Пивоев В.М. Миф в системе культуры

Подождите немного. Документ загружается.

"Если поглядеть на нас

просто, по житейски, мы

находимся в положении

пассажиров, попавших в

крушение в длинном

железнодорожном туннеле, и

притом в таком месте, где уже

не видно света начала, а свет

конца настолько слаб, что

взгляд то и дело ищет его и

снова теряет, и даже в

существовании начала и конца

нельзя быть уверенным" (Ф.

Кафка).

Миф в истории культуры

Слово "культура" часто производят от "культа". Но при

этом следует оговорить, что современное истолкование слова

"культ" имеет более узкое поле значений, тогда как латинское

cultus имело несколько значений в двух плоскостях:

1) обозначение качественной характеристики объекта -

"возделанный, обработанный", "разодетый, нарядный",

"красивый, изящный", "образованный, утонченный,

облагороженный";

2) обозначение действия и его результата - "возделывание,

обработка", "насаждения, возделанные поля", "попечение,

забота", "образ жизни, жилищный комфорт, материальная и

духовная культура", "наряд, туалет", "убранство, пышность,

великолепие, красота, изящество", "образование, развитие,

воспитание", "занятие, изучение", "почитание, поклонение,

погчет, уважение", "вероисповедание" (71, 276). Как видим,

современная языковая практика свела дело к последнему

значению.

В истории человеческого общества можно заметить

существование двух типов культуры. Первая ориентирована на

технологический прогресс и рациональные формы освоения

мира. Вторая - на духовные ценности и иррациональные

способы освое-

165

ния мира.

Первые попытки выяснения причин появления мифов и их

истолкования были предприняты еще в античности. Так

Аристотель полагал, что мифы создаются законодателями "для

внушения толпе, для соблюдения законов и для выгода закону"

(16, 1, 315). Эвгемер считал, что в мифах заключена история

народов, деяния и подвиги героев, предков. Вплоть до эпохи

Просвещения слово "миф" имело уничижительный смысл.

Мифом называли досужую выдумку, басню, сплетню или

какую-то небылицу, не имеющую под собой никакого

объективного основания. Переоценка мифа начинается о "Новой

науки" Дж. Вико, а после романтиков, Эмерсона и Ницше в

полной мере устанавливается новое понимание слова "миф".

Под мифом понимается истина не научного и исторического

значения, а метафизическая истина*, воплощающая высшие

духовные ценности.

"Мифология для Шеллинга, - писал А. В. Гулыга, -

необходимый этап сознания человечества, состояние "слепоты".

Хотя слепой не видит солнца, оно греет его, то есть это путь к

истине, только путь, а не сама истина, которая дается лишь в

христианском откровения, завершающем исторический процесс,

являясь чем-то принципиально новым" (62, 169). Шеллинг один

из первых обнаружил и исследовал символическую природу

мифологического осмысления мира. Этот подход развил Э.

Кассирер в своем капитальном труде "Философия

символических форм". Мифология пронизывает культуру

каждой эпохи. Об этом хорошо сказал А. Ф. Лосев: "То, что

мифология органична различным эпохам, я могу утверждать

определенно. Другое дело, что она не так явственна, не так

открыта, как в античности. Но и эпоха Возрождения, и Новое

время пронизаны мифом, их надо только узнать и

сформулировать. Или вот, к примеру, Ге-

А. Ф. Лосев возражал против метафизического истолкования термина "миф",

чтобы подчеркнуть характер тождественности "вещественной

действительности" и "отрешенности" мифа (134, 568-569).

166

гель. Казалось бы, какая тут мифология, логицист - до костей.

