Панченко Л.Л. Хрестоматия-Стресс

Подождите немного. Документ загружается.

моего любимого сорта, а я нахожусь в той части света, где оно не произра-

стает и его невозможно купить, то я могу хотеть его с большой интенсивно-

стью. Аналогичным образом я могу знать, что два автомобиля, движущиеся

прямо навстречу друг к другу, когда-нибудь столкнутся. Но эмоцию я почув-

ствую только в том случае, когда я пойму, что в этих автомобилях находится

кто-то, кого я люблю, или же кто-то, к кому я имею какое-то отношение в

любом смысле этого слова (член моей семьи или же просто человек, или да-

же позвоночное)». Понятие оценки ни в коем случае не является новым в об-

ласти исследования стресса и эмоций…

В то время как понятие об интеллектуальной оценке угрозы часто

встречается в литературе, посвященной описанию стрессовых явлений, им

редко пользуются систематически и, как правило, психолог бихевиористиче-

ского направления с известной осторожностью употребляет его, так как оно

связано с субъективными моментами. Но оно перестает быть субъективным

понятием, если нам удается идентифицировать те стороны конфигурации

стимула и психической структуры личности, которые определяют оценку уг-

розы. Задача последнего типа была бы слишком обширной для того, чтобы

мы могли здесь ею заняться. Вместо этого я бы хотел показать, что роль ин-

теллектуальной деятельности в психологическом стрессе и эмоциях находит

все большее признание в литературе, и рассказать в этой связи о некоторых

исследованиях, проведенных в моей собственной лаборатории.

Может быть, все вы знакомы с важным исследованием Зингера с соав-

тором (1962). В сложном, но хорошо контролируемом эксперименте они вво-

дили эпинефрин испытуемым, которые подвергались воздействию различных

социальных условий. В одном случае соучастник эксперимента вел себя эй-

форически, во втором — он обнаруживал гнев, переходящий в ярость. Было

найдено, что эмоции, порождаемые у наших испытуемых, зависели от той

социальной ситуации, в которую они были помещены. Анализируя этот вы-

вод, наши авторы пишут:

«...При одном и том же состоянии активации симпатической нервной

системы, вызываемом эпинефрином, мы оказались в состоянии с помощью

действия интеллектуальных факторов вызывать у наших испытуемых эйфо-

рию и гнев, психические состояния, весьма сильно отличающиеся друг от

друга... Вполне может оказаться, что именно интеллектуальные факторы в

основном и определяют, с помощью каких терминологических ярлычков мы

характеризуем одинаковые состояния возбуждения симпатической нервной

системы». Авторы продолжают далее:

«...Давайте рассмотрим наши выводы и данные, относящиеся к вопросу

об альтернативной концептуализации эмоций. По-видимому, наиболее рас-

пространенной теорией эмоций является так называемая «теория актива-

ции»… Насколько мы понимаем эту теорию, она утверждает, что эмоцио-

нальные состояния возникают на одном из концов процесса активации, опре-

деляемой через степень возбуждения автономной нервной системы и элек-

троэнцефалографические величины возбужденности. Результаты экспери-

ментов, описанных в настоящем сообщении, дают нам основание считать, что

подобная формулировка активационной теории является не совсем удовле-

творительной. Интеллектуальные факторы представляются неотъемлемыми

элементами в любом образовании эмоций»

Традиционное понимание термина «стресс»

Я хотел бы теперь переключить ваше внимание от оценки угрозы и ска-

зать несколько слов о самом термине «стресс». Это слово стало популярным,

по крайней мере в США, после второй мировой . дойны. Во время войны воз-

никла большая тревога в связи с плохой адаптацией к условиям военной об-

становки, и стало ясно, что фронтовая обстановка может привести к ясно вы-

раженным психическим и физиологическим изменениям. Большой вклад в

такое понимание термина «стресс» внесла книга Гринке и Шпигель (1945),

озаглавленная «Человек в условиях стресса». В ней был осуществлен анализ

и клиническое исследование психопатологических реакций летчиков, кото-

рые были эвакуированы из фронтовой зоны по причине, как это мягко назы-

вали, «фронтовой усталости», т.е. острой, серьезной психопатологической ре-

акции на фронтовую обстановку.

