Оссовская Мария. Рыцарь и буржуа: исследования по истории морали
Подождите немного. Документ загружается.
желаний самих заинтересованных. Если мы утверждаем, что право избирать
и быть избранным, экономическая независимость, свободный выбор
профессии соответствуют интересам женщин, то это значит, что женщина, в
соответствии с нашим образцом человека, должна иметь эти права
Сходным
образом обстоит дело с понятием «потребность». Иногда потребностями человека считают все, нехватка чего ощущается, будь то
нехватка хлеба или нейлоновых чулок. В этом смысле говорят, что капитализм формировал у людей все новые потребности, что
потребности крестьянина, столкнувшегося с городской жизнью, возрастают и т.д. При ином подходе субъективное ощущение
нехватки чего-либо будет сочтено потребностью лишь в том случае, если ее удовлетворение признано необходимым, разумным. В
этом смысле желание утолить голод — потребность, а вздохи о лакированных ногтях — всего лишь каприз. Одобряемые потребности
называют обычно «первичными», «основными» или «главными».
.
На это можно было бы возразить, что и тут мы имеем дело с
психологической концепцией интереса, с той лишь разницей, что «желание»,
по которому мы судим об интересе, носит здесь условный характер.
Женщина наверное захотела бы получить избирательные права и
экономическую независимость, если бы душа ее не была порабощена, если
бы она обладала чувством собственного достоинства, если бы она к чему-то
подобному стремилась. Однако, внимательно вглядевшись в формулировку
всех этих условий, нетрудно заметить, что желания лишь предполагаются, а
на первый план выходит определенная система ценностей. Именно эти
ценности упорно защищает реформатор. Борясь за права женщин, он,
несомненно, хотел бы пробудить в них стремления, о которых шла речь; но
он продолжал бы бороться даже и в том случае, если бы ему не удалось
просветить женщин, то есть открыть им глаза на те ценности, которые он
отстаивает.
Но спор о способе определения чьих-либо объективных интересов может
вестись и в иной форме — как спор о путях достижения того, к чему
стремятся обе спорящие стороны. С таким случаем мы имеем дело,
например, когда каждый из двух рабочих, признающих необходимость
борьбы с эксплуатацией, предлагает для этого разные пути. Тогда в
утверждении: «Я лучше тебя понимаю твои интересы» — выражается
убеждение говорящего в том, что он больше знает о реально существующих
связях между явлениями. Если же мы, имея одинаковое представление об
этих связях, все-таки продолжаем спорить, то это уже спор о ценностях.
Допустим, мы убеждаем курильщика (разделяющего вместе с нами
убеждение во вредности курения для здоровья), что в его интересах бросить
курить. Тем самым мы ставим здоровье выше удовольствия от курения, а на
возражение «лучше прожить меньше, зато с удовольствием» нам остается
разве что развести руками — обычный жест при столкновении с чуждой нам
иерархией ценностей. Европеец, разделяющий систему ценностей эпохи
капитализма, считал, что в его интересах работать больше при
соответствующем повышении заработной платы. Человек средневековья,
напротив, в этом случае предпочитал сокращать свое рабочее время, полагая,
что в его интересах не столько больше зарабатывать, сколько иметь больше
свободного от работы времени.
Как уже говорилось, концепция «правильно понятого интереса» выступала
одновременно с психологической концепцией интереса, хотя преобладала то
первая, то вторая из них. Любопытно, что Бентам, с такой
проницательностью замечавший в этике «мнимые сущности» (которые
человек создал для того, чтобы придать больший вес собственному мнению и
иметь возможность навязывать свои вкусы другим) и убежденный, что
именно для этого понадобились моралистам глас божий, откровение,
естественное право, моральная интуиция, «здравый смысл» и т.д., добавил к
этому перечню еще одну «мнимую сущность», а именно «правильно понятый
собственный интерес».
