Первомайский В.Б. Невменяемость

Подождите немного. Документ загружается.

возникает видимость того, что вероятность нового общественно опасного

деяния зависит только от психического состояния субъекта, а совершѐнное

деяние как будто не имеет значения для прогностической оценки

общественной опасности больного при принятии решения о принудительных

мерах медицинского характера. В действительности это не так. С

медицинской точки зрения обнаружение у субъекта ООД определѐнного

психического расстройства обязательно включает знание о его опасности.

Это знание двойственно по своей природе. Во-первых, оно обусловливается

обстоятельствами данного конкретного случая ООД и включает в себя этот

факт. Во-вторых, определяется накопленной в судебной психиатрии

информацией о частоте противоправных деяний при определѐнных видах

психических расстройств. Таким образом, вероятность ООД опосредуется

диагнозом и в абстрактном виде присутствует в нѐм даже в том случае, если

данный больной пока никаких противоправных действий не совершал. Этот

«исторический» аспект опасности определѐнных видов психических

расстройств является медицинской предпосылкой возможности применения

к душевнобольному неотложной (недобровольной) госпитализации в целях

предупреждения опасных действий.

С юридической точки зрения, прежде чем решать вопрос о принудительных

мерах медицинского характера, надлежит установить вменяемость лица,

подтвердив либо опровергнув возникшие в этом сомнения. Для этого

необходимы доказательства факта деяния, предусмотренного уголовным

законом, наличия физической причинной связи между деянием и лицом и

данные о его психическом состоянии во время совершения ООД. Отсюда

следует, что деяние, являясь неотъемлемой частью понятия «вменяемость–

невменяемость», естественным образом входит и в объѐм понятия

«общественная опасность душевнобольного» и непосредственным образом

влияет на решение о принудительных мерах медицинского характера. Если

сопоставить содержание и объѐмы понятий «невменяемость» и

«общественная опасность душевнобольного», то нетрудно увидеть, что их

объѐмы в основном совпадают, т. к. включают деяние и лицо, находящееся в

определѐнном психическом состоянии. Содержание же их различно.

Невменяемость относится только ко времени совершения ООД, а

общественная опасность, проявившись в момент деяния, распространяется и

на будущее время, но лишь в том случае, если сохраняется еѐ медицинский

критерий.

Поэтому признание лица невменяемым ещѐ не означает, что оно будет

представлять общественную опасность в дальнейшем и нуждается в

применении принудительных мер медицинского характера. Общественная

опасность — категория, подвижная во времени. В результате этого лицо,

признанное невменяемым и безусловно представляющее общественную

опасность во время совершения ООД или (и) определѐнное время после

этого, может утратить еѐ к моменту рассмотрения дела в суде вследствие

изменения медицинского критерия. Причѐм это может быть как

выздоровление или улучшение психического состояния, сопровождающееся

восстановлением способности к осознанной деятельности, так и ухудшение с

резким ограничением объѐма и целенаправленности двигательных актов

(например, вследствие инсульта) и утратой способности к каким-либо

действиям вообще.

Общественная опасность больного может быть утрачена и в силу

определѐнных изменений юридического критерия. Так, если установлено, что

совершѐнное данным лицом ООД хотя формально и содержит признаки

какого-либо деяния, предусмотренного уголовным законом, но в силу

малозначительности не представляет общественной опасности или утратило

еѐ к моменту судебного разбирательства или декриминализировано, то

очевидно, что лицо, его совершившее, не может быть признано

представляющим общественную опасность даже при наличии для этого

медицинского критерия. То же можно сказать и относительно деяний,

уголовная ответственность за которые наступает при условии, если ранее это

лицо предупреждалось или предостерегалось о недопустимости

противоправного поведения, либо подвергалось административному

взысканию или общественному воздействию (С. С. Яценко, 1994).

Приведѐнных аргументов достаточно для утверждения, что общественная

опасность душевнобольного, как и невменяемость, не идентифицируется с

его психическим состоянием, а представляет собой системное понятие,

обязательно включающее в свой объѐм и деяние, которому принадлежит

системообразующая функция. Доказательство наличия общественной

опасности больного на момент судебного разбирательства влечѐт за собой

только признание необходимости применения принудительной меры

медицинского характера. Определение его конкретного вида возможно лишь

после установления степени общественной опасности больного. Иными

словами, рассмотрение вопроса о принудительных мерах медицинского

характера всегда включает два этапа, ввиду необходимости раздельного

рассмотрения оснований для еѐ назначения и для выбора еѐ вида. Это

положение имеет принципиальное значение, поскольку наряду с

невменяемостью лица, его общественная опасность и степень последней

являются самостоятельными, хотя и взаимосвязанными, предметами

обсуждения и доказывания в суде (М. М. Калашник, 1970).

