Путилова Е.О. Детская литература

Подождите немного. Документ загружается.

181

ца гаремов, чёрные жгучие глаза, алая кровь, белые клочья пены горячих

коней, яркие одеяния стройных всадников, тюрбаны, халаты, шальвары,

драгоценные каменья, запястья, ожерелья – всё горит, блещет, переливает-

ся, играет...

На этом фоне расцветает сказка с причудливыми извивами сюжета,

словно вытканного на восточном ковре.

Первая сказка «Рассказ о Калифе-аисте». Восточная сказка, расска-

занная образованным учителем-европейцем. Вся она пронизана мягкой

иронией, лукавой насмешкой. Конечно, восток ярок, экзотичен, изобилен,

щедр, но... Но вот как любознательный багдадский калиф разговаривает с

учёным: «...взгляни-ка на эту рукопись..., если разберёшь, то получишь но-

вую праздничную одежду, а не разберёшь, то получишь дюжину пощёчин

и две дюжины ударов по пяткам за то, что зря прозываешься Премудрым».

Оказывается, познания не обязательно сочетаются с интеллигентностью:

восточное самодурство и деспотизм представлены не в самых ужасающих

формах, но достаточно выразительно.

А отчего, собственно, с калифом приключилась неприятность? О,

нет! Злую шутку сыграла с ним вовсе не любознательность. Ведь если б он

выполнил оговорённые заранее условия, то преспокойно стал снова кали-

фом. Но он рассмеялся, когда пытался вспомнить нужное слово, и оно вы-

летело у него из головы. Ну, разве это не забавное назидание учителя? Де-

ти, когда вы учите латинские слова (а калиф должен был выучить именно

латинское слово), не смейтесь! Иначе плохо вам придётся! Между прочим,

из всей латыни калиф всего-то одно слово и должен был запомнить! Ну,

дети, не образованнее ли мы калифа?! Так Гауф связывает классную ком-

нату с неведомым миром сказки. Калиф превращается из восточного дес-

пота в пытливого, но озорного ученика. И разумеется, именно ему прихо-

дит в голову, как можно попытаться исправить дело: «...надежда не поки-

дает меня. ...мы отправимся к гробу пророка; быть может, волшебство рас-

сеется в святых местах». И – о, чудо! – едва решение было принято, сразу

182

стали сбываться надежды! Сюжет строится на совершенно неправдопо-

добном стечении обстоятельств: выбрав направление на Мекку и совершив

первый перелёт, аисты оказываются в нужном месте и в нужное время,

чтобы встретить бедняжку Сову и развеять чары. Всё это наводит умного

ученика-калифа на глубокие раздумья: «Либо я ничего не смыслю, – про-

изнёс он, – либо между нашими несчастьями имеется тайная зависи-

мость...». И эта зависимость, точнее, логика определяет всё движение дей-

ствия. Она не так-то проста. Злой и могущественный волшебник Кашнур,

задумав посадить (или уложить?) на диван калифа своего сына Мицру,

разработал коварный план, сыграв на любознательности и весёлом нраве

Хасида. Кажется, что калиф с визирем попали в ловко расставленные сети

колдуна. Но, оказывается, за «много месяцев» до интриги Кашнура прин-

цессе, обращённой в сову, было предсказано, что она получит избавление

от аистов. Кашнур этого предвидеть никак не мог. Следовательно, его хит-

роумный план был всего лишь частью плана куда более хитроумного. В

нём было предусмотрено всё: не только любознательность калифа и его

легкомыслие, но и его благочестие, и его решительность, и готовность

пойти на риск. Планом предусматривались и страдания – плата за опыт и

знания. Он должен был, как всякий сказочный герой, пройти испытание. И

он проходит его, хотя и не всегда безупречно: то и дело самые трудные за-

дачи он пытается свалить на другого аиста, визиря. Но всё же, взяв в ко-

нечном счёте их на себя, заслуживает награду. Тут-то он и понял замысел

Всевышнего и «вскричал, что он стал аистом на своё счастье». Счастье, ра-

зумеется не только и не столько в обретении прекрасной жены и возвра-

щении власти, но в том внутреннем преображении, которое он переживает.

Сказка о калифе-аисте – настоящая сказка. Так считает и сам Гауф,

поскольку, по его мнению, сказкой может считаться лишь то повествова-

ние, где всё действие определяется сверхъестественной силой, чудом.

