Покрышкин А.И. Небо войны

Подождите немного. Документ загружается.

сом – когда выпустите в полет Березкина? – однажды

обратился ко мне и комсорг полка Виктор Коротков. Он

заявил, что говорит со мной по поручению комсомоль-

ской организации, что с комсомольцем Березкиным по

его настоянию беседовали на бюро, на собрании. Бе-

резкин там заявил, что он, комсомолец, не имеет пра-

ва в эти дни болтаться без дела на аэродроме, когда

другие сражаются с врагом.

С тех пор я стал больше присматриваться к Березки-

ну. Послать его в полет с группой без предварительной

подготовки у меня не было и в мыслях. Больше всего

я боялся подвергнуть молодого летчика в первом же

бою смертельной опасности. Если он и выходил из по-

добного испытания живым, над ним потом очень дол-

го довлел инстинкт самосохранения. Этот инстинкт так

сковывал некоторых, что в нужный момент такой лет-

чик не мог проявить дерзость, смелость и погибал там,

где можно было легко выйти из опасного положения.

– С завтрашнего дня начнем тренировку, – сказал я

комсоргу и Березкину.

Но на следующий день и потом почти целую неделю

я не смог летать с Березкиным. В первом боевом вы-

лете с молодыми, в трудной схватке с «мессершмит-

тами» Клубов, лучший из всех пополненцев, моя наде-

жда, со своим ведомым Жердевым оторвались от груп-

пы, потеряли ее в «карусели» самолетов и не возвра-

тились на аэродром. Только вечером нам стало извест-

но, что они все-таки сбили одного немца и приземли-

лись в Краснодаре. Меня это очень огорчило, и я начал

тренировки с молодыми на отработку взаимодействия.

Надо было научить их железному соблюдению главно-

го закона слетанности: не отрываться от своих! Нару-

шение этого закона стоило нам уже не одной жизни.

В конце мая пришла, наконец, долгожданная весточ-

ка от Марии. Она писала, что жива и здорова, что мно-

го думает обо мне и очень переживает, когда читает в

газетах о воздушных боях над кубанской землей. Пись-

мо так сильно взволновало меня, что я решил, пока по-

зволяет затишье на фронте, немедленно повидаться с

ней. Сразу же пошел к Краеву.

– Товарищ командир, – обратился я к нему, – разре-

шите на денек слетать к Марии. Она сейчас находится

под Миллеровом.

– К той самой блондинке?

– Да, к ней, – ответил я, стараясь быть спокойнее.

– Ох уж эта мне любовь! – продекламировал Кра-

ев, прохаживаясь по комнате. И, остановившись пере-

до мной, сказал:

– Ладно. Лети.

– А можно на УТ-2? – осмелился я еще на одну

просьбу.

– Бери, бери... Вижу, пропал Покрышкин! – захохотал

Краев, хлопнув меня по плечу. – Но учти, послезавтра

быть в полку.

– Есть! – радостно козырнул я и побежал на аэро-

дром.

В своем письме Мария не могла точно указать, где

находится их часть. Но одна строчка прояснила все:

«Таисия живет под Миллеровом». А Таисия – подруга

Марии.

Подлетая к Миллерову, я стал внимательно следить

за воздухом. Аэродром обнаружить было не так слож-

но: над ним почти всегда кружат самолеты.

Приземлившись, я увидел возле одной из стоянок

полуторку и решил узнать у водителя этой машины, где

располагается нужная мне часть. Им оказался хорошо

знакомый мне по Манасу пожилой усач.

– Капитан Покрышкин! Здравия желаю! – еще изда-

ли приветствовал он меня.

Я поздоровался, радуясь, что именно он первым

встретился на моем пути... Не забыла ли Мария обо

мне? Ведь мы расстались с ней очень давно, а жизнь

фронтовая. И решил, если услышу, что стала другой, –

немедленно улечу назад.

Шофер стал расспрашивать о положении на нашем

фронте, о моих личных успехах, но я отвечал рассеян-

но и все думал, как перейти к нужному для меня раз-

говору. Но меня выручил мой собеседник. Вспоминая

манасских знакомых, он упомянул и приветливых де-

вушек из медсанбата.

– А вы не помните медсестру Марию?

– Ну, как же не помнить! – оживился шофер. – Не-

давно она мне руку перевязывала. Добрая девушка. У

нас все ее уважают. Постойте, постойте! – хитро улыб-

нувшись, воскликнул шофер. – Да вы же, наверное, к

ней прилетели! Ну конечно, к ней. Ведь в батальоне все

считают ее вашей женой.

