Оссовская Мария. Рыцарь и буржуа: исследования по истории морали

Подождите немного. Документ загружается.

В разных формах у него выражается мысль, что тот, кто не умеет

пользоваться своим добром, все равно как если бы не имел его; мало нажить

богатство — нужно еще толково им распорядиться. Надо пользоваться

жизнью, а не уподобляться тому петуху, который, узнав, что его кормят,

чтобы зарезать и съесть, стал отказываться от еды. Конец его был плачевный

История о петухе приводится в другом сочинении Альберти, которое я цитирую По кн.: Lang R. Op.. cit., p. 41-42.

Умножение своего богатства Альберти явно считает естественным

стремлением каждого человека. Каждый бедняк желал бы разбогатеть.

Однако умножать свое достояние можно не только трудом, но и

бережливостью. Расходы Альберти делит на необходимые и необязательные,

а эти последние в свою очередь на допустимые и безумные. К необходимым

относятся расходы на содержание дома, поместья и на ведение «дела», а

также расходы, имеющие целью обеспечить семье комфорт и достойное

положение в обществе. Их никогда не нужно откладывать, причем все

приобретаемое должно быть наилучшего качества. Там, где этого требуют

соображения чести семьи и отечества, надлежит быть щедрым. К

необязательным, но допустимым расходам относится роспись лоджии,

покупка серебра, великолепных ковров, дорогих одежд, красивых коней,

прекрасных книг. Эти расходы, напротив, полезно откладывать; быть может,

потом желание купить вещь пройдет, а если и нет, то будет по крайней мере

время хорошенько обдумать покупку: расходов тогда будет меньше, а

удовольствия больше. По всей видимости, речь идет об удовольствии

предвкушения приятной покупки.

Бывают, наконец, расходы безумные. Тут Альберти, обычно сдержанный в

выражениях, не скупится на слова порицания. Безумен тот, кто содержит

толпу праздных приживальщиков, паразитов-льстецов. Приживальщики —

люди испорченные, они хуже хищных зверей и ядовитых гадов.

Прикидываясь друзьями, они оскорбляют дружбу. Они разжигают тщеславие

у тех, кого славословят. Один такой негодяй может загубить жизнь семьи. Их

следует избегать как заразы, а заодно — и их патронов. Это суровое

осуждение нравов высшего дворянства мы еще вспомним, когда будем

говорить о других высказываниях, направленных против сеньоров.

Уравновешенный бюджет, расходы, ни в коем случае не превышающие

доходы, — к этой теме Альберти охотно возвращается. В окончании книги

третьей, где перечисляются такие моральные заповеди, как справедливость,

миролюбие, самообладание, скромность, читателю внушается еще раз:

«Пусть ваши расходы будут равны доходам или меньше доходов».

Увлеченный новым завоеванием эпохи — бухгалтерией, Альберти советует

записывать любые расходы и не выпускать пера из рук. Купцу пристало

иметь руки, вечно запачканные чернилами.

Бережливость — гарантия независимости. Альберти приводит пословицу:

«кто не найдет денария в своем кошельке, уж и подавно не отыщет его в

чужом» (с. 60). Бережливость позволяет помочь в беде родственнику, другу

или отечеству. Нельзя, однако, уподобляться скупцу. Надо держаться

золотой середины между скупостью и швырянием денег на ветер. Эта

золотая середина — умеренность, liberalità. В особенности нельзя скупиться

на расходы, которые обеспечивают престиж семьи, ее доброе имя и славу.

Fama, gloria, onore [Слава, известность, честь (итал.)], достигаемые

богатством и личными заслугами, — вот постоянная тема трактата Альберти.

Как уже говорилось, дом вместе с хранящимся в нем имуществом, земельный

участок и шерстоткацкое производство составляют экономическую основу

семьи. Такое помещение капитала Альберти подробно обосновывает в беседе

с сыновьями, которые на этот раз в виде исключения защищают мнение,

отличное от отцовского, а именно: главное — деньги. Деньги, доказывают

они, пружина всего. Тот, у кого они есть, может удовлетворить любые свои

потребности и даже прихоти. А у кого нет денег, у того ничего нет. Деньги

смягчают удары судьбы — к примеру, изгнание. Ведь за деньги можно в

любую минуту приобрести и землю, и посредников, и орудия труда, и волов.

