Немирович-Данченко Вл.И. Рождение театра

Подождите немного. Документ загружается.

Рядом с Хмелевым, Тарасовой, Соколовой, Прудкиным,

Бендиной, Орловым, образы которых тоже жизненно бы-

товые, но взяты в пьесу.

Отчего это происходит?

Только оттого, что Вы идете на сцену не с теми зада-

чами, Вы идете рисовать, технически очень умело, быто-

вую фигуру, которая сама по себе и не требует сильного

захвата. А надо идти с чувством смертельной борьбы за

существование. Шахматы — шахматами, но тут начинает

трещать капитал, основа всей жизни, да и не только капи-

тал, а и многое-многое, еще более важное. И он не просто

кисель и мямля, а бестолково, с дурацким либерализмом,

но со всей внутренней энергией, со всей страстностью

ищет своего либерального выхода и, быстро уставая, с

дряблой, хотя и напряженной мыслью попадает в киселя

и мямлю. Тогда и темп роли не тот!.. А Вы попадаете в

ленивого Манилова.

Качалов играл с огромным темпераментом и в отнюдь

не замедленном темпе и все-таки был либеральный ки-

сель.

8. В. Г. САХНОВСКОМУ

11/11 — 41 г. И февраля 1941 г.

Барвиха

Дорогой Василий Григорьевич!

Ввиду срочности поставленных Вами вопросов отбра-

сываю все возражения, какие я мог бы привести как в це-

лях самозащиты, так и по пунктам спорного порядка,

и отвечаю только на то, что требует категорического и

немедленного моего ответа.

' Вот единственная позиция, которую я не могу оста-

вить незащищенной:

в основном репертуаре нашего театра должны быть

спектакли, целиком достойные репутации и ответствен-

ности МХАТа. Это — главнейшая задача моей жизни, это-

го требует правительство, и это не отрицается Вами.

В этом центре сходятся — или помогают и осуществ-

ляются, или мешают и отбрасываются — все вопросы те-

атра. Пускай это будут только спектакли основной сце-

ны, пускай они готовятся слишком долго, но никакие воп-

росы самолюбия, сострадания или текущих удобств не

должны засорять эти спектакли в их каждодневном дви-

жении.

18. В. И. Немирович-Данченко 513

Раз эта позиция оберегается,— тем лучше будет атмо-

сфера в театре, тем благороднее будет мое чувство ко

всем, кто этому поможет,— в первую очередь к Вам.

Исходя из этого, и отвечаю на центральный абзац Ва-

шего письма (стр. 2): «Сущность этих очередных вопро-

сов» и т. д. Здесь только два пункта, встречающих мои

возражения. Первый: «более широкое и смелое дублер-

ство». Выше это же, очевидно, определяется «ответствен-

ным дублерством». Не очень ясно представляю себе это

конкретно, поэтому и оговариваю, что если это надо, чтоб

изменить существующую сейчас строжайшую систему

в дублировании в «Трех сестрах» или в ведущих ролях

«Анны Карениной», «Врагов», «Горячего сердца» и дру-

гих пьес того основного репертуара, о котором я говорил

выше, то дать полное согласие на такое эластичное опре-

деление я не могу: буду запрашивать о каждом случае

в отдельности. Лучше всего, если бы Вы этот вопрос об-

ставили конкретными примерами. Может быть, я не испу-

гался бы. Против «широкого дублерства» в других пье-

сах и не возражал.

Второй пункт — организация школы. Повторяю, что

это вопрос сложный, он еще больше сгустит атмосферу

недовольных, затребует еще спектаклей и т. д. и т. д. Да

это и не срочно.

По всем остальным пунктам этого абзаца предостав-

ляю Вам действовать как найдете нужным:

«Право отдельными группами готовить пьесы». Напри-

мер, как я понимаю, «Столпы общества» с Сосниным в ро-

ли Берника? Не возражаю. Очевидно, еще какая-нибудь

пьеса? («Быть смелее в выборе репертуара и распреде-

лении ролей».) «Даже рисковать и т. д.» — «Большая са-

мостоятельность режиссуры». (Кстати, спросите Литовце-

ву, что она предпочитает—«Столпы общества» с боль-

шой самостоятельностью или«Дядю Ваню», как было с

«Тремя сестрами»? Если первое, то скорее обсудим, кому

передать «Дядю Ваню»)... «Удалить из театра не имею-

щих шансов»... «Большое количество репетируемых

пьес»... Все?

Здесь сосредоточены мероприятия, на какие Вы наи-

более рассчитываете в целях удовлетворения актеров. По-

этому могу надеяться, что Вы не будете чувствовать себя

«механическим передатчиком моих распоряжений». Руки

у Вас развязаны.