Мне стало стыдно за свою подозрительность.

– Точно, к ней, – весело ответил я. – А ты не подбро-

сишь меня на своей машине?

– О чем разговор! Конечно, – отозвался он. И, садясь

в кабину, добавил: – Вот обрадуется!

– Вот здесь санчасть, товарищ капитан, – сказал во-

дитель, остановив полуторку у побеленной хаты.

Поблагодарив шофера, я выпрыгнул из кабины и

сразу заметил в окнах мазанки несколько любопытных

лиц. Потом там кто-то вскрикнул. И вот выбежала она,

Мария, за ней веселой стайкой все медсестры.

Девушки всей гурьбой провели меня к той хате, где

они стояли на квартире. Начались хлопоты. Марии

предстояло впервые принимать, угощать парня.

– Чем же тебя покормить? – спросила она каким-то

неуверенным голосом. – Вы же народ капризный.

– Что приготовишь, то и ладно.

За один день, который мы провели вместе, мы исхо-

дили все тропки вокруг Старой станицы. Поговорили,

кажется, обо всем, насмеялись и погрустили. Первого,

конечно, вспомнили Вадима. Когда я сказал Марии, что

он погиб, она заплакала. Припомнились вечера, про-

веденные втроем, в Ма-насе, все шутки и выдумки Ва-

дима. Однажды Вадим прибежал к Марии в санчасть

среди дня, когда там стояла большая очередь на пе-

ревязку, протиснулся к столу и вдруг громыхнул своим

голосом:

– Я пришел узнать, ты Сашку очень любишь или

нет? Мы посмеялись тогда и над собой и над «лобовы-

ми приемами» Вадима. В оценке своих и чужих поступ-

ков мы с Марией почти всегда сходились. Наверно,

эта общность объединила нас. Мы одинаково угадыва-

ли искренность и фальшь в поведении других, любили

честность, прямоту. В моих глазах Мария сразу стала

на голову выше других девушек еще тогда, в Манасе,

когда она, все узнав обо мне, о моих неурядицах по

службе, отнеслась к ним точно так, как относился к ним

я. Она поняла меня, поверила мне, но она также требо-

вала отрешиться от некоторых холостяцких привычек.

Я реагировал на ее замечания по-разному: то поступа-

ясь чем-либо, то ощетиниваясь против нее. Погостив

целый день, я собрался к вечеру улетать. Мария захо-

тела проводить меня на аэродром, к самолету. Я не со-

гласился. Она удивилась. Объяснить ей свои мотивы я

не мог: все летчики на фронте считали, что женщина у

самолета – дурная примета. Мария этого, очевидно, не

знала, но не настаивала на своем. Я простился с ней

в станице и ушел на аэродром.

Здесь обнаружилось вдруг, что нечем заправить мой

УТ-2, так как для него нужен особый бензин. Такой бен-

зин был только на соседнем аэродроме. Я улетел ту-

да, а когда снова поднялся в воздух, было уже поздно.

Что ж, пришлось опять садиться у станицы Старой и

стучать в окно к Марии...

Рано утром я улетел на Кубань. Тот же маршрут, те

же степи и станицы. Но и земля, и сегодняшняя моя

жизнь, и будущее казались обновленными. Все вокруг

стало родней, дороже. Моим чувствам словно приба-

вилось силы. Мечта о завтрашнем дне приобрела кон-

кретность. Имя Марии слышалось в звуках мотора. Эх,

скорее бы покончить с этой войной!..

На нашем аэродроме было очень мало самолетов.

Такое в последнее время случалось довольно редко.

Я подрулил к стоянке. Вижу, от моей машины ко мне

бежит техник Чувашкин. Почему он так торопится? Это

удивляло и тревожило. Запыхавшись, он на расстоя-

нии перешел на шаг и что-то прокричал. Я посмотрел

в небо – там ничего не видно.

– Слышали?.. Сегодня...

Мне хотелось посмеяться над всегда спокойным, да-

же медлительным Чувашкиным.

– Поздравляю, товарищ капитан!.. Сегодня по ра-

дио... Вы Герой Советского Союза!

Стараясь скрыть мгновенно наполнившую меня ра-

дость, я спросил:

– Еще кто?

Чувашкин обеими руками схватил мою руку, я обнял

его за плечо другой. Мы прижались друг к другу.

– Поздравляю! Как это хорошо! На Кубани!.. Еще ко-

му? Крюкову, Борису Глинке, Речкалову, Фадееву. Еще

из других полков ребята.

Имена летчиков, руки техника... Они говорили мне о

годах, о боях, о дорогах войны... Эх, Вадим! Не дожил...

