Микешина Л.А. (Сост.) Философия науки. Хрестоматия
Подождите немного. Документ загружается.
слова, которыми пользуется наука, работая с движущимся материалом. Систематически построенный и
продуманный терминологический аппарат терминов движения — это большое преимущество для науки,
постольку, поскольку логика исследовательской мысли может прослеживаться с большой ясностью,
оказывается подконтрольной и в какой-то степени может верифицироваться относительно строго
определенной системы понятий. Однако такое преимущество может становиться и реально становится
недостатком самой же науки, если ее усилия будут сосредоточены на своем языке — на системе терминов
как объекте (даже с особой присущей ему красотой): на деле аппарат терминов движения нужен не науке
как собственно знанию (если бы таковое могло существовать в «чистом» виде), — он служит системой
таких приспособлений, с помощью которых может осуществляться исследование движущегося, текущего
материала литературной истории. Термины — это приспособления, подпорки или строительные леса; они
неизбежны, но вспомогательны. (2, с. 43)
Литературовед (или, шире, историк культуры) <...> должен отдавать себе отчет в том, на каком уровне ищет
он для себя ответ — на уровне ли дефиниции («обыденной», или «школьной») или же на уровне
диалектичес-
890
кой задачи, в которой предполагается, что такое-то явление истории литературы (и истории культуры)
существует лишь как логический момент целого. Не приводя никаких примеров (примеры пусть вспомнит
каждый), можно быть твердо уверенным в том, что историк литературы или искусствовед очень часто
пытается решать задачу на первом уровне, лишь на нем. Можно быть уверенным в том, что весьма часто
правильная дефиниция рисуется исследователю в качестве конечной цели исследования: констатируя
существование в научной литературе тысяч определений, например, романтизма, историк литературы порой
полагает, что правильное, окончательное определение, которое всех удовлетворит, убедит и отменит все
прочие, просто еще не найдено. То ли потому, что пока и не нашлось такого умного специалиста, который
всех бы рассудил и дал такое определение, то ли потому, что сама наука «объективно» не доросла до него.
Историк литературы нередко и удовлетворяется констатацией положения дел, и тогда его подход к делу так
или иначе можно объяснять позитивистскими убеждениями, предрассудками или просто привычками. Ведь
для всего этого есть почва в каждой науке — коль скоро сам материал, уже препарированный в научной
форме и в такой форме преподнесенный и усвоенный, есть объект знания, именно материал науки, т.е.
материал сложившийся и обработанный, а не материал живого, реального процесса, который отличен от
науки и в ней обрабатывается; «материал науки» сам по себе способен заворожить исследователя — до
такой степени, что он так никогда и не выйдет за рамки «внутринаучной» постановки вопросов (и цеховых
препирательств). (2, с. 45-46)
<...> Вместо того чтобы сосредоточиться на изучении реального богатства и разнообразия процессов во всей
их сложности, — а их, быть может, вовсе и не подвести под одно понятие, ввиду их качественной
разнохарактерности, — литературовед начинает с того, что провозглашает существование такой
всепожирающей универсалии, под которую, хочешь нe хочешь, возможно то или нет, ты должен подвести
всякий конкретный литературный процесс <...>. (2, с. 55)
Глава 6. Философия языка
ВИЛЬГЕЛЬМ ФОН ГУМБОЛЬДТ. (1767-1835)
В. фон Гумбольдт (Humboldt) — выдающийся немецкий ученый, разрабатывавший теоретические основы
лингвистики, учения о языке в целом. Совместно с братом-естествоиспытателем в начале XIX века основал
Берлинский университет, опираясь на принципы целостности образования, преодоления его узкой
специализации. Как государственный деятель возглавлял департамент просвещения, был посланником в
ряде европейских государств, членом Государственного совета. Полагал, что «посредством языка можно
обозреть самые высшие и глубокие сферы и все многообразие мира». Исследуя баскский, малайский языки
и языки коренных американских племен, опираясь на этнопсихологические и антропологические данные,
ученый впервые поставил вопрос не столько об отношении языка к речи, сколько о более широком его
отношении к деятельности мышления и чувственного восприятия. Понимал язык не как продукт
деятельности, но как «созидающий процесс», саму деятельность. Создал новый метод сравнительного
изучения языка в единстве с мышлением и культурой и тем самым предложил лингвистический фундамент
для объединения наук о культуре. Обращаясь к социально-философским проблемам, ввел понятия:
«языковое сознание народа», «языковое мировидение», «внутренняя форма языка», ставшие основой новой
фундаментальной концепции языка.
Л. А. Микешина
<...> Язык и духовные силы развиваются не отдельно друг от друга и не последовательно один за другим, а
составляют нераздельную деятельность интеллектуальных способностей. Народ создает свой язык как
орудие человеческой деятельности, позволяя ему свободно развернуться из своих глубин, и вместе с тем
ищет и обретает нечто реальное, нечто новое и высшее; а достигая этого на путях поэтического творчества и
философских предвидений, он в свою очередь оказывает обратное воздействие и на свой язык <...>. (1,с. 67-
Янко Слава (Библиотека Fort/Da) || slavaaa@yandex.ru || http://yanko.lib.ru
461 of 513
Философия науки = Хрестоматия = отв. ред.-сост. Л.А Микешина. = Прогресс-Традиция = 2005. - 992 с.
461
68).
Фрагменты взяты из следующих работ:
1. Гумбольдт В. фон. О различии строения человеческих языков и его влиянии на духовное развитие
человечества // Гумбольдт В. фон. Избранные труды по языкознанию. М., 1984.
2. Гумбольдт В. фон. О сравнительном изучении языков применительно к различным эпохам их развития //
Там же.
894
<...> Язык есть как бы внешнее проявление духа народов: язык народа есть его дух, и дух народа есть его
язык, и трудно представить себе что-либо более тождественное. <...> (1, с. 68.)
<...> Язык следует рассматривать не как мертвый продукт (Erzeugtes), но как созидающий процесс
(Erzeugung). При этом надо абстрагироваться от того, что он функционирует для обозначения предметов и
как средство общения, и вместе с тем с большим вниманием отнестись к его тесной связи с внутренней
духовной деятельностью и к факту взаимовлияния этих двух явлений. (1, с. 69)
По своей действительной сущности язык есть нечто постоянное и вместе с тем в каждый данный момент
преходящее. Даже его фиксация посредством письма представляет собой далеко не совершенное
мумиеобразное состояние, которое предполагает воссоздание его в живой речи. Язык есть не продукт
деятельности (Ergon), а деятельность (Energeia). Его истинное определение может быть поэтому только
генетическим. Язык представляет собой постоянно возобновляющуюся работу духа, направленную на то,
чтобы сделать артикулируемый звук пригодным для выражения мысли. В строгом смысле это определение
пригодно для всякого акта речевой деятельности, но в подлинном и действительном смысле под языком
можно понимать только всю совокупность актов речевой деятельности. <...> По разрозненным элементам
нельзя познать то, что есть высшего и тончайшего в языке; это можно постичь и уловить только в связной
речи, что является лишним доказательством в пользу того, что каждый язык заключается в акте его
реального порождения. Именно поэтому во всех вообще исследованиях, стремящихся проникнуть в живую
сущность языка, следует прежде всего сосредоточивать внимание на истинном и первичном. Расчленение
языка на слова и правила — это лишь мертвый продукт научного анализа. Определение языка как
деятельности духа совершенно правильно и адекватно уже потому, что бытие духа вообще может мыслиться
только в деятельности и в качестве таковой. При неизбежном в языковедении расчленении языкового
организма, необходимом для изучения языков, мы даже вынуждены рассматривать их как некий способ,
служащий для достижения определенными средствами определенных целей, то есть видеть в них, по сути
дела, создание наций. <...> (1, с. 70-71)
<...> Интеллектуальная деятельность, совершенно духовная, глубоко внутренняя и проходящая в известном
смысле бесследно, посредством звука материализуется в речи и становится доступной для чувственного
восприятия. Интеллектуальная деятельность и язык представляют собой поэтому единое целое. <...> (1, с.
75)
<...> мы можем теперь основательней рассмотреть связь мышления с языком. Субъективная деятельность
создает в мышлении объект. Ни один из видов представлений не образуется только как чистое восприятие
заранее данного предмета. Деятельность органов чувств должна вступить в синтетическую связь с
внутренним процессом деятельности духа; и лишь эта связь обусловливает возникновение представления,
которое становится объектом, противопоставляясь субъективной силе, и, будучи заново воспринято в
качестве такового, опять возвращается в сферу субъекта. Все это
895
может происходить только при посредстве языка. С его помощью духовное стремление прокладывает себе
путь через уста во внешний мир, и затем в результате этого стремления, воплощенного в слово, слово
возвращается к уху говорящего. Таким образом, представление объективируется, не отрываясь в то же
время от субъекта, и весь этот процесс возможен только благодаря языку. Без описанного процесса
объективации и процесса возвращения к субъекту, совершающегося с помощью языка даже тогда, когда
процесс мышления протекает молча, невозможно образование понятий, а следовательно, и само мышление.
Даже не касаясь потребностей общения людей друг с другом, можно утверждать, что язык есть обязательная
предпосылка мышления и в условиях полной изоляции человека. <...> общение посредством языка
обеспечивает человеку уверенность в своих силах и побуждает к действию. <...> Хотя основа познания
истины и ее достоверности заложена в самом человеке, его духовное устремление к ней всегда подвержено
опасностям заблуждений. Отчетливо сознавая свою ограниченность, человек оказывается вынужденным
рассматривать истину как лежащую вне его самого, и одним из самых мощных средств приближения к ней,
измерения расстояния до нее является постоянное общение с другими. Речевая деятельность даже в самых
своих простейших проявлениях есть соединение индивидуальных восприятий с общей природой человека.
(1, с. 76-77)
Так же обстоит дело и с пониманием. Оно может осуществляться не иначе как посредством духовной
деятельности, и в соответствии с этим речь и понимание есть различные действия одной и той же языковой
силы. Процесс речи нельзя сравнивать с простой передачей материала. Слушающий так же, как и
говорящий, должен воссоздать его посредством своей внутренней силы, и все, что он воспринимает,
сводится лишь к стимулу, вызывающему тождественные явления. <...> в каждом человеке заложен язык в
ero полном объеме, что означает, что в каждом человеке живет стремление <...> под действием внешних и
внутренних сил порождать язык, и притом так, чтобы каждый человек был понят другими людьми.
Янко Слава (Библиотека Fort/Da) || slavaaa@yandex.ru || http://yanko.lib.ru
462 of 513
Философия науки = Хрестоматия = отв. ред.-сост. Л.А Микешина. = Прогресс-Традиция = 2005. - 992 с.
462
Понимание, однако, не могло бы опираться на внутреннюю самостоятельную деятельность, и речевое
общение могло быть чем-то другим, а не только ответным побуждением языковой способности
слушающего, если бы за различиями отдельных людей не стояло бы, лишь расщепляясь на отдельные
индивидуальности, единство человеческой природы. <...> Поистине в языке следует видеть не какой-то
материал, который можно обозреть в его совокупности или передать часть за частью, а вечно порождающий
себя организм, в котором законы порождения определенны, но объем и в известном мере также способ
порождения остаются совершенно произвольными <...>. (1, с. 77-78)
<...> Наступает эпоха образования науки и развивающейся из нее учености, и этот момент не может не
оказать величайшего воздействия на язык. <...> об общем влиянии этой эпохи на язык уместно упомянуть
именно здесь, потому что наука в строгом смысле слова требует прозаического облачения, а поэтическое
достается ей лишь случайно. В сфере науки дух имеет дело исключительно с объективной
действительностью, с субъективной — лишь настолько, насколько она подчинена необходимости; он ищет
896
истину и отсекает всю внешнюю и внутреннюю видимость. Поэтому язык лишь благодаря научной
обработке достигает совершенной строгости в разграничении и фиксировании своих понятий и приобретает
наиболее отчетливый критерий для оценки того, сколь целенаправленно предложение и его части
устремлены к единой цели. Со своей стороны единая научная форма, распространяющаяся на всю область
знания, и фиксация отношения этой формы к познающей способности раскрывают перед духом совершенно
новую перспективу, превосходящую по своему величию любое частное открытие, что тоже сказывается на
языке, придавая ему характер возвышенной серьезности и основательности, которая в свою очередь доводит
все его понятия до предельной четкости. Научное применение языка требует от его выражений строгой
холодности и трезвости, а от ero синтаксиса — воздержания от всякой витиеватой сложности, поскольку она
вредит пониманию и не отвечает прямой цели представления предмета. Таким образом, тон научной прозы
совершенно отличен от всего, что мы описывали до сих пор. Язык должен теперь, не давая воли своей
самостоятельности, насколько возможно слиться с мыслью, сопутствовать ей и отражать ее. В обозримой
для нас части истории человеческого духа основателем науки и научно ориентированного сознания по праву
может быть назван Аристотель. <...> (1, с. 187-188)
<...> Язык следует рассматривать, по моему глубокому убеждению, как непосредственно заложенный в
человеке, ибо сознательным творением человеческого рассудка язык объяснить невозможно. Мы ничего не
достигнем, если при этом отодвинем создание языка на многие тысячелетия назад. Язык невозможно было
бы придумать, если бы его тип не был уже заложен в человеческом рассудке. Чтобы человек мог постичь
хотя бы одно слово не просто как чувственное побуждение, а как членораздельный звук, обозначающий
понятие, весь язык полностью и во всех своих взаимосвязях уже должен быть заложен в нем. В языке нет
ничего единичного, каждый отдельный его элемент проявляет себя лишь как часть целого. Каким бы
естественным ни казалось предположение о постепенном образовании языков, они могли возникнуть лишь
сразу. Человек является человеком только благодаря языку, а для того чтобы создать язык он уже должен
быть человеком. <...> упускают из виду нераздельность человеческого сознания и человеческого языка, не
понимают природу действия рассудка, необходимого для постижения отдельного слова и вместе с тем
достаточного для понимания всего языка. Поэтому язык невозможно представить себе как нечто заранее
данное, ибо в таком случае совершенно непостижимо, каким образом человек мог понять эту данность и
заставить ее служить себе. Язык с необходимостью возникает из человека, и, конечно, мало-помалу, но так,
что его организм не лежит в виде мертвой массы в потемках души, а в качестве закона обусловливает
(bedingt) функции мыслительной силы человека; следовательно, первое слово уже предполагает
существование всего языка. <...> (2, с. 313-314)
ЭДВАРД СЕПИР. (1884-1939)
Э. Сепир (Sapir) — известный специалист по общей лингвистике и антропологии, окончил Колумбийский
университет (США, 1904), работал в Национальном музее в Оттаве (Канада), Чикагском университете, с
1927 года до конца дней — в Йельском университете. Был президентом Лингвистического, а также
Антропологического общества Америки, действительным членом Американской академии. С
педагогической деятельностью успешно сочетал полевые и теоретическое исследования языка, получившие
широкие признания ученых. На материале языков народов Центральной и Северной Америки изучал формы
и типы языковой структуры, язык как продукт истории, особенности языка, расы и культуры, фонетический
символизм, аномальные речевые приемы и многие другие лингвистические проблемы. Опубликовал более
200 работ. Его книга «Язык. Введение в изучение речи» (1921) стала событием в лингвистике, переведена на
многие языки (первое издание на русском в 1934 году). В ней он рассматривает вопросы лингвистической
теории в контексте этнологии и истории культуры. В его трудах можно найти немало идей о науке в целом,
о естественных и исторических, формальных, фундаментальных науках, о методологии исследования
лингвистических проблем на стыке со смежными науками в культурно-историческом контексте.
Л. А. Микешина, И.Н. Грифцова
Янко Слава (Библиотека Fort/Da) || slavaaa@yandex.ru || http://yanko.lib.ru
463 of 513
Философия науки = Хрестоматия = отв. ред.-сост. Л.А Микешина. = Прогресс-Традиция = 2005. - 992 с.
463
Язык
Дар речи и упорядоченного языка характеризует все известные человеческие общности. Нигде и никогда не
было обнаружено ни одного племени, которое не знало бы языка, и все утверждения противного — не более
как сказки. Не имеют под собой никаких оснований и рассказы о существовании народов, словарный состав
которых якобы настолько ограничен, что они не могут обойтись без помощи сопроводительных жестов и
поэтому не в состоянии общаться в темноте. Истина заключается в том, что язык является совершенным
средством выражения и сообщения у всех извест-
Приводятся отрывки из работы: Сепир Э. Язык // Избранные труды по языкознанию и культурологии. М.,
1993.
898
ных нам народов. Из всех аспектов культуры язык, несомненно, первым достиг высоких форм развития, и
присущее ему совершенствование является обязательной предпосылкой развития культуры в целом. (С. 223)
Трудно с точностью установить функции языка, так как он настолько глубоко коренится во всем
человеческом поведении, что остается очень немногое в функциональной стороне нашей сознательной
деятельности, где язык не принимал бы участия. В качестве первичной функции языка обычно называют
общение. Нет надобности оспаривать это утверждение, если только при этом осознается, что возможно
эффективное общение без речевых форм и что язык имеет самое непосредственное отношение к ситуациям,
которые никак нельзя отнести к числу коммуникативных. Сказать, что мышление, которое едва ли
возможно в каком-либо разумном смысле без символической системы, вносимой языком, является такой
формой общения, при которой говорящий или слушающий воплощается в одном лице, — это значит лишь
уклониться от сути дела. Аутическая детская речь свидетельствует, видимо, о том, что коммуникативный
аспект речи преувеличен. Более правильным представляется утверждение, что изначально язык является
звуковой реализацией тенденции рассматривать явления действительности символически, что именно это
свойство сделало его удобным средством коммуникации и что в реальных обстоятельствах социального
взаимодействия он приобрел те усложненные и утонченные формы, в которых он нам известен ныне.
Помимо очень общих функций, выполняемых языком в сферах мышления, общения и выражения чувств,
можно назвать и некоторые производные от них функции, которые представляют особый интерес для
исследователей общества.
Язык — мощный фактор социализации, может быть, самый мощный из существующих. Под этим
разумеется не только очевидный факт, что без языка едва ли возможно серьезное социальное
взаимодействие, но также и тот факт, что обычная речь выступает в качестве своеобразного потенциального
символа социальной солидарности всех говорящих на данном языке. Психологическая значимость этого
обстоятельства далеко не ограничивается ассоциацией конкретных языков с нациями, политическими
единствами или более мелкими локальными группами. Между признанным диалектом или целым языком и
индивидуализированной речью отдельного человека обнаруживается некоторый тип языковой общности,
которая редко является предметом рассмотрения лингвистов, но чрезвычайно важна для социальной
психологии. Это разновидность языка, бытующая среди группы людей, связанных общими интересами.
Такими группами могут быть семья, ученики школы, профессиональный союз, преступный мир больших
городов, члены клуба, дружеской компании из четырех-пяти человек, прошедших совместно через всю
жизнь, несмотря на различие профессиональных интересов, и тысяча иных групп самого разнообразного
порядка. Каждая из них стремится развить речевые особенности, выполняющие символическую функцию
выделения данной группы из более обширной группы, в которой малая группа может целиком раствориться.
<...> (С. 231-232)
Язык, помимо своей основной функции как средства общения, выступает в роли социализующего фактора
еще в одном важном аспекте. Это уста-
899
новление социального контакта между членами временно образуемой группы, например во время приема
гостей. Важно не столько то, что при этом говорится, сколько то, что вообще ведется разговор. В частности,
когда между членами данной группы нет глубокого культурного взаимопонимания, возникает потребность
заменить его легкой болтовней. Это успокаивающее и вносящее уют качество речи, используемой и тогда,
когда, собственно, и сообщить нечего, напоминает нам о том, что язык представляет собой нечто большее,
чем простая коммуникативная техника. Ничто лучше этого не демонстрирует того, до какой степени жизнь
человека как животного, возвышенного культурой, находится во власти вербальных субститутов
физического мира.
Роль языка в накоплении культуры и ее историческом наследовании очевидна и очень существенна. Это
относится как к высоким уровням культуры, так и к примитивным ее формам. Большая часть культурного
фонда примитивного общества сохраняется в более или менее четко определенной языковой форме.
Пословицы, лечебные заклинания, стандартизованные молитвы, народные предания, песни, родословные —
это лишь некоторые из внешних форм, используемых языком в качестве средств сохранения культуры.
Прагматический идеал образования, стремящийся свести к минимуму влияние стандартизованных знаний и
осуществляющий образование человека путем возможно более непосредственного контакта с окружающей
его действительностью, несомненно, не принимается примитивными народами, которые, как правило, столь
же тесно привязаны к слову, как и сама гуманистическая традиция. Мало других культур, кроме китайской
Янко Слава (Библиотека Fort/Da) || slavaaa@yandex.ru || http://yanko.lib.ru
464 of 513
Философия науки = Хрестоматия = отв. ред.-сост. Л.А Микешина. = Прогресс-Традиция = 2005. - 992 с.
464
классической и еврейской раввинской, заходили так далеко, чтобы заставить слово как основную единицу
действительности заменять вещь или индивидуальный опыт. Современная цивилизация в целом, с ее
школами, библиотеками, бесконечными запасами знаний, мнений, фиксированных в словесной форме
чувств, немыслима без языка, обладающего вечностью документа. В целом мы, видимо, склонны
преувеличивать различие между «высокими» и «низкими» или насыщенными и развивающимися (emergent)
культурами, основываясь на традиционно сохраняемом вербальном авторитете. Видимо, действительно
существующее огромное различие заключается скорее в различии внешней формы и содержания самой
культуры, нежели в психологических отношениях, складывающихся между индивидом и его культурой.
Несмотря на то, что язык действует как социализующая и унифицирующая сила, он в то же время является
наиболее мощным и единственно известным фактором развития индивидуальности. Характерные качества
голоса, фонетическая организация речи, быстрота и относительная четкость произношения, длина и
строение предложений, характер и объем словаря, употребительность наукообразной лексики, способность
слов откликаться на потребности социальной среды, и в частности ориентация речи на языковые привычки
своих собеседников, — все это многочисленные комплексные показатели, характеризующие личность.
«Действия говорят громче слов», — с прагматической точки зрения это, может быть, и замечательный
афоризм, но он свидетельствует о недостаточном проникновении в природу языка.
900
Языковые привычки человека весьма существенны как бессознательные индикаторы наиболее
существенных черт его личности, и в психологическом отношении народ является более мудрым, чем этот
афоризм, когда волей или неволей уделяет много внимания психологической значимости языка человека.
Обычный человек никогда не довольствуется одним лишь содержанием речи, но очень чувствителен к
скрытому смыслу языкового поведения, хотя этот скрытый смысл почти не поддается сознательному
анализу. В общем и целом не будет преувеличением сказать, что одна из действительно важных функций
языка заключается в постоянной сигнализации того, какие психологические места занимают его носители в
обществе.
Кроме этого, весьма общего, типа личностного самовыражения или реализации, следует иметь в виду
важную роль, исполняемую языком как заместительным средством выражения для тех индивидов, которые
испытывают повышенные трудности в приспособлении к среде с помощью первичных схем действий. Даже
в самых примитивных культурах удачно подобранное слово, по-видимому, является более мощным
средством воздействия, нежели прямой удар. Неблагоразумно говорить, что «слова — это только слова»
(«mere words»), ибо это значит ставить под сомнение важность и, может быть, даже само существование
цивилизации и личности. (С. 232-234)
Языковые изменения подразделяются на фонетические изменения, изменения формы и изменения в словаре.
По-видимому, важнейший и наименее доступный прямому наблюдению тип — это фонетические
изменения. <...> (С. 239)
Из языковых изменений, связанных с более очевидными типами контакта, наиболее важную роль в истории
языка сыграло «заимствование» слов через языковые границы. Это заимствование, естественно, идет рука об
руку с взаимопроникновением культур. Анализ происхождения слов некоторого языка нередко представляет
собой убедительное свидетельство того, каково было направление культурного влияния. <...> (С. 240)
Важность языка в целом для определения, выражения и передачи культуры не подлежит сомнению. Роль
языковых элементов — их формы и содержания — в более глубоком познании культуры также ясна. Из
этого, однако, не следует, что между формой языка и формой обслуживаемой им культуры существует
простое соответствие. Тенденция рассматривать языковые категории как непосредственное выражение
внешних культурных черт, ставшая модной среди некоторых социологов и антропологов, не подтверждается
фактами. Не существует никакой общей корреляции между культурным типом и языковой структурой.
Изолирующий, агглютинативный или флективный строй языка возможен на любом уровне цивилизации.
Точно так же отсутствие или наличие в каком-либо языке, например, грамматического рода не имеет
никакого отношения к пониманию социальной организации, религии или фольклора соответствующего
народа. Если бы такой параллелизм существовал, как это иногда полагают, было бы невозможно понять
быстроту, с которой распространяется культура, несмотря на наличие глубоких языковых различий между
заимствующим и дающим народами.
901
Иными словами, культурное значение языковой формы лежит скорее в подоснове, чем на поверхности
определенных культурных стереотипов. Как свидетельствуют факты, очень редко удается установить, каким
образом та или иная культурная черта оказала влияние на базовую структуру языка. До известной степени
такое отсутствие соответствия может быть обусловлено тем обстоятельством, что языковые изменения
протекают иными темпами, чем большинство культурных изменений, происходящих обычно с большей
скоростью. Если не говорить об отступлении перед другими языками, занимающими его место, языковое
образование, главным образом благодаря своему бессознательному характеру, сохраняет независимое
положение и не позволяет своим основным формальным категориям поддаваться серьезным влияниям со
стороны меняющихся культурных потребностей. Если бы формы культуры и языка даже и находились в
полном соответствии друг с другом, природа процессов, содействующих языковым и культурным
изменениям, быстро нарушила бы это соответствие. Это фактически и имеет место. Логически необъяснимо,
Янко Слава (Библиотека Fort/Da) || slavaaa@yandex.ru || http://yanko.lib.ru
465 of 513
Философия науки = Хрестоматия = отв. ред.-сост. Л.А Микешина. = Прогресс-Традиция = 2005. - 992 с.
465
почему мужской, женский и средний роды в немецком и русском языках сохраняют свое существование в
современном мире, но всякая намеренная попытка уничтожить эти необязательные роды была бы
бесплодной, так как обычный носитель языка фактически и не ощущает здесь каких-либо несуразностей,
усматриваемых логиками. (С. 242-243)
ЛЮДВИГ ВИТГЕНШТЕЙН. (1889-1951)
Л. Витгенштейн (Wittgenstein) — один из самых оригинальных философов XX века, идеи которого во
многом определили становление и развитие всей аналитической философии (начиная с логического
позитивизма), оказали влияние на философию и культуру двадцатого столетия в целом. Биография
Витгенштейна довольно необычна и во многом отражает его попытки следовать в жизни своим
философским и нравственным убеждениям. Родился в Вене, получил высшее техническое образование в
Берлине и Манчестере, с 1912 года изучал философию в Кембриджском университете у Рассела, там же
преподавал философию с 1929 по 1947 год, со многими перерывами на деятельность в качестве сельского
учителя, садовника, архитектора и т.п. В его творчