Нерсесянц В.С. Философия права

Подождите немного. Документ загружается.

И по перипетиям правовой теории Пашуканиса, ее месту роли в контексте советской

юриспруденции, отношению к ней стороны других авторов и направлений можно судить и о

качеств марксистского прогноза относительно судеб права после пролетар ской революции.

В силу негативного отношения к праву теория права для На шуканиса — это марксистская

критика основных юридическ» понятий как мистификаций буржуазной идеологии. В теории

пра ва Пашуканис повторяет критический подход, примененный Ma ксом в экономической

теории. И по аналогии с подзаголовком "Ка питала" ("К критике политической экономии") "Общая

теория пра ва и марксизм" имеет схожее пояснение: "Опыт критики основны! юридических

понятий". Параметры прогнозируемого коммунизм! (экономические, государственные, правовые,

моральные и т. д.) обоих случаях получаются из критики капитализма и состоят принципе из

негативного материала — из коммунистического отрицания таких буржуазных институтов, норм

и отношений, как собственность, рынок, товарно-денежные отношения, право, государство,

мораль, свободный индивид, правосубъектность личности и т. д.

Поэтому из Марксовой критики в "Капитале" буржуазных экономических и правовых отношений

(и выражающих их понятий и категорий), как и из развиваемой Пашуканисом марксистской

критики буржуазного права и правовой теории, читатель, узнает не то, что будет при коммунизме,

а то, чего не может и не должно быть при коммунизме. Что же касается каких-то

утвердительных моментов коммунистического прогноза (о росте общественного богатства, об

осуществлении принципа "от каждого по способности, каждому по потребности", всестороннее

развитие личности и т. д.), то эти позитивные ожидания — в той мере, в какой они не оказываются

на поверку лишь модифицированными и замаскированными отрицаниями соответствующих

"буржуазных явлений" (как коллективизм — отрицанием личности, общественная собственность

— отрицанием индивидуальной собственности на средства производства, принцип коммунизма —

отрицанием формального, правового-равенства, диктатура пролетариата — отрицанием

государственно-правовой формы организации и деятельности публичной власти и т. д.) —

остаются плохо увязанными с более реальными и проще реализуемыми негативными

характеристиками прогнозируемого строя грядущего всеобщего счастья.

Буржуазное общество — наиболее развитое частнособственническое, товаропроизводящее

общество. В соответствии с этим и буржуазное право — наиболее развитое право. Отношение

товаро-

Глава 1. "Новое право": основные направления интерпретаций

201

владельцев и есть, согласно Пашуканису, то "социальное отношение sui generis, неизбежным

отражением которого является форма права"

. Сближая форму права и форму товара, он

генетически выводит право из меновых отношений товаровладельцев. В этой связи его теория

права в литературе получила название меновой. Иногда ее именовали и как "трудовую теорию"

(Стучка и др.), с чем сам Пашуканис был в принципе согласен, поскольку в его концепции

"категории трудовой стоимости соответствует категория юридического субъекта"

Собственность, по Пашуканису, становится основой правовой формы отношений лишь как

свобода распоряжения на рынке, а наиболее общим выражением этой свободы служит категория

субъекта. "Поэтому, — пишет он, — одновременно с тем, как продукт труда приобретает свойство

товара и становится носителем стоимости, человек приобретает свойство юридического субъекта

и становится носителем права"

В условиях производства и обмена товаров отношения людей выступают, с одной стороны, как

отношения вещей-товаров, с другой стороны — как отношения независимых и равных друг другу

единиц, правовых субъектов (носителей субъективного права, субъектов права). "Товарный

фетишизм, — отмечает Пашуканис, — восполняется правовым фетишизмом... Наряду с

мистическим свойством стоимости появляется не менее загадочная вещь — право. Вместе с тем

единое целостное отношение приобретает два основных абстрактных аспекта — экономический и

юридический"

В акте товарного обмена, по Пашуканису, сосредоточены самые существенные моменты как для

политической экономики, так и для права. Договор (соглашение независимых воль) является

одним из центральных понятий в праве и входит в саму идею права в качестве ее составной части.