Мы шли по мягкой, молодой траве. В небе нарастал

гул. Он был необычно мощным. Прямо через наш аэро-

дром с востока на запад шли одна за одной, целой ар-

мадой девятки «Петляковых». Звонким ревом напол-

нился весь небосвод.

– Наступают, – просто сказал Чувашкин.

– Да.

– За два дня столько событий. Сегодня наши насту-

пают. А вчера они, гады... Такая неприятность в полку.

– Что случилось?

– Налетели «фоккеры» и обстрела и стоянки. Ранили

летчика, убили инженера. Как будто знали, что вас нет

дома.

– Ну, при чем тут я!

– Может, побоялись бы. Все ж говорят, когда вы там,

наверху, они такой галдеж в эфире поднимают: «Ах-

тунг, ахтунг, Покрышкин в воздухе!»

– Кого убили?

– Урванцева. Единственная пуля попала в его будку

и прямо в висок. Из летчиков молодого ранило. Ногу

ампутировали ему, умер.

Вот так и воспринимай все как есть: свою радость

вместе с общим горем. Дели свою радость на всех, бе-

ри на себя часть гнетущей печали утрат.

Фамилии «молодого» Чувашкин не смог назвать. Это

подсказывало мне, что он не из тех, кто уже был на

виду, имел свою машину. Неужели Березкин?..

Мы подходили к землянке КП – оттуда вышло не-

сколько человек. Они приветливо улыбались. Первым

среди них я узнал Погребного. Он погладил свою бо-

роду и поднял над собой обе руки. Рядом с ним стояли

Березкин, Коротков, Пыжиков – мой земляк из Новоси-

бирска, друг по ФЗУ, недавно назначенный в наш полк

на должность пропагандиста. Где-то из-за них показа-

лась голова майора Краева. «Да, летчики все на рабо-

те», – подумалось мне. Погребной первый шагнул мне

навстречу, и я обнял его как родного.

16. Знакомые маршруты

До свидания, Кубань!

Эти слова звучали гулом наших моторов над уже ко-

лосившимися нивами, над рекой, затененной вербами,

над станицами и городами чудесного края, переживше-

го короткую, но тяжелую, опустошительную немецкую

оккупацию.

Кубань... Она уже трудилась для фронта, для побе-

ды. Наш полк в числе других частей оставлял ее, что-

бы влиться в другие фронты. Небольшой плацдарм на

Таманском полуострове, еще удерживаемый немцами,

был окружен надежным кольцом.

Полк перелетел в район Донбасса. Августовская жа-

ра, грозы, высокое, пепельного цвета небо, пыльные

дороги, духота южных ночей, хорошо знакомый марш-

рут, пролегавший через Тихорецкую, Ростов, Новочер-

касск, – все это напоминало ветеранам нашего пол-

ка о прошлогоднем лете. Сегодня мы летели на дру-

гой участок фронта, чтобы громить, гнать врага на за-

пад. Мы чувствовали в себе силу, уверенность, ждали

решительных боев, победоносных наступлений нашей

армии.

Мы помнили лето сорок первого и сорок второго го-

дов. Противник отброшен далеко, но он силен, его ре-

зервы еще огромны. Не прорвутся ли где-нибудь его

танковые армии и е заставят ли нас снова отходить,

бросать города?

Что таила в себе эта тишина на переднем крае,

пролегавшем по нашей земле на тысячи киломе-

тров, тишина, слышимая в каждодневных сводках Сов-

информбюро: «Существенных изменений не произо-

шло»?

Да, мы чувствовали это затишье. Когда вели бои на

Кубани, понимали, что это были схватки «местного зна-

чения», хотя и очень тяжелые. Мы ждали больших со-

бытий, наступления наших войск. Нам хотелось уча-

ствовать именно в таких крупных операциях.

Все, что ожидало нас впереди, было пока что не-

определенным, но оно рисовалось нам в светлых крас-

ках потому, что на Кубани мы победили.

Небо Кубани... Здесь, в районе наступления, соби-

ралось одновременно несколько сот наших и немецких

самолетов. Взятые в плен немецкие летчики засвиде-

тельствовали, что сюда в конце мая были переброше-

ны свежие отборные части из-под Харькова. На Кубани

их здорово потрепали. В одном бою, который длился

около часа – он расчленился на мелкие группы, нара-

стая, охватывая огромное пространство, – было сбито

сорок два самолета противника. Кстати, вражеский ЯК

был сбит здесь таким образом: в один день запрети-

ли появляться в воздухе всем нашим ЯКам, и тот, ока-