Но и у него я вычитал, что "понятие есть дочь божественной

мистерии". Различное отношение к мифу в природе романтизма

и классицизма. Романтизм есть ввиду постоянного недовольства

настоящим уход в бесконечность, в бесконечные дали и с

признанием подлинной реальности только за этим бесконечно

удаленным идеалом. Классицизм основан на принципе

достигнутого совершенства, романтизм же - на принципе

никогда не могущей быть достигнутой бесконечности. Но

романтизм заключает в себе и некую опасность. Вот, например,

Гегель, глубочайше понимавший все художественные стили,

утверждает, что романтики часто слишком увлекались своим

искательством идеала до такой степени, что оно становилось

уже чем-то самодовлеющим и чем-то уже отвлекающим от той

бесконечности, которую романтики с самого начала считали

своим главным принципом. Это приводило к тому, что Гегель

называл духовным приключенчеством" (132, 59-60).

Тесную связь народной культуры средневековья и

Возрождения с мифологическим сознанием обнаруживал М. М.

Бахтин (см.: 21) и Д. С. Лихачев (см.: 126).

Судьбу древних мифологем в истории культуры можно

показать на нескольких примерах. Мифосознание получает в

древнем мире различный характер выражения в Европе и Азии с

разной доминантностью способов и каналов восприятия и

освоения мира. Так, в Древней Греции доминирует зрительное

восприятие, что приводит к возникновению и ускоренному

развитию рационализма, первое рождение которого произошло

в философии Сократа, затем возрождение (второе рождение) - в

эпоху Просвещения (см.: 7, 3-13), и, наконец, перевоплощение в

позитивизме XIX и технократизме XХ веков.

На Востоке доминанта освоения мира связана со слуховым

восприятием, что приводиг к расцвету иррационализма, затем

иррациональных религиозных культов типа дзен-буддизма.

Другой пример: судьба двух типов духовности, основанных

на двух мифологисеских концепциях космоса (мира) в

католицизме и православии (см.: 6), трехчастного в первом

случае и двухчастного, биполярного - во втором. Эта

поляризован-

167

ность картины мира в православной космосе оказала (как

отмечалось выше) решающее влияние на национальную

психологию русского народа, и наиболее ярко она выражена в

романах Ф. М. Достоевского, работах Н. А. Бердяева и С. Л.

Франка.

Любопытное свидетельство взаимопроникновения

мифологии и науки приводит В. Л. Рабинович в книге "Алхимия

как феномен средневековой культуры" - рецепт получения

философского камня: "Чтобы приготовить эликсир мудрецов,

или философский камень, возьми, сын мои, философской ртути

и накаливай, пока она не превратится в зеленого льва. После

этого прокаливай сильнее, и она превратится в красного льва.

Дигерируй этого красного льва на песчаной бане с кислым

виноградным спиртом, выпари жидкость, и ртуть превратится в

камедеобразное вещество, которое можно резать ножом.

Положи его в обмазанную глиной реторту и не спеша

дистиллируй. Собери отдельно жидкости различной природы,

которые появятся при этом. Ты получишь бесвкусную флегму,

спирт и красные капли. Киммерийские тени покроют реторту

своим темным покрывалом, и ты найдешь внутри нее истинного

дракона, потому что он пожирает свой хвост. Возьми этого

черного дракона, разотри на камне и прикоснись к нему

раскаленным углем. Он загорится и, приняв вскоре

великолепный лимонный цвет, вновь воспроизведет зеленого

льва. Сделай так, чтобы он пожрал свой хвост, и снова

дистиллируй продукт. Наконец, мой сын, тщательно

ректифицируй и ты увидишь появление горючей воды и

человеческой крови" (184, 16). Конечно, можно здесь увидеть

лишь попытку зашифровать, скрыть от непосвященных секреты

химических реакций, но гораздо важнее то, что эти "львы" в

"драконы" суть мифологемы, имеющие субъектный смысл.

Нечто подобное мы находим у Якоба Бёме, когда он пытается в

терминах религиозной мифологии осмыслить философию

природы (см.: 26).

Яркий пример исторической судьбы мифа в культуре

анализирует Ю. Бородай (см.: 40, 175-209), показывая влияние

мифа о непорочном зачатии Девы Марии на культуру

христианской Европы, на формирование представления о

половых сношениях как греховных и вынужденных лишь из

соображений семейно-супружеского долга. Это сказалось на

высоком проценте

168

фригидности женщин, до половины их в странах христианской

культуры не испытывают наслаждения при половых сношениях,

хотя физически они вполне здоровы.