"В развитии юридических категорий, — писал он, — способность к совершению меновых сделок

есть лишь одно из конкретных проявлений общего свойства право- и дееспособности. Однако

исторически именно меновая сделка дала субъекта как абстрактного носителя всех возможных

правопритязаний. Только в условиях товарного хозяйства рождается абстрактная правовая форма,

т. е. способность иметь право вообще отделяется от конкретных правопритязаний. Только

постоянное перемещение прав, происходящее на рынке, создает идею неподвижного их

носителя"

Если генезис правовой формы, согласно Пашуканису, начинается в отношениях обмена, то

наиболее полная реализация ее пред-

Там же. С. 71—72.

LТам же. С. 187—188.

Там же. С. 106.

Там же. С. 110. Там же.

202 Раздел III. Марксистская доктрина и социалистическое правопонимание

ставлена в суде и судебном процессе. Развитие в обществе товарно-денежных отношений создает

необходимые условия для утверждения правовой формы как в частных, так и в публичных

отношениях. И только в таком обществе "политическая власть получает возможность

противопоставить себя чисто экономической власти, которая отчетливее всего выступает как

власть денег. Вместе с этим становится возможной и форма закона. Следовательно, для анализа

основных определений права нет надобности исходить из понятия закона и пользоваться им как

путеводной нитью, ибо само понятие закона (как веления политической власти) есть

принадлежность такой стадии развития, где произошло и укрепилось разделение общества на

гражданское и политическое и где, следовательно, уже реализовались основные моменты

правовой формы"

В товарно-денежном обществе, особенно при капитализме, государство "реализует себя как

безличная "общая воля", как "власть, права" и т. д., поскольку общество представляет собой

рынок"

. При-; нуждение здесь должно выражать власть самого права, быть в.! интересах всех

участников товарно-денежных отношений и право- вого общения, исходить от государства как

"общей воли", абстракт- ] но-всеобщего лица. Принуждение в таком обществе должно по не-

обходимости протекать в правовой форме, а не представлять собой; акт простой

целесообразности. "Оно должно выступать как прину- \ ждение, исходящее от некоторого

абстрактного общего лица, как? принуждение, осуществляемое не в интересах того индивида, от

которого оно исходит, — ибо каждый человек в товарном обществе — это эгоистический человек,

— но в интересах всех участников правового общения"

В качестве такого абстрактно всеобщего лица и выступает государство — публичная власть в

условиях рыночного общества: Там, где действует категория стоимости и меновой стоимости,

первичными являются товаровладельцы с их автономной волей, а порядок власти — нечто

производное, вторичное и обусловленное. Функции государства как гаранта рынка определяются

требованиями самого рынка. "Меновая стоимость перестает быть меновой стоимостью и товар

перестает быть товаром, если меновая пропорция определяется авторитетом, расположенным вне

имманентных законов рынка. Принуждение как приказание одного человека, обращенное к

другому и подкрепленное силой, противоречит основной предпосылке общения

товаровладельцев"

Пашуканис подчеркивает, что именно благодаря появлению и \ развитию отношений, связанных с

меновыми актами, т. е. частными;

Там же. С. 38.

LТам же. С. 135.

LТам же. С. 136.

LТам же. С. 135.

Глава 1. "Новое право": основные направления интерпретаций

203

отношениями, фактическое властвование (и в целом отношения классового господства и

подчинения) приобретает отчетливый юридический характер публичности. И выступая в качестве

гаранта меновых и вообще частных отношений, "власть становится общественной, публичной

властью, властью, преследующей безличный интерес порядка"

Здесь, по Пашуканису, находится ответ на вопрос о том, почему "господство класса не остается

тем, что оно есть, т. е. фактическим подчинением одной части населения другой, но принимает

форму официального государственного властвования", или, иначе говоря, "почему аппарат

господствующего принуждения создается не как частный аппарат господствующего класса, но

отделяется от последнего, принимает форму безличного, оторванного от общества аппарата

публичной власти?"

Классовое господство, подчеркивает Пашуканис, гораздо шире официального господства

государственной власти. Наряду с прямым и непосредственным классовым господством в

рыночном обществе вырастает косвенное, отраженное господство в виде официальной

государственной власти как особой силы, отделившейся от общества.

Из этих и других аналогичных суждений Пашуканиса о государстве как о форме публичной

власти (а не просто классовом подавлении или классовой политической власти) казалось бы

следует, что государство — это правовая организация, поскольку в понятии публичной

(государственной) власти присутствует (также и по признанию Пашуканиса) правовой аспект:

ведь именно момент правового опосредования придает классовому политическому господству

характер публичной (т. е. государственной, абстрактно всеобщей для общества в целом и всех его

членов в отдельности) власти. Будучи последовательным в своем разграничении политической

власти, с одной стороны, и публичной (государственной), с другой, Пашуканис должен был бы с

позиций разделяемого им классового подхода к политике, власти, государству, праву и т. д.

