Нерсесянц В.С. Философия права

Подождите немного. Документ загружается.

"противоположности". Ведь для того чтобы "новое право" вообще было правом, его новое

качество в любом случае должно быть правовым, а для этого по самому смыслу права и правового

способа общения необходимо различение (противопоставление, согласование, соответствие и т.

д.) субъективных прав и юридических обязанностей. Без взаимности прав и обязанностей (а это

невозможно без их различения и т. д.) речь может идти о диктате, подчинении, господстве и т. д.,

но никак не о праве, не о правовом равенстве, правовой свободе и независимости индивидов,

участников правового способа общения, правовой формы общественных отношений.

Значительный интерес представляет здесь и вопрос о связи права (его наличия или отсутствия) с

характером труда (наемный, ненаемный). Наемный характер труда — там, где он таков, например

при капитализме, — означает его правовой (договорно-правовой) характер, оформление трудовых

отношений договорно-право-

Там же. С. 592.

Глава 1. "Новое право": основные направления интерпретаций 187

вым способом (через договор найма отдельного индивида на работу), формальную (правовую)

свободу человека — наемного рабочего, его правовую независимость от работодателя, его право

заключать соответствующий договор (найма рабочей силы) или нет, трудиться или не трудиться,

отсутствие внеэкономического принуждения к труду (как это имело место при рабстве,

крепостничестве, а затем и при социализме). Причем там, где есть наемный труд, договорно-

правовые отношения (с соответствующими правомочиями и обязанностями сторон) складываются

между отдельными людьми, между индивидами как правоспособными субъектами, а не между

различными "классами в целом", которые ни по какому праву (ни по буржуазному, ни по

пролетарскому) субъектами права не являются и таковыми не могут быть.

Поэтому приводимое Стучкой марксистское положение о том, что при капитализме "рабочий

класс в целом" находится "на наемном труде у класса капиталистов", с правовой точки зрения

лишь означает формальную (правовую) свободу, равенство и независимость всех тех индивидов

(участников конкретных, персонально определенных договоров найма рабочей силы, т. е. обеих

сторон — и работополучателей и работодателей), которые только по внепра-вовым (социально-

экономическим) основаниям относятся к тому или иному "классу в целом". В этом ведь и состоит

всеобщее (независимое от классовой принадлежности и т. д.) правовое равенство при

капитализме, равенство всех перед законом и т. д.

Стучка, конечно, прав, что после пролетарской революции и социализации средств производства

качественно изменяется и характер труда "рабочего класса в целом", который работает "так

сказать, сам на себя", на диктатуру пролетариата, строительство социализма и коммунизма. Но что

означает, с точки зрения права, констатируемое Стучкой отсутствие здесь наемного труда? По

сути (вопреки представлениям о качественно "новом праве" без субъективных прав и

юридических обязанностей) это означает неправовой характер трудовых отношений. Такой

неправовой характер труда (и индивидов, и "класса в целом") был также и официально закреплен

новым законодательством и осуществлялся на практике (всеобщая обязанность трудиться,

всеобщая трудовая повинность, милитаризация труда в виде разного рода трудармий, оргнаборов

и насильственных перемещений "рабсилы", планомерное и массовое использование труда

заключенных, репрессированных и т. д.).

И в той мере, в какой при нэпе допускались частное производство и частный оборот (вообще все

несоциалистическое, буржуазное), в той же мере должно было быть допущено и право (здесь по

необходимости — буржуазное право) как в имущественных отношениях, так и в области труда (т.

е. ограниченное допущение договорно-правового, наемного труда). И именно в силу их правового

характера и гражданское право, и наемный труд являются для Стуч-

188 Раздел III. Марксистская доктрина и социалистическое правопонимание

ки чем-то сугубо буржуазным. Он даже советский ГК отождествляет с буржуазным правом и

пишет: "буржуазное право (ГК)"

. ]/[ только неправовое в ГК (классовость, плановость и т. д.)

образует, по Стучке, "советский характер нашего гражданского права"

. Для него ГК периода нэпа

— это "буржуазный кодекс". "Наш кодекс, — поясняет он, — наоборот, должен ясно и открыто

показать, что и гражданский кодекс в целом подчинен социалистической плановости рабочего

класса"

Эта идея вытеснения права (как буржуазного явления) планом (как социалистическим средством)

имела широкое распространение и по сути дела отражала внутреннюю, принципиальную

несовместимость права и социализма, невозможность юридизацми социализма и

социалистичности права.