Мы сознаем, что и психологическое, и «объективное» понимание интереса,
как оно представлено выше, может оказаться слишком широким с точки
зрения обыденных представлений. Констатируя сходство интересов и
притязаний, мы отвлекались от объекта этих притязаний. Предполагалось,
что если кто-то считает желательной цель S, то достижение этой цели
соответствует его интересам. Между тем, если Xжелал, чтобы Yвыиграл по
лотерее, вряд ли мы скажем, что этот выигрыш соответствовал интересам X,
пусть даже чужая удача доставила ему самую искреннюю радость. Забота о
своих интересах в обыденном понимании слова связана с заботой о самом
себе, и притом лишь о некоторых благах. Об этом мы уже писали в другой
работе
Ossowska M. Motywy postępowania, s. 154 и след.
.
Объединению интересов с желаниями (при психологическом понимании
интереса) противоречат, казалось бы, случаи, когда желания двух существ,
по-видимому, совпадают, а интересы расходятся и, наоборот, когда при
совпадении интересов желания не совпадают. Мы имеем дело с первой из
этих возможностей, когда две собаки бросаются на одну кость или же два
соперника добиваются руки одной женщины; со второй — когда крокодил
доброжелательно приветствует птичку, выковыривающую остатки пищи из
его зубов. В последнем случае интересы совпадают как раз потому, что не
совпадают желания: крокодил хотел бы иметь вычищенные зубы, а птичка,
выступающая в роли зубочистки, — утолить голод.
Стоит, однако, немного задуматься над этими примерами, и мы увидим, что
нарушение связи между интересом и желанием здесь мнимое. Две собаки,
дерущиеся из-за кости, лишь на первый взгляд имеют одно и то же желание:
разгрызть кость. В сущности, Трезор хочет, чтобы кость разгрыз Трезор, а не
Азор; Азор же хочет, чтобы кость досталась Азору, а не Трезору. Так же
обстоит дело с двумя претендентами на руку одной и той же женщины. Их
желания, если можно так выразиться, «конвергируют», будучи направлены
на один и тот же объект. Эта конвергенция создает видимость, будто в обоих
случаях мы имеем дело с одним и тем же желанием. На самом деле эти
желания исключают друг друга, поскольку не могут быть исполнены
одновременно. Таким образом, связь между желаниями и интересами
сохраняется, а значит, сохраняется и возможность определять интерес при
помощи желаний. Во втором примере (птичка и крокодил) желания
различны, а интересы, хотя и идут в одном направлении, тоже различны; тем
самым желания и интересы и тут выступают рука об руку.
В соответствии с тем, что было сказано выше, конфликт интересов в одних
случаях может пониматься как конфликт желаний, в других — как
невозможность сосуществования двух явлений непсихологического порядка
или же, наконец, как то и другое вместе
См.: Ibid., s. 152. 466
. Последний случай
имеет место, например, когда турист, приехавший в горы на отдых, желает
солнечной погоды, чтобы ходить на экскурсии, а местный крестьянин
нетерпеливо ожидает дождя.
Конфликту объективных интересов X и Y не обязательно сопутствует
конфликт их субъективных желаний. Даже если оба они сознают
несовпадение своих объективных интересов, один из них, пожертвовав
собственными интересами, может полностью устранить конфликт
психологического порядка. Конфликты психологического порядка могут
возникать как на фоне различных, так и на фоне сходных склонностей
(например, когда речь идет о двух претендентах на руку одной невесты). В
последнем случае причиной конфликта оказывается не характер желаний, а
нераздельность блага, которое служит объектом совпадающих склонностей.
Совпадение интересов в свою очередь может пониматься по-разному. При
психологическом понимании, как мы видели, интересы не всегда совпадают,
когда желания конвергируют, то есть имеют один и тот же объект. Поэтому
те, кто доказывает совпадение коренных интересов людей при помощи
ссылок на единство человеческой природы, не достигают желаемой цели.