отметить, что классовое господство возможно как в форме политической власти (т. е. неправовым

путем, в тех или иных формах прямого, внеправового классового подавления, диктатуры класса и

т. д.), так и в форме публичной (государственной) власти (т. е. в правовой форме, в виде правового

государства и т. д.). Иначе говоря, он должен был бы признать, что отнюдь не всякое классовое

господство, не всякая классовая организация политической власти над обществом и его членами, а

только правовая форма организации власти есть публичная власть, есть государство. В таком

случае, как максимум, его классовый подход, логически говоря, позволял бы ему

Там же. С. 130.

Там же. С. 132.

204 Раздел Ш. Марксистская доктрина и социалистическое правопонимание

утверждать лишь следующее: государство (т. е. публично-правовая власть) тоже носит классовый

характер, но эта классовость состоит не в классовом подавлении, не в классовой политической

власти, словом, не в диктатуре класса, а в господстве права (с его принципом формального

равенства и свободой индивидов при их фактических различиях), в классовой природе этого

права, которое по сути своей для Пашуканиса является буржуазно-классовым феноменом.

Но вопреки этому Пашуканис, прибегая к методологическому приему "удвоения

действительности", использовал понятие "государство" в двух совершенно различных значениях

— и как организации фактического властвования (классовой диктатуры и господства, аппарата

внутреннего и внешнего насилия по принципу классовой целесообразности, а не права), и как

организации публичной власти (правового порядка власти, правового государства и т. д.).

"Государство как организация классового господства и как организация для ведения внешних

войн, — писал он, — не требует правового истолкования и по сути дела не допускает его. Это —

области, где царит так называемый raison detat, т. е. принцип голой целесообразности. Наоборот,

власть как гарант рыночного обмена не только может быть выражена в терминах права, но и сама

пред- ставляется как право, и только право, т. е. сливается целиком с отвлеченной объективной

нормой"

За подобным отрицанием единого понятия государства лежит фактически признаваемая

Пашуканисом невозможность сформулировать такое общее понятие с тех принципиально

антиправовых, правоотрицающих позиций, которые он защищает и развивает как ортодоксально

марксистский критик всего буржуазного.

Проистекающая отсюда теоретическая непоследовательность и связанная с ней понятийная

неопределенность ведут к смешению в категории "государство" разнородных, противоположных

феноменов — права и произвола, неправовой (диктаторской) политической власти

(целесообразного насилия) и власти правовой, публичной.

Однако свою собственную непоследовательность и смешение понятий Пашуканис (в русле

принципиальной марксистской материалистической и классовой борьбы против права,

юридической идеологии и государства как по сути сугубо буржуазных явлений) выдает за пороки,

двойственность, иллюзорность и права, и правовой теории государства как таковых/ "Поэтому, —

полагает он, — всякая юридическая теория государства, которая хочет охватить все функции

последнего, по необходимости является неадекватной. Она не может быть верным отражением

всех фактов государственной жизни, но дает лишь идеологическое, т. е. искаженное, отраже- ние

действительности"

Там же. С. 130—131.

LТам же. С. 131.

Глава 1. "Новое право": основные направления интерпретаций 205

Здесь все, как говорится, валится с больной головы на здоровую. Из всех этих суждений

Пашуканиса прежде всего следует лишь тот вывод, что ему самому не удалось наметить сколько-

нибудь последовательную, внутренне непротиворечивую, понятийно единую, логически

целостную, словом, научную теорию, в рамках которой определенная концепция права,

опирающаяся на марксистские (исторические, экономико-материалистические, классово-

пролетарские, коммунистические) представления, объективно сочеталась бы с соответствующими

марксистскими представлениями о государстве. Это и не могло ему удасться уже из-за

нестыкуемо-сти, в конечном счете, самих марксистских представлений о праве как форме

экономико-товарных отношений и о государстве как организации классовой диктатуры,

классового насилия и т. д.