Стучка (в отличие от подавляющего большинства прошлых и нынешних авторов) совершенно

верно отмечает, что признание советских государственных организаций "юридическим лицом"

вовсе не означает, будто советское право превращает "государственную социалистическую

собственность, в общем уже изъятую из товарооборота, в простую частную собственность

государства, как это понимает буржуазное право"

Это правильно, поскольку "государственная социалистическая собственность" — радикальное

отрицание всякой частной собственности. Она — собственность "всех трудящихся", "трудового

народа", социализируемого общества, а не самого государства как отдельного самостоятельного

субъекта права, обычного юридического лица. Если бы здесь "государство" (от диктатуры

пролетариата до общенародного государства) было бы обычным и нормальным юридическим

лицом, это, по логике вещей, означало бы, во-первых, превращение социалистической

собственности "всех трудящихся" в частную собственность самого государства, а во-вторых,

признание за всеми другими субъектами (индивидами и юридическими лицами) права на частную

собственность. А против этого как раз и направлены в первую очередь вся пролетарская

революция, диктатура пролетариата, социализация средств производства и общественных

отношений.

Понимая неподлинность характеристики государства как "юридического лица" применительно к

"государственной социалистической собственности", Стучка пишет: "Не в том заключается секрет

различия буржуазного и советского гражданского права, что мы можем объявить юридическое

лицо — государство — за основу, приравнивая к нему и частное лицо (что означает — поставить

Там же. С. 593.

LТам же.

Там же.

Там же. С. 430.

Глава 1. "Новое право": основные направления интерпретаций 189

самое понятие юридического лица на голову), а в том, что предпосылкой советского гражданского

права является государственная социалистическая собственность, в общем изъятая из оборота и

подсудности общему гражданскому суду и лишь в исключительных, не увеличивающихся, а

сокращающихся, размерах участвующая в гражданско-правовом обороте"

Действительный "секрет" остался за рамками антиюридического мировоззрения и классового

правопонимания Стучки и всех других приверженцев этого подхода. И состоит данный "секрет" в

том, что "государственная социалистическая собственность" — это радикальное отрицание как

собственности в действительном смысле слова (для чего нужно наличие индивидуализированных

собственников), так и всякого права (а не только буржуазного права). Поэтому такая

"собственность" не может быть "предпосылкой" для какого-то "нового права", включая и

"советское гражданское право". Действительно правовые элементы были в условиях нэпа

вынужденно допущены (как "временное отступление") вопреки принципам и требованиям

социалистической собственности и диктатуры пролетариата и обусловлены они были наличием

как раз несоциалистических (буржуазных и т. д.) форм собственности и хозяйственных укладов с

сопутствующими им положениями "старого" (буржуазного, несоциалистического,

непролетарского) права.

Юридическое лицо (в том числе и государство как юридическое лицо) — нечто вторичное и

производное от права и правоспособности обычного (физического) лица, индивида. И там, где за

"частным лицом" (индивидами, их группами, объединениями и т. д.) отрицается

правоспособность, там и "юридическое лицо" (придаваемое "государству" диктатуры

пролетариата и т. д.) оказывается ненастоящим, лишенным правового свойства и юридического

смысла. Ведь признание пролетарского государства юридическим лицом (в действительном

смысле этого понятия и явления) означало бы признание правоспособности и правосубъектности

всех остальных участников общественных отношений (их юридического "лица", статуса и т. д.), т.

е. допущение правового характера его взаимоотношений с индивидами, формального равенства

(взаимности прав и обязанностей, соответствия между субъективным правом и юридической

ответственностью, отсутствия внеправовых форм и средств насилия и т. д.) в отношениях между

диктатурой пролетариата и "частными лицами".

Но условия (и объективные, и субъективные) диктатуры пролетариата и социализации средств

производства со всей определенностью исключают саму возможность подобных (правовых)

взаимоотношений между "государством" и "частными лицами". Отсюда и неправовой характер

"нового права" и используемых в нем тра-

Там же. С. 430—431. Нерсесянц «Философия права»

190 Раздел III. Марксистская доктрина и социалистическое правопонимание

диционных правовых терминов и конструкций (типа юридическое лицо, правоспособность,

правоотношение, субъект права и т. д.). с этим в целом связаны как распространенное в условиях

неправового социализма злоупотребление юридическим словарем, так и терминологическая

путаница при освещении с помощью правовых категорий неправовых явлений.