В маленьком кошельке заключено — в виде возможности — все на свете.

Отец отвергает подобные взгляды во имя осторожности: нет ничего более

ненадежного и непрочного, нежели деньги, утверждает он. Их хранение

сопряжено со всяческими опасностями и взаимными подозрениями. Если

держать их под замком, от них никому не будет пользы, а то, что не находит

хорошего применения, не может быть хорошим (с. 172). Деньги подвергают

их обладателя постоянным искушениям: ему угрожают дурные советы и злой

умысел. Пусть даже правы сыновья, утверждая, что дом может сгореть дотла

во время войны, но от имения, во всяком случае, отказываться нельзя. Земля

— всегда надежное помещение капитала. Если в этом году неурожай, то в

следующем — обильная жатва. Опыт и практика указывают на

компромиссное решение. Поскольку деньги полезней в неспокойные годы, а

имение — в мирные времена, надо иметь и то, и другое. «Не все в деньгах и

не все в земельном владении, но часть в том, часть в другом». И дальше:

«Хороший хозяин не станет ограничивать все свое состояние только

деньгами или только имением, но разделит его, чтобы разместить в разных

местах» (с. 173).

Денежные операции должны быть непременно ясными и честными.

Альберти не охотник давать в долг. Тех, кто стремится стать твоим

должником, надлежит избегать, хотя и не до такой степени, чтобы прослыть

скупцом. Особенно опасно одалживать знати. Лучше такому просителю

просто дать двадцать денариев и потерять их, чем одолжить сто: ведь от

сеньоров не дождешься даже благодарности, не говоря уж о возврате долга.

Они тебя ценят, пока ты им нужен. Жизнь они ведут праздную, кормятся за

чужой счет и не любят труда. Они собирают у себя людей безнравственных и

двуличных, которым не по душе умеренность, достоинство, честь. От

знатных особ нужно держаться подальше. Если дать им желаемое, они

потребуют больше. Они ненасытны. Если дать одному, нельзя отказать и

другим. С сеньором обещания — уже обязательства, ссуда — дар, а дар —

выброшенные деньги. Сеньор воспользуется любым твоим промахом, любым

недосмотром, чтобы не отдать занятые у тебя деньги. Он очернит тебя и

будет тебе вредить, только бы избавиться от уплаты долга. Люди, достойные

уважения в глазах Альберти, приобретают доброе имя скорее благодаря

добродетели, чем пышному образу жизни. Они добиваются этого своими

заслугами, а не за счет чужих горестей.

3. Личностные образцы мужчины и женщины в трактате «О семье»

В описании семейной жизни у Альберти содержатся определенные

личностные образцы. Некоторые их черты отмечены выше, но этот портрет

неполон, присмотримся к нему повнимательней.

Есть у Альберти черта совершенно несредневековая — вера в человека и

необычайные человеческие возможности. В человеке есть что-то от

смертного бога. Активность, для которой рожден человек, потенциально

безгранична. Но чтобы реализовать свои потенции, нужно быть хозяином

всего и все обращать в свою пользу, то есть уметь хорошо распоряжаться

всеми вещами. Именно это широкое понимание хозяйственности — а не

узкое, которое придает ей Зомбарт, — заключено в известном термине

Альберти masserizia, и именно в этом широком смысле он называет ее

святым делом (Sancta cosa). Управлять собственным телом. Управлять

своими страстями. Своим имуществом. Своим временем. Обращать в свою

пользу дружбу. Уметь даже из общения с дурными людьми что-то извлечь

для себя. Отношение к эротике у Альберти - частный случай отношения к

страстям вообще. Не следует позволять любви иметь над нами слишком

большую власть; мы должны предаваться ей лишь тогда, когда захотим, и

избавляться от нее, когда сочтем нужным. Если не в наших силах подчинить

себе судьбу, следует ей подчиниться и, подобно стоикам, желать лишь того,

что лежит в пределах наших возможностей. Требование владеть собой

сочетается с верой в возможность овладеть и своим окружением.

