Мотрошилова Н.В. (ред.) История философии: Запад-Россия-Восток. Книга 1

Подождите немного. Документ загружается.

От

вопросов, поставленных Парменидом, тянутся нити ко всем

последующим философским размышлениям о бытии, постепенно раз-

растающимся в особый раздел философского знания, который в фи-

лософии

существовал издревле, но только в

Новое

время получил

название "онтологии".

На

первый взгляд ответить

на

вопросы Парменида

не

представля-

ет

труда.

того,

что

есть,

"сущего сейчас" наверняка имеется свое

"было",

свое становление,

обязательно

— раз оно

точно есть

— в

нем

заложен

хоть

краткий момент

будущего,

его

"потом".

Это

отно-

сится

наличным

каждый момент вещам, состояниям мира, чело-

веческим существам.

Но

дать подобный ответ

—

значит

не

понять

более сложного смысла вопроса

и,

следовательно, натолкнуться

на

другие

парменидовские вопросы

ответы-парадоксы.

Ибо

Парменид

задается вопросом

не о

"есть"

какой-то

вещи

или

вещей вообще,

не о

"есть"

какого-то

человека

или

мыслимых

(как раз с

помощью связи

прошлого-настоящего-будущего) поколений людей.

Он

испытует

во-

просами

о самом

"есть",

"сущем сейчас"

как

таковом,

обо

всей

беспредельной совокупности,

целостности

вот-сейчас-сущего.

Правда,

сами элеаты

—

Парменид,

вслед

за ним

Зенон

и Ме-

лисс

—

постоянно смешивают

два

возможных уровня вопрошания

"есть

и не

есть":

уровень философский, абстрактный

уровень

обы-

денный,

связанный

наблюдением

над

конкретными вещами.

От

смеше-

ния

возникают труднейшие проблемы, загадки, парадоксы, которые

задали науке

философии элеаты

которые

с тех пор не

перестают

привлекать

себе внимание многих исследователей. Если

бы

упомя-

нутое смешение было всего лишь следствием мыслительных ошибок,

то

они

были

бы

довольно быстро устранены.

Но

дело идет

неизбеж-

ных

для

философского

научного разума проблемных противоречиях

трудностях. Специфика,

одновременно

парадоксальная

на пер-

вый

взгляд привлекательность философствования элейцев состоят

том,

что они не

только

не

затушевали трудности, возникающие перед

разумом

познанием,

но

многократно усложнили, "утяжелили"

их и

таком просто-таки неразрешимом виде выставили

на

суд...

самого

научно-философского

разума.

Да еще и

втянули

парадоксы-апории

философствования

обыденный разум, которому впору прийти

отчая-

ние

от

аргументов,

помощью которых элейские философы последо-

вательно разрушают "железные" очевидности повседневного опыта.

Догонит

ли

быстроногий

Ахиллес

черепаху, если черепаха начнет полз-

ти

из

какого-то пункта много раньше,

чем

Ахиллес

устремится

за ней

погоню? Движется

или

покоится выпущенная

из

лука стрела?

Что

за вопросы, скажет обычный человек,

не

посвященный

философские

премудрости: Ахиллес,

без

сомнения, настигнет черепаху,

как бы

далеко

она

ни

продвинулась своим "черепашьим шагом"; стрела, пущенная

из

лука, бесспорно, движется.

Но вот

спорить

Зеноном, поставившим

эти

другие

каверзные вопросы

давшим

на них

противоположные

ответы,

будет

совсем

не

просто.

Сложная,

многоликая проблематика является

нам,

когда

мы

вместе

элеатами задумываемся, во-первых,

смысле

"есть"

и,

во-вторых,

соот-

ношении

"есть"

и "не

есть".

Мы

строим множество высказываний,

где имеется или предполагается слово

"ебтъ"

(или "не

есть").

Воз-

можно построить достаточно полную типологию таких высказываний,

которые соответствуют некоторым важнейшим сферам — но

чего?

Да

сферам существующего, имеющегося, наличного (или, напротив, не-

существующего). Мы, например, говорим:

(эта и всякая другая) река есть (существует);

(этот и всякий другой) дом (книга, статуя и т.д.) есть (существует);

(этот и всякий другой) треугольник (многоугольник, круг и т.д.) есть

(существует, скажем, нарисованным на доске);

(это

и всякое

другое)

государство есть (существует);

(этот и другой) кентавр есть (существует, скажем, нарисованным в

книге);

(этот) атом (или его частица) есть (существует);

(эта или другая) категория (науки, философии) есть (существует,

например,

в рассуждениях или сочинениях философов, ученых).