Это значение термина «стресс», по-видимому, выросло в технике, хотя

в литературном и обычном словоупотреблении «стрессом» называется под-

черкивание какого-нибудь слова или идеи. Инженер обозначает термином

«стресс» внешнюю силу, приложенную к некоторому физическому объекту.

Под воздействием этой силы возникает деформация, т. е. временное или по-

стоянное изменение структуры объекта. Термин «стресс» был употреблен в

психологии и физиологии в этом же самом смысле как внешний фактор, вы-

зывающий патологическое изменение. Данное толкование термина «стресс»

привлекло многих в силу того, что оно с большой легкостью могло быть свя-

зано с понятием гомеостазиса, широко распространенным как в психологии,

так и в физиологии.

Гринке и Шпигель (1945) явно использовали термин «стресс» по анало-

гии с его техническим употреблением, причем под «стрессом» они понимали

некоторые необычные условия или требования, предъявляемые жизнью. В

данном случае ими были опасности и жестокости воздушной войны и психо-

логические конфликты, вырастающие на их основе. Такое же понимание

стресса дается и в книге Арнольд (1960), где она определяет стресс как «лю-

бое условие, которое нарушает нормальное функционирование организма»,

хотя очень трудно определить, что является нормальным в психологическом

смысле. Забавно отметить, что Селье (1956), который популяризировал поня-

тие стресса в физиологии, применил этот термин в противоположном, по

сравнению с техническим, значении. Он говорит о вредных стимулирующих

условиях как о стрессорах, называя состояния, вызванные у животного, т.е.

реакции на воздействие извне, стрессом.

Безусловно, не имеет большого значения, назовем ли мы стрессом

внешнюю силу или же назовем стрессом, патологическим изменением или же

как-то иначе эффект воздействия этой силы на человека или животное. Важ-

но только одно, чтобы мы последовательно придерживались принятой тер-

минологии, чтобы определения терминов были ясными и чтобы побочные

значения терминов с максимально возможной полнотой соответствовали бы

аналогии, положенной в основу теории. Так, например, термин «деформация»

был бы очень плохой аналогией для адаптационных и гомеостатических ме-

ханизмов, но термин «адаптационный синдром», употребляемый Cелье, явля-

ется значительно более удачным. Безотносительно к тому, какую терминоло-

гию мы используем, мы сталкиваемся с теми же самыми теоретическими и

эмпирическими проблемами. В исследовании стресса должны быть установ-

лены внешние и внутренние силы или же стимулянты стрессовых реакций и

постулированы опосредующие структуры и процессы, которые определяют,

когда и в какой форме наступят стрессовые реакции. Как вы можете видеть

из программы конференции, я должен говорить о двух вещах: во-первых, о

понятии стресса и, во-вторых, о специфичности стимула и реакции и значе-

нии психофизиологических связей. На первый взгляд, эти две темы представ-

ляются не связанными. Однако главной задачей моего сообщения как раз и

является доказательство их глубокой внутренней взаимосвязи. Те самые пси-

хические и физиологические процессы, которые мы постулируем в качестве

процессов, опосредующих переход от стимула к реакции, определяют общий

характер реакции и, обратно, характер реакции позволяет распознать опосре-

дующие процессы. Это и составляет главную тему моей лекции.

Психологический или физиологический стресс?