Примером такой путаницы является и характеристика государства в качестве юридического лица

— субъекта права "государственной социалистической собственности". Стучка правильно

отмечает, что "наша государственная социалистическая собственность не имеет просто

частноправового субъекта права", но причину путаницы в этом вопросе усматривает то в

неясности советского закона, то в пороках буржуазной юридической мысли

На самом деле причина этого верно отмеченного Стучкой факта иная, более глубокая и

фундаментальная — неэкономическая и неюридическая природа, характер и свойства этой

"государственной социалистической собственности" и обусловленная этим объективная

невозможность адекватного правового выражения социалистической собственности и социализма

в целом. Кстати говоря, здесь коренится принципиальная невозможность юридического

социализма, если речь идет о пролетарском (марксистском, коммунистическом) социализме

советского образца.

Из интерпретации Стучкой советского гражданского права видно, что не только государство, но и

индивиды не являются здесь действительными (по словам Стучки, "частноправовыми")

субъектами права с реальной правоспособностью, с настоящими субъективными правами и

юридическими обязанностями и т. д. Было бы логично из факта отсутствия в советском

"гражданском праве" частноправовых свойств сделать вывод об отсутствии у "советского

гражданского права" необходимых правовых характеристик. Но со ссылкой на ленинское

положение о том, что "у нас вообще ничего частного нет", Стучка стремится доказать, будто

отсутствие в "советском гражданском праве" частноправовых черт и компонентов компенсируется

наличием (усилением и господством) публично-правовых свойств и характеристик. От

буржуазного гражданского права, утверждает Стучка, советское гражданское право отличается

"уже тем, что в нем, и по прежним понятиям, содержится не только частное право, но и

публичное"

. Но как раз "по прежним понятиям" (т. е. с точки зрения допролетарского,

буржуазного правопонима-ния и права) "советское гражданское право" — это не право ни в

частно-правовом, ни в публично-правовом смысле. Ведь по своему содержанию, сущности и

понятию "новое право" (также и согласно Стучке) — отрицание правового качества "старого

права".

Там же. С. 431.

LТам же. С. 590.

Глава 1. "Новое право": основные направления интерпретаций 191

Но чтобы как-то обосновать правовой характер советского гражданского права, Стучка вынужден

прибегнуть к его "публично-правовой" трактовке ввиду отсутствия аргументов "частно-правового"

профиля. В этой связи он отмечает, что в условиях диктатуры пролетариата, доминирующей роли

социалистического сектора и действия государственного плана народного хозяйства "публичное

право подчинило себе частное", а "классовая плановость наложила свою печать на все

частноправовые институты"

Причем за "публичное право" (за "публично-правовой" компонент советского гражданского права)

здесь, как и в других местах рассуждений о новом, классовом праве, выдаются веления

политической власти, требования и установления органов диктатуры пролетариата (положения

властно-централизованного плана, законодательные установления в области производства,

распределения и обмена и т. д.). Вопрос же о правовом характере этих партийно-властных велений

диктатуры пролетариата и вовсе остается вне поля зрения подобного классового подхода.

С классовых позиций трактует Стучка и значение "революционной законности". В этом ключе

Стучка, "не забывая, по словам Ленина, границ законности в революции", призывал в Уголовно-

процессуальном кодексе РСФСР отбросить "все, что в нем лишнего, вредного, противоречащего

интересам трудящихся"

Лишними и вредными в этом классовом смысле оказывались процессуально-правовые формы.

Поэтому, подчеркивает Стучка, "Советская власть должна отсечь все лишние осложнения,

упрощая также и право и суд до таких размеров, чтобы рабочий от станка, крестьянин, если не от

сохи, то от плуга, были бы в состоянии участвовать и в судебном деле"

. Подобная пропаганда

упрощенчества и "отсохизма" в подходе к "новому праву" фактически оправдывала классовой

мотивацией неправовую практику (и законотворческую, и законоприменительную),

нигилистическое отношение даже к собственному "пролетарскому праву", сведение права к

требованиям политической целесообразности.