Альберти так же верит в науку, как позже — Леонардо да Винчи, и проявляет

ту же склонность к применению науки в самых разнообразных случаях

повседневной жизни, которая позже была столь характерна и для Леонардо, и

для Франклина. О его технической изобретательности как архитектора

отзывались с похвалой. Сам он говорил о большом удовлетворении, которое

доставляет ему придумывание неизвестных ранее механизмов и решение

математических задач. Он также ценил — вопреки античным авторам —

ручной ремесленный труд и красоту хорошо выполненных ремесленных

изделий. П. Мишель отмечал, что знание обладает у Альберти этическими

достоинствами и что verità и bontà [Истина и добро (итал.)] — так же как у

Леонардо — связаны у него между собой. Он проповедовал культ гениев, а

выражения, в которых он их восхваляет, заставляют вспомнить романтиков

См.: Michel P. H. Op. cit., p. 207, 296-297, 580.

И в самом человеке, и вокруг него должен царить порядок, но не столько

порядок во франклиновском смысле слова, сколько умеренность, подобная

умеренности у древних. Следует придерживаться середины между «слишком

мало» и «слишком много». В порядке заключены спокойствие и красота. На

это, кстати, обращает внимание уже Ксенофонт в трактате «О хозяйстве», где

он восхищается красотой ровных рядов обуви, стройными рядами медной

посуды, аккуратно сложенными кипами одеял (VIII, 19). И у Альберти

эстетическая сторона порядка подчеркивается очень сильно. Легко и приятно

охватить взглядом деревья, посаженные ровными рядами, или же регулярно

разбитый сад.

Умеренность, к которой призывает Альберти, проявляется во всех его

высказываниях и даже в выборе слов. Никаких крайностей, никакой

горячности. Всякий предмет должен быть рассмотрен спокойно, со всех

сторон. Именно так Альберти, например, обсуждает, следует ли давать

юношам деньги. Деньги в руках юноши — орудие не менее опасное, чем

бритва. Но с другой стороны, безденежье не одного молодого человека

толкнуло на пагубный путь. Точно так же рассматривается вопрос, где лучше

воспитывать молодежь: в поместье или в городе. И то и другое имеет свои

хорошие стороны. В городе больше возможностей отличиться. Здесь юноша

может увидеть, что такое порок, а это необходимо, дабы знать, чего ему

следует избегать. Но и у сельской жизни есть свои немаловажные

преимущества. Лишь три вопроса оцениваются в трактате безоговорочно:

обычай знати держать при себе приживальщиков, финансовая

несостоятельность сеньоров и их паразитизм, а также вопрос об отправлении

высоких должностей, к которому мы переходим.

Альберти принадлежит трактат «О душевном спокойствии». Восхваление

спокойной жизни весьма понятно, если вспомнить, в какую бурную эпоху

довелось ему жить. Ведь сам он пережил эпидемии и изгнания, а его семья —

радости и удары политической жизни. Поэтому к занятию высоких постов он

относился отрицательно не потому лишь, что они были ему недоступны.

Правда, в тиши домашнего очага трудно мечтать о славе, столь ценимой

Альберти, но он убеждает близких, что участь лучших людей, чем-либо

выделившихся, всегда была горестной. Ведь недостойно обогащаться на

общественной должности за чужой счет; подобное бескорыстие, однако,

никогда не ценилось, и Аристида сограждане изгнали только за его

безупречную справедливость. В правильно устроенном государстве править

должны наилучшие, но коль скоро это не так, следует сторониться высоких

постов и уж во всяком случае не пренебрегать ради дел общественных

делами своего дома. Семья дороже всего на свете.

Раз уж общественная жизнь отвергается как путь к столь желанной для

Альберти славе, остается (так по крайней мере гласит трактат «О семье»)

добиваться ее благодаря «домашним» добродетелям и богатству. Альберти

проповедует сыновьям трудолюбие, умеренность, благоразумие, миролюбие,

приятное обхождение, учтивость, справедливость, скромность и честность

(onestà). Значение последнего термина меняется в зависимости от контекста.

Так, ввыражении «onéste ricchezze» речь идет о праведно нажитом богатстве.

Когда Альберти говорит об onestà как лучшем украшении замужней

женщины, он имеет в виду супружескую верность. Иногда onestà понимается

также как верность договорам

См.: Michel P. H. Op. cit., p. 268.