Позвольте мне подойти к вопросу о психофизиологических зависимо-

стях, начав с критики того смешивания физиологических и психологических

уровней анализа, которое так характерно для многих работ в области стресса

и препятствует ясному пониманию проблемы. Экспериментаторы и наблюда-

тели исследовали большое количество стимулов, выступающих в качестве

стрессоров и порождающих стрессовые реакции. Я располагаю слишком ог-

раниченным временем для того, чтобы перечислить все эти стимулы. Но не-

обходимо поставить вопрос, с помощью каких механизмов воздействие раз-

личных стимулов приводит к одной категории реакций. На каком основании

приходят к выводу, что опускание руки испытуемого в ледяную воду создает

у него тот же самый тип стресса, что и оскорбление и просмотр тяжелого

фильма? Единственным эмпирическим связующим звеном между этими дву-

мя типами стимулов является реакция, т.е. все эти стимулы активируют авто-

номную нервную систему, надпочечники и приводят к неприятному субъек-

тивному ощущению. И все же можно ли считать на этом основании, что

стрессовые реакции, порождаемые . погружением руки в ледяную воду, и ре-

акции, вызванные психологическими по своему характеру угрозами, являют-

ся реакциями одного и того же типа? Нам представляется, что ответ на этот

вопрос должен быть отрицательным, так как опосредующим процессом в

первом случае является автоматический гомеостатический механизм, активи-

руемый вредным воздействием,, а во втором случае психологические процес-

сы оценки предполагаемой угрозы личности и поиска адекватного ответа на

эту угрозу. Хотя психологическая оценка угрозы и физиологически неблаго-

приятная стимуляция как будто бы приводят к одному и тому же типу реак-

ций, на самом же деле следствия обоих процессов являются совершенно раз-

личными. Только в том случае, если мы будем игнорировать вопрос о том, с

помощью каких механизмов возник стресс, мы можем принять, что оба ряда

явлений относятся к одной и той же категории.

Что мы имеем в виду, когда противопоставляем физиологический и

психологический стресс? Физиологический стресс должен иметь дело с вис-

церальными и нейро-гуморальными реакциями человека или животного на

воздействие неблагоприятных агентов и с физиологическими механизмами,

объясняющими" эти реакции. Определение того, что должно рассматриваться

неблагоприятным на физиологическом уровне, является относительно лег-

ким, особенно если известны характеристики физиологической системы. Не-

благоприятными являются любые условия, которые нарушают или наносят

вред структуре ткани или функции.

Основным вкладом Селье было доказательство того, что в тканевых

системах наличествуют определенные защитные механизмы по отношению к

нарушениям, производимым неблагоприятными стимулами, и, кроме того,

что эти защитные механизмы являются неспецифическими по отношению к

типу неблагоприятного агента. Данная неспецифическая система защитных

механизмов именуется общим адаптационным синдромом. Эмпирические ра-

боты Селье были связаны в основном с корковой секрецией надпочечников,

которая стимулировалась воздействием неблагоприятных агентов. В этих ис-

следованиях мало внимания было уделено сигнальной системе, т.е. тому ней-

рологическому и химическому посреднику, который «опознает» атаку небла-

гоприятного стимула на ткани и приводит в действие защитные процессы,

которые охраняют систему и восстанавливают гомеостатическое устойчивое

состояние.

Решающей проблемой является следующее: каким образом вредные

стимулы отграничиваются от невредных? Ответ на этот вопрос частично да-

ют те нарушения или повреждения, которые происходят в тканях. Поврежде-

ния могут быть обратимыми, как в случае с гомеостатическими реакциями,

возникающими при опускании руки в ледяную воду, поэтому термин «повре-

ждение» может быть слишком сильным и термин «нарушение» представляет-

ся более общим. Но в том и другом случае должно иметь место фактическое

взаимодействие ткани с неблагоприятным стимулом, и реакция ткани должна

быть достаточно интенсивной для того, чтобы служить в качестве сигнала

для активации гомеостатического механизма.

Редко обращают внимание на то, что определение неблагоприятности

стимула требует, чтобы мы сначала описали структуру ткани и ее функцию,

так как неблагоприятность связана со взаимодействием между тканевыми

системами и агентами, внешними по отношению к ним. Басня Эзопа о трех

маленьких поросятах хорошо иллюстрирует это положение: когда волк дунул,

то соломенный и деревянный домики были разрушены. Не так дело обстояло

с кирпичным домиком, который был нечувствителен к такому воздействию.