Таким образом, основанием для решения вопроса о применении

принудительной меры медицинского характера является не признание

больного невменяемым, а признание его представляющим общественную

опасность. На этом этапе вопрос о пределах компетенции психиатра-эксперта

решается достаточно просто. Поскольку эксперт в своих выводах может

руководствоваться лишь фактами, добытыми с помощью своих специальных

знаний, то следует считать, что в категорической форме он может

высказаться только о необходимости (наличии показаний) для применения

медицинских мер. Основанием для этого является доказательство факта

болезненного расстройства психической деятельности у подэкспертного на

период времени, к которому относится инкриминируемое ему деяние,

исключающего его способность к осознанной деятельности и сохранение его

на момент судебного разбирательства. Таким образом, психиатр-эксперт даѐт

заключение о наличии медицинского критерия общественной опасности

больного. Решение о том, что эти меры должны быть принудительными,

полностью находится в компетенции суда. Оно принимается после

доказательства в суде наличия юридического критерия общественной

опасности больного (факта совершения им общественно опасного деяния,

предусмотренного уголовным законом). Смысл принуждения в данном

случае состоит в том, что суд получает возможность контроля за лечением,

имеющим целью устранение медицинского критерия общественной

опасности психически больного.

Силлогизм, лежащий в основе умозаключения суда о необходимости

применения принудительной меры медицинского характера, аналогичен

таковому при решении вопроса о невменяемости (табл. 9).

Таблица 9

Формирование умозаключения о применении принудительной меры

медицинского характера

Большая

посылка

Лицо в период времени, к которому относится инкриминируемое

ему общественно опасное деяние, обнаруживало и в настоящее

время обнаруживает признаки болезненного расстройства

психической деятельности, которые лишают его способности

осознавать свои действия и руководить ими и поэтому нуждается в

лечении в психиатрической больнице

Меньшая

посылка

Указанное лицо в указанный период времени совершило

общественно опасное деяние, предусмотренное уголовным законом

Заключение

Данное лицо представляет общественную опасность и нуждается в

применении принудительной меры медицинского характера

Большая посылка решается психиатром-экспертом, меньшая посылка и

заключение находятся к компетенции суда. Несколько сложнее решение

вопроса о пределах компетенции психиатра-эксперта при определении вида

принудительной меры медицинского характера. Поскольку качественная

характеристика — наличие или отсутствие общественной опасности лица —

определяется юридическим и медицинским критерием, то очевидно, что еѐ

степень будет определяться этими же критериями с использованием таких их

характеристик, которые отражают количественную сторону (степень

общественной опасности) каждого из них. Установление этих характеристик

представляет собой достаточно сложную проблему, решение которой

предполагает еѐ тщательную методологическую проработку исходя из

системного характера понятия «общественная опасность душевнобольного».

Это означает, что, во-первых, элементы, составляющие данную систему

(медицинский и юридический критерий) принципиально невозможно слить в

единый признак, обладающий определѐнной количественной

характеристикой. Они существуют раздельно и должны анализироваться

раздельно. Во-вторых, поскольку конечный вывод о степени общественной

опасности лица должен носить интегративный характер, необходимо

установить последовательность учѐта и место в нѐм каждого элемента

системы. Проблема состоит в том, как измерить совместно общественную

опасность деяния и болезни, в какой последовательности их учитывать,

отдавать ли предпочтение деянию (и соответствует ли тяжесть деяния

вменяемого лица тяжести ООД невменяемого) или характеру психического

заболевания при формулировании конечного вывода о степени общественной

опасности лица.

Эта проблема в сущности аналогична проблеме выбора оснований

ответственности в уголовном праве. С. Г. Келина и В. Н. Кудрявцев (1988)

указывают, что выбор здесь лежит между решением, придающим основное

значение деянию и решением, в первую очередь принимающим во внимание

личность. Любая крайняя из указанных позиций уязвима. Первая, как

считают авторы, обеспечивает равенство всех перед законом, но не всегда

справедливое решение конкретного дела. Вторая — открывает дорогу

субъективизму. И это противоречие между принципами равенства граждан

перед законом и индивидуализации ответственности неизбежно и

неустранимо, ибо заложено в самой сущности права как регулятора

отношений между людьми.