Нетрудно показать, что подобные высказывания как бы "заключены

внутри" мыслей-высказываний-предложений, имеющих и

другую

лин-

гвистическую форму. Например, предложения: "Река Волга впадает в

Каспийское

море", "Треугольник нарисован в тетради" — заведомо

предполагают, что река Волга (как и Каспийское море), треугольник

тетради (и треугольник как геометрическая фигура)

существуют.

предложении: "Человек мыслит" — заключено сразу несколько "есть":

человек

есть

мыслящий, человек есть,

существует

— и как какой-то

конкретный

человек, и как род. Декарт по существу "развернул" скры-

тую в предложении: "Я есть" — предпосылку о существовании в зна-

менитое "когито": я мыслю, следовательно, я существую.

Не

вникая в логико-лингвистические аспекты, из этой многообраз-

ной

проблематики выделим для разговора об элейцах чисто

философ-

ские

проблемы,

сконцентрированные вокруг всеобщих понятий, или

категорий философии, —

существования

бытия.

Философия

использует такого рода высказывания и напоминает о

сферах, к которым высказывания относятся, чтобы выяснить, что обще-

го

между

ними и что их объемлет в некую целостность. Общее усмат-

ривается прежде всего в следующем: все это

"есть"

(значит, сущест-

вует,

наличествует), причем в некоем более широком, целостном

"есть".

С точки зрения философии очень важно, что мысль движется

от констатации

существования,

наличия

каждой отдельной единичности

(их в философии именуют

сущими)

и каждой из сфер существования

фиксированию

их

единства

различия.

Каждое сущее и каждая

сфера существования

"есть"

вместе

другими

сущими,

объединен-

ными

в универсальную целостность, но они

существуют,

наличеству-

ют, опознаются как сущие всякий раз совершенно особыми способа-

ми.

Говоря коротко и предварительно, акцент на единство и различие

"есть",

в существовании и получает оформление через категорию

"бытие" (а также родственные категориальные оттенки) и учение о

бытии. Отсюда видна и связь "бытийной" мысли с категориями суще-

ствования, сущего и отличие, отталкивание от них, движение в новую

понятийную сферу.

Существуют,

наличествуют не только вещи природы, но и интел-

лектуальные продукты — фигуры и теоремы геометрии, величины,

вычисления арифметики и алгебры, атомы физики, образы

литерату-

ры и искусства, категории и понятия философии. Они становятся осо-

быми

областями

существования,

включенными в более обширные

сферы индивидуальной и социальной жизни людей, в их

культуру.

Проблема многообразной целостности всего универсума — в его суще-

ствовании или (на философском языке) проблема бытия — все, что

угодно, только не философская выдумка. Всякий человек, любое по-

коление людей в каждом из действий и процессов мысли — независи-

мо от того, создают ли они, преобразуют мир зримых

глазу

предме-

тов, процессов или имеют

дело

с отношениями людей, с продуктами

научной мысли или с образами искусства, созданными воображени-

ем, — прежде всего должны знать или узнать,

существуют

ли уже и

как

именно

существуют,

наличествуют, даны те "объекты", на кото-

рые направлены или

будут

направлены их действие и мысль. Поэто-

му изначальность отношения к существованию и к бытию "срисована"

философией

с любого, в сущности, действия и с любого акта мысли

человека (как существа цивилизации).

Элеаты широко пользуются именно понятием бытия, уже прида-

вая философской категории бытия

другие

функции по сравнению с

понятием

существования. Но, продвинув тем самым размышление к

еще более общей, возможно, предельно общей границе универсально-

го единства мира, философы-элейцы то и

дело

отступают

на "ступень-

ку" существования. Правы те авторы, которые зафиксировали, что у

Парменида и Зенона есть два различных — соприкасающихся и конку-

рирующих — понимания: бытие то отождествляется с сущими, со сфе-

рами космоса и земного существования, то берется в его уже более

абстрактном, философско-категориальном значении. И каким же

причудливым становится мир в изображении элеатов! С одной сторо-

ны,

это мир, где

действуют

"физические" по облику начала и стихии,

где уместны почти физические уподобления. У Парменида, например,

тут и "Свет" и "Ночь" (9; 297), и "эфирная природа" и "все, что в

эфире"

(10; 297), и активный, динамичный "беспримесный огонь"

(12; 298), и сама Земля. И

даже

когда Парменид переходит к "цело-

стному

сущему"

— когда движется к понятию бытия, — то и здесь не

обходится без "мирских" образов-уподоблений:

бытие ... закончено

Ср

всех

сторон, похожее на

глыбу

совершенно-круглого Шара,

Везде

[= "в каждой точке"] равносильное от центра...