Кстати говоря, логически и фактически не стыкуются и не согласуются между собой также и

различные марксистские положения о самом праве (например, характеристики права то как формы

экономических отношений, то как воли класса, то как общегосударственной воли, то как средства

принуждения, то как продукта общества, то как продукта государства и т. д.) или о государстве

(например, толкование государства то как организации публичной власти всего общества, то как

диктатуры класса и комитета классового господства, то как института, связанного объективно-

экономически обусловленными правовыми формами, нормами и отношениями, то как не

связанного никаким правом и никакими законами аппарата классового подавления, то как

порождаемого экономическими отношениями общества вторичного, "надстроечного" явления, то

как исходного и решающего "внеэкономического фактора", посредством прямого политического

насилия подчиняющего себе общество, изменяющего сущность и характер общественных

отношений, определяющего "базис" общества и т. д.). Причем вся эта разнородность суждений об

одном и том же объекте усугубляется и доводится до полной неопределенности в силу того, что в

одних случаях марксистской трактовки соответствующий объект (в нашем случае — право,

государство) берется то как реальное явление и факт действительности (как объективно

необходимая, фактически наличная и-действительная форма отношений), то лишь как некий

идеологический, т. е., согласно марксизму, ложный, иллюзорный, нереальный, недействительный

феномен.

Отсюда, кстати говоря, и многочисленность различных подходов, школ, направлений,

претендующих на выражение "подлинного" марксизма, ленинизма, коммунизма в вопросах

общества, права, государства, власти и т. д.

В связи со всем этим весьма показательно, что принципиальная невозможность формулирования

собственно марксистской юридической теории государства (и, в частности, марксистской теории

правового государства), — именно марксистской теории взаимо-

206 Раздел III. Марксистская доктрина и социалистическое правопонимание

связи права и государства, марксистской теории правового государства, а не марксистской

критики буржуазного права, государства и правового государства и т. д. — выдается

Пашуканисом за невозможность вообще юридической теории государства (и вместе с тем теории

правового государства) как таковой. Он утверждает, что "юридическое понимание государства

никогда не может стать теорией, но всегда будет представляться как идеологическое извращение

фактов"

. Пашуканису здесь следовало бы добавить: с точки зрения марксистской правовой и

политической идеологии.

Пашуканис не замечает, что именно крайняя идеологизиро-ванность развиваемого им

марксистского подхода к праву и государству, классовая неприязнь к ним как буржуазным

явлениям и позволяют ему легко (без научной теории, одной лишь классовой идеологической

критикой) разделаться с ними как идеологическими извращениями. "Правовое государство, —

утверждает он, — это мираж, но мираж, весьма удобный для буржуазии, потому что он заменяет

выветрившуюся религиозную идеологию, он заслоняет от масс факт господства буржуазии...

Власть, как "общая воля", как "власть права", постольку реализуется в буржуазном обществе,

поскольку последнее представляет собой рынок. С этой точки зрения и полицейский устав может

выступить перед нами как воплощение идеи Канта о свободе, ограниченной свободой другого"

Пашуканису кажется, что, указав на "рынок" как на подоплеку правового государства, он

разоблачил все "иллюзии" о свободе и праве индивидов и оставил их один на один с голой

диктатурой буржуазии в виде эквивалентного обмена товаров и полицейского устава. Но сами-то

"миражи" (право, правовое государство, индивидуальная свобода и даже соответствие в правовом

государстве полицейского устава кантовскому требованию правового закона) и после подобных

"разоблачений" остаются фактами буржуазной действительности, не менее реальными, чем

"рынок" и т. д. Так что разоблачения и критика подобного рода призваны лишь вновь и вновь

подтвердить негативное отношение ко всем ("базисным" и "надстроечным") явлениям

капитализма и показать, что уничтожение частной собственности, товарных отношений и рынка в

процессе пролетарской революции означает вместе с тем и ликвидацию права, правового

государства, "общей воли" граждан, свободного и независимого индивида — товаровладельца и

субъекта права, а также всех иных "миражей" старого мира.

Пашуканис, конечно, прав, когда отмечает несовместимость всех этих "миражей" и реалий

буржуазного строя с диктатурой пролетариата, строительством социализма и коммунизма. Право с

его свободным субъектом права, с его способностью к самоопределе-

Там же. С. 88.

LТам же. С. 138.

