Пропп В.Я. Фольклор. Литература. История

Подождите немного. Документ загружается.

«Крестьянские

"жалобы"

Г.

Штробаха

песен автором решается иными, собственно фольклористиче-

скими методами. Варианты рассматриваются с точки зрения

их

территориальной принадлежности. Оказывается, что песни

эти не всегда распространяются так, как собственно фольк-

лорные песни, т. е. не идут сплошной песенной волной, а что

формы

распространения их очень разнообразны. Распростра-

нение прослеживается в пределах не государственных, а язы-

ковых

границ. В иных случаях можно доказать, что песни рас-

пространяются не от одного певца к другому, а путем занесе-

ния печатного текста в различные местности. Так создаются

независимые

друг от друга редакции и варианты.

Есть

песни,

широко распространенные, другие характерны только для

одного района или даже селения, есть песни редкие и единич-

ные.

Везде,

где можно, с точностью определяются пути и гра-

ницы распространения песен, их оседание. Результаты этих

изысканий даются в

форме

схематических карт.

Особо

изучаются автором

формы

бытования песен. Им

рассмотрены летучие листки, крестьянские газеты, календари,

рукописные собрания песен, устная традиция. В этом отно-

шении исследователь наталкивается на совершенно неожи-

данное явление: песни эти не только поются, но исполняются

драматически и входят в рождественские и троичные обрядо-

вые

игры.

Есть

песни, имеющие изначально диалогическую

форму, например, между крестьянином и чиновником (стр.

279).

Связь этих песен с народной драмой настолько тесна, что

некоторых случаях можно говорить об исконности именно

драматической

формы

(стр. 258, 350

—

351). Чтобы решить

вопрос

фигуре

крестьянина в

ранней

народной драме, автор

подробно останавливается на

фигуре

крестьянина в драматур-

гии Ганса Закса (стр. 335

—

339).

Сходство

мотивов совершен-

но очевидно, и это доказывает, что

фигура

сетующего на

свою

долю

крестьянина была распространена в драматургии XVI в.

Вместе

с тем идейная направленность этой драматургии отли-

чается

от направленности крестьянских жалоб: у Закса несча-

стная доля крестьянина предопределена самим богом

(«Неравные

дети

Евы»).

Автор подробно исследует историче-

скую

основу такого взгляда, одинаково характерного как для

400

«Крестьянские

"жалобы"

Г.

Штробаха

401

католической, так и для протестантской церкви после подав-

ления

крестьянских бунтов в 1325 г. Все это характеризует

метод и стиль рецензируемого исследования.

Но вопросы происхождения, распространения

форм

бы-

тования, литературных связей и т. д.

—

все же еще не главное.

Главное

—

содержание песен. Чтобы понять и объяснить его,

нужно хорошо знать крестьянский быт различных областей за

несколько

веков, нужно знать социальную историю немецкого

крестьянства.

Книга Г. Штробаха содержит богатый материал по исто-

рии экономического и социального быта крестьян. Для объяс-

нения

песен привлекаются исторические первоисточники и

документы, а также труды историков. Мы не можем входить в

детали и ограничимся лишь несколькими примерами. Песня

«Швабская

крестьянская жалоба», самая

ранняя

из

всех

до-

шедших до нас, рассматривается по районам устного бытова-

ния вплоть до

XIX

в. Один из этих районов

—

Шварцвальд. В

связи

с этим на стр. 65

—

69 дается подробная картина эконо-

мического

быта

края

по

официальным

данным, опубликован-

ным Баденским министерством внутренних дел в

1880-х

го-

дах.

Здесь приводятся данные для крупного, среднего и мелко-

го

крестьянства. Статистика показывает, что крестьянские

земельные

и лесные угодья настолько малы, а бремя всяческих

налогов настолько велико, что мелкий крестьянин вынужден

идти

в кабалу; он становится неоплатным должником.

Госу-

дарство,

суд, полиция, духовенство охраняют интересы его

господ,

и крестьянин разоряется. Все это объясняет происхо-

ждение и характер песен. На стр. 96 соответственно тематике

песни «Дело крестьянина уж ничего не стоит» подробно рас-

сматриваются

охотничьи дворянские права XVI

—

XVII

вв. и

бедствия

крестьян как от дворянских охот, так и от запретов

для крестьян бить зверей, иногда полностью разорявших его

поля. На стр.