В перечне добродетелей встречается и umanità. Если можно толковать ее,

исходя из контекста, как терпимость и снисходительность к людям, то мы

имеем дело с предвосхищением той человечности, или гуманности

(humanité), о которой писал Гельвеций и которую историки французского

Просвещения считают иногда новинкой, лишь в эту эпоху включенной в

каталог добродетелей

См.: Hazard P. La pensée européenne au XVIII siècle. Paris, 1946, vol. 1, p. 233.

. В

поведении человека, согласно Альберти, должно проявляться его

достоинство, в любом его жесте — серьезность и зрелость. Здесь мы как

будто имеем дело с чем-то похожим на буржуазную респектабельность,

ставшую непременной чертой облика английского джентльмена (после того

как в XIX веке образец джентльмена был усвоен буржуазией), а также с чем-

то похожим на французскую dignité, о которой пишет Э. Гобло в связи с

французской буржуазией. Именно состязанием в респектабельности Гобло

объясняет эволюцию мужской моды в XIX веке, когда и покрой и цвет

одежды подчеркивали достоинство ее обладателя. Своей респектабельностью

буржуазия возмещала недостаточно высокое происхождение. Альберти мало

одной лишь видимости достоинства, он требует достоинства подлинного:

«Старайтесь быть такими, какими вы желаете выглядеть» (с. 97).

Следует избегать праздности, корыстолюбия, развязности, сварливости. Зная,

что такое порок, нужно своими достоинствами приобрести себе доброе имя,

симпатию и любовь сограждан. Альберти мало одного уважения — он хочет

еще быть любимым.

Альберти, как уже говорилось, по примеру великих античных авторов

написал трактат о дружбе. Эта тема затрагивается и в книге «О семье». Тот,

кто наносит ущерб моему доброму имени, не друг мне, объясняет Аньоло

жене. Друг мне тот, кому я в его присутствии оказываю уважение и кого я

хвалю заглазно. Богатый легко находит друзей. Друзья в высшей степени

полезны (utilissimi) — определение, которое подчеркивает отношение

Альберти к другу как к союзнику. Поскольку дружба должна служить

поддержкой в превратностях судьбы, Аньоло советует иметь друзей

испытанных, подобно тому как испытывают в мирное время коня или лук,

дабы знать, чего они будут стоить в минуту опасности (с. 187). Испытывать

их следует в делах маловажных; это покажет, как они поведут себя в

серьезном деле. Но, вообще говоря, обращаться за помощью надо возможно

реже. Человек должен быть самодостаточен и скорее обязывать других

одолжениями, чем быть кому-то обязанным. В отношениях с другом

необходимо быть щедрым, но нельзя забывать, что долги нередко бывают

причиной ссор, из-за которых можно лишиться друга. В случае конфликта

интересов «почему же я должен предпочесть его интересы своим?» (с. 177).

Семейный эгоизм Аньоло подчеркивали многие авторы. Семья, по его

убеждению, должна держаться сплоченно, относясь к чужакам недоверчиво и

настороженно. В этом смысле симптоматичен совет Аньоло сыновьям:

сажать деревья на границах поместья, чтобы они затеняли поле соседа, а не

собственное (с. 108).

В отношениях с врагами не следует, правда, ненавистью отвечать на

ненависть, но на подвох надлежит отвечать подвохом, на насилие —

насилием. Это голос Макиавелли, а не христианский совет подставлять

обидчику другую щеку. Так должен вести себя мужчина. Женщина должна

убегать.

Раз уж мы затронули вопрос об отношении Альберти к христианству, следует

подчеркнуть, что его миросозерцание совершенно светское. Правда, он,

желая испробовать все литературные жанры, развлекался также сочинением

псалмов, но это, по-видимому, был скорее литературный эксперимент, чем

проявление глубоких религиозных чувств. Бог мало вмешивается в

изображенный Альберти уклад жизни, активность Альберти лишена

религиозной мотивации, он скорее рассчитывает на награду за

добродетельную жизнь здесь, на этой земле, — в виде достатка, любви и

уважения окружающих.

В трактате «О семье» отец дает житейские наставления сыновьям.