Очень интересные примеры мифологической

интерпретации лирики Ф. И. Тютчева можно обнаружить в

книге Грачева "Национальные образы мира" (см.: 55). Он

проанализировал 45 стихотворений, Тютчева, имея целью

обнаружить в них мифологемы "русского образа мира",

конечно, с некоторой степенью идеализации, но все же некие

устойчивые, повторяющиеся черты, уходящие корнями в

мифологическое сознание русского народа, обнаруживаются

уже в языке, а в поэтическом тексте оно делается еще более

выпуклым, ярким (см.: 55, 174-349). Гачев берет за основу

четыре стихии - "землю", "воду", "воздух", "огонь" - и в

результате анализа Тютчевского космоса обнаруживает

иерархию: в русском космосе в начале всего "свет", хотя он и

является ипостасью огня, но связь эта едва ощутима; на втором

месте - "вода", правда, в русском мифосознании на второе место

претендует и "воздух", ветер - "всемогущий бог русских равнин,

властитель идеи дали и пути - дороги, свободы воли,

странничества, легкости души нараспашку". У Тютчева Гачев

обнаруживает влияние германской ориентации, где вода важнее

воздуха. Сочетание "света" и "воды" играет важную роль в

поэзии Тютчева, и в русском космосе "световода" является

символом женской души. Мужская душа символизируется

"световоздухом" - "светер". Последняя из стихий - "земля" -

рыхло-неплотная, "мать-сыра земля", то есть "водоземля" (а не

камень) или "воздухоземля".

"Из чувств, - пишет Г.Гачев, - иерархия будет выглядеть

так: зрение (как сопряженное со светом), слух (от звука к свету

путь в душевно-драматическом представлении стихотворений у

Тютчева), обоняние (связано с воз-духом и еще дистанционное

чувство, культурою пространства дышит), вкус (связан с водой,

близкодействие слепое), осязание (касание формы, тверди,

стихия земли). Для сравнения - германская иерархия чувств:

звук (музыка, ночь, надир - и у Тютчева обилие нощности с

германским склонением его духа связано), свет (звук и свет -

дистанционные, теоретические чувства), обо-

169

няние, осязание, вкус. Французская: осязание, вкус, обоняние,

зрение, слух, - т. е. чувства близкодействия первее

теоретических (что и в картезианской системе мира, в отличие

от Ньютоновой, сказалось)" (55, 346). Сегодня эти мифологемы

име-ют смысл метафор, но метафора может "умирать";

переставать быть поэтической метафорой, если утрачивается

связь с чувст-вом, с "интеллигенцией" (по терминологии А. Ф.

Лосева), и тогда она может стать мифом (см.: 23, 66).

Заключая, можно сказать словами А. Ф. Лосева:

"Мифология, если ее понимать как совокупность самих мифов,

зависит от характера опыта, которым располагает философ и его

эпоха; и мы замечаем, как в основе каждой культуры лежат те

или другие мифы, разработкой и проведением которых в жизнь

и является каждая данная культура" (133, 195). Проявления

традиций и форм мифологического сознания в истории

культуры можно обнаружить во всех сферах и областях

культуры и общественного сознания. В качестве примера

возьмем взгляды П. А. Флоренского на поворотные пункты

истории культуры, а также проблему судьбы праздника в

современной культуре.

Дискретное и континуальное в истории культуры

Флоренский сформулировал свою жизненную задачу как

про-ложение путей к будущему цельному мировоззрению.

Основным законом мира он полагал закон термодинамики -

закон энтропии, всеобщего уравнивания (хаоса), которому

противостоит закон эктропии (логоса) или негэнтропии. При

этом культура есть "борьба с мировым уравниванием" -

смертью. Культура - это слово он производил от "культа" -

представляет собой крепко связанную систему средств к

осуществлению и раскрытию некоторой ценности,

принимаемой за безусловную, т. е. служит некоторому предмету

"веры". И соответственно: "вера определяет культ, а культ -

миропонимание, из которого далее следует культура" (271, 113-

119).