Глава 1. "Новое право": основные направления интерпретаций 207

нию, отмечает Пашуканис, предполагает товарное хозяйство, обмен по закону стоимости и

эксплуатацию человека человеком в формах свободного договора. "Этот взгляд, — продолжает он,

— лежит в основе той критики, которую коммунизм направлял и направляет против буржуазной

идеологии свободы и равенства и против буржуазной формальной демократии, где "республика

рынка" прикрывает собой "деспотию фабрики". Этот взгляд приводит нас к убеждению, что

защита так называемых абстрактных основ правового строя есть наиболее общая форма защиты

классовых интересов буржуазии и т. д. ит. и."

Такое отождествление Пашуканисом (вслед за Марксом и Лениным) права вообще с буржуазным

правом не оставляло, конечно, места для признания и т. и. "пролетарского права" или какого-то

иного, послебуржуазного права.

Сторонники нового (пролетарского, советского и т. д.) права, критикуя позицию Пашуканиса,

утверждали, что применяемые им абстрактные характеристики права вообще относятся лишь к

буржуазному праву, но не к "пролетарскому праву", для которого нужны другие обобщающие

понятия. Подобные требования Пашуканис считал недоразумением. "Требуя для пролетарского

права своих новых обобщающих понятий, — отвечал он своим критикам, — это направление

является как будто революционным par excellence. Однако оно на деле прокламирует бессмертие

формы права, ибо оно стремится вырвать эту форму из тех определенных исторических условий,

которые обеспечили ей полный расцвет, и объявить ее способной к постоянному обновлению.

Отмирание категорий (именно категорий, а не тех или иных предписаний) буржуазного права

отнюдь не означает замены их новыми категориями пролетарского права, так же как отмирание

категории стоимости, капитала, прибыли и т. д. при переходе к развернутому социализму не будет

означать появление новых пролетарских категорий стоимости, капитала, ренты и т. д."

Действительно, если т. и. "пролетарское право" — это настоящее право, оно должно обладать

основными свойствами и специфическим качеством всякого права и права вообще, которое,

согласно марксизму, нашло свое полное воплощение в буржуазном праве. Поэтому отмирание

категорий буржуазного права "при переходе к развернутому социализму", согласно Пашуканису,

"будет означать отмирание права вообще, т. е. постепенное исчезновение юридического момента в

отношениях людей"

Но что же представляет собой в действительности то буржуазное право, которое, по мнению

Пашуканиса, сохраняется после

LТам же. С. 35.

LТам же. С. 53.

LТам же.

208 Раздел III. Марксистская доктрина и социалистическое правопонимание

пролетарской революции вплоть до его полного "отмирания"? Отвечая на этот вопрос в духе

положений Маркса и Ленина о сохранении буржуазного права в распределительных отношениях

(для распределения продуктов потребления между отдельными производителями по принципу

эквивалента, буржуазного "равного права"), Пашуканис по поводу времени "отмирания" права

замечает: "Маркс берет в качестве предпосылки такой общественный строй, при котором средства

производства принадлежат всему обществу и в котором производители не обмениваются своими

продуктами. Следовательно, он берет стадию высшую, чем переживаемый нами нэп"

Это — довольно странное замечание, призванное, видимо, объяснить, почему прогноз Маркса и

Ленина о буржуазном "равном праве" не осуществляется в действительности. При нэпе было

допущено буржуазное право, но это было нечто совсем иное, чем прогнозированное Марксом и

Лениным буржуазное "равное право". Пашуканис этого прямо не признает. Оставляет он без

ответа и вопрос о праве до нэпа, при "военном коммунизме". Причины этих умолчаний и

туманных оговорок понятны: как отсутствие до нэпа, при "военном коммунизме", буржуазного

"равного права" (в Мар-ксовом представлении) в обобществленных и "огосударствленных"

распределительных отношениях, так и наличие при нэпе буржуазного права совсем в другом

смысле, чем предполагали Маркс и Ленин, никак не согласуются с разделяемой и развиваемой

также и Пашуканисом марксистской концепцией буржуазного "равного права" при социализме.

Комментируя соответствующие положения Маркса и Ленина о судьбах права и государства после

пролетарской революции и до их полного отмирания при коммунизме, Пашуканис писал: "Раз

дана форма эквивалентного отношения, значит, дана форма права, значит, дана форма публичной,

т. е. государственной власти, которая благодаря этому остается некоторое время даже в условиях,

когда деления на классы более не существует"

Эти рассуждения Пашуканиса оторваны от реалий послереволюционного развития, которым

весьма некритически и догматически навязывается практически не сработавшая прогностическая

схема Маркса и Ленина. Разве до нэпа, в условиях "военного коммунизма", распределительные, да

и иные общественные отношения строились на началах эквивалентности и права? Разве

вынужденное после краха "военного коммунизма" ограниченное допущение буржуазного оборота

и соответствующего буржуазного права подтверждает, а не опровергает названную марксистскую

прогностическую схему? И разве диктатура пролетариата (все равно —

Там же. С. 54.