Этот правовой нигилизм присутствует и в решении Стучкой вопроса о "культурной революции"

в области права. "Для нас, — отмечает он, — право и культура не тождественные понятия.

Завоевания культуры перейдут и в будущее общество (конечно, не в "чистом", т. е. в нынешнем

виде), а право не перейдет, оно должно отмирать"

. Культурная ценность и значение права тем

самым отрицаются. Право попросту выносится за рамки культуры как нечто больное и

отмирающее. Задача классовой культуры, судя по рассуждениям Стучки, состоит в том, чтобы

всеми силами и средствами

Там же. С. 590, 591. Там же. С. 436.

LТам же.

LТам же. С. .437.

192 Раздел Ш. Марксистская доктрина и социалистическое правопонимание

споспешествовать этому "отмиранию". Одно из таких "культурных" средств — упрощение права.

"А одним из основных лозунгов, — писал в этой связи Стучка, — должен служить лозунг,

выдвинутый еще Лениным: об упрощении права. Культурное право для нас должно быть

упрощенным правом. Я полагаю, что мы эту работу уже начали и верно поставили. Но эта работа

чрезвычайно трудная и затяжная, и каждую пядь земли нам придется отвоевать"

Эти антиюридические воззрения пропагандировались Стучкой как одним из ведущих теоретиков и

практиков (вспомним, что он был тогда Председателем Верховного Суда РСФСР) на "правовом

фронте" конца 20-х годов в духе конкретизации и пропаганды решений XIV и XV съездов ВКП(б)

о наступлении в городе и деревне "в сторону социализма"

. Реализация этих партийных указаний

на языке "нового права" означала, согласно Стучке, необходимость соответствующим образом

"натравлять у нас революционизирование и гражданского права"

На всех этапах "революции права" новое право так или иначе, прямо или косвенно выступает по

существу как соответствующая форма и средство ограничения или отрицания права. Так, в 1918 г.

применительно к условиям "военного коммунизма" Стучка характеризовал структуру

"социального права" (как тогда именовали гражданское право) следующим образом: "За семейным

правом пойдут имущественные права, вернее, отмена и ограничение этих прав; тут отмена права

частной собственности на землю и социализация земли, национализация производств и городских

домов и порядок управления национализированными имуществами... Пойдут еще кое-какие

остатки договорного права, скорее ограничение свободы договора"

. Подобное "утверждение"

права посредством его отрицания — весьма типичное явление для всего социалистического

правопонимания.

Также и лозунг "обратно к праву" в условиях нэповского отступления и тем более нового

наступления осуществлялся в русле революционного преодоления собственно правовых форм и

требований, отрицания принципа формального (правового) равенства для приближения "к

настоящему равенству", которое "означает одновременно отмирание самого права"

В связи с защищаемым им пониманием права как порядка (системы) общественных отношений

Стучка, фактически признавая неоригинальность самой конструкции такого общего определения

права, в частности, ссылается на буржуазного цивилиста Дернбур-

Там же. С. 438. " . .

LКПСС в резолюциях и решениях съездов, конференций и пленумов ЦК. Ч. II. М-, 1954. С. 196.

LСтучка И.И. Избранные произведения. С. 425. ,

LТам же. С. 549.

LТам же. С. 550, 551.

Глава 1. "Новое право": основные направления интерпретаций 193

га

согласно которому "право в объективном смысле — это порядок жизненных условий,

гарантированных (обеспеченных) путем всеобщей воли"

. Если сюда, пояснял Стучка, внести

"марксистский классовый элемент" вместо "всеобщеволевого", буржуазно-демократического,

получится то, что нужно

С позиций классово-социологизированного подхода к праву Стучка в духе исторического

материализма (как марксистской социологии) говорит о выражении общественных отношений "в

форме юридических отношений"

. При этом Стучка упускает из виду, что право (у Маркса в

"Капитале" и других работах) выступает как соответствующая форма лишь применительно к

частнособственническим общественным отношениям. Поэтому, кстати говоря, Маркс для

послебуржуазного периода и общества без частной собственности и говорил лишь об "отмирании"

права (а именно старого, буржуазного "равного права"), а не о рождении какого-то нового

(пролетарского, социалистического и т. д.) права, для которого (после отмены частной

собственности на средства производства, их социализации и т. д.) как раз и нет необходимых

условий, соответствующих (частнособственнических) общественных отношений. Так что

ссылками на эти положения Маркса, отрицающие в принципе возможность послебуржуазного

права, никак нельзя обосновать новое, пролетарское право. Ведь у Маркса общее понятие права

кончается буржуазным правом, а Стучка в рамки марксистского понятия права хочет включить

еще и новый тип права (пролетарское, советское право).