Решение проблемы определения общественной опасности психически

больного, признанного судом невменяемым, не является задачей настоящей

работы. Это отдельная тема, требующая совместных усилий психиатров и

юристов, прежде всего для разработки и чѐткого законодательного

закрепления критериев выбора вида принудительной меры медицинского

характера. Пока этого нет, строгость наблюдения, предусмотренная ст. 13 УК

Украины, будет восприниматься как некое наказание психически больного за

совершѐнное им общественно опасное деяние. Поскольку оценка опасности

деяния не входит в компетенцию эксперта, не может он в категорической

форме оценивать и совокупную общественную опасность психически

больного, признанного невменяемым. Это решение остаѐтся за судом.

Поэтому можно считать, что эксперт не выйдет за пределы своей

компетенции, если, исходя из психического состояния подэкспертного,

выскажется в предположительной форме о том, что к данному лицу может

быть применѐн определѐнный вид принудительной меры медицинского

характера. Тем самым эксперт, оставаясь в пределах своей компетенции,

выскажет мнение о возможном использовании судом установленного им,

экспертом, медицинского факта.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Проблема невменяемости является одной из ключевых проблем судебной

психиатрии, правильное разрешение которой имеет существенное значение

для обеспечения прав человека. Еѐ исследование показывает, насколько

тонка грань, разделяющая эксперта и юриста и велика ответственность при

решении вопросов вменяемости–невменяемости. Строго научное

исследование этого сложного раздела судебной психиатрии особенно важно

в настоящее время, когда реформируется законодательство и появляется

благоприятная возможность устранения существенных недостатков судебной

и экспертной практики решения вопросов вменяемости–невменяемости.

Анализ выявленных существенных противоречий в трактовке и применении

в экспертной практике понятий «вменяемость–невменяемость» и их

критериев свидетельствует, что основным способом, определяющим в

настоящее время уровень решений в этой области судебной психиатрии,

является суждение и установление связей типа предмет–свойство (часть–

целое). Объективная необходимость устранения накопившихся противоречий

подталкивает к переходу на другой, более высокий уровень решений,

основными элементами которого являются умозаключение и установление

связей типа предмет–класс (род–вид–подвид), как признаки,

характеризующие более высокий уровень общественного сознания

(В. И. Медведев, 1986; Д. Л. Спивак, 1986).

Такой шаг особенно важен для судебной психиатрии, которая длительное

время, развиваясь в недрах «материнской науки», оставалась в стороне от

общей теории судебной экспертологии, как формы достоверного научного

знания о закономерностях и методологии формирования и развития научных

основ судебных экспертиз (А. И. Винберг, Н. Т. Малаховская, 1979).

Следствием этого явилось отставание в развитии методологии и методики

судебно-психиатрической экспертизы, преобладание эмпирического знания в

ущерб обобщению и систематизации выявляемых фактов, логическая

противоречивость и незавершѐнность существующих концепций,

несовершенство категориального аппарата судебной психиатрии.

Сказанное хорошо иллюстрирует существующая двухфакторная модель

невменяемости, оперирующая только медицинским и юридическим

критериями. Анализ формирования представлений о невменяемости и еѐ

критериях в историческом аспекте показывает, что такая модель

невменяемости себя полностью исчерпала. В еѐ рамках нельзя решить вопрос

о разграничении компетенции психиатра и юриста, о содержании критериев

вменяемости–невменяемости, о соотношении этих понятий с другими,

характеризующими субъективную сторону юридически значимых деяний.

Для существующей модели невменяемости характерен ретроспективный

подход к вычленению еѐ критериев. При этом в теории судебной психиатрии

трактовка понятий идѐт от конечного понятия «невменяемость» к еѐ

критериям, а не наоборот, как это должно быть с точки зрения эксперта,

ищущего вначале критерии, а затем, по их характеристике и

взаимоотношению, приходящего к определѐнному выводу.

В настоящее время критерии невменяемости рассматриваются как

рядоположные элементы, хотя в действительности они являются

соподчинѐнными. При ретроспективном подходе совершѐнное лицом

общественно опасное деяние (или инкриминируемое ему) как бы

подразумевается и выпадает из дальнейшего анализа, хотя в

действительности от него зависит не только появление понятий

«вменяемость–невменяемость», но и понятия «общественная опасность

психически больного», без чего невозможно применение принудительных

мер медицинского характера и классификация их видов. Для подавляющего

большинства исследований в этой области характерен изолированный подход

к анализу понятия «невменяемость» вне связи с понятием «вменяемость». В

связи с чем норма ст. 12 УК Украины именуется формулой невменяемости,

хотя в действительности таковой не является.