За «Калифом-аистом» следует «Рассказ о корабле-призраке». На пер-

вый взгляд, он тоже может показаться сказкой, ведь в нём тоже происходят

183

чудеса и всё действие подчиняется воле Аллаха. Однако перед нами всё же

не сказка, а другой жанр, тоже родившийся в фольклоре, – легенда. Она

отличается от сказки прежде всего тем, что претендует на правдоподобие.

История основана на свидетельстве живого человека, который был не про-

сто зрителем ужасающих событий, но их активным участником. Далее в

Альманахе «Караван» следуют ещё четыре истории: «Рассказ об отрублен-

ной руке», «Спасение Фатьмы», «Рассказ о Маленьком Муке» и «Сказка о

мнимом принце». Знаменательно, что все повествования Гауф называет

словом «рассказ», и только историю и мнимом принце почему-то называет

сказкой, хотя в ней-то как раз нет ничего сказочного. Может быть, слуша-

тели-ученики должны сами установить настоящий жанр каждого произве-

дения? Некоторые трудности могут возникнуть лишь в случае с Малень-

ким Муком. В этой истории мы найдём настоящие сказочные чудеса –

волшебные туфли, палочку, умеющую находить клады... И всё-таки, рас-

сказ о Маленьком Муке, как и остальные, не сказка. Это новеллы. Опреде-

ление этого жанра даётся в следующем альманахе – «Александрийский

шейх и его невольники». События подобных историй «мирно свершаются

на земле, происходят в обыденной жизни, и чудесна в них только запутан-

ная судьба героя, которая... складывается удачно или неудачно не при по-

мощи волшебства, заклятия или проделок фей, как это бывает в сказках, а

благодаря самому себе или странному сплетению обстоятельств». И всё же

повествования эти захватывают не меньше, чем сказки. Во-первых, пото-

му, что в них всегда есть нечто необыкновенное: «В сказках это необычное

заключается во вмешательстве чудесного, волшебного в обыденную жизнь

человека; в новеллах же всё случается, правда, по естественным законам,

но поразительно необычным образом». Во-вторых, новелла так интригует

именно потому, что мы не надеемся на вмешательство феи. «Дело тут в

изображении отдельного человека; ...самое важное и привлекательное – то

искусство, с каким переданы речь и поступки каждого, сообразно его ха-

рактеру».

184

Но и в новелле порой встречается волшебство. В «Маленьком Муке»

это огромные волшебные туфли-скороходы. Что-то они нам ужасно напо-

минают. Ну, да, конечно! Это же Мальчик-с-пальчик, позаимствовавший

сапоги у великана, устраивался курьером при дворе короля! Но у героя

Шарля Перро, в настоящей сказке, никаких проблем с размером сапог не

возникало: они мигом становились по ноге обладателю. Гауф обыгрывает

эту знакомую ситуацию, спускает её из сказки в реальность, описывая му-

ки Мука с этой не то обувью, не то транспортным средством. Бедняжка

долго пыхтит, пока овладевает навыками обращения с ним. Он берёт над

ними верх и в общем-то, не они приводят его к победе, а его воля, изобре-

тательность, уникальность его личности. Конечно, некая сила свыше по-

кровительствует ему: не случайно же он набрёл в лесу на волшебные смо-

ковницы! Но зато он сам придумал, как распорядиться чудесными плодами

и как «оставить с носом» – в прямом смысле этого слова! – своих врагов.

Такой нелепый, жалкий Маленький Мук поражает спокойным достоинст-

вом, кротостью, умением пренебречь давлением обстоятельств и оскорб-

лениями недостойных людей. Вот ещё один непростой урок, который пре-

подносит учитель своим ученикам.