(7-8 (42-44); 291)

Но,

другой

стороны, характеристики бытия — они-то и привели

противоречиям, парадоксам — прилаживаются к

тому

реальному

факту, что

бытие

есть

философская

категория,

выражающая

всеоб-

щую

связь

всех

сущих

всех

сфер

сущего.

А что можно сказать о

всеобщей

связи,

обо всем? Да именно то, что элеаты пытались сказать

бытии: что связь эта едина и единственна, что у нее нет и не может

быть физических частей и границ, что она непрерывна и вечна, как

вечен мир. Если принять в расчет особый предмет разговора — бытие,

все (у элеатов тождественное

"есть",

"сущему

сейчас"

), то не найдешь

ничего странного и неоправданного в поэтико-философских

утвер-

ждениях Парменида:

Каким

образом то, что есть [« сущее-сейчас], могло бы быть потом?

Каким

образом оно могло бы быть-в-прошлом [или:

"стать"]?

Если оно "было" [или: "стало"], то оно не есть, равно как если ему

[лишь] некогда предстоит быть.

Так

рожденье

угасло

и гибель пропала без вести.

оно неделимо, ибо оно все одинаково,

вот тут его ничуть не больше, а [вот там] ничуть не меньше,

Что исключило бы его непрерывность, но все наполнено сущим.

Тем самым Все непрерывно: ибо

сущее

примыкает к

сущему.

(7-8 (18-25);

290-291)

Отрицая за Бытием как символом Всего, воплощением всеобщей

связи

то, что присуще физическим вещам и состояниям, элеаты, без

сомнения,

правы. Заострив парадоксы, противоречия проблем много-

го и единого, прерывного и непрерывного (континуума), целого и час-

ти,

элеаты одновременно и поставили в тупик, и продвинули вперед

философско-математическую, логическую мысль.

То,

как эти проблемные сдвиги, парадоксы, противоречия запечат-

лелись в более общих философских рассуждениях о бытии, а вместе с

Тем о едином и многом, движении и покое, кратко рассмотрим на

Примере Зенона.

Зенон

Элейский:

апории

свете

проблемы

бытия

Зенон

Элейский

(акме — середина V в. до н.э.) — фигура

Значительная, но и по-своему экстравагантная. Диоген Лаэртий сооб-

щает: „Был он человеком исключительных достоинств и в филосо-

фии,

и в политической жизни, сохранились его книги, полные большого

ума" [6; 298]. Известны мнения доксографов об участии Зенона в

заговоре против элейского тирана Неарха (или, возможно, Диомедон-

та),

о провале заговора и отважном, дерзком поведении философа

после ареста. "Когда на допросе его стали спрашивать о сообщниках и

об оружии, которое он привез на Липару, он донес на

всех

друзей

Тирана с тем, чтобы оставить его в одиночестве, а потом, [заявив], что

он-де должен кое-что сказать ему на ухо кое о ком,

укусил

[тирана за

ухо] и не отпускал до тех пор, пока не был заколот..." [6. С. 298-

299]. Так было или иначе, но об антитиранических настроениях Зено-

на

и его "презрении к сильным мира сего", сродни гераклитовскому,

сообщается в ряде свидетельств.. Но все же сведения о жизни Зено-

на

— скорее легенды, о которых до сих пор не прекращаются споры.

Посещал ли Зенон Афины, чтобы принять

участие

в спорах с афин-

скими

мудрецами, или, как

утверждает

тот же Диоген Лаэртий, он

Никогда не покидал родного

города?

Точно ответить на этот и

другие

спорные вопросы пока не представляется возможным.