125,

опять в соответствии с содержанием песни,

рассматриваются

бедствия от солдатчины и от войн, в особен-

ности во время Тридцатилетней войны.

других случаях

гово-

рится о тех бедствиях, которые приходится терпеть крестья-

нину-скотоводу в Швейцарии (стр. 147

—

148),

или о тяжком

«Крестьянские

"жалобы"

Г.

Штробаха

труде батраков-виноградарей в винодельческих районах (стр.

276).

Таких примеров можно привести больше. Они показы-

вают,

на какой почве возникают эти песни, в какой степени

они обусловлены и вызваны действительностью. Метод иссле-

дования теперь уже не филологический: его можно скорее на-

звать

сравнительно-историческим.

Этот

же метод вскрывает и идейное содержание иссле-

дуемых

песен. Автор прав, когда он делит песни по мотивам

на социально-обличительные и описательно-бытовые. Обе эти

стороны тесно связаны между собой. Бедность есть результат

притеснений и эксплуатации. Если собрать воедино мотивы

всех

песен-жалоб, конкретные описания жилища, одежды

крестьянина, его утвари, скота,

всех

видов его тяжкого труда,

собрать

все,

что в этих песнях говорится о господах, о

всех

вла-

стях,

начиная

от сельских и кончая высшими властями и духо-

венством

всех

рангов, получается потрясающая картина быта

мелкого

немецкого крестьянина во времена феодальной

экс-

плуатации

XVII — XIX

вв. Если расположить мотивы и их ва-

рианты

в исторический ряд, становится очевидным, что при

капитализме изменились

формы

эксплуатации, но не измени-

лась

сущность ее. Идеология песен чисто крестьянская: в этих

жалобах

видны ненависть, отчаяние, но нет призыва к нис-

провержению существующего строя. Случаи, когда, как выра-

жается

автор, песни «почти революционны» (стр. 352), —

крайне

редки. Авторы этих песен вообще не видят исхода или

видят его в том, чтобы эмигрировать в другую страну или

уйти

ландскнехты, позднее

—

в солдаты (стр. 289,

304),

либо из-

брать себе другое ремесло, например, стать плетельщиком

соломенных

шляп (стр. 157). Социальная острота песен ко-

леблется.

Как показано в книге, она слабеет к

XVIII —

началу

XIX

в. и вновь усиливается к концу

XIX

и началу

в. Социаль-

ная острота не противоречит тому, что некоторые песни или

варианты их, особенно в драматизованной

форме,

имеют

юмористическую

окраску. Этот юмор отнюдь не веселый, а

мрачный и острый. Фигура злой жены, используемая в народ-

ных

спектаклях как

фигура

комическая, по существу комиче-

ской не является. Это образ осатаневшей от многодетности,

402

«Крестьянские

"жалобы"

Г.

Штробаха

голода,

холода, болезней, каторжного труда и безысходной

нркды женщины, которая во

всем

винит своего мужа и тем

усиливает его несчастье. Мы видим, как много интересного

содержится

в книге Г. Штробаха, как много можно увидеть в

этих

песнях, если подходить к ним так, как это делает автор.

Все,

о чем здесь говорилось, содержится главным образом

первой части книги. Вторая содержит сводные выводы уже

не только для каждой песни, но для

всего

жанра в целом. Вы-

воды

эти даются в связи с теоретическими проблемами. Здесь

подробно разработана теория

народной

песни в

применении

к «крестьянским жалобам». Если в первой части говорится о

происхождении каждой песни в отдельности, то во второй

—

об

источниках жанра в целом. Вопрос этот рассматривается в

историческом аспекте. Далее речь идет о создании

традиции.

Автор

прослеживает, как мы сказали бы, процесс

фольклори-

зации, превращения стихотворений в народные песни, изучает

устное

и письменное бытование этих песен, изучает исполни-

телей и носителей

традиции.

Особенно интересен раздел, посвященный процессу варь-

ирования

(стр. 367

— 392).

Это, собственно говоря, самостоя-

тельное исследование, иллюстрируемое материалами одного

жанра, но имеющее более широкое и

принципиальное

значе-

ние. Здесь критически рассмотрены все главнейшие теории

народной

песни. Собственная точка зрения автора изложена

нами

выше, она хорошо продумана и полностью убеждает

читателя. Далее конкретно исследуются процессы варьирова-

ния в той мере, в какой это прослеживается на материале изу-

чаемого

жанра. Изменения устанавливаются формально, но

для них всегда можно

найти

исторические

причины.

Слуховые

ошибки, например, никогда не могут быть

причиной

варьиро-

вания. Варьирование совершается по определенным ступеням;

оно касается языка, метрики, структуры песен и вызвано как

историческими

причинами,

так и социальным положением

певца.

Можно наметить два противоположных процесса: со-

хранения и порчи, но в целом процесс варьирования до из-

вестного

исторического момента, когда песня исчезает,

—

это

процесс

творческий. Вся эта часть работы сделана настолько

403

«Крестьянские

"жалобы"

Г.

Штробаха

точно и конкретно, что теория творческого бессилия народа

(теория Наумана и его последователей) опровергается ad

oculos.

Эта часть

книги

очень полезна

всем

фольклористам, на

своем

материале сталкивающимся с вопросами варьирования

песен.

дальнейшем автор касается другого важного вопроса, а

именно: вопроса об отношении песен этого жанра к действи-

тельности и о социальной критике в них (стр. 363

— 410).

хотя

этот раздел содержит главным образом выводы из первой

части,

он имеет большое общетеоретическое значение, пока-

зывая,

насколько тесна связь подобных песен с реальной дей-

ствительностью

и какими методами эту связь можно рас-

крыть, определить и изучить.

Книга чрезвычайно содержательна. В ней проработан ог-

ромный фактический материал, изложенный очень сжато и

точно. По своему стилю, методу и обращению с материалами

она приближается к исследованиям в области точных наук.

Метод

ее чисто индуктивный, наблюдения всегда вытекают из

материала, полностью, всесторонне и обстоятельно изученно-

го. В

этом

—

сила убедительности работы

Г.

Штробаха Можно

пожелать,

чтобы по образцу

данной

работы были разработаны

и другие жанры немецкого фольклора, а также фольклора дру-

гих

народов.

«Славянская

историческая

баллада»

Б. Н.

Путилова

Б.

Н. Путилов. Славянская историческая баллада.

—

М.

—

Л,

1965.-

176 стр.

Для современного фольклориста-филолога

один

из самых

важных

вопросов

—

проблема жанра изучаемых памятников.

Пока не будет найдено ее решение, хотя бы гипотетически,

хотя

бы предварительно,

никакие

ни общие, ни частные про-

блемы изучения

народной

поэзии не могут быть разрешены.

Что такое баллада, и в частности славянская баллада, и имеют

ли славяне вообще балладу? Что такое историческая баллада и

чем ее отличия от исторической песни и героического эпоса?

Где

здесь

различия

и где совпадения и связи? В книге Б. Пути-

лова

поставлены эти и целый ряд других вопросов, и большин-

ство

из них решено окончательно.

Много

места отведено в работе проблеме сюжета песен.

Вот

сюжетный контур некоторых из этих баллад.

Страна находится под гнетом врага — турок или татар.

Один из них уводит в плен молодую девушку. Она просит раз-

вязать

ее, чтобы дать ей напиться. Ей это позволяют. Тогда она

идет к реке и бросается в нее, потому что не хочет достаться

никому из ненавистных поработителей. Лучше смерть, даже

если у врага ее ожидают почет, власть и богатство. Образ этой

девушки настолько значителен, прекрасен, поэтичен, что бал-

лада неизбежно захватит слушателя или читателя.

Если

фольклорист не понимает, не видит и не слышит вну-

тренней

красоты и значительности того, что он изучает, то луч-

ше ему за дело не браться. Надо отдать справедливость Б. Пу-

405

«Славянская

историческая

баллада»

Б.

Н.

Путилова

406

тилову.

В его книге разрабатываются не только специально

теоретические проблемы. В ней перед читателем проходят

одна за другой прекраснейшие песни, которые поражают со-

вершенством

поэтических красот и глубиной замысла. Здесь

нет систематизированного указателя сюжетов с исчерпываю-

щей

библиографией

вариантов, нет

схем,

нет карт. Вернее, все

это

есть у автора, все это угадывается специалистом, но

всего

этого

читатель не замечает. Он не видит, что в основе увлека-

тельного изложения лежит строго продуманный указатель

сюжетов

исторических баллад у русских, украинцев, белору-

сов,

болгар, македонцев, сербов, хорватов, словенцев, чехов,

словаков,

поляков.