LТам же. С. 55.

Глава 1. "Новое право": основные направления интерпретаций 209

при "военном коммунизме", при нэпе или потом) как форма политической власти была

организована в правовой форме и является именно всеобщей, общественной, публичной (т. е.

государственной) формой власти, а не внеправовой формой политического классового господства,

осуществляемого через правящую пролетарско-классо-вую коммунистическую партию?

Исходя из развитых им самим общих положений о праве, государстве, публичной власти и т. д.,

Пашуканис, очевидно, должен был бы дать на все эти вопросы однозначно отрицательный ответ.

При такой необходимой последовательности в развитии своих взглядов Пашуканис (да-и все

марксисты, выводящие право из экономических отношений, а не из актов политической власти,

приказов диктатуры класса и т. д.) должен был бы признать, что там, где нет товарно-денежных

отношений, товарного обмена и, следовательно, права (частного и публичного), там нет и

государства, нет публичной власти, а есть неправовое классовое насилие, диктатура класса, его

внеправовая, политическая власть, насильственное классовое господство над обществом и его

членами, не являющимися правовыми субъектами, свободными, равными и независимыми

индивидами. Это, в частности, означало бы, что одни классы (например, буржуазия)

осуществляют свое господство в формах эквивалентного товарообмена, права и государства, а

другие (например, пролетариат) — при отрицании и отсутствии таких форм, путем различных

средств и способов классового политического подавления, словом — посредством диктатуры

пролетариата. Если, как верно считал Пашуканис (вслед за Марксом и Лениным), нет и не может

быть какого-то особого, послебуржуазного "пролетарского права", то ясно, что нет и не может

быть также и какого-то особого, после-буржуазного "пролетарского государства" в качестве

действительного государства как такового (отсюда и ленинский термин "полугосударство").

Ведь для государства (в его отличии от простого классового насилия, диктатуры и т. д.)

необходимо наличие соответствующего минимума объективно всеобщего права, оформляющего

политическую власть как абстрактно всеобщую, равнозначную для общества в целом и всех его

членов публичную власть.

Диктатура пролетариата — это завоевание, удержание и использование пролетариатом (во главе и

через коммунистическую партию) политической власти. Это не новое право и не новое

государство, а радикальное и самое последовательное, насколько это вообще возможно, отрицание

всего предшествующего (т. е. по сути и фактически — буржуазного) права и государственности

для революционного движения к неправовому и безгосударственному коммунизму. И если Маркс

в "Критике Готской программы" и Ленин в "Государстве и революции" и говорят о каком-то

остаточно-госу-дарственном характере диктатуры пролетариата, то это концепту-

210 Раздел III. Марксистская доктрина и социалистическое правопонимание

ально последовательно лишь постольку, поскольку подобные дения высказываются в контексте

представлений о сохранении после пролетарской революции буржуазного "равного права" до егс

полного отмирания. А буржуазное право, отмечал Ленин, предполагает неизбежно и буржуазное

государство, так что при коммунизме в течение известного времени в силу сохранения буржуазнс

го права остается "даже и буржуазное государство — без буржуазии!"

По данной концепции, диктатура пролетариата — это государство в той мере и постольку, в какой

мере и поскольку вообще сохранятся право (в виде соответствующего буржуазного права). И даже

буржуазный характер такого государства определяется, как это вид- но из слов Ленина,

буржуазным характером сохраняемого права.

В действительности, как мы знаем из исторического опыта, диктатура пролетариата не стала ни

"буржуазным государством без буржуазии", ни вообще государственно-правовой, публичной

формой организации политической власти. Ликвидация частной собственности на средства

производства, их социализация, не гово- ря уже о монополизации при диктатуре пролетариата

всей полити- ческой власти в руках правящей коммунистической партии, полностью исключали

возможность сохранения буржуазного "равного] права" в том виде, как это предполагали Маркс и

Ленин.