вот о

приверженности Зенона учению Парменида

и о его

собст-

венных рассуждениях доксографы сообщают единодушно

достаточно

подробно,

хотя

до нас

дошли

не

тексты приписываемых самому фило-

софу сочинений

(в

словаре Суда приводятся

их

названия

—

«Споры»,

«Против философов», «Истолкование учений Эмпедокла»,

«О при-

роде»),

пересказ того,

что

последующим мыслителям

—

Аристоте-

лю, Симпликию, Филопону

и др. —

казалось

в них (или

имевшихся

их времени пересказах) самым интересным

важным.

Главные философские утверждения Зенона являются своего рода

повтором исходных тезисов философии Парменида:

Сущее одно, еди-

но,

а потому оно

непрерывно

и неделимо

(20а),

не имеет частей

(20b),

неподвижно, бесконечно

(20с).

Отсюда, согласно Пармениду

Зенону, следует, что есть только единое и нет многого, есть только

неделимое и нет деления, есть только неподвижное и нет движения.

Можно

сразу заметить

возразить,

что из

характеристик сущего

(бы-

тия)

как

такового

не

следует

то же для

обычных

тел и

состояний

мира.

Зенон такое возражение предвидит

вовлекает современников,

а также

потомков

спор

как раз об

обычных вещах

состояниях.

споре

он

формулирует

уже

знакомые

нам

апории.

О двух из

апорий

—

"Ахиллес

черепаха"

"Стрела"

— уже

упоминалось. Главный

аргу-

мент

пользу того,

что

Ахиллес

не

догонит черепаху, типично зенонов-

ский,

и он

лежит

основании целого ряда парадоксальных рассуждений

Зенона.

Симпликий, комментируя соответствующий пересказ Аристоте-

ля,

так

передает этот аргумент:

„В

самом деле, необходимо, чтобы

догоняющий

прежде, нежели

он

догонит, сначала достиг черты,

кото-

рой

стартовал убегающий.

Но за то

время, пока догоняющий приходит

ней, убегающий продвинется

на

какое-то расстояние,

хоть

меньшее,

чем пройденное

[за то же

время] догоняющим..."

(26; 309).

Более

общего характера аргумент

—

"Дихотомия"

—

устанавливает: чтобы

пройти

некоторое расстояние, надо пройти половину, потом половину

половины

и так до

бесконечности. Значит,

погоне

Ахиллеса

за

чере-

пахой надо, согласно Зенону, заключить следующее:

„И так как в

силу бесконечной делимости величин можно брать

все

меньшее

мень-

шее расстояние

до

бесконечности,

то

Ахиллес

не

догонит

не

только

Гектора,

но

даже черепаху"

(26; 309). Но не

думайте,

что

Зенон оста-

вит быстроногого

Ахиллеса

столь бессильным,

обыденное сознание

покинет

совершенно обескураженным. Преподав обычному человеку

лишь

один важный урок

—

надобно

не

только уметь сомневаться

своих очевидностях,

но и

уметь

их

отстаивать,

—

Зенон скорее стре-

мится

повергнуть

прах

тех,

против которых

самого начала было

затеяно

сложнейшее интеллектуальное разбирательство.

именно:

фи-

лософов,

которые диалектически

утверждают

пусть

противоречивую,

но

совместимость единого

многого, бесконечного деления

пределов

деления,

движения

покоя.

Это в них

выпущены стрелы апорий,

том

числе

стрела

так

нужного Зенону воображаемого лука.

Пар-

менид обругал философов, допускающих возникновение-уничтожение

единое-многое, "лишенными знанья", людьми

"о двух

головах",

Зенон,

верный ученик, употребляет

всю

изобретательность своего

незаурядного

ума,

чтобы доказать,

что

учитель

был

совершенно прав.

Ахиллес

ведь несомненно догонит черепаху. Следовательно,

не пра-

вы

те

(философы

математики), которые допускают

бесконечность

деления.

Что

именно

быстроногим бегуном

тихоходной черепахой

происходит

обычной жизни,

уже не

является предметом рассмотре-

ния.

мысли

же

"делить" можно

как

угодно, лишь

бы

соблюдались

некоторые принципы

правила теоретического поиска.

В том

''мире"

вполне уместна даже смена ролей: "победа" черепахи

на

агоне!