Значение эмоционально-ценностного опыта и его роль в

формировании мировоззрения были довольно рано поняты

Флорен-

170

ским. Еще в студенческие годы он писал матеря: "Я считаю

своею второю (после математики) задачею быть хорошо

ознакомленным с искусством. По-моему, главнейший

недостаток большинства систем в том, что там совершенно

игнорируется весь тот огромный концентрированный материал,

который дает искусство вообще; что же касается до музыки, то

она можно сказать, почти совсем не использована. Нельзя

оставлять в мировоззрении такую исполинскую дыру, как

отсутствие музыкального образования, хотя бы даже самого

поверхностного, самого элементарного. А помимо всего

остального искусство является концентрированным опытом;

оно разом не исчерпаемо, не адекватно понятию по бездонности

содержания (как опыт вообще) и идеализировано, то есть в нем

совершена та работа обобщения и индукции, которую

приходится при непосредственном опыте производить самому"

(238,74). Флоренский противопоставлял этот опыт рационально-

понятийному.

Здесь можно обнаружить ростки проблем, которые в той

дли иной мере занимали его многие годы - это проблемы

соотношения и доминантности рационального и

иррационального в общественном опыте, разрушения

целостности культуры. В истории человечества, по мнению

Флоренского, происходит смена двух типов культуры -

средневековой и возрожденческой. "Первый тин

характеризуется органичностью, объективностью,

конкретностью, самособранностью, а второй -

раздробленностью, субъективностью, отвлеченностью и

поверхностностью" (271, 114). Ему самому ближе опыт

средневековья: "Чтобы понять жизнепонимание будущего, надо

обратиться к корням его, к жизнепониманию средневековому"

(264, 348).

В истории культуры сложились две ветви, различающиеся,

как мы отмечали выше, по доминантности способов

коммуникации и восприятия: "От глубокой древности две

познавательные способности почитались благороднейшими:

слух и зрение. Различными народами ударение первенства

ставилось либо на том, либо на другом; Древняя Эллада

возвеличивала преимущественно зрение. Восток же выдвигал

как более ценный - слух" (272, 2, 341). Понятие

"мировоззрение", как отмечалось во второй лекции, несет на

себе черты зрительной доминанты в ос-

171

воении мира, представление о ясности сознания. С этим

связано, по мнению Флоренского, появление "иллюзионизма",

который выражается в субъективизме точки зрения.

Первая ветвь опирается на слушание, на устное общение,

вторая - на зрение, созерцание. Можно обнаружить тесную

связь первого способа коммуникации с деятельностью правого

полушария головного мозга, и второго - с левым. Первая

(условно говоря, азиатская или восточная) культура активно

использует иррациональные способы освоения мира; вторая

(европейская) развивается в русле доминантности рационализма

(здесь речь идет только о доминантности, но не об отказе от

иных способов, дополнявших доминантные). В европейской

культуре доминирует) созерцательная методологическая

программа. Это имеет ряд существенных следствий. Как

замечал Д. Локк, "разум, подобно глазу, дает нам возможность

видеть и воспринимать все остальные вещи, не воспринимая сам

себя: необходимо искусство и труд, чтобы поставить его на

некотором отдалении и сделать его своим собственным

объектом" (127, 1, 91). Пользуясь зрением, человек обращает на

себя внимание в последнюю очередь (пока нет зеркала), причем

видит лишь отдельные части своего тела. Зрение не помогает

осознать себя как целое. Оно фиксирует лишь внешние

проявления "я", опредмеченные. Зрительно человек осваивает

свою метафизическую (субъективную) сущность лишь после ее

опредмечивания в продуктах деятельности.