Для подхода Стучки (особенно для его ранних работ, где он не определял право как "форму")

характерны сближения или даже отождествления права с самими общественными,

производственными, экономическими отношениями, с базисом. "Значит, — писал Стучка, —

каждое экономическое отношение, насколько оно одновременно и правовое (а не преступное или

просто неправовое, т. е. с правовой точки зрения безразличное), имеет три формы: одну

конкретную (I) и две абстрактные (II и III)... Здесь я только еще раз подчеркну, что, по всему

сказанному, первая или конкретная форма правового отношения относится к базису, что, однако,

вовсе не означает "объявить надстройку базисом", а только стремиться правильно истолковать

мысль Маркса и Энгельса"

. Однако у Маркса и Энгельса право в целом относится к надстройке, у

Стучки же оно предстает как смешанное базисно-надстроечное явление, что по

LТам же. С. 521. Приводит Стучка и определение права, данное Муромцевым: "Вместо совокупности норм под правом

разумеется совокупность юридических отношений (правовой порядок). Нормы же представляются как некоторый

атрибут этого порядка". — См. там же. С. 163. См. там же. С. 521.

Там же. С. 81.

Там же. С. 123.

194 Раздел Ш. Марксистская доктрина и социалистическое правопонимание

существу лишает смысла марксистское положение о том, что именно "базис" (материальные

отношения) порождает "надстройку" (в том числе и право).

Первая, т. е. конкретная форма экономического отношения, — это, согласно Стучке, правовое

отношение (экономическое отношение как одновременно правовое отношение), вторая

(абстрактная) форма — закон, третья (тоже абстрактная) форма — идеология. "Из этих двух форм,

— замечает Стучка, — конкретная правовая форма отношений совпадает с экономическим

отношением, тогда как абстрактная форма, провозглашаемая в законе, может и не совпадать, и

весьма часто и значительно расходится с ней. Но, кроме того, существует еще и третья форма,

пользуясь популярным выражением Петражицкого, "интуитивная" форма. Это внутреннее

психическое "переживание", которое по поводу того или иного общественного отношения

происходит в голове человека, оценка его с точки зрения "справедливости", "внутреннего

правосознания", "естественного права" и т. д., другими словами — идеология"

Эти различные правовые формы представляют собой, согласно Стучке, разные формы

классовости, разные проявления одного и того же классового начала. И собственно лишь

классовость связывает эти три формы. "В конкретном отношении классовый характер вытекает

уже из самого распределения средств производства, а соответственно тому — распределения и

людей в их взаимоотношениях. Второй системе (закону) этот классовый характер придает

государственная власть класса. В третьей — идеология, сознание класса"

. И в каждой из этих трех

форм, по словам Стучки, происходит классовая борьба с чуждыми им системами интересов.

Каково же соотношение этих трех форм классовости? "Мы, — подчеркивает Стучка, — признаем

безусловный и непосредственный примат за первой. Она влияет, с одной стороны, уже как факт, а

с другой — путем отражения в обеих абстрактных формах. Но ее правовой характер зависит от

последних и, влияние последних может оказаться подчас решающим"

В этих положениях отчетливо проявляются непоследовательность и внутренняя противоречивость

концепции правопонимания Стучки. Если т. и. "конкретная форма" (общественное или

экономическое отношение как "правовое отношение") получает свой правовой характер от двух

абстрактных форм (закона и идеологии), то мы имеем здесь дело с легизмом (в идеологически

усложненной форме к путаной фразеологии), и у Стучки нет никаких оснований говорить о каком-

то "правовом отношении" (совпадающем у него с независимым от закона и идеологии первичным,

базисным общест-

Там же. С. 122.

Там же. С. 124—125.

Там же. С. 123.

Глава 1. "Новое право": основные направления интерпретаций 195

венным, экономическим отношением) до и без этих абстрактных форм. Далее, зависимость

правового характера конкретной (базисной) формы от абстрактных (надстроечных) форм означает,

вопреки устремлениям и утверждениям Стучки, производность и вто-ричность базисных

отношений (совпадающих с конкретной формой, т. е. с "правовым отношением") от надстроечных

(абстрактных) правовых форм.