Имея название «Невменяемость», ст. 12 УК Украины фактически содержит

основания и для признания лица вменяемым, и для решения вопроса о его

общественной опасности. Уже поэтому содержащиеся в ней признаки, в том

виде как они изложены законодателем, являются ещѐ не критериями, а не

более чем условиями, необходимыми для решения вопроса о вменяемости–

невменяемости субъекта. Проведѐнный в настоящем исследовании с позиций

системного подхода анализ объѐма и содержания понятий «вменяемость–

невменяемость» показывает теоретическую обоснованность и практическую

необходимость говорить о трѐх обязательных условиях, соответствующим

соотношением которых предопределяется решение вопроса о вменяемости

или невменяемости субъекта: юридическом, психологическом и

медицинском.

Под юридическим условием понимается установленный факт общественно

опасного деяния, предусмотренного уголовным законом. Юридическое

условие превращается в юридический критерий только тогда, когда будет

доказано, что данное деяние совершено именно тем лицом, относительно

которого решается вопрос о вменяемости. Общественно опасное деяние, как

действие, может быть юридическим критерием как вменяемости, так и

невменяемости. Деяние как бездействие может быть критерием только

вменяемости. Общественно опасное деяние является системообразующим

признаком, определяющим постановку вопроса о вменяемости–

невменяемости лица, процедуру проведения СПЭ и принятия конечного

решения. Без деяния не возникают понятия «вменяемость–невменяемость» и

тем самым однозначно определяется их юридическая природа. Из этого

следует, что коль скоро основанием для назначения СПЭ являются факты,

вызывающие у следствия или суда сомнения во вменяемости лица, то и

разрешать эти сомнения должны следствие и суд с помощью эксперта, а не

эксперт, как это происходит в настоящее время. Вывод о вменяемости–

невменяемости субъекта общественно опасного деяния должен быть

умозаключением следствия и суда, а не только суждением о правильности

вывода эксперта. Таким образом, деяние представляет собой один из

обязательных объектов, составляющих объѐм понятий «вменяемость» и

«невменяемость».

Вторым обязательным объектом является лицо, которому инкриминируется

общественно опасное деяние. И деяние, и лицо обладают существенными

признаками, характеризующими каждое из них. Для деяния — это его

общественная опасность и предусмотренность уголовным законом. Для лица

таким существенным признаком является состояние его психики, сознания,

нормальное или болезненное. Но есть существенные признаки, общие и для

лица, и для деяния, составляющие содержание понятий «вменяемость–

невменяемость». Это признаки, которые с точки зрения детерминизма,

связывают лицо и деяние физической и психической связью. Установление

физической связи, как совокупности мышечных движений, находится в

компетенции юриста. Установление психической связи, т. е. способности

субъекта к осознаванию своих действий, вызывающих криминальные

последствия, определяется психиатром, но только при возникновении у

следствия и суда сомнений относительно психического состояния данного

лица. Если таких сомнений нет, то способность субъекта осознавать свои

действия и также осознанно руководить ими презюмируется. Отсюда

становится понятным и содержание условий и критериев вменяемости–

невменяемости.

Под психологическим условием понимается состояние сознания лица, его

способность к осознанной деятельности (способность отдавать себе отчѐт в

своих действиях и руководить ими). При положительном содержании, т. е.

когда способность к осознанной деятельности сохранена, психологическое

условие становится психологическим критерием вменяемости вне

зависимости от наличия или отсутствия медицинского условия. Когда

указанная способность отсутствует, отсутствует и психологический

критерий. Но это не означает, что лицо должно быть обязательно признано

судом невменяемым. Это возможно лишь в том случае, если отсутствие

психологического критерия опосредуется медицинским условием, превращая

его в медицинский критерий невменяемости. Если психологический

критерий отсутствует в силу физиологического (неболезненного) состояния,

вопрос о невменяемости лица не возникает.

Под медицинским условием, необходимым для постановки вопроса о

вменяемости–невменяемости, понимаются болезненные расстройства

психической деятельности. С точки зрения их содержательной

характеристики эти расстройства есть ничто иное, как количественное или

качественное нарушение сознания, выраженное в психиатрических терминах.