Интересы Xи Y совпадают в «психологическом смысле», если стремления
Xне заключают в себе желания, чтобы не осуществились стремления Y; и эти
интересы совпадают в «объективном смысле», если получение известного
блага Xне исключает получения известного блага У или даже способствует
этому.
В возможность совпадения интересов как в том, так и в другом смысле
верили классики либерализма. Иногда такое совпадение считалось даром
благосклонной к человеку природы (А. Смит), а иногда — чем-то хотя и не
заданным заранее, однако возможным благодаря мудрому законодательству
(Бентам). Как нередко подчеркивалось, вера в совпадение интересов служила
успокоению совести эгоиста, который рад был надеяться, что «хорошо будет
на свете, если каждый подметет собственный дворик». Спенсер, ссылаясь на
общность интересов, призывал действовать также и на благо других людей.
Он доказывал, что в интересах каждого бороться с болезнями — ведь каждый
может заразиться ими от других; развивать производство — ведь каждый
выиграет от распределения большего количества благ; поднимать
умственный и нравственный уровень общества — ведь сколько каждый из
нас теряет из-за чужой глупости и недобросовестности!
Жизненные блага образуют определенную иерархию (средства подчиняются
целям, менее важное — более важному); поэтому конфликты возможны на
разных уровнях, причем несогласие на более низких уровнях может
сочетаться с согласием по коренным вопросам, и наоборот. Борьба против
эксплуатации в капиталистическом обществе объединяет рабочих и
выступает в качестве их коренного интереса, что не исключает конфликтов
по вопросам менее важным. Например, в интересах шахтера рост заработной
платы на шахтах, хотя связанное с этим подорожание угля чувствительно
скажется на остальной части рабочего класса. Эти конфликты, однако, не
подрывают единства рабочего класса, основанного на общности интересов
более высокого порядка. Интересы, которые называют классовыми,
относятся, как правило, именно к этой последней категории.
Иногда менее важные, текущие интересы вступают в противоречие с
коренными интересами. Примером может служить «опиум для народа».
Можно утверждать, конечно, что обещания справедливого загробного
воздаяния смягчают страдания масс, а значит, соответствуют их интересам
— постольку, поскольку любой человек заинтересован в смягчении своих
страданий. Но это временное одурманивание мешает борьбе с эксплуатацией,
следовательно, вступает в конфликт с коренными интересами масс.
2 Использование понятия интереса при выявлении социальной
обусловленности идеологии
Как уже говорилось в главе I, ту или иную идеологию называют буржуазной,
если она возникла или получила распространение в буржуазной среде, или
служит интересам буржуазии или, наконец, выражает ее настроения. Ниже
мы рассмотрим два последних случая.
С давних времен содержание того или иного учения объясняли, ссылаясь на
личный интерес его автора или интерес какой-либо группы (не обязательно
класса в марксистском его понимании). Вспомним Калликла, который в
«Горгии» Платона утверждал, что законы составили в собственных
интересах люди слабые. Страшась возвышения более сильных, они
утверждают, что быть выше остальных постыдно и несправедливо и что
лучше терпеть обиды, чем причинять их (438b). Теми же соображениями
руководствуется Фрасимах в «Государстве», когда утверждает, что
«устанавливает законы всякая власть в свою пользу... Установив законы,
объявляют их справедливыми для подвластных — это и есть как раз то, что
полезно властям, а преступающего их карают как нарушителя законов и
справедливости»
Платон. Соч., М., 1971, т. 3, ч. 1, с. 106-107.
.
Мнение Фрасимаха широко развил Мандевиль в «Басне о пчелах». Нормы
морали, говорит Мандевиль, навязывают обществу те, кто им управляет,
чтобы тем легче водить управляемых за нос. Ловко играя на людском
тщеславии, они побуждают граждан оказывать государству всевозможные
услуги и даже жертвовать ради него жизнью. Заметим без конкретных
ссылок на авторов и даты, что в научной литературе имеют широкое
хождение наблюдения наподобие следующих: личностные образцы женщин
(восхваляющие целомудрие, супружескую верность, смирение, трудолюбие)
в самых различных культурах служили интересам мужчин, которые
проповедовали эти образцы; нормы, регулирующие отношение младших к
старшим, создавались старшими и служили их жизненным интересам и т.д.