Предложенная Стучкой теоретическая конструкция соотношения трех правовых форм явно

расходится с его же утверждением, что "объективный элемент права" находится "в конкретных

отношениях, а не в их прямом или косвенном отражениях"

. Это утверждение Стучки, как,

впрочем, и многие другие, носит лишь вербальный характер и не получает сколько-нибудь

теоретически последовательного воплощения. Так, совершенно очевидно, что "конкретное

отношение", получающее в его схеме правовое значение лишь от абстрактных форм, никак не

может быть охарактеризовано в качестве "объективного элемента права". Более того, это

"конкретное отношение" (общественное, экономическое, т. е. базисное, материальное отношение)

вообще не является правом, а правовым оно становится, по схеме самого Стучки, лишь благодаря

закону или идеологии. Такое отношение становится правовым лишь после его законодательной

регламентации. Иначе говоря, это — не правовое отношение, а законоотношение.

Сказанное, в частности, означает, что Стучке, вопреки его вербальным историко-

материалистическим утверждениям о первичности и примате материальных и базисных

отношений перед идеальными и надстроечными, не удалось применительно к праву в

теоретической форме показать, каким же образом материальное "порождает" и "определяет"

идеальное, экономический базис — юридическую надстройку, общественные отношения — право

и т. д. Вместо всего этого он (для подкрепления представления о примате базиса) сперва наделяет

базисное (общественное, материальное, экономическое) отношение надстроечным (правовым)

свойством, но затем тут же признает, что источником этого правового свойства общественного

отношения является не базис, а надстройка (закон, идеология). Право, следовательно, творится,

согласно его схеме, не базисом, а надстройкой (законом, идеологией).

Если оставить в стороне очень туманные и неясные суждения Стучки о правообразующей роли и

вообще правовом свойстве и характере идеологии, то по сути дела остается (опять же вопреки

словесному антипозитивизму Стучки) лишь простая и старая леги-стско-позитивистская схема:

право (правовое свойство и характер отношений) порождается, создается законом

(государственными актами, политико-властными установлениями и т.и.).

Там же. С. 129.

196 Раздел III. Марксистская доктрина и социалистическое правопонимание

Подход Стучки к проблеме соотношения права и закона отме чен непоследовательностью. С

одной стороны, он прямо выступа против отождествления права и закона, ссылаясь при этом на

сое ветствующие суждения римских юристов, Л. Фейербаха, Лоениг Муромцева, Зильцгеймера,

Петражицкого и др. "Что закон не нимает всего права, что он не тождественен с правом, — писа

Стучка, — это вещь, давно признанная"

С другой стороны, ему не удается на теоретическом уровЕ (в виде целостной и логически

непротиворечивой концепции) выр зить свои представления (и вербальные утверждения) о различ

нии права и закона.

К "праву" в целом, как мы видели, Стучка, кроме "закона! относит еще две правовые формы

("правовое отношение" и "иде логию"). В этом смысле "закон" у него, конечно, не совпадает

"правом" и по своему объему "не обнимает всего права".

Но в теоретико-концептуальном плане определяющее значе ние имеют содержательно-правовые

свойства тех элементов (в даь ном случае — трех "правовых форм"), которые включаются в пош

тие "право". Ясно, например, что неправовые элементы ("формы нельзя включать в право. Далее,

очевидно, что включаемые в еду ное понятие права разные элементы должны быть не разнороднь

ми и разнотипными феноменами, а лишь различными проявление ми (разными формами

проявления) одного и того же — имени! правового — начала, принципа, свойства. К тому же в

понятие пра" ва, в соответствии с требованиями логики, необходимо включать лишь те элементы,

которые содержат первичные (а не производные) сущностные характеристики (определения)

права.

Названные концептуальные требования не соблюдаются в предложенной Стучкой конструкции

соотношения права и закона. Так, хотя Стучка и настаивает на "примате" т. и. "конкретной

правовой формы" ("правового отношения"), но поскольку правовое свойство этой формы (и

отношения) у Стучки зависит от закона (и отчасти видимо, от "идеологии" в виде правосознания),

постольку данна форма (и данный элемент понятия права у Стучки) носит в право) вом смысле

производный, вторичный характер (она сама по без закона или правосознания, не является

правовой) и, следовательно, вообще не может быть включена в понятие "право".