Буржуазное право, но совсем в другом смысле и значении, чем! это имели в виду Маркс и Ленин,

было вынужденно (в силу того, что "военный коммунизм" не привел, вопреки большевистским

ожиданиям, к доктринально спрогнозированному коммунизму) допущено диктатурой

пролетариата в силу как раз отступления от социализма в сторону частнособственнических

(буржуазного и мелкобуржуазного) укладов. Это практически доказывало абсолютную!

несовместимость социализма и права (неизбежно — буржуазного! права в силу отсутствия

пролетарского права как права), посколь-1 ку допущение права (буржуазного права при нэпе)

было лишь не-1 избежным следствием вынужденного допущения несоциалистиче-1 ских укладов,

требовавших правовых форм опосредования. Между! тем ясно, что Маркс и Ленин говорили о

буржуазном праве при! коммунизме для правового опосредования (регуляции) не отноше-1 ний

буржуазного сектора после пролетарской революции, не бур-1 жуазных товарно-денежных

отношений производства и рыночного! оборота, а лишь самих социализированных отношений —

отноше-Г ний в сфере распределения в условиях уже ликвидированной част-1 ной собственности,

отмены товарно-денежных отношений и рынка, обобществленности средств производства и т. д.

Получилось как раз наоборот: буржуазное право было допу-1 щено (и вообще возможно) лишь вне

социализированных отноше-1

Ленин В.И. Поли. собр. соч., т. 33. С. 99.

Глава 1. "Новое право": основные направления интерпретаций

211

ний. Временное допущение буржуазного права при нэпе означало не буржуазное право и

"буржуазное государство — без буржуазии", а буржуазное право для буржуазии (для узкого,

строго контролируемого диктатурой пролетариата круга товарно-денежных, частно-правовых

отношений) при политической власти пролетариата, которая также и при нэповской "рецепции"

некоторых институтов частного (но не публичного) права оставалась неправовой диктатурой, а не

государством, не публичной властью.

Пашуканис же трактует перспективы нэповского буржуазного права в духе "отмирания" того

фактически не состоявшегося буржуазного "равного права", о котором говорили Маркс и Ленин.

Помимо всего прочего, это диктовалось ведущей марксистской идеей его книги о наличии

внутренней связи между общественными отношениями в форме товара и основными понятиями и

характеристиками в области частного и публичного права. Разумеется, он как последовательный

марксист стремился этот негативный марксистский подход к праву как к буржуазному явлению

(это марксистское правопонимание в виде правоотрицания) распространить не только на

право до пролетарской революции, но и на все послеоктябрьское право. Это последнее, по логике

такого марксистского подхода, вообще не может быть небуржуазным (пролетарским,

социалистическим и т. д.) правом; оно может быть правом, лишь будучи именно буржуазным

правом, т. е. тем, что подлежит социалистическому отрицанию.

Из практического опыта "военного коммунизма" и нэпа Пашуканис не мог не знать, что

допущенное при нэпе буржуазное право — нечто совершенно другое, нежели то буржуазное

"равное право", о котором говорили Маркс и Ленин. Хорошо должен был бы он понимать и

неправовой (следовательно, и негосударственный, непубличный) характер политической власти в

условиях диктатуры пролетариата и строящегося социализма.

Но Пашуканис стремится приспособить свою позицию в вопросах государства, права, власти и т.

д. и к складывающимся реалиям диктатуры пролетариата (с ее претензией быть одновременно и

прямым классовым насилием, и публично-правовой, государственной властью, олицетворением

"общей воли" всего общества, источником и выразителем особого, пролетарско-классового права

и т. д.), и к доктринально-идеологическим предсказаниям марксизма.

Подобное приспособленчество и некритичность, помимо явной непоследовательности в развитии

Пашуканисом и другими авторами собственных воззрений, неизбежно вели к искажениям

двоякого рода: реальная практика (складывавшаяся и развивавшаяся — чем дальше, тем больше

— своим путем, хотя и в духе марксизма, но без обещанного им позитива, без наступления

спрогнозированных им состояний и достижений) трактовалась под марксистские прогнозы, а

последние — под практику. Так подкреплялась иллюзия

212 Раздел III. Марксистская доктрина и социалистическое правопонимание

совпадения и взаимного подтверждения "теории и практики", раз-1 вертывания социалистического

строительства в полном соответст- вии с марксистскими "строго научными" предсказаниями.