Но в

том-то

дело,

что

э'лейцы постоянно смешивают

Ахиллеса

черепаху

как

образы сущего, реально существующего

(и тут

вместо

Ахиллеса

можно поставить любого бегуна, состязающегося

любой черепахой),

их же как

ирреальных, чисто идеальных "персонажей" теоретичес-

кого действа. (Даже

такое смешение по-своему плодотворно,

ибо

теоретическое рассуждение часто

— не

всегда, однако,

—

связано

какими-то

сущими, существованиями

и их

моделированием.)

Несколько

иначе обстоит дело

апории

стреле

и в

других

слож-

ных рассуждениях, касающихся движения. Поскольку

и тут в

спор

включена

проблема бесконечного — конечного, аргументация снова

направлена против их диалектики и на удержание единого, беско-

нечного, вечного.

Отсюда

общефилософские выводы элеатов,

ориентированные сразу против диалектики пифагорейцев, Гераклита,

атомистов, Эмпедокла,

—

выводы, которые

мы

разбирали только

при-

менительно

проблеме

сущего и

бытия.

Парадоксы бытия

Вспомним,

что

"раскол"

на

категории сущего, существования

бытия возник

из

двойственности учения

первоначале.

Как

было

по-

казано

ранее, первоначало

связано

сущими,

со

сферами сущего,

выводит

абстрактным проблемам всеобщего. Если иметь

виду

ве-

щи

природы, человека

как

природное существо

ставить вопрос

об их

существовании, разговор

возникновении-уничтожении, частях-целом,

конечном-бесконечном вполне имеет смысл.

Но

представим,

что

фило-

софское размышление,

не

переставая относить первоначало

миру,

сосредоточивается

на

логике

сущности самого первоначала.

Что есть

как

"есть" вода Фалеса

или

огонь Гераклита? Ясно,

что к ним уже

не

относятся характеристики, справедливые

отношении воды

какой-

то реки

или

огня какого-либо очага.

Да и те

объективные всеобщие

связи

мира,

те

сущие, которые

как бы

сконцентрированы

"за"

философ-

скими

категориями, принципиально отличны

от

преходящих, конечных

предметов, процессов, предметных целостностей.

Бытие в этом двойном

толковании (всеобщая связь и философское ее понимание), действи-

тельно, не имеет физических частей, не может быть — в обычном смыс-

ле — делимо, подвергнуто конкретному изменению и т. д.

Бытие не имеет степеней сравнения, размеров (не

может быть

"маленьким", "большим", "средним"),

качеств (не

может быть зеленым

или

красным)

и т.д. Не

очевидно

ли

это? Философия элеатов подтолк-

нула

тому, чтобы рядом

очевидностями повседневного чувственно-

предметного опыта поставить

и очевидности интеллектуального рассуж-

дения и усмотрения. Она

стала защищать право ученых

философов

на

работу

с абстрактными "мирами", которые с точки зрения обыден-

ного сознания

могут

представляться странными, причудливыми, ир-

реальными, фантастическими. Но

ведь

работа эта чем дальше, тем

больше превращалась в важнейшую составляющую человеческой куль-

туры,

а причудливые "вечные миры" религии, математики и самой

философии

неожиданно оказались для множества людей по крайней

мере не менее нужными и близкими, чем мир вещей природы или

общественных институтов. Общие и всеобщие идеи (единства, движе-

ния,

места и времени, делимости сущего, бытия и т.д.) — вот над чем

вслед

за предшественниками и в остром, ярком споре с ними начина-

ют, но

только

начинают

трудиться

элеаты. И пожалуй, как раз непо-

средственно от них символическая эстафетная палочка размышления

спора передается великому Платону. Но мы несколько повременим,

с ее передачей, рассказав перед этим еще об одной новаторской ре-

форме,

начатой в философии античности.

Глава

РОЖДЕНИЕ

РАЗВИТИЕ

АТОМИСТИЧЕСКИХ

ИДЕЙ

ЗАПАДНОЙ

ФИЛОСОФИИ

(Демокрит

Эпикур)

Жизненный

путь Демокрита

Точных свидетельств о

годах

жизни Демокрита нет. Считают, что

он

начал писать примерно в 428 или 425 г. до н.э. (но вряд ли позже).

Полагают, что Демокрит был настоящим долгожителем: умер он, воз-

можно,

в 370 г., т.е. уже в

другом

столетии, прожив более ста лет.