В первом случае это пограничные психические расстройства, при которых

способность к осознанной деятельности (способность отдавать себе отчѐт в

своих действиях или руководить ими) хотя и ограничена, но сохраняет свою

качественную определѐнность. Во втором случае это психозы, выраженной

степени постпсихотический дефект, слабоумие, синдромы расстроенного

сознания и общие нарушения сознания, т. е. такие болезненные расстройства,

при которых указанная способность утрачивается. Лишь в этом случае можно

говорить о медицинском критерии невменяемости. Иными словами,

медицинский критерий появляется лишь тогда, когда он поглощает критерий

психологический и таким образом они являются взаимоисключающими.

Первую группу психических расстройств, с философской точки зрения,

можно определить как нарушение отражения при сохранении отношения.

Вторая группа может быть определена как расстройство и отражения, и

отношения. В клинике СПЭ это проявляется в первом случае болезненным

нарушением психических функций при сохранности критического

отношения лица к этим нарушениям. Во втором случае критическое

отношение утрачивается. Только при таком понимании содержания

критериев вменяемости–невменяемости удаѐтся адекватно соотнести

дихотомию «вменяем–невменяем» с трихотомией «психически здоров —

психическое расстройство пограничного уровня — психическое расстройство

психотического уровня». Таким образом, признак болезни, отграничивающий

психическую норму от психических расстройств, дополняется в

последующем признаком расстройства критической функции,

превращающим медицинское условие невменяемости в медицинский

критерий. Болезненное расстройство критической функции выступает в

качестве интегративного критерия глубины психической болезни и при еѐ

нарастании исчезает с исчезновением сознания.

Предлагаемый концептуальный подход к анализу понятий «вменяемость–

невменяемость» создаѐт предпосылки для понимания проблемы

ограниченной вменяемости, общественной опасности психически больного,

проблемы дее–недееспособности, ибо вводит представления об их критериях

в чѐткие логические рамки. Это, в свою очередь ставит вопрос о

необходимости полного отражения и адекватного соотнесения всех

элементов, имеющих отношение к понятию «вменяемость–невменяемость» в

норме закона. Чтобы быть понятной и правильно использоваться в практике,

такая формула должна быть лаконичной и содержать только те элементы,

которые имеют юридическое значение. При их изложении должен быть

использован единый подход, отвечающий требованиям, предъявляемым к

определению понятия. Из известных видов определений, применительно к

вменяемости–невменяемости, наиболее полно отвечает этим требованиям

определение понятия через ближайший род и видовое отличие.

Результаты настоящего исследования позволяют говорить о необходимости

внесения изменений и дополнений в законодательство, обусловленных

определѐнной спецификой судебно-психиатрической экспертизы,

отличающей еѐ от других видов экспертиз (М. Я. Сегай,

В. Б. Первомайський, 1995). Эта специфика состоит в том, что психиатр-

эксперт имеет дело с анализом психического состояния и поведения субъекта

преступления, его экспертные выводы прямо соотносятся с субъективной

стороной преступления и имеют непосредственное отношение к

определению вины. Причинно-следственная связь между лицом и

инкриминируемым ему деянием является постоянным фоном экспертного

исследования и делает очень хрупкой грань, разделяющую компетенции

эксперта и юриста. Именно поэтому каждое понятие, имеющее отношение к

судебно-психиатрической экспертизе и используемое законом, должно иметь

чѐтко определенный объѐм и содержание. Процедура назначения и

производства экспертизы должна быть приведена в соответствие с

принципом презумпции психического здоровья и нормой ст. 28 Конституции

Украины которая утверждает, что «ни один человек без его свободного

согласия не может быть подвергнут медицинским, научным или иным

исследованиям» (В. Б. Авер’янов, В. Ф. Бойко,1996). В связи с этим было бы

целесообразным:

привести норму ст. 12 УК Украины в соответствие с правилами

определения понятия через ближайший род и видовое отличие;

внести изменения в те статьи УК и УПК Украины, в которых

упоминаются медицинское и психологическое условия определения

вменяемости–невменяемости, в соответствии с предложенными в

настоящем исследовании формулировками;

внести изменения в ст. 420 УПК Украины «Вопросы, разрешаемые

судом по делам о применении принудительных мер медицинского

характера», изложив вопрос 3 в следующей редакции:

«обнаруживало ли данное лицо во время совершения указанного

деяния признаки хронического или временного болезненного

расстройства психической деятельности, которое лишало его

способности осознавать свои действия и осознанно руководить ими»;