Было бы — не скажу даже несправедливостью,— а

514

просто дикой нелепостью, если бы где-нибудь в театре

предполагали, что я не вижу положения, в каком находит-

ся наше дело. Думаю, что я вижу и глубже и дальновид-

нее чем это может казаться кому-то издали. Тем более же-

лаю Вам мужества и здорового спокойствия.

Любящий Вас

Вл. Немирович-Данченко

9. ИЗ ПИСЬМА В. Г. САХНОВСКОМУ

Февраль (после 11-го) 1941 г,

Барвиха

...«Гамлет», «Пушкин», «Дядя Ваня», «Идеальный муж».

Одновременно! Театру больше и мечтать не о чем. И вот

все-таки... Во-первых, оказывается, «большая» часть труп-

пы остается незагруженной! И что еще хуже: по-моему,

вот уже несколько лет у нас в театре значится таким же

порядком по четыре пьесы в одновременной работе, а в

результате выходит в свет не более двух!

Отчего это происходит?

Если два раза внимательно прочесть Ваше письмо, то,

пожалуй, легче всего прийти к выводу, что вся вина ле-

жит на мне, на Владимире Ивановиче, что я задерживаю

выходы из положения. Не откажи я согласиться на то-то

и то-то, дело пойдет на лад.

Четыре спектакля. Кое-где даже с дублерами, и все

же большая часть труппы не загружена. Не значит ли

это, что просто труппа чересчур, ненужно велика? Да и

разве есть сомнения, что в этой громадной труппе много

несомненно хороших, но и несомненно мало нужных ак-

теров? То есть не могущих ответить в ведущих ролях на

те высокие требования, которые предъявляются к Худо-

жественному театру. Но расстаться с ними жалко — и у

них есть хорошая работа в театре, да и сами они предпо-

чтут или ждать, или... требовать.

Сделайте список этой «большой» части труппы, не за-

нятой в четырех постановках, и вглядитесь внимательно,

точно ли все они заслуживают того, чтобы ради них те-

атр шел на художественный компромисс.

...Я высказал все свои сомнения и возражения.

Положение в театре я рассматриваю не менее глубо-

ко, чем другие. Но и причины я вижу глубже. И ищу вы-

ходов с напряжением, мучительнее какого давно не знал.

515

Я не возражаю против различных Ваших мероприя-

тий. Даже таких, которые мне кажутся и бесполезными.

Но я все еще не могу сдать главнейшей позиции: спектак-

лей, достойных славы и ответственности Художественного

театра. В этом центре у меня сходятся — или помогают,

или осуществляются, или разбиваются, или отбрасывают-

ся— все, решительно все вопросы жизни театра. Пускай

это будут только спектакли основной сцены, пускай они

готовятся слишком долго, но их создавать могут только

актеры яркой индивидуальности и искусства нашего те-

атра. И никакие вопросы самолюбия, сострадания и те-

кущих удобств не должны засорять эти спектакли в их

каждодневном движении.

Раз эта позиция оберегается от напора вульгариза-

ции,— чем лучше будет атмосфера в окружении, тем бла-

годарнее будет мое чувство ко всем, кто этому поможет,—

в первую голову к Вам.

10. М. Б. ХРАПЧЕЫКО

20 марта 20 марта 1941 г.

Москва

Дорогой Михаил Борисович!

Я опять по поводу жалованья Качалова и Москвина.

В этом пункте у Вас решительно какая-то ошибка. Даже

в последней нашей встрече я уловил нотку, что в Ваших

глазах Садовский, например,— то же, что Качалов и Мо-

сквин. Это же грубейшая недооценка. Я очень ценю Са-

довского, Климова, Яблочкину, Книппер и т. д., но Кача-

лов и Москвин головой выше всех «народных» СССР,

получающих одинаково по 3 тысячи руб. У Садовского

нельзя найти во всем его репертуаре ни одной роли тако-

го масштаба, такого создания, каких у Качалова легко

насчитать восемь-десять! Юлий Цезарь, Иван Карамазов,

Анатэма, Карено, даже Бардин, Барон — это то, что мне

сразу приходит на память. Таких созданий у его товари-

щей нет. Что касается Москвина, то я не знаю ни одного

актера, у которого были бы такие блестящие исполнения

по синтезу формы и содержания, глубине образа и яр-

кости его выражения: Федор, Лука, Епиходов, Опискин,

Снегирев —опять-таки первые, приходящие мне на па-

мять.