Первичными носителями "правового характера" в конструкции Стучки (в отличие от его

вербальных утверждений) фактиче-; ски оказываются "закон" и "идеология", а не "правовое

отношение" (базисное общественное отношение, представленное у Стучки как одновременно

"правовое отношение").

Определяя "закон", Стучка писал: "Правовой нормой, или законом, мы называем принудительное

правило, исходящее от госу-

Там же. С. 163.

Глава 1. "Новое право": основные направления интерпретаций

197

дарственной власти и относящееся к области права"

. Определение это, по сути своей

позитивистское, страдает одновременно и тавто-логичностью, и непоследовательностью.

Отождествление здесь "правовой нормы" и "закона", в частности, означает, что именно

государство является создателем права (в виде принудительных "правовых норм"). Иначе говоря,

в нормативно-правовом смысле право и закон здесь полностью совпадают. Но Стучка, стремясь

выйти за рамки такого легистско-нормативно-го правопонимания, в конце своего определения

закона требует, чтобы "правовые нормы" (закон, принудительное правило государства)

относились "к области права". Это тем более странное требование, что под "областью права"

подразумевается область общественных отношений, куда правовое свойство, правовое начало

("правовой характер", согласно Стучке) еще предстоит внести извне (от "правовых норм", т. е.

закона, от классово-идеологизированного "правосознания").

В целом конструкция "права" из трех "правовых форм" является в теоретико-правовом плане

несостоятельной. Причина этого, в конечном счете, заключается в том, что под "правом" Стучка

везде имеет в виду нечто неправовое и внеправовое — классовый интерес, классовое насилие,

"классовый характер", словом — "классовость". Как развиваемое им общее понятие права, так и

выделяемые им "правовые формы" ничего собственно правового в себе не содержат: порядок

(системы, формы) общественных отношений оказывается у него "правопорядком", общественные

отношения — "правовыми" отношениями, принудительные веления — "правовыми" нормами, а

идеология — правосознанием не потому, что они (этот порядок, эти общественные отношения,

веления, идеология) выражают нечто собственно правовое (специфический принцип права,

объективно отличающий его от неправа), а потому, что, согласно подходу Стучки, все они носят

"классовый характер".

Этот подход позволил фактически неправовую ситуацию послеоктябрьского времени, отсутствие

права в условиях диктатуры пролетариата и социализма интерпретировать как наличие и

господство нового и особого (революционного, классового, пролетарского, советского) "права".

Схема "обоснования" такого "нового права" простая: раз при диктатуре пролетариата есть

классово-пролетарский порядок общественных отношений, значит это и есть пролетарский

правопорядок, пролетарское право, выражаемое и защищаемое пролетарским классовым законом

и пролетарским классовым сознанием. Путаница же в суждениях и построениях сторонников и

теоретиков "нового права" является неизбежным следст-

ием исполнения внутренне

несостоятельного дела — трактовки неправа как качественно нового "права". Усугубляет эту

путаницу

Там же. С. 163—164.

198 Раздел III. Марксистская доктрина и социалистическое правопонимание

и то, что наличие "нового права" доказывается с помощью классово препарированного словаря

отрицаемого "старого права".

Обоснование приказных норм, требований и "порядка" диктатуры пролетариата как нового,

пролетарского права по существу означало пересмотр положений Маркса (разделявшихся также и

Лениным) о буржуазном "равном праве" после пролетарской революции, на первой фазе

коммунизма. Этот пересмотр (в ситуации несбывшегося прогноза) осуществлялся во многом

бессознательно, в общем русле интерпретации послереволюционной действительности как

реализации и подтверждения марксистского учения.

Однако, по Марксу, к которому апеллировали послереволюционные авторы, исторически

последним типом права вообще является буржуазное право. Это означало невозможность какого-

либо нового (послебуржуазного, пролетарского или социалистического) права для

послереволюционного строя, идущего к коммунизму. Так что концы с концами у марксистских

юристов, в том числе и у Стучки, претендовавшего на создание марксистской теории права

послереволюционной эпохи, явно не сходились. Как прогноз Маркса и Ленина, так и новые

теоретические построения марксистских юристов не соответствовали неправовым реалиям

послереволюционной действительности.

