния, не перестает радовать детей «Дядя Степа»,

Тогда, когда поэма только появилась, этот добрый великан оказался про-

писанным в одном районе и был как бы «районным великаном». За те

семьдесят лет, которые прошли со времени публикации поэмы (1935), он

давно уже перешагнул границы не только своего района, но стал принад-

лежать всем районам, всем городам, всем детям, ибо потребность в сказоч-

ном добром великане, мечта о нем всегда будет жить в детском сердце.

Вопросы и задания

1. Какие приметы времени 1930-х годов раскрыл в своих стихотворениях

С.В. Михалков?

2. Как вы считаете: что преобладает в стихотворениях поэта – юмор или сатира?

3. Чем объясняется непреходящий интерес к поэме «Дядя Степа»?

4. Назовите имена героев, книги, продолжающие «Дядю Степу».

7.3. ЛИТЕРАТУРНАЯ СКАЗКА 1920-Х – 1930-Х ГГ. (Ю.ОЛЕША, А.ТОЛСТОЙ. Е. ШВАРЦ)

Рядом с открытиями сделанными поэзией К.И. Чуковского,

С.Я Маршака, прозой А.П. Гайдара, Л. Пантелеева, М.М. Зощенко совер-

шенно новыми сюжетами и героями, новым небывалым языком, поворо-

том к театральному и цирковому миру, вошла в литературу 1920-х-1930-х

347

годов литературная сказка. Начало положил Юрий Карлович Олеша

(1889-1960), автор романа-сказки «Три толстяка». Детские и юношеские

годы писателя прошли в Одессе. Вместе с В. Катаевым, Э. Багрицким,

И. Ильфом он входил в «Коллектив поэтов», с 1922 года работал в газете

«Гудок», где прославился своими фельетонами, печатавшимися под псев-

донимом «Зубило». Олеша написал немного книг (самой знаменитой была

повесть «Зависть»), но вошел в литературу как редкий мастер слова. Осо-

бенно это стало ясно, когда после смерти вышла его книга «Ни дня без

строчки», которую автор замышлял как роман о своей жизни.

Думая о своем творчестве, Олеша говорил, что обладает особым да-

ром «называть вещи по-новому», т.е. открывать в них то, что не замечают

другие. Так и кажется, что как будто нарочно, слегка интригуя читателя, он

начинает «Трех толстяков» с утверждения, что никакой сказки он не пи-

шет, что вообще «Времена волшебников прошли. По всей вероятности, их

никогда и не было на самом деле. Все это выдумки и сказки для совсем

маленьких детей. Просто некоторые фокусники умели так ловко обманы-

вать всяких зевак, что этих фокусников принимали за колдунов и волшеб-

ников». Автор «Трех толстяков» хочет заверить читателя, что ничего не-

обыкновенного в его сочинении не происходит. Есть очень мудрый ученый

доктор Гаспар Арнери, и ему ничего не стоит превратить канатоходца Ти-

була в негра и таким образом спасти его от охотящихся за ним гвардейцев.

Головокружительный переход канатоходца Тибула по проволоке через ог-

ромную площадь правдоподобен и вроде бы похож на его обычное высту-

пление; не случайно покрытая стеклянным куполом площадь похожа на

колоссальный цирк. Тибул спокойно сопоставляет: «Я перейду над площа-

дью по этой проволоке, как ходил по канату на ярмарке. Я не упаду. Одна

проволока тянется к фонарю, другая – от фонаря к противоположному до-

му. Пройдя по обеим проволокам, я достигну противоположной крыши и

спасусь». Эти хладнокровные профессиональные рассуждения Тибула

лишь подчеркивают чудо, которое он на самом деле он совершает!

348

Так же бесстрашно и талантливо играет, попав во дворец, роль куклы

наследника Тутти живая цирковая артистка Суок, выполняя заодно опас-

ное поручение и освобождая из клетки оруженосца Просперо. А его выход

из дворца уже обеспечен. Через огромную кастрюлю проделал до него этот

путь продавец воздушных шаров, отпущенный поварятами дворцовой кух-

ни за подарок воздушных шариков. Да и вообще все в конце-концов разъ-

ясняется, и двое детей – мальчик с железным сердцем, наследник всех бо-

гатств Трех Толстяков, и цирковая артистка, девочка Суок оказываются

братом и сестрой.

Но в том-то и сила и красота этой сказочной повести, что каждое со-

бытие и происшествие расшито здесь дивной выдумкой, что рядом с каж-

дым будто бы реальным событием соседствует необычайные, сказочные-

несказочные, интригующие, небывалые еще в сказках эпизодцы. Вот Суок

у Тутти, который в восторге от того, что «починенная» доктором кукла

стала еще прекраснее. Ему приносят завтрак, и Суок не может удержаться,

чтобы не съесть кусочек пирожного. Тутти в восторге, но вдруг девочка

видит слугу, который смотрит на нее, и смотрит с ужасом: «У слуги был

широко открыт рот. Слуга был прав. Ему никогда не приходилось видеть,

чтобы кукла ела».