Отсюда, воздействие волка было неблагоприятным стимулом для соломенно-

го и деревянного домиков, но не для дома из кирпича. Определение неблаго-

приятности не может основываться только на характеристиках стимула. В той

же самой мере должны быть и учтены характеристики структуры или систе-

мы, которая взаимодействует с данным стимулом.

Вредность или неблагоприятность стимула зависит от характера психо-

логической структуры. Психологические механизмы должны иметь отличный

характер от физиологических, относясь к психологическим, а не к физиоло-

гическим процессам. Мы можем искать формальные параллели и взаимосвя-

зи, но процессы не являются тождественными, и мы не можем объяснить за-

висимость в одной системе, используя понятия, изобретенные для другой.

Вредность стимула, создающего психологическую стрессовую реак-

цию, воспринимается символически. Вредность не обязательно должна иметь

место в действительности; ее можно только предвидеть. Человек или живот-

ное рассматривают определенный стимул как вредный для своего благополу-

чия. Объективно вредный стимул, который, однако, не признается за таковой,

не является стрессором с психологической точки зрения. За исключением,

может быть, наиболее примитивных животных с инстинктивными или же

встроенными механизмами распознавания опасности, значение стимула и от-

ношение к нему определяются обучением и прошлым опытом. Так, нож, ко-

торый держат перед животным или человеком, может иметь для них угро-

жающее значение без какого бы то ни было физического контакта с тканями.

Это угрожающее значение ножа основывается на выводах относительно на-

мерений того, кто его держит. Хотя мы постоянно имеем дело с ножами, це-

лая система признаков может служить в качестве указаний на опасность, на-

пример на то, как его держат, выражение лица или содержание сказанных

слов.

Великолепный пример различия между физиологическим и психологи-

ческим анализом стресса может быть обнаружен в исследовании Шеннон и

его сотрудников. Они провели серию исследований, связанных с адрено-

кортикальной гормональной реакцией у пациентов, проходящих зубоврачеб-

ные процедуры, такие, как пломбирование или же местная анестезия. Они

первые обнаружили, что эти зубоврачебные процедуры приводят к ясно вы-

раженной адрено-кортикальной стрессовой реакции. Впоследствии авторы

показали, что простое ожидание этих процедур способно вызвать стрессовую

реакцию. Интенсивность адрено-кортикальной реакции при вызывании ее

только психическими факторами значительно увеличивалась. Физиологиче-

ский индекс стрессовой реакции, в данном случае гидрокортизон, активиро-

вался угрозой чисто психологического характера. Физическое воздействие и

ожидание вредного воздействия часто соединяются в некоторой стрессовой

ситуации.

В принципе, нет ничего невозможного в том, что физиологически не-

благоприятные агенты вызывают изменения в гормональной секреции коры

надпочечников только через свои психологические корреляты. Очень не-

большое количество исследователей принимают эту идею серьезно, но ее

нельзя полностью сбросить со счета, так как человек или животное всегда

«знает», что с ним происходит. Бессознательное состояние устраняет адре-

нальные эффекты физиологического стресса. Пациенты, умершие от травмы

или болезни, обнаруживают нормальное состояние коры надпочечников (по

данным вскрытия), коль скоро они умирали в бессознательном состоянии. И,

напротив, пациенты, которые умирали в сознании, обнаружили изменения

коры надпочечников, характерные для стресса. Исследование Грей и др.

(1956) показало, что общая анестезия сама по себе не вызывает интенсивных

адренальных реакций. Эти исследования ставят перед нами интересный во-

прос, что приводит к адрено-кортикальным изменениям, связанным со стрес-

сом: психологическое значение травмы, физиологически неблагоприятные

эффекты либо же и то и другое, вместе взятое.