Как можно ставить этих двух на одну доску со все-

ми, хотя и прекрасными актерами.

516

А они у Вас получают даже меньше Леонидова.

Почему?

И Вы за них не боретесь. Простите, но здесь какая-то

канцелярская уравниловщина.

Говорю со всей убежденностью моего полувекового

опыта: равных этим двум актерам нет во всем Союзе.

С искренним приветом

Вл. Немирович-Данченко

11. В. КАЙМАКЦВУ И Н. ЗОЛОТУХИНОЙ

1941 г. 18 июня 1941 г.

Москва

Милые ребята!

Мне грустно, что в ответ на Ваш горячий порыв при-

ходится писать слова, как холодный душ.

Все ваше письмо — это сплошное зазнайство, даже

мало простительное детским невежеством.

Вы себя несколько раз называете «большим талан-

том». Сначала кажется, что вы шутите. Вы не имеете ни-

какого понятия о том, что такое талант. А есть у вас сце-

нический дар или нет, это может определиться лет через

пять! Сейчас у вас только горячее желание. Но чтобы

это желание осуществилось, чтобы через несколько лет

вы могли попасть в театральную школу, вам надо преж-

де всего учиться, учиться и учиться; надо прежде всего

быть хорошо грамотными. А судя по вашему письму, вы

даже для 6-ти классников мало грамотны.

Второе — вам надо преодолеть ваше зазнайство. Мо-

жете, конечно, и вчитываться в лучшие драматические

произведения. Можете и «представлять», для себя, как

забаву, но не отдавайте этому занятию время, оторван-

ное от общей учебы, от физкультуры, не считайте это по-

ка вашим важнейшим делом.

А главное, повторяю,— учитесь.

Вл. Немирович-Данченко

12. В. Г. САХНОВСКОМУ

19/IX 19 сентября 1941 г.

Нальчик

Дорогой Василий Григорьевич!

Если бы Вы почуяли, как часто и помногу я думаю

о Вас, Вы, может быть, были бы тронуты. И как я хочу,

чтобы Вы были здоровы-здоровы.

517

И право, Вы сделаете гораздо больше, если будете

стараться работать, как говорили в старину,— методич-

нее. Это, очевидно, значило меньше тратить нерва.

Как-то у Вас там дела? От Ольги Сергеевны давно

уж не имею вестей, с неделю!

Вот возьму да и уеду в Тбилиси!

Как же Вы будете с Тархановым, если он приедет до

выпуска «Курантов» с Хмелевым? Только решительно не

допускайте, чтоб...

Погодин писал пьесу о Ленине, Леонидов ставил пье-

су о Забелине, а не вышла бы теперь пьеса о матросе

Рыбакове, или даже просто пьеса о Ливанове. Боритесь

крепче.

Ну, будьте здоровы!

Я писем почти совсем не пишу.

Это вот воспользовался «оказией» — поездкой Аллы

Константиновны. Должен сказать, что она давно уже го-

това ехать в Москву, без всяких колебаний.

Привет Вашей жене и находящимся около Вас

в МХАТе.

Вл. Н емирович-Данченко

13, ИЗ ПИСЬМА Е. Е. ЛИГСКОЙ

28 сентября 28 сентября 1941 г.

Нальчик

Я посылаю Вам письмецо от 19-го — доказательство

растрепанности, в какой находится переписка. Во-первых,

как-то совсем не хочется писать, когда знаешь, что пись-

мо дойдет в лучшем случае на 8-й, 9-й день. А события,

и настроения, и обстановка так меняются. Во-вторых,

я совершенно обратился в буриданова осла, да еще слож-

нее. Тот не знал, из какой из двух вязанок есть, а я —

из трех. Ложишься спать.— Нет, в Москву! в Москву!

Утром налаживаешь Москву: не хочу слушать Храпчен-

ко, ничего страшного в Москве нет, а если и есть, почему

я должен составлять исключение? Бомбежка по пути? —

Преувеличение! Иду в Совнарком говорить по прямому

проводу с Храпченко. «Нет, нет! Оставайтесь!» — «Да по-

чему Вы так настаиваете на том, чтобы я оставался?!» —

«Не я настаиваю, а кто послал Вас. И не могу говорить

подробнее по телефону».

518

А погода летняя, тихая, горы сверкают снежной бе-

лизной... Ладно! Остаюсь.

Проходит день. Скучища! Тощища!

Еду в Тбилиси. Там уже ждут! Сговариваемся с Неж-

ным, он меня будет сопровождать. Телефоны, запросы.