Да ведь не менее удивительным было происшествие, случившееся с

продавцом воздушных шаров, когда он оказался в дворцовой кухне и, об-

работанный в виде торта, оказался, в качестве десерта, на столе у Трех тол-

стяков: если бы не внезапное происшествие, умереть бы ему в животах

прожорливых гостей. Вообще, этот продавец воздушных шаров, не имею-

щий как будто никакого отношения к главному сюжету, откалывает неве-

роятные штуки: мотаясь по ветру, он теряет с ноги свой огромный соло-

менный башмак, и вот уже в качестве жуткой шляпы башмак оказывается

на голове изящного, самовлюбленного учителя танцев Раздватриса. А еще

через некоторое время, когда Тибул, с помощью огромных капустных го-

лов, отбивается от устроенного Тремя толстяками балагана нанятых сила-

349

чей и стрелков, он вытаскивает вместо очередной капустной головы круг-

лую рожу продавца воздушных шаров, который докатился до какой-то ог-

ромной ямы, а за этой находкой следует очередное приключение. Разве это

не цирк, когда в самую ответственную минуту на арену вылетает ковер-

ный, и публике надо отдышаться и всласть посмеяться! В сказочной повес-

ти Олеши все абсолютно логично, в ней, действительно, нет ни одного

волшебника и ни одного колдуна. Они здесь и не нужны. Вместо них дей-

ствуют ошеломляющая эксцентрика, блестящая выдумка, насыщенные ве-

селыми и, одновременно, драматическими событиями эпизоды, А каждый

герой как будто сошел с подмостков сцены или арены цирка. Удивитель-

ный диалог идет между Тибулом и Суок, когда канатоходец хочет объяс-

нить ей задание, которое ее ждет. Речь идет о представлениях, которые они

давали по воскресеньям. «Ты стояла на полосатом мостике. Я говорил

‘Алле!’ – и ты сходила на проволоку и шла ко мне». И дальше описывается

трюк, гораздо более серьезный, но, спрашивает Тибул, ей было страшно?

И снова Суок отвечает «– Нет, ты говорил мне: ‘Алле!’ – значит, надо бы-

ло быть спокойной и ничего не бояться. – Ну вот, сказал Тибул, теперь я

тебе тоже говорю ‘Алле! ’ ты будешь куклой. – Я буду куклой».

И все-таки волшебство в этой сказке есть: оно заключается в непо-

вторимом ее языке, небывалых метафорах, делающих эту книгу каким-то

кладезем неисчерпаемых возможностей языка. Но если начать приводить

метафоры из текста, то на это уйдут многие и многие страницы.

«Я не волшебник. Я только учусь». Кто не знает этих слов, ставших

уже афоризмом? Имя Евгения Львовича Шварца (1896-1958) стало по-

являться начиная с конца 1920-х годов в журналах «Еж» и «Чиж». Он вел

там несколько разделов, особенно интересными были «Приключения

В.И.Медведя». Он писал стихи, раешники, но постепенно начал опреде-

ляться его главный интерес – к созданию драматургической сказки. Назва-

ния многих сказок Шварца – «Красная шапочка», «Снежная королева»,

«Золушка», «Тень», «Голый король» невольно могут вызвать вопрос: ведь

350

сюжеты этих произведений нам уже давно знакомы? На этот вопрос

Шварц ответил ясно и убедительно: «Сказка живет века, и каждый расска-

зывает ее на свой лад». Те сказки, которые мы перечислили, были написа-

ны в прозе, а Шварц перевел их в новый жанр – драматургической сказки.

Рядом со знакомыми героями появились новые персонажи, возник харак-

терный для драматургии диалог между героями, у сказки возникла новая

композиция – она была разделена на несколько действий, и, самое главное,

в ней возникали новые сюжетные линии, иной поворот событий.

В 1937 году появилась сказка «Красная Шапочка», и уже с первых

строк читатель попадал в совершенно непривычную, по прежним вариан-

там, атмосферу. Сказка начиналась с диалога мамы и девочки, их отноше-

ния между собой, немножко ироничные, казались абсолютно сегодняшни-

ми, современными: «Мама. Ну, до свиданья, девочка. Красная шапочка.

До свиданья, мамочка. Мама. Смотри, девочка, когда пойдешь мимо боло-

та, не споткнись, не поскользнись, не оступись и не упади в воду… Крас-

ная шапочка. Хорошо. А ты, мамочка, ножницы, игольник, катушку и все

ключи положи в карман и, пожалуйста, не теряй…».

В отличие от всех предыдущих вариантов этой сказки Шварц приду-

мывает для героини – немножко самонадеянной, но очень хорошей девоч-

ки замечательный замысел. Во-первых, всех зверей сделать храбрыми

(особенно зайцев) и, во вторых, всех их подружить между собой. По логи-

ке ее замысла волк останется в одиночестве, уже никому не будет страшен,

и никто его не будет бояться. Какой же наивной оказывается Красная ша-

почка! Вот она ведет разговор с зайцами: Она и книжки им читала, она их

всяким премудростям учила, знакомила их со всеми обитателями леса, а

главное учила их храбрости. Сколько юмора в ответе зайца на ее вопрос об

их храбрости: «Мы не пугаемся, а храбро прячемся. Мы молодцы».

Теперь желание Волка съесть Красную шапочку тоже очень точно

обосновано: она его враг, она хочет изменить весь лес, сделать всех друзь-

ями: каким же жалким и бессильным останется он в полном одиночестве!