Интересы, которым служили те или иные учения, отнюдь не все мыслители
считали экономическими интересами. Гоббс, считая первичной в человеке
жажду власти, писал: «Я не сомневаюсь, что если истина, что три угла
треугольника равны двум углам квадрата , противоречила бы чьему-либо
праву на власть или интересам тех, кто уже обладает властью, то, поскольку
это было бы во власти тех, чьи интересы задеты этой истиной, учение
геометрии было бы если и не оспариваемо, то путем сожжения всех книг по
геометрии вытеснено»
Гоббс Т. Левиафан. М., 1936, с. 101.
.
Обращение к понятию «интерес» для объяснения содержания какой-либо
доктрины и отыскания ее социальных корней стало особенно актуальным в
связи с пониманием идеологии как надстройки над скрытым под нею
классовым экономическим интересом. Ленин писал: «Люди всегда были и
всегда будут глупенькими жертвами обмана и самообмана в политике, пока
не научатся за любыми нравственными, религиозными, политическими,
социальными фразами, заявлениями, обещаниями разыскивать интересы тех
или иных господствующих классов»
Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 23, с. 47.
. Эта позиция
позволяла широко применять принцип is fecit, cui prodest [Сделал тот, кому
это выгодно (лат.)].
Напоминая нам, что в конечном счете речь идет об экономических интересах,
марксистская литература не всегда указывает на них прямо, выясняя
социальные корни той или иной доктрины. Ее социальная функция
характеризуется нередко указанием на ее полезность для завоевания власти
тем или иным классом, для духовного порабощения угнетаемых или для
успокоения собственной совести.
Одной из излюбленных доктрин тех, кто оказался у власти и хочет ее
удержать, считается, как известно, доктрина порядка. Те, кто стоит у руля,
отождествляют порядок с существующим положением вещей и объявляют
подстрекателем любого, кто выступает против их власти. В государстве
должен царить порядок, и они считают себя его защитниками. Правда,
понятие порядка требует конкретизации, ведь любой порядок является
таковым лишь по отношению к какому-то принципу, положенному в основу
данной системы общественных отношений. В случаях, о которых идет речь,
понятие порядка абсолютизируется; данный принцип рассматривается как
единственно возможный.
Каутский считает учение о свободе воли доктриной господствующих
классов, поскольку она дает им возможность «выполнять функции суда и
угнетения эксплуатируемых классов с чувством нравственного
превосходства и негодования»
Каутский К. Происхождение христианства. М., 1930, с. 258.
.
Компромиссную позицию Канта в вопросе о свободе воли (допущение
свободы в мире ноуменов и ее отрицание в мире феноменов) Каутский
объясняет промежуточным социальным положением Канта [В том месте
«Происхождения христианства», о котором идет речь, говорится о
промежуточном положении не Канта, а фарисеев в древней Иудее (цит. соч.,
с. 259)].
Квиетизму привилегированных служат — об этом нередко говорилось —
учения, которые в самоусовершенствовании видели наиболее подходящее
средство улучшить мир. Эти учения отвлекают внимание от социальных
преобразований, а значит, обеспечивают привилегированным
неприкосновенность их позиции в обществе. К тому же они смягчают
угрызения совести перед лицом социальной несправедливости и в конечном
счете на руку тем, у кого нет причин желать перемен.
Когда читаешь проповеди основателя секты методистов Дж. Уэсли,
собиравшие в Англии XVIII века огромные толпы верующих, нельзя не
заметить, что его доктрина общественного служения облегчала богатым
успокоение собственной совести и оправдание своих привилегий. В
соответствии с духом эпохи Уэсли пламенно призывал своих слушателей
обогащаться, но при этом считать себя всего лишь распорядителями
общественного богатства. Известно, как широко использовали впоследствии
его учение крупные американские предприниматели.