Один уровень анализа не ведет автоматически к другому. Например,

когда для человека возникает опасность умереть от голода, то психологиче-

ские процессы, связанные со стрессовой реакцией, должны иметь дело с

осознанием им этой опасности. Они не вытекают из гомеостатических нару-

шений как таковых. Если он знает, что пища у него под рукой, то психологи-

ческого стресса у него не возникнет даже и в том случае, когда его ткани

сильно истощены. Тучный человек, добровольно придерживающийся строгой

диеты, не реагирует панически на голодание, хотя он может при этом и испы-

тывать весьма неприятные ощущения. Добровольная голодовка может быть

прекращена в любой момент. Но моряк, потерпевший кораблекрушение, хотя

и имеет полный желудок в настоящий момент, даст интенсивную стрессовую

реакцию, когда он обнаружит, что у него нет пищи. Этот стресс только уве-

личится по мере того, как его шансы на спасение будут уменьшаться со вре-

менем, а его физиологический голод — возрастать, символизируя прибли-

жающийся конец его физических сил. Все это — стресс, анализируемый

только на психологическом уровне. Стресс, связанный с умиранием, также

иллюстрирует путаницу в вопросе относительно уровней анализа стрессовых

реакций. Перспектива смерти автоматически рассматривается как главное ус-

ловие, создающее стресс у всех животных и у человека. По-видимому, имеет-

ся много случаев, когда смерть не кажется чем-то страшным. Но даже остав-

ляя эти случаи в стороне, необходимо сказать, что Страх смерти не имеет ни-

какого прямого отношения к физиологическому процессу умирания, т.е. к

изменению тканей, связанному с наступлением смерти. Если мы должны

анализировать смерть с психологической точки зрения, то в нашем распоря-

жении должен быть целый ряд понятий, характеризующих психологическое

значение смерти для данного человека…

В нашем докладе мы до сих пор акцентировали моменты, предшест-

вующие стрессу, т.е. процесс, приводящий к возникновению переживания уг-

розы. Я попытался разграничить процессы психологического и физиологиче-

ского стресса. В этой связи я предложил рассматривать интеллектуальный

процесс оценки угрозы как решающий фактор образования психологических

стрессовых реакций. Аналогичные выводы могут быть сделаны и в связи с

реакциями на стимулы. Позвольте теперь мне переключить ваше внимание на

проблему измерения стрессовых реакций, в особенности на проблему физио-

логических изменений, и приступить затем к доказательству того, что харак-

тер и структура стрессовой реакции зависят от психологического защитного

механизма, выступающего в качестве посредника.

Физиологические индексы широко используются при оценке стрессо-

вых реакций даже тогда, когда предметом исследования являются психоло-

гические механизмы, а под стрессом понимают тревогу. Обычно различные

уровни анализа стрессовых реакций, физиологический и психологический,

рассматриваются как равнозначные. Одной из причин того, почему физиоло-

гические показатели стрессовых реакций столь популярны, является приня-

тое в недавнее время предположение, согласно которому все эмоциональные

состояния могут быть описаны только с помощью одного параметра, а имен-

но возбуждения или активации. С этой точки зрения совершенно неважно,

что берется за показатель возбуждения. Однако те исследователи, которые

признают не только количественные, до и качественные вариации эмоций,

считают вышеприведенную точку зрения слишком примитивной. Для того

чтобы провести физиологические различия между тревогой, страхом; злобой,

депрессией и т.д., необходимо найти некоторые физиологические конфигу-

рации индексов, специфичных для каждой из этих эмоций. Без убедительного

доказательства существования такого рода различий было бы трудно оправ-

дать применение физиологических индикаторов для измерения различных

аффективных состояний. Что касается меня, то я считаю, что этот вопрос в

настоящее время может считаться решенным, хотя в этой области еще и

предстоят обширные исследования.