Родина его —

Абдеры

на Фракийском побережье. Во время греко-

персидских войн, когда многие древнегреческие полисы страдали от

персидского нашествия и объединялись в борьбе с ним, абдеряне, ре-

шив,

что им выгоднее дружить с персами, принялись задабривать их.

Жители

Абдер

боялись в то время не столько персов, сколько власти

соседнего греческого острова Фасос. Непосредственно с событиями

греко-персидской войны доксографы связывают и

судьбу

семьи, из

которой вышел Демокрит.

Когда персидский царь Ксеркс, вторгшийся в Грецию, с большим

позором должен был ретироваться, при его отступлении произошел

такой эпизод: на обратном пути в Персию Ксеркс остановился в

Абде-

рах, где был дружелюбно принят жителями. Греки потом

никак

не

могли простить абдерянам теплого приема, оказанного завоевателям.

среди тех, кто особенно приветливо встречал Ксеркса, был отец

Демокрита — Демосид. Ксеркс некоторое время погостил в

Абдерах,

воспользовавшись и гостеприимством отца Демокрита. По преданию,

уезжая из

Абдер,

Ксеркс решил отблагодарить особенно гостеприим-

ных хозяев. В частности, в доме отца Демокрита персидский царь

оставил кого-то из своих магов и

халдеев

— тех самых мудрецов,

которые были хранителями восточной мудрости. Они занимались ма-

тематикой, астрономией, владели многими другими знаниями. Эти маги

халдеи как

будто

и были первыми учителями детей Демосида, включая

Демокрита. Правда, потом Демокрит и сам посетил Древний Восток.

Некоторые интерпретаторы даже

утверждают,

что сама идея ато-

мизма была подсказана или рассказана Демокриту персидскими учите-

лями.

И для такого предположения есть основания, потому что эта

идея, вероятно, еще в

VII-VI

вв. до н.э. вызревала на Древнем Восто-

ке.

Но вряд ли из персидской мудрости Демокрит мог в чистом виде

заимствовать идею атомов. Думается, что гораздо большее влияние на

Демокрита должна была оказать логика размышлений, связанных с

развитием философии первоначала. При этом какая-то подсказка, при-

шедшая с Востока, могла сыграть здесь роль интеллектуального толчка.

Но

все это предположения. Правда, об одном, по крайней мере, можно

говорить более точно: Демокрит обучался у хороших учителей и су-

мел накопить большие

знания,

которые относились к пранауке, вос-

точной и древнегреческой, а также к античной философии. Подтвер-

ждением этого

могут

служить его произведения.

Когда умер отец, оставив своим сыновьям наследство, то тут Демок-

рит, по мнению некоторых своих практичных сограждан, совершил

неразумный, просто необъяснимый поступок: из наследства он вы-

брал себе не землю, не дом, не рабов, а деньги, правда, по тем време-

нам

немалые. Но ведь деньги, рассуждали недоумевающие согражда-

не,

можно легко потерять. Однако Демокрит выбрал деньги отнюдь

не

случайно: он совершенно точно знал, что с ними

будет

делать —

решил отправиться в дальние странствия. Около десятка лет Демок-

рит провел в путешествиях: его, конечно, интересовали

другие

стра-

ны,

города, народы, но больше всего влекли к себе

знания,

которые

он

мог получить в этих краях.

Иными

словами, Демокрит довольно

рано определил себя как личность, выбрав путь "человека

знания",

мудреца, философа.

Возвратясь из путешествия, он не привез ни товаров, ни увеличив-

шейся

суммы денег (по понятиям жителей

Абдер,

он вообще ничего не

привез,

ибо приехал беднее, чем раньше). Тогда против него было

возбуждено судебное дело о растранжиренном наследстве. Но когда

на

судебном процессе его спросили,' что же он сделал с отцовскими

деньгами, что привез из путешествия и как оправдается, как защитит

себя, Демокрит прочитал судьям — либо частично, либо полностью —

свое сочинение «Мирострой». Решение судей было неожиданным и

очень любопытным: они признали, что Демокрит взамен отцовского

наследства накопил мудрость,

знания;

за время путешествия он стал

мудрецом; книга, которая была прочитана судьям, это удостоверяет.

Демокрит по

суду

был оправдан.

Существует легенда, что Демокрит не единственный раз привле-

кался

суду.