Совсем другое дело - слух. Голос выражает внутреннюю

сущность человека в ее главном, целостном и непосредственном

выражении. На основе слуха саморефлексия функционирует

более адекватно и точно. В случае зрелого самосознания эту

задачу успешно решает внутренний диалог, но пока сознание не

созрело до этого, оно нуждается во внешней опоре для

самосознания. Так, ребенок на первых этапах овладевания

речью и самосознанием говорит о себе и своих желаниях в

третьем лице: "он хочет", "ему нужно" и т. п. Вероятно, здесь

заключается одна из важных причин того, что в самопознании

восточная философия добилась немалых успехов, выработала

методику и методологию медитации, погружения в глубины

собственной психики, к нижним слоям сознания (в широком

смысле слова "сознание").

172

В общественном сознании эпохи Возрождения

продолжалось развитие идей рационализма, возникших в

античной философии. Они получили воплощение в идее

абстрактного единства точки зрения на отображаемые события.

С этим связана одна из загадок этой эпохи. Почему именно в

культуре Возрождения осознана в полной мере абсолютная

ценность индивидуального субъекта мироощущения и

мировосприятия? В сознании средневековья доминировали

другие идеи: например, идея подчинения индивида Богу

(человек - раб Божий). Из этого сегодня некоторые атеисты

делают вывод об унижении человеческого достоинства в этой

рабской подчиненности высшему авторитету. С одной стороны,

это действительно так, но, с другой - данное подчинение не

столько унижает, сколько возвышает человека в его

собственных глазах и в глазах христианского мира. Настолько

несоизмерим авторитет Бога с любым другим возможным

объектом поклонения и подчинения, что причастность этому

авторитету есть основание человеческого достоинства,

ценностного самоутверждения. Таким образом, для

средневекового человека достоинство реализуется не столько

индивидуально, сколько через причастность в социально-

религиозной общине (сословию, ордену, клану). Но тем самым

достигается причастность к целостной картине мира, что, как

считает Флоренский,. чрезвычайно важно.

Как обнаружил Н. А. Бердяев, индивидуализм и идея

ценности отдельной человеческой личности уходят корнями в

древнегреческую философию, тогда как идеи коллективизма,

подчинения личности обществу связываются им с иудейской

эсхатологией, целью иудаизма было спасение не отдельной

личности, но всего народа. В христианстве произошло развитие

идеи человека, соединение с элементами иудейской

эсхатологии, что привело к возникновению представлений, о

личном бессмертии, которое иудаизм не приемлет, но именно

отсюда начинается прорастание возрожденческой идеи о

самоценности индивида (31, 76).

Осознание роли личностного начала связано также с

переходом от канонической культуры к проектной. Если раньше

традиция и канон довлели над человеком и его деятельностью

до такой степени, что даже новации рассматривались лишь как

173

вариации исходного образца, внушенные Богом, а значительные

отклонения от этого образца преследовались вплоть до

сожжения на костре их автора; но, начиная с Х1V века, опыт

инновационной деятельности, накопившийся в "запруде"

стереотипного, каноничного мышления средневековья, прорвал

плотину. Проектный принцип, как полагает профессор В. Г.

Горохов, стал доминирующим в культуре, творческая роль

человека и ее осознание легли в основу ренессансного

гуманизма.

П. А. Флоренский обнаруживает связь между

христианскими доктринами и предпочтительными средствами

художественной выразительности: "...Есть внутренний

параллелизм между рассудком, преобладающим в

протестантизме и линейностью изобразительных средств

гравюры, как разно есть внутренний параллелизм между

культивируемым в католицизме "воображением" по

терминологии аскетической, и жирным мазком-пятном в

масляной живописи" (268, 119). Чем объяснить эту связь?

Флоренский пи-сал, что графика отображает мир в очень

условных формах, воспроизводит его рассудочную схему, что

связано с тенденциями нарастания рационализма и

практицизма. Живопись - тяготеет к имитации реальности, к

передаче "чувственной данности" мира: "Всякая живопись

имеет целью вывести зрителя за предел чувственно