Другой причиной популярности физиологических индикаторов стрес-

совых психологических реакций является то вполне очевидное обстоятельст-

во, что словесные отчеты о перенесенных аффективных состояниях подвер-

жены многим ошибкам как социального, так и личностного плана. В целом

ряде обстоятельств люди не откровенны при описании своих переживаний

либо же они обманывают самих себя. Отсюда, измерения аффектов, основы-

вающиеся на самоотчетах, искажают действительную картину, поэтому ряд

исследователей обратились к физиологическим индикаторам, которые сво-

бодны от ошибок вышеуказанного плана, хотя здесь и возможны ошибки

другого рода. Мы еще недостаточно хорошо понимаем проблему зависимо-

сти между физиологическими показателями стрессовой реакции и измере-

ниями, основанными на психологических показателях…

Опасность смешивания уровней (психологического и физиологическо-

го) при анализе реакций заключается в том, что одни и те же физиологиче-

ские реакции могут возникать как в связи с физиологическим воздействием

на ткань, так и в связи с таким психологическим фактором, как угроза. Бы-

строе восхождение на холм приведет к увеличению омического сопротивле-

ния кожи, частоты пульса, секреции адрено-кортикальных гормонов и т. д. В

силу того, что физиологическая мобилизация выглядит точно так же (по

крайней мере, в соответствии с нашими современными знаниями), как и пси-

хологическая стрессовая реакция, чрезвычайно важно исключить первую при

оценке последней. Но если мы говорим об угрозе, тревоге или гневе, причем

все это чисто психологические понятия с физиологическими коррелятами, то

мы должны быть крайне осторожными, применяя физиологическую реакцию,

связанную с мобилизацией энергии или же с гомеостатическим нарушением,

в качестве индикатора психологических стрессовых реакций.

Я попытался разграничить психологическое понятие угрозы и физиоло-

гическое понятие стресса, основываясь на том, что эти понятия относятся как

к различным, так и к параллельным эмпирическим процессам и теоретиче-

ским проблемам. Наиболее существенный параллелизм между психологиче-

ским и физиологическим стрессом был отмечен выше: как тот, так и другой

порождают в высшей степени сходные физиологические реакции. Наиболее

важным различием является то, что физиологический стресс обычно вызыва-

ет высокостереотипизированные реакции посредством нервных и гормональ-

ных механизмов. Психологический же стресс не всегда приводит к ожидае-

мым реакциям. Реакция на психологическую угрозу может выражаться в раз-

личных вещах: страхе, гневе, депрессии, различных по своему характеру вис-

церальных изменениях, ухудшении показателей деятельности, моторных на-

рушениях и т. д. Отсюда, между угрозой и наблюдаемыми реакциями долж-

ны существовать какие-то опосредующие процессы. Для того чтобы объяс-

нить эти реакции, мы должны понять защитные процессы, которые активи-

руются угрозой.

Защитные процессы и наблюдаемый характер реакции

Когда индивидууму что-то угрожает, то его психическая деятельность

интенсифицируется, а поведение организуется таким образом, чтобы устра-

нить надвигающуюся опасность. Индивидуум при этом исходит из следую-

щей предпосылки: случится нечто вредное для него, если он не предпримет

каких-то защитных мер. Индивидуум может попытаться, например, избежать

опасность, преодолеть ее нападением на угрожающего агента, или же он мо-

жет выбрать какую-то из защитных реакций самообмана.

Отсюда следует, что характер наблюдаемой реакции на угрозу будет

зависеть от того, какой из этих защитных процессов будет активирован. Гнев,

связанный с нападением на угрожающего агента, будет отличаться по своим

реактивным характеристикам от гнева, при котором поведенческое выраже-

ние агрессии заторможено. В еще большей степени он будет отличаться от

реакции страха с ее поведенческим выражением бегства или избегания. Мо-

торно-поведенческие черты всех этих защитных реакций будут отличны; точ-

но так же будут отличаться и испытанные афференты и наблюдаемые физио-

логические стрессовые реакции. Хотя общие физиологические характеристи-

ки возбуждения и будут связаны со всеми этими типами защитных реакций, в

них будут иметься и существенные отличия. Последнее обстоятельство со-

вершенно очевидно, когда речь идет о системах поведения| (например, напа-

дение или бегство) и аффекте (страх, гнев), но оно точно так же справедливо

и для физиологических характеристик, так как и последние являются частью

целостно-организованной реакции.