Точно так же доктринами, служащими защите привилегированного
положения или его оправданию перед окружающими, считаются сентенции
наподобие следующих: богатые и бедные были и будут всегда; бедность не
порок; всего важнее чистое сердце; счастье зависит исключительно от
личных достоинств человека.
Те же цели усматривают в спенсеровской теории общества: общественная
жизнь изображается здесь по аналогии с жизнью организма, все органы
которого трудятся в полном согласии, выполняя каждый свою функцию. Это
воззрение служило упрочению существующего порядка вещей, выгодного
привилегированным.
3. Экспрессивная функция идеологических явлений как критерий их
социальной обусловленности
О характере той или иной доктрины судят также на основании ее
«экспрессивной функции». Этот подход, как и предыдущий, имеет очень
давнюю традицию; но марксизм в гораздо большей степени, чем это было
прежде, рассматривает идеологические явления как выражение уже не
индивидуальных, а классовых установок и настроений. Раньше считалось,
что в стоицизме Сенеки выразилось отношение к жизни, характерное для
обстановки постоянного страха перед нероновским террором.
Исследователи, в марксистском духе интерпретирующие стоицизм Сенеки,
усматривают здесь скорее отражение настроений пессимизма и
подавленности, охвативших римскую знать эпохи упадка.
В экзистенциализме видят иногда теорию, отвечающую интересам
квиетистов: ведь удобно провозглашать бессмысленность любых начинаний,
если нет желания стать самому по какую-либо сторону баррикады и взять на
себя ответственность за исход событий. Но в той же теории можно усмотреть
и другой аспект: ее можно счесть выражением мрачных настроений,
свойственных уходящей с исторической сцены буржуазии. Подобными
настроениями объясняют также конвенционализм в теории познания.
«Отношение конвенционализма к общим суждениям, — писал С.
Жулкевский, — есть ничем не подкрепленное, вненаучное, метафизическое
убеждение, в котором находит выражение агностицизм, социальная и
идеологическая беспомощность промежуточных слоев в эпоху
империализма. Конвенционализм наиболее полно выражал колебания и
нерешительность этих слоев»
Kuźnica, 1949, 30.I.
.
Всем нам знаком тезис, согласно которому формализм в искусстве —
порождение гибнущей буржуазии, ибо тот, кто сознает неизбежность
собственного конца, отворачивается от действительности. Выражением
подобных настроений якобы является беспредметная живопись, а в
литературе — психологизм, погруженность в собственные переживания,
пристальный анализ мельчайших конфликтов в собственной душе.
Не будем умножать эти примеры, которые мы привели для иллюстрации
известного хода мыслей. И мы в нашем исследовании не раз следовали ему.
Нам представлялось весьма вероятным, что в «парнасизме», каким он
выступал у М. Арнольда (см. главу II), выразилось стремление отгородиться
от социальных низов, которые начинали играть все большую роль. Мы
соглашались с теми, кто в претензиях буржуазии XIX века на
респектабельность видел выражение заботы о престиже, приобретенном
вопреки незнатному происхождению.
Творения человеческого ума, будучи выражением определенных тенденций
или настроений, могут в то же время служить определенным интересам
(никто не сомневается, например, что престиж служит интересам тех, кто им
обладает). Поэтому «экспрессивная функция» той или иной доктрины
нередко тесно переплетается с ее функцией как орудия достижения каких-то
целей. Но, вообще говоря, одно не обязательно связано с другим.
Великолепие барочных церквей, в котором нередко усматривают выражение
триумфа иезуитов, можно считать одновременно и средством воздействия на
массы; а значит, выражение настроений в то же время служит известным
интересам. Но космополитизм стоиков в Древней Греции (который считают
выражением настроений, порожденных распадом общественных связей в
рамках прежнего полиса) не служил каким-либо определенным интересам
стоиков.
4. Трудности, с которыми связаны рассмотренные выше подходы