«Сюжет,

—

пишет Б. Путилов,

—

это живая

художественная

ткань баллады. В судьбах персонажей, в их

взаимоотношениях, в жизненных ситуациях и перипетиях, в

связанных

с сюжетным развитием диалогах и высказываниях

получает основную реализацию конкретный поэтический за-

мысел.

Именно в сюжете наиболее отчетливо выражается

концепция действительности, раскрываются народное пони-

мание и

народная

оценка отдельных сторон истории» (стр.

32).

Это обеспечивает книге интерес современного читателя.

Между

историческими балладами

всех

славян есть нечто

общее.

Сюжеты располагаются по двум большим циклам

Первый имеет своим предметом увод в татарский или турец-

кий плен девушки (глава вторая). Второй представляет как бы

продолжение первого: члены семьи, брат и сестра, мать и дочь

и другие уводятся в плен не одновременно; в плену они встре-

чаются,

не всегда сразу узнают друг друга, отчего происходят

трагические коллизии (глава третья).

Но вот баллады прочитаны, и у читателя возникает целый

ряд вопросов, на которые он ждет ответа от исследователя.

Один из них

—

вопрос о причинах общности этих сюжетов у

славян.

Ответ дается очень точный и определенный: «Русские

баллады о полоне <...> должны быть возведены к эпохе борьбы

русского

народа с татаро-монгольским игом» (стр.

14).

Соот-

ветственно,

у других славян эти баллады восходят к периодам

их

порабощения татарами и турками. Автор здесь как будто

следует

методам и установкам дореволюционной, так назы-

ваемой исторической школы, которая за

фабулой

ищет реаль-

«Славянская

историческая

баллада»

Б.

Н.

Путилова

ных

исторических событий, а за действующими лицами

—

ре-

альных деятелей истории. Но автор так не думает. Каждого

события в отдельности, о котором повествует баллада, могло

не быть. «Балладные сюжеты отражают исторические колли-

зии не эмпирически, а поэтически» (стр.

142).

Народное твор-

чество

не пересказывает историю и не иллюстрирует ее. От-

ношение к действительности сложнее и глубже. «Баллады

—

результате художественной переработки впечатлений и

фак-

тов

жизни

—

как бы заново создают поэтический мир челове-

ческих

отношений, коллизий, чувств и переживаний, мир

страданий, борьбы, несчастий и побед, который представляет

собою

своеобразную «модель» мира реального» (стр. 95). Вся

книга служит как бы подтверждением этого глубокого, верно-

го

и хорошо продуманного тезиса. Б. Путилов не следует за

старой буржуазной исторической школой, а, наоборот, дает ей

бой, вскрывая подлинные

корни

и сущность фольклорного

историзма, который невозможен вне

понимания

поэтики и

поэтических закономерностей фольклора.

Но автор не следует и за теми теоретиками и исследова-

телями, которые всякое

сходство

непременно объясняют за-

имствованием одного народа у другого. Б. Путилов выступает

не только против буржуазной исторической школы, но и про-

тив теории заимствования и миграции. Автор спорит не абст-

рактно-логически, а конкретно, с

фактами

в руках. Он пре-

красно эрудирован в области истории фольклористических

учений

и специально в области изучения баллад и выпустил по

этому

вопросу ряд значительных работ. Б. Путилов хорошо

знает труды своих предшественников, появившиеся и в доре-

волюционное время, и за последние десятилетия в славянских

и неславянских странах. Его книга богата сносками и приме-

чаниями, за которые ему будет благодарен всякий ценитель

народной

поэзии и

науки

о ней. Полемика Б. Путилова с его

предшественниками достаточно серьезна и обоснованна.

Сходство

баллад шире, чем это кажется на первый взгляд;

общность охватывает не только сюжеты: «Идейное и темати-

ческое

единство,

принципиальная

художественная общность в

подходе

к историческим проблемам, общность жанровых

407

«Славянская

историческая

баллада»

Б.

Н,

Путилова

408

принципов, значительное

сходство

в выборе коллизий и глав-

ных

героев,

—

все это, в конечном счете, дает себя знать в бал-

ладах

славянских народов с гораздо большей силой, чем

собст-

венно сюжетные соответствия. Эти последние лишь подчер-

кивают

общность, придают ей своеобразную законченность»

(стр.

148). На стр. 168 перечисляются все теории, объясняв-

шие

сходство.