Из практической несостоятельности марксистского представ-! ления о буржуазно-правовом

принципе осуществления обобществ-1 ленных и централизованных распределительных

отношений в ус-1 ловиях ликвидации частной собственности, рынка и т. д. со всей! очевидностью

следовало, что социализация средств производства и социализм вообще искореняют саму

возможность любого права,! самостоятельного хозяйствующего и правового субъекта, независи-1

мых индивидов, собственно экономических и правовых отношений! внутри социалистического

общества (или в социализированной части! общества, в его социалистическом укладе). Лишь

допущение несо- циалистических (буржуазного, мелкобуржуазного, смешанного т. д.) укладов

вновь открывало возможность для действия права в прокрустовом ложе функционирования

несоциалистических элемен- тов в условиях диктатуры пролетариата и господства

централизованно-властных и плановых начал в жизни всей страны. Отсюда и нэповское право и в

целом нэп — как временное отступление с точки зрения социализации средств производства и

общественных отношений.

Такой нэповский вариант возврата к рынку и праву Пашука-нис объясняет следующим образом:

"Захват политической власти пролетариатом есть основная предпосылка социализма. Однако, как

это показал опыт, планомерно организованное производство и распределение не могут на другой

же день заменить собой рыночный обмен и рыночную связь отдельных хозяйств. Если бы это

было возможно, то юридическая форма собственности была бы в тот же момент исторически

исчерпана до конца. Она завершила бы цикл своего развития, вернувшись к исходной точке, к

предметам непосредственного индивидуального пользования, т. е. стала бы снова элементарным

бытовым отношением. А вместе с ней была бы осуждена на смерть и форма права вообще"

Иначе говоря, опыт "военного коммунизма" показал, что нужны рынок и право в нэповском

варианте, а не в смысле марксистских предсказаний об "отмирающем" буржуазном праве при

социализме для распределения продуктов потребления среди рабо- чих по труду. Но этот

нэповский вариант означает развитие (ограниченное и временное) буржуазных экономических и

правовых отношений, т. е. капиталистического уклада рядом с социалистическим. Совершенно

ясно, что применительно к нэповскому (буржуазному) рынку и праву действует иная логика их

разрешения и ликвидации (по принципу полезности для диктатуры пролетариата и строительства

социализма), нежели в гипотетическом случае на-

Пашуканис Е.Б. Указ. соч. С. 122.

Глава 1. "Новое право": основные направления интерпретаций

213

личия и "отмирания" буржуазного "равного права", по Марксу. То буржуазное "равное право" для

распределительных отношений, об "отмирании" которого говорили Маркс и Ленин, вообще не

состоялось как факт и никогда не имело места — ни до нэпа, ни при нэпе, ни после нэпа.

Пашуканис же и другие марксистские авторы, смешивая (сознательно или нет — другой вопрос)

нэповское буржуазное право и буржуазное "равное право" из марксистского предсказания, стали и

к нэповскому праву (да и вообще к советскому, пролетарскому праву) применять Марксовы

положения об "отмирании" совсем другого (и вообще не родившегося) права.

Нэповское (буржуазное) право (и нэп в целом) было допущено по логике вынужденного,

временного и частичного военно-революционного отступления от социализма (и "военного

коммунизма") в сторону капитализма и по той же революционно-насильственной логике это

нэповское буржуазное право вместе с нэпом в целом было ликвидировано на рубеже 20—30-х

годов, когда появилась возможность для нового наступления социализма против всех

несоциалистических элементов и укладов в городе и деревне. Тут следует говорить вовсе не об

"отмирании", а о прямой насильственной ликвидации (как и в период революции) остаточных, на

этот раз легально допущенных уже советской властью, буржуазных экономических отношений и

буржуазного права.

Посленэповское же (советское, пролетарское, социалистическое и т. д.) "право", как и

донэповское, по сути своей это не право, поскольку оно было с ликвидацией нэпа лишено тех

необходимых предпосылок и собственно правовых свойств и качеств, которые делали его в

рассматриваемую эпоху неизбежно буржуазным правом, т. е. тем, что вместе с буржуазным

укладом подлежало уничтожению и было фактически уничтожено. Применение уже и к этому

посленэ-повскому "праву" Марксовых представлений об "отмирании" буржуазного "равного

права" и вовсе стало чистой фикцией, с помощью которой поддерживался миф о наличии какого-

то особого "отмирающего" права и вместе с тем этой особенностью как бы обосновывался и

оправдывался его по существу антиправовой характер.