Едем по Военно-Грузинской дороге. Все время на зисе,

от Нальчика. В Орджоникидзе отдыхаем, и т. д. и пр.

Следующий день. А чем меня там будут кормить?

А хватит ли меня? Ведь надо будет смотреть грузинский

драматический, оперный,

(

русский драматический и по

каждому выступать и выступать вообще, и банкеты! ...Не

выдержу, «не забывай о возрасте!» Да и 400 километров

автомобиля! Нет, остаюсь в Нальчике. Работать! Дикто-

вать! Давайте сюда Орловскую. Потом все снова — сна-

чала. Нет, в Москву! Нет, остаюсь! Нет, Тбилиси. И еще

выписать сюда наших. И так иногда буквально каждый

день. Нежный измотался: то места в поезде (отсюда мяг-

кого вагона не получить, надо из Тбилиси. Это было од-

ним из соблазнов Тбилиси: оттуда прямо до Москвы!).

То машину на 400 километров, то телеграммы, то теле-

фоны!.. А тут еще смена военных вестей! Да слухи, да

рассказы приезжающих.

Когда великолепная погода — хорошо тут. А когда не-

прерывный дождь и туман двое суток — тогда ужасно.

Как в ссылке. И в Уг 7-го маскировка, и я в очень хоро-

шем номере, но один и один!

...Самое сильное из моих желаний все время была

Москва. ... И сколько тут, в Нальчике, уговоров! Качалов,

Книппер, Тарханов, Литовцева — все сходятся на том,

что надо еще выждать. ...И переждать, кажется, придет-

ся не месяц, а больше.

Вот как длинно и скучно я Вам рассказываю, а это

только набросок, намек на тревогу и пестроту здешних

переживаний. А тут еще местные власти, и особенно те-

атральные, готовы сделать все, только бы я не уезжал.

А когда я говорил «уеду», то все наши, и мхатовцы,

и Малый театр, высказывались: надо мне ехать

за Вл. Ив.!

Значит, поставил точку и выписал сюда всех... На два

дня пока легче стало. Осел начал есть с какой-то вязанки.

Должен признаться, что и это письмо я пишу с боль-

шим насилием над собой. И скучно писать, и длинно,

и в конце концов все же не рисует моего пребывания

519

здесь. Совсем не рисует. Пишу только, чтоб хоть как-ни-

будь откликнуться на ожидания, какие у Вас, несомнен-

но, по отношению к Нальчику.

Телеграмму объединенного совещания получил. По-

смотрим!

А Вам и отдохнуть не дают!

Ваш Вл. Немирович-Данченко

14. Е. Е. ЛИГСКОЙ

12 окт. 12 октября 1941 г.

Нальчик

Дорогая Евгения Евгеньевна!

Сейчас получил Ваше письмо. От 20 сентября, на 12-й

день! Ну, как тут переписываться? И с телефоном стало

много труднее. А телеграммы возможны только «молния».

Но чего это стоит! На днях я послал Храпченко — стоило

93 р. 40 к.!

Когда Вы получите это письмо, мои, надеюсь, будут

уже тут, в Нальчике. Думаю о Вас. Хотя мы и не часто

виделись, а все же сознание, что под боком — располо-

женные дружески люди. Но будем верить, что это нена-

долго... А я поставил какую-то точку и как бы сбросил

одну из назойливых мыслей. Из трех вязанок буриданов

осел выбрал наконец одну...

Сегодня я как будто в первый раз ощущал великолеп-

нейший день. Два дня был сплошной туман и мокрый

снег. И холод! Здесь туман с дождем особенно нудны,

особенно безнадежны; кажется, никогда в жизни не уви-

дишь больше солнца. Но было хоть тепло. А вчера и тре-

тьего дня холодище. И вдруг сегодня с утра небо чистое,

голубое, прозрачное, солнце горячее, а горы, даже неда-

лекие, покрылись снегом. Горячий, летний день, прони-

занный чистотой снегового озона. И тишина, ни малей-

шего ветра. Может быть, оттого, что я примирился с судь-

бой вынужденности пребывания здесь, я мог отдаться

такому дню свободно, без душевной смятенности, неот-

рывной озабоченности. Хоть на несколько часов. В парке.

Правда, все переживания, даже приятные от изуми-

тельного дня, подернуты тоской. Но с этим уж ничего не

поделаешь. В такие дни еще больше ноет «зубная боль

в душе». Тут и «прощай, жизнь!», и облачное, туманное

будущее, полное надежд для молодых и сильных, и —

520

с неотвязной ноющей тоской настоящее- И как это ни сен-

тиментально, а приходится признаться, что в душе все

что-то плачет...