Отсутствие дочерей не требует объяснений — в описываемой Альберти

семье женщина явно отодвинута на задний план. Мужчины для него по своей

природе стоят выше, это «animi grandi ed eletti» [Души высокие и избранные

(итал.)], поэтому в традиционной молитве, прочитанной сразу после

переселения вместе с молодой женой в их общий новый дом, Аньоло просит

всевышнего о сыновьях.

Женщину воспитывает муж. Его возможности в деле воспитания весьма

широки, ведь обычно он берет жену совсем еще молодой и неопытной из рук

матери, от которой требовалось лишь сохранить невинность невесты да

научить ее рукоделиям: пряденью и шитью. В то время как образец мужчины

у Альберти отходит от унаследованной традиции, образец женщины в

точности напоминает жену Исхомаха из диалога Ксенофонта «О хозяйстве».

В сложных взаимоотношениях обоих полов, как и в борьбе между классами,

образцы навязывают в своих интересах более сильные. Как видно, интересы

сильного пола почти не изменились со времен Ксенофонта. При выборе

жены следует принимать в расчет ее добродетели, происхождение и

состоятельность, причем Альберти особо подчеркивает значение первого из

этих условий. Замужняя женщина должна смотреть за домом. В

упоминавшейся выше молитве супруги просят богатства, друзей, а также

славу — для мужа; чистоту, супружескую верность и репутацию хорошей

хозяйки — для жены. Супружеская верность жены — украшение семьи,

сокровище, передаваемое дочерям в приданое. По-настоящему прекрасной

может быть лишь добродетельная женщина. Бог особенно сурово покарает

неверных жен. Они осуждаются общественным мнением и навсегда остаются

несчастными. Жена должна нравиться только своему мужу. Косметика не

только предосудительна, но и бесцельна: как-никак, муж знает жену без

прикрас. Аньоло рассказывает сыновьям, как их мать (и его жена)

нарумянилась, чтобы лучше выглядеть под венцом. Аньоло мягко — ибо

именно так надлежит увещевать женщин — попросил ее стереть румяна.

Всегда лучше управлять женой лаской, нежели страхом. Аньоло читает

целую речь на тему борьбы с румянами. Звучит она в точности так же, как

речь Исхомаха у Ксенофонта: и тот запрещает жене краситься и порицает ее

за то, что она прибавляет себе рост при помощи толстых подошв («О

хозяйстве», X). Оба автора единодушно советуют женам зарабатывать

естественный румянец хлопотами по хозяйству. Не бездельничать и —

добавляет Альберти — не глазеть в окно! От усердных хлопот по дому

розовеют щеки и усиливается аппетит.

Трудолюбие проповедуют женщинам как рыцарские, так и мещанские

этические кодексы древности. Вспомним, как царь феакийцев описывает

Одиссею образ жизни при своем дворе:

Любим обеды роскошные, пение, музыку, пляску,

Свежесть одежд, сладострастные бани и мягкое ложе.

(Од., VIII, 248-249)

Но его жена славится своими рукоделиями, а дочь вместе со служанками

стирает белье. Авторы, изучавшие отношение к труду и трудолюбию в

разные исторические эпохи, слишком мало внимания обращали на то, что

соответствующие нормы для мужчин и для женщин не всегда совпадали. В

состоятельных буржуазных европейских семьях конца XIX - начала XX века

мужчина мог позволить себе иметь жену, играющую роль декорации, и

праздность жены он защищал как символ своей классовой принадлежности.

У Альберти мы видим разделение труда, подкрепляемое убеждением, что

женские занятия для мужчины не только неподходящи, но и унизительны (с.

132).

В трактате о семье муж вводит жену в готовый и обставленный дом, поэтому

совместную жизнь уместно начать с ознакомления хозяйки дома с тем, где

что находится. Муж без свидетелей показывает ей, где хранятся сокровища

(лучше всего держать их в спальне!). Ей только незачем видеть его архив, его

записки. Они для него святыня, а женское любопытство и болтливость могут

оказаться небезопасны. Всегда надежнее, чтобы женщина не только не

хотела бы, но и не могла повредить мужу.

Жена должна слушаться и почитать мужа. Чистота и скромность,

почтительность и смирение — вот добродетели женщины. Ей прилично

скорее слушать, нежели говорить (с. 148). Жена должна быть тактична: не

распространяться о своих делах и не интересоваться чужими. Она должна