4. Право как меновое отношение: некролог о праве

Для большинства советских марксистских авторов послереволюционного времени классовый

подход к праву означал признание наличия т. и. "пролетарского права". Такое представление,

сформировавшееся в условиях "военного коммунизма", получило широкое распространение уже к

началу 20-х годов. Вынужденное допущение при нэпе ряда положений буржуазного права

наглядно продемонстрировало неправовой характер "пролетарского права". Однако его

приверженцы проигнорировали этот опыт и, оставаясь в принципе на прежних позициях,

ограничились лишь отдельными уточнениями и коррективами своих взглядов со ссылкой на

временный характер нэповского отступления в сторону буржуазных экономических и правовых

отношений и на неизбежность нового наступления в социалистическом направлении.

И в целом следует признать, что эта ориентация на "сове шенно новое" (по сути дела —

неправовое, насильственно-прика ное, классово-диктаторское, партийно-политическое)

"пролетарсю право" пережила период нэпа и в дальнейшем (со второй половинь: 30-х годов) легла

в основу общеобязательных представлений о "социалистическом праве" как праве пролетарском

по своей классовой сущности.

По-другому классовый подход к праву был реализован в трудах КБ. Пашуканиса и прежде всего

в его книге "Общая теория

Глава 1. "Новое право": основные направления интерпретаций 199

права и марксизм. Опыт критики основных юридических понятий" (I издание — 1924 г., II — 1926

г., третье — 1927 г.)

. В этой и других своих работах он ориентировался по преимуществу на

представления о праве (т. е. главным образом — о буржуазном праве), имеющиеся в "Капитале" и

"Критике Готской программы" Маркса, "Анти-Дюринге" Энгельса, "Государстве и революции"

Ленина. Для На-шуканиса, как и для Маркса, Энгельса и Ленина, буржуазное право — это

исторически наиболее развитый, последний тип права, после которого невозможен какой-либо

новый тип права, какое-то новое, послебуржуазное право. С этих позиций он отвергает

возможность "пролетарского права".

Пролетариат, согласно Пашуканису, может по необходимости лишь использовать в переходный

период для своих классовых интересов буржуазное право, пока не отпадает надобность в этом. В

процессе такого пролетарского использования буржуазного права оно и отомрет. "Итак, — писал

Пашуканис в середине 20-х годов, — следует иметь в виду, что мораль, право и государство суть

формы буржуазного общества. Если пролетариат вынужден ими пользоваться, то это вовсе не

означает возможности дальнейшего развития этих форм в сторону наполнения их

социалистическим содержанием. Они не способны вместить это содержание и должны будут

отмирать по мере его реализации. Но тем не менее в настоящую переходную эпоху пролетариат

необходимо должен использовать в своем классовом интересе эти унаследованные от буржуазного

общества формы и тем самым исчерпать их до конца"

Поскольку Пашуканис свободен от иллюзий о возможности "пролетарского права" и

действительное право для него это буржуазное право (с объективно необходимыми

предпосылками, специфическими свойствами, особенностями и т. д.), его критика права, его

антиправовая позиция, его установки на коммунистическое преодоление права как остаточного

буржуазного феномена носят — в общем русле послереволюционного марксизма и ленинизма —

теоретически более осмысленный и последовательный характер, чем у многих других

марксистских авторов и прежде всего сторонников концепции т. и. "пролетарского права". В

отличие от защитников в принципе невозможного, несуществующего, иллюзорного

"пролетарского права" (т. е. сторонников "права", хотя и мнимого, но "пролетарского") Пашуканис

— ортодоксальный (в духе марксизма и коммунизма) противник всякого права, права вообще

как обреченного на отмирание буржуазного явления. Его правовой нигилизм носит

принципиальный характер и является теоретическим следствием разделяемых им идей и

положений марксистского уче-

LСм.: Пашуканис Е.Б. Избранные произведения по общей теории права и государства. М., 1980. С. 32—181.

LТам же. С. 152.

200 Раздел III. Марксистская доктрина и социалистическое правопонимание

ния о переходе от капитализма к коммунизму. Применительно новым условиям Пашуканис по

существу лишь повторяет, обоснс вывает и развивает то, что до революции было уже сказано Ma

ксом, Энгельсом и Лениным.