В нашем распоряжении имеется все возрастающее количество фактов,

показывающее, что характер деятельности автономной нервной системы, вы-

ражающийся в различных реакциях, таких, как частота пульса, проводимость

кожи, дыхание и т. д., определяется природой защитного процесса… Недав-

нее исследование Lасеу и др.(1963) в определенной мере подтверждает эту

основную идею о специфичности и типологической расчлененности реакций

автономной нервной системы. Они основывались на гипотезе, по которой

ориентация индивидуума на принятие фактора среды ведет к уменьшению

частоты пульса, а ориентация противоположного характера приводит к уве-

личению частоты пульса.

Lасеу и др. предлагали своим испытуемым целый ряд задач, одни из

которых требовали непрерывного внимания по отношению к внешнему ок-

ружению, в то время как для решения других нужно было отключиться от по-

тока информации, поступающей извне. Примерами задач последнего типа

было выполнение арифметических расчетов в уме и задача, в которой испы-

туемому в обратном порядке назывались буквы, составляющие слово, а он

должен был его правильно произнести. Здесь испытуемый должен был от-

ключиться от внешних раздражителей, для того чтобы правильно решить за-

дачу. Примерами задач первого типа было предъявление испытуемому

вспышек света. Он должен был определять, как меняется их цвет и форма.

Эта задача не требовала никакой внутренней работы с символами и никакого

поиска накопленной информации.

В задачах, требующих отключения внимания от внешних обстоя-

тельств, частота пульса увеличивалась. В задачах, требовавших восприимчи-

вости к внешней среде, частота пульса уменьшалась. Кожная электропрово-

димость, однако, увеличивалась в обоих случаях. Авторы доказали, что ори-

ентация индивидуума по отношению к стимулу имеет тенденцию определять

характер реакции пульса, подтвердив тем самым: принцип «специфичности

стимула». С нашей точки зрения, эти данные показывают и то, что характер

реактивности автономной нервной системы, по крайней мере частично, опре-

деляется тем типом деятельности, в которую вовлечен субъект для того, что-

бы справиться с угрозой. Реакция зависит от характера угрозы (и неблагопри-

ятного стимула), по-видимому, при посредничестве защитного процесса, по-

рождаемого этой угрозой. Данный вывод противоречит точке зрения, защи-

щаемой Селье (1956), относительно общей адаптации, не зависящей от типа

неблагоприятного стимула. Эмоциям можно приписать свои специфические

качественные характеристики, наряду с количественными характеристиками,

которые общи для всех их.

Резюме

Позвольте теперь мне суммировать основные положения, которые я

попытался доказать.

Во-первых, психологический и физиологический стресс часто путают;

анализ физиологического процесса не ведет к пониманию психологического.

Во-вторых, мы должны понять психологический процесс, который опосреду-

ет переход от стимула к реакции. Фундаментальное значение в психологиче-

ском стрессе имеет оценка, во время которой индивидуум производит анализ

значения стимула, решая вопрос о его возможном вреде. Если мы изменим

оценку, то мы изменим интенсивность или же тип стрессовой реакции. В-

третьих, мы не можем понять, характер реакции до тех пор, пока мы не пой-

мем природу защитных механизмов. Сложная структура физиологической и

поведенческой реакции зависит от этих механизмов, выполняющих функцию

опосредующего звена. Одним из источников вариаций в реакциях является

сам индивидуум с его предрасположенностью реагировать на стресс опреде-

ленным образом. Другим фактором, вносящим вариации в стрессовую реак-

цию, является стимул или, скорее, вид защитного процесса, который он, как

правило, порождает. При таком подходе, я полагаю, многое из того, что нам

сегодня непонятно в психологическом объяснении стресса, станет вполне яс-

ным. Будущие исследования должны установить психологическое значение

каждой специфической разновидности стрессовой реакции.