Те из них, которые мотивируют его заимствова-

нием, отвергаются, хотя отдельные случаи заимствования не-

сомненно

есть.

«Характер сюжетных связей таков, что не

при-

ходится

говорить о каком-либо эпицентре распространения

баллад у славян или о каком-то едином пути обмена. Сторон-

ники

миграционной

теории должны были бы признать, что

обмен проходил по

принципу

«каждый у каждого», другими

словами

— что балладное творчество имело общеславянский

характер» (стр.

149).

Эти баллады

—

выражение многовековой героической борь-

бы славянских народов за свободу и независимость против

татаро-монгольских поработителей.

отличие от героического

эпоса,

в котором воспевается военный отпор врагам, здесь

картина

иная.

Внешне

народ

порабощен, но внутренне он не-

победим и несгибаем. Борьба здесь

—

борьба слабого с силь-

ным, героизм этих баллад трагичен. Герой

—

не воин, а сильная

духом

прекрасная молодая девушка. Героиня погибает, но ги-

бель

ее

—

моральная победа над врагом: поработитель и на-

сильник оказывается бессильным перед ее стойкостью и си-

лой духа. «Полонянка

—

это поднятый на высоту поэтического

идеала художественный тип, в котором обобщились представ-

ления

народа и о нравственных и физических испытаниях,

выпавших

на его долю, и о силе и чистоте жизненных, нравст-

венных

принципов, им хранимых, и о решимости его отстаи-

вать

свободу и национальные начала своей жизни»

(стр.

96).

Хочется

обратить внимание еще на одно достоинство

книги

Б. Путилова

—

сжатое,

четкое, ясное изложение.

Автор

не ставит себе целью охватить все проблемы. Так, в

работе нет анализа поэтического искусства баллад. Но чита-

тель

сам чувствует красоту их благодаря обилию песенных ци-

тат.

Цитаты всегда приводятся на двух языках, и это правиль-

«Славянская

историческая

баллада»

Б.

Н.

Путилова

409

но в работах данного типа. Переводы прозаические очень точ-

ны. К счастью, Б. Путилов не делает никаких попыток

«адекватных»

переводов, так как народные песни по существу

непереводимы. Но сама параллельная

цитация

дает представ-

ление о языке этих песен. Если через русские переводы чита-

тель видит эпику и образность этих песен, то в оригинальных

текстах

ему слышится их напевность. Так, если по-русски

строка звучит «Ой братик, ой голубок», то по-болгарски звучит

так: «Леле братко, леле галабенце» (стр. 37). Другой пример.

Колыбельная песня по-русски передается так: «Баю-бай, мой

милый племянничек! Баюкает тебя не тонкая рабыня, а тетя,

материна

сестра».

Совершенно иначе звучит сербский ориги-

нал: «HnHaj, нина]

MOJ

МИЛО

сестрийу! / Не

нина

те танана ро-

бигьа, / Него тета, материна

сека»

(стр. 99). Какая музыка

языка! Русские песни обладают, конечно, такой же музыкой,

не передаваемой другими языками.

книге есть и некоторые спорные моменты. Можно

при-

ветствовать

ту борьбу, которую Б. Путилов ведет с эмпириче-

ским узкоисторическим пониманием песен. Но вот в песнях

поется о том, что в плену встречаются разъединенные еще в

детстве

брат и сестра и не узнают друг друга. Между

ними

возникают любовные отношения, которые иногда приводят к

инцесту, иногда же этот инцест счастливо избегается. Б. Пути-

лов думает, что мотив инцеста восходит к тем временам, когда

существовали

такие

формы

брака, при которых то, что мы на-

зываем

инцестом, кровосмешением не считалось. Впрочем,

этнографической литературы по этому вопросу не приводится.

Вопросы

группового брака, эндогамии и экзогамии,

форм

брака и семьи здесь не затронуты. Нам кажется, что таких

форм

брака, о которых поется в песне как об инцесте, не было

никогда. Но если даже предположить, что какие-то столетия

или тысячелетия назад они имели место, к этому ли восходят

соответствующие

балладные сюжеты? Если бы инцеста нико-

гда

не было, создались ли баллады о трагических встречах бра-

та

с сестрой или нет? Почему, отвергая в целом то направле-

ние, которое в фольклоре прежде

всего

видит отражение

внешних исторических фактов, Б. Путилов в данном случае