В каждом Альманахе Гауф собрал разные и по жанрам, и по содер-

жанию произведения. Но всё-таки он не пожелал их издавать как разроз-

ненные сказки, или просто как сборник. Это Альманахи. Все тексты здесь

связаны между собой неким единством. Что связывает «Караван»? Ну, ко-

нечно, дух Востока. А что ещё? Логика обращения сказочника к тем или

иным жанрам: он начинает со сказки, переходит к легенде, действие кото-

рой, несмотря на всю свою фантастичность, уже перенесено в действи-

тельность. Затем обращается к новеллам, все чудеса которых скрыты в че-

ловеческой душе. Последние составляют большинство. Таким образом,

рассказчик уверяет нас, что реальная жизнь не менее чудесна, чем все

сказки мира, и главное чудо в ней – человек. Есть и ещё одна форма связи

– обрамление. Истории не просто следуют одна за другой, но их неспешно

185

рассказывают люди, чьи имена мы узнаём, чьи характеры легко намечены,

чьи лица мы узнаём. Однако у сказочника, как у фокусника, всегда при-

прятан в рукаве какой-нибудь сюрприз. В самом конце обнаруживается,

что почти все истории связаны ещё и «сквозным» персонажем. Это типич-

нейший романтический герой – благородный разбойник Орбазан, который,

оказывается, тоже следует с караваном и с немалым удовольствием слуша-

ет рассказы о себе. И ещё одну форму связи следует припомнить, о ней

уже шла речь ранее: густой живописный колорит. Альманах представляет

собою целостное живописное полотно, яркие краски которого и создают

незабываемое впечатление.

Следующие два Альманаха, быть может, обладают меньшим внут-

ренним единством. Правда, «Александрийский шейх» может гордиться,

как и «Караван», чисто колористической целостностью. Только оно не-

сколько иного рода: этот Альманах весь пронизан запахами. Не случайно

он открывается историей «Карлик Нос». Аромат таинственной травки ста-

новится даже самостоятельным героем в сказке. Карлик, заколдованный

мальчик Ганс, ищет эту травку, как в обычных сказках принц ищет похи-

щенную принцессу. Историю «Карлик Нос», подобно «Маленькому Му-

ку», можно определить как произведение переходного жанра: в нём мы

обнаруживаем черты и настоящей сказки, и новеллы. Новеллу от всех дру-

гих жанров отличает одна характерная особенность сюжетосложения. Не-

обычность сюжета возникает в результате того, что он строится на перипе-

тии. Перипетия – это такой сюжетный поворот, при котором действие,

движущееся в совершенно определённом направлении, вдруг разворачива-

ется в направлении, прямо противоположном. Поэтому никогда нельзя

угадать, что скрывается за поворотом. Все новеллы Гауфа держатся на

этом принципе. В «Карлике Носе» хорошенький избалованный мальчишка

посмеивается над уродством старого человека, и в результате сам стано-

вится уродцем, над которым смеются окружающие. Так перипетия стано-

186

вится не только двигателем сюжета, но воспитательным приёмом: учитель

вновь преподносит весьма полезный урок.

Альманах «Харчевня в Шпессарте» вся насквозь пронизана музы-

кальными образами. Центральным произведением здесь становится боль-

шая сказка «Холодное сердце». Музыка сказки – то оглушительная и пу-

гающая, то нежная и прозрачная – передаёт все перипетии судьбы её глав-

ного героя, угольщика Петера Мунка. Это за его душу идёт борьба велика-

на Михеля и лукавого Стеклянного Человечка. Любопытно, что зло в сказ-

ке представлено могучим и устрашающим великаном, а добро – маленьким

и хрупким Стеклянным Человечком. Неужто Гауф и в самом деле так

представлял себе соотношение добрых и злых сил в жизни? Может быть,

дело в другом – зло нарочито подчёркивает своё могущество и тем самым

соблазняет нестойкие души, а добро кажется неброским и нелегко идущим

навстречу, его надо заслужить ценой жертв, лишений, тяжких испытаний.

Таким образом, оказывается, что борьба идёт не только и не столько за

душу Петера. Главное сражение разворачивается в душе Петера. «Ну-ка

скажи, что у тебя болело?» – вопрошает Михель. И Петер отвечает: «Серд-

це». Подчёркивая напряжённость и длительность внутренней борьбы ге-

роя, Гауф разрезает новеллу на две части, вставляя в разрыв ещё две. Эта

долгая пауза создаёт ощущение изнурительности внутренней борьбы. Сю-

жет строится на множестве перипетий, победа постоянно переходит от од-

ного победителя к другому. Наконец, в измученном сердце Петера оконча-

тельно побеждает великан. Чтоб сердце не болело, Петер отказывается от

него, и Михель вкладывает ему в грудь холодный камень. Холодное сердце

– волшебный талисман в мире дельцов. Удача теперь во всём сопутствует

герою. Каждая подлость приносит ему выигрыш. Холодное сердце – выс-

шая буржуазная ценность. Однако обретя её, герой не может порадоваться:

холодное сердце не знает радостей. Оно не знает ни желаний, ни страда-

ний, ни восторгов. И Петер понимает, что обделён в самом главном: он

живёт, не живя. И он задумывается о том, что будет потом, когда он и во-

187

все жить перестанет. На этот вопрос ему отвечает другой обладатель ка-

менного сердца, Толстяк Эзехиль: «После нашей смерти сердца будут

взвешены – велика ли тяжесть грехов. Лёгкие сердца взлетят вверх, тяжё-

лые падут вниз; я думаю, наши камни потянут немало». Однако даже не

страх расплаты на том свете, а тяжкое, как камень, раскаяние в содеянных

грехах заставляет Петера вступить в новый поединок со злодеем Михелем.