Я что-то не помню в своей жизни такого длительного

ощущения одиночества. Бывали дни,— вот именно в ту-

ман и дождь,— когда понимал психологию запертого

в клеть зверя. Вот почему я так рвался в Москву...

Вы пишите: «но, вероятно, и планов определенных

у Вас нет». Вот это так и есть! Ничего не знаю. Сказали

мне сверху: сидите и ждите. Буду сидеть и ждать.

Спасибо за письма, хотя и редкие.

А вам необходимо совсем отойти от деловых забот на

две-три недели. Не можете ли уехать в какой-либо сана-

торий, подальше? Если нужны деньги, возьмите из при-

читающихся мне 1000 руб.

Прилагаю доверенность.

Обнимаю Вас.

Вл. Немирович-Данченко

Когда приедет Михаил Владимирович, я разберусь

в моих денежных счетах и напишу Вам, что делать с при-

читающимися мне из Музыкального театра. Во всяком

случае, если Вам нужно, возьмите и сверх тысячи руб.

В. Н-Д.

15. ИЗ ПИСЬМА О. С. БОКШАНСКОЙ

29 ноября 1941 г. 29 ноября 1941 г.

Тбилиси

...Неловко как-то Вам рассказывать, насколько здесь

не только спокойно, но и радостно. Вы знаете: город чу-

деснейший, отношение к нам великолепное, ко мне лично

в особенности, и от общественности, и от правительства.

Разместились не плохо. Все наслаждаются климатом,

городом.

Трудно материально, в особенности, Вы поймете, мне.

Как ни верти, а нужно тысяч 8—9 в месяц, а Вы знаете,

что московские мои доходы пока отсутствуют. Но уже

получена от Шаповалова просьба здешнему управлению

авансировать нас зарплатой.

Тут произошел даже один, так сказать, не очень лов-

кий случай. Шаповалов перевел для зарплаты 50 тысяч

как раз в то время, когда я был уже здесь, а группа му-

521

зыкантов — как у нас называют, «группа Гольденвейзе-

ра»— находилась в Нальчике. Тамошний начальник Ко-

митета искусств, как выражаются, «шляпа», не нашел

ничего лучше, как передать эту сумму Гольденвейзеру.

Тот и употребил ее всю на зарплату музыкантам. Потом

я узнал об этом, послал телеграммы Шаповалову и в

Нальчик. В небольшой части дело исправлено. Словом,

по-видимому, мы и материально будем обеспечены.

А первый секретарь ЦК партии сказал, чтобы я ни о чем

не думал, что правительство считает своим долгом меня

обеспечить.

Я здесь нахожусь вот уже месяц. Пока заканчиваю те

воспоминания о моих первых театральных впечатлениях

в Тбилиси, которые Вы знаете, и через неделю хочу вы-

ступить с ними в отдельном вечере (сбор с этого вечера

отдам на оборону). А наши начали вчера, 28-го, концерт-

ным выступлением — Качалов, Ольга Леонардовна, Тар-

ханов, Шевченко, Массалитинова, Климов, Рыжова *.

Предполагаем еще поставить (уже начали репетиции)

«Мудреца». Для Глумова взяли одного из лучших акте-

ров здешнего театра. Хороший.

А я, очевидно, буду проводить мое искусство в театрах

Руставели, Марджанишвили и в Большом оперном.

27-го смотрел Хораву и Васадзе в «Отелло». Хорава

Отелло замечательный. Нахожу даже, что это явление

театральное.

Вы, конечно, поверите, что не только дня не проходи-

ло, но, может быть, и часа за все это время, чтобы я не

думал с волнением о Вас в Саратове. Кажется, довольно

ясно вижу свою эмоциональную картину пребывания те-

атра в Саратове. Но все мои мысли и волнения крепко

опираются на присущий мне успокаивающий оптимизм,

который, впрочем, сейчас опирается на глубочайшую

веру в то, что все это тяжелое скоро окончится и все

нанесенные нам раны будут живо затягиваться.

Музыкальный театр в Москве, как Вы, вероятно, зна-

ете, играет до сих пор. Передо мной «Известия» от 20-го

ноября. Кроме того, я получил телеграмму из Москвы от

Маркова, который живет в моей квартире. Представьте,

телеграмма из Москвы, простая, в 120 слов, дошла в

один день. Я на эту телеграмму ответил, и через два дня

* Держу перо в 11 часов утра. Как вчера прошел концерт, еще

не знаю. Объявлено было два сразу, на 28-е и 30-е. И на оба билеты

расхватаны. Вчера— в концертном зале в театре Руставели.

522