Во всяком случае, и потом сограждане весьма подозри-

тельно относились к его образу жизни. Не очень

ясно,

во время перво-

го процесса или несколько позже некоторые влиятельные жители Аб-

дер настояли на приглашении знаменитого врача Гиппократа для ос-

видетельствования философа, который вел себя очень странно. Дело

не

в том, что бездомный Демокрит жил при храме: в Греции мудрецы,

философы,

не имевшие никакого отношения к религиозной деятель-

ности нередко селились при

храмах.

Странным казалось другое: Демок-

рит был настолько погружен в свои занятия, что иногда совершенно

забывал о людях, обдумывая какие-то идеи,

вдруг

разражался смехом

(по

этой или по другой причине, но Демокрит получил прозвище Смею-

щийся.

Быть может, его назвали так потому, что, по преданию, он

написал специальное сочинение о смехе). Как бы то ни было, Гиппо-

крат, приехав в Абдеры, согласно легенде, имел возможность доста-

точно долго беседовать с Демокритом. Ответ, который Гиппократ мог

дать жителям

Абдер,

скорее всего звучал так: для внешнего взгляда

Демокрит

ведет

себя странно, но это вполне нормально для человека,

который погружен в свое дело, в творчество. Мыслит же он как вели-

кий

человек — логично и стройно. Гиппократ не оставил никакого

сомнения

том, что странности Демокрита

—

это странности большо-

го таланта, может быть, странности настоящего гения, если вообще

можно

признавать

их

странностями.

Гиппократ

не просто оправдал Демокрита перед жителями

Абдер.

Между философом

врачом потом как

будто

бы завязалась перепис-

ка;

они обменивались письмами-сочинениями, т.е. поддерживали пло-

дотворную творческую

дружбу.

Хочется верить, что так оно

было:

дружба

и сотрудничество

двух

великих людей греческого мира, созвучие

личностных типов помогает понять, как рождались

распространя-

лись

великие идеи древнегреческой культуры.

Демокрит

— в

сохранившихся отрывках сочинений или доксогра-

фических

свидетельствах

—

обнаруживает весьма основательное зна-

комство

древнегреческой наукой

философией. Математические ре-

шения,

которые удовлетворяли Демокрита-математика, были как

бы

параллельны, аналогичны рассуждениями

на

философском уровне,

идущим от милетской школы

элеатов. Демокрит, по свидетельствам,

неплохо знал их философию. И не случайно

качестве первого "авто-

ра" атомизма называют милетца Левкиппа.

Хотя личность Левкиппа полулегендарна, сейчас среди историков

философии

утвердилось более или менее общее мнение, что такой фи-

лософ

должен был существовать реально. Он переселился из Милета

Элею,

потом

Абдеры, где

ним

встретился Демокрит. Левкипп

был, как полагают, греческим учителем Демокрита. Идея атомизма

родилась

его уме; он передал

ее

Демокриту, который сам уже был

готов философски воспринять

эту

идею. Итак, через Левкиппа

— а

быть может, не только через него

—

Демокрит познакомился

фило-

софией

милетской школы

элеатов. Предполагают,

что он

слушал

еще одного видного греческого философа

—

Анаксагора. Свидетель-

ства подтверждают

то, что Демокрит был хорошо знаком

филосо-

фией

софистов, даже вел полемику

с ее

создателями.

По

свидетельствам древних, Демокрит очень интересовался круж-

ком

Сократа, побывал

Афинах

как раз после пребывания

этом

знаменитом

городе написал свою работу

«О

человеке». Собственно,

осмысление проблемы возникновения культуры, языка, человеческо-

го общества, государства как

будто

было навеяно путешествием Де-

мокрита

Афины. Современники считали Демокрита весьма осведом-

ленным

также

учении Пифагора

пифагорейцев, которые, собст-

венно,

первыми развили идею дробности мира, состоящего из недели-

мых

своей специфичности чисел,

и в

споре

которыми Парменид

отстаивал свою идею сплошного единого бытия. "Одним словом, вряд

ли

было что-то существенное

античной философской мысли, чем бы

специально

не занимался, что бы не изучал, над чем бы не раздумы-

вал Демокрит

что так или иначе не повлияло бы

на

возникновение

его концепции.

Демокрит о человеке, его жизни и ценностях

Демокрит принял горячее участие

споре

достоинстве человека —

том, что позднее было названо ценностями, т.е.

том, что для человека