И поскольку решение его неколебимо, поскольку он готов принять любую

казнь, любую смерть, но умереть с живым сердцем, желание его осуществ-

ляется. Богатства Петера исчезают, как дым, но к нему приходит спокойст-

вие чистой совести, способность радоваться, страдать и любить. В этом и

состоит счастье человеческой жизни.

Гауф обрёл эту истину не на богословском факультете. Он верил в

неё, стоя в свои неполные двадцать пять лет на пороге смерти.

Вопросы и задания

1. Чем объясняется стремление Гауфа связать сказки в альманахи, а не соединить их

просто в сборник? Какова внутренняя связь всех произведений альманаха?

2. В чем своеобразие "восточных" сказок Гауфа?

3. Что роднит сказки Гауфа с национальным немецким фольклором? Подтвердите

свои наблюдения примерами.

5.4.Х.К. АНДЕРСЕН.

Андерсен (1805 – 1875) – самый читаемый в мире писатель. Нет, на-

верное, в мире ребёнка, который не знал бы сказок Андерсена. Что же сде-

лало его таковым?

То, что отец сказочника был башмачником, а мать – прачкой, пожа-

луй, известно всем, но мало кто знает, что дед Андерсена был довольно со-

стоятельным фермером. Однажды разразилось непоправимое: пожар по-

жрал всё, что у них было, в том числе и надежды на будущее... Дед не пе-

ренёс удара: он лишился рассудка. Отец отказался от мечты об образова-

нии, семья погрузилась в жестокую бедность. Переехала она в город Оден-

се – это центр датского острова Фюн – и поселилась близ богадельни, где

содержались несчастные безумцы. Там бабушка могла ухаживать за дедом.

Там и родился Ханс Кристиан.

188

Биографическую повесть "Сказка моей жизни" Андерсен начинает с

описания кровати, на которой он родился. Отец новорожденного сам ско-

лотил её из досок от чьего-то погребального помоста. На них ещё кое-где

сохранились обрывки чёрного сукна. Всё это: катастрофа, постигшая се-

мью, соседство безумного деда, мрачное ложе – первое земное прибежище

младенца – всё сулило ему судьбу горестную и безысходную. Однако были

и светлые мгновения: башмачник рисовал картинки для сына, читал ему

басни Лафонтена и сказки «1000 и 1 ночи». Так началось противоборство

сил, определивших его будущее: страданиям, убожеству и прозе жизни

противостояла поэзия, сказка, которая воспринималась Хансом Кристиа-

ном как некий высший закон бытия. Он не шутя надеялся на чудо – на пре-

вращение своё из сына башмачника в знатного вельможу, а то и в принца.

Его дразнили мальчишки, но их смех только усиливал его уверенность. Он

знал твёрдо, что в сказках именно «Иванушка-дурачок», «Ханс-простак»

оказывается, в конце концов, принцем и писаным красавцем. А был Ханс

Кристиан долговяз, нескладен, лицом невыразителен, и только внушитель-

ных размеров нос придавал ему некоторую значительность. Надо было

пристально вглядеться в это лицо, чтобы оценить, какой добротой и крото-

стью сияли его небольшие голубые глаза. Писаным красавцем – увы! – он

так никогда и не стал, хотя чудес в его жизни, действительно произошло

немало.

С детства он в них поверил и благодаря своему второму имени: Кри-

стиан – наследственное имя датских королей. И означает оно – «Христов»,

принадлежащий Христу. Когда, в одиннадцать лет, Андерсен лишился

своего мечтательного, нежного отца и все кругом жалели сиротку, сам

мальчик знал, что есть у него Отец Небесный, и Он любит его.

Однажды жестокая бедность вынудила мальчика с матерью отпра-

виться на господское поле собирать оставшиеся после жатвы колосья. В

разгар работы вдруг появился барский управляющий, известный своей

свирепостью. Со страшным криком накинулся он на ребёнка и замахнулся

189

хлыстом. "Но я взглянул ему прямо в глаза и невольно сказал: «Как же ты

смеешь бить меня – ведь Господь видит тебя!»" Реакция мальчика была

столь неожиданной, что ошеломлённый управляющий опустил хлыст, по-

трепал его по щеке и даже дал денег.

Может быть, в этот момент, а может, ещё раньше Андерсен осознал

себя избранником Божьим. Чувство великой гордости наполняет его серд-

це, но одновременно приходит и чувство столь же великой ответственно-

сти: он должен жить для того, чтобы дать миру нечто столь ценное, что

может быть признано Божьим даром. И даров этих было немало. Имел он

высокий чистый и сильный голос. Прослушав однажды в театре оперу, он

мог затем дома или в саду – как он полагал, на радость соседям – воспро-

извести все арии из неё. Просмотрев театральную афишу с перечнем дей-

ствующих лиц, мог сочинить и разыграть кукольный спектакль, исполняя

обязанности не только драматурга, режиссёра и актёров, но и декоратора,

костюмера, мастера-кукольника. Когда впервые он увидел балет, то был

настолько потрясён, что вообразил себя танцовщиком и в каморке своей

репетировал все партии без исключения. Одним словом, он осознал себя

человеком искусства и видел долг свой в созидании красоты. В четырна-

дцать лет он понял, что медлить нельзя, и надумал ехать в Копенгаген. Ко-

гда же ему советуют попросту, как всем, обучиться полезному ремеслу, он

отвечает серьёзно: "Это было бы величайшим грехом!" Перепуганная мать

обращается к гадалке. "Сын твой, – сказала старуха, – будет великим чело-

веком! Настанет день, и родной город Оденсе зажжёт в его честь иллюми-

нацию". Но проза жизни говорила другое. Казалось бы, в Копенгагене,

одинокий, довольно безграмотный провинциальный подросток со смеш-

ными амбициями должен был бы погибнуть, однако в первые же дни с ним

вновь начинают происходить чудеса: директор Королевского театра Йонас

Коллин становится его покровителем, его устраивают в театральную шко-

лу, берутся платить за обучение и содержание. Дают возможность окон-

чить гимназию. Как похоже на сказку! И уверенность его крепнет: «...из

190

меня непременно выйдет поэт. Только не маленький!» Однако первые пуб-

ликации даруют юноше не радость, а жестокие страдания: критика беспо-

щадна, язвительна, уничтожающа. За долгие десять лет такого обстрела

можно было сломить любую волю, но только не Андерсена. Он писал, пи-

сал, писал невероятно много и вот наконец – перелом: роман "Импровиза-

тор" приносит ему европейскую известность. Герой его откровенно авто-

биографичен. Вся его история – цепь несчастных случаев, которые в ко-

нечном счёте приводят к счастью. Такова, по Андерсену, логика и его соб-

ственной судьбы. А потому своего героя он тоже наделил способностью

понимать и принимать с благодарностью эту логику, видеть за утратами

удачи, за случайностями – руку провидения. Это одна из любимых андер-

сеновских идей. Она пронизывает всё его творчество. Она станет одной из

основных в его "Сказках".

Первый выпуск сказок вышел в 1835 году. Сразу же вслед за "Им-

провизатором". Как и все предыдущие произведения, на родине поэта они

вызвали злобные нападки критики, но в Андерсене опять сработала пру-

жина противодействия: "Я так уж создан, – пишет он, – что когда у меня

хотят отнять всякие достоинства, я особенно живо проникаюсь сознанием

того, что мне дано Богом". До конца жизни поэт остался верен сказкам, и

сказки прославили его имя во всем мире.

Непоколебимая верность своему призванию, зародившаяся в детстве,

и была той силой, что вела его сквозь все испытания и превратила в конце

концов в одного из счастливейших людей в мире. Потому-то автобиогра-

фическую повесть он и назвал "Сказка моей жизни". Первую её часть Ан-

дерсен завершает так: " Да, правда, что я родился под счастливой звездой!

Я чувствую, что я дитя счастья!"

Эти слова были написаны 2 апреля 1855 года – в день пятидесятиле-

тия поэта, а 6 декабря 1867 года, осуществилось давнее пророчество: род-

ной город был иллюминирован в его честь – он был избран почётным гра-

жданином Оденсе. Спустя ещё восемь лет – 2 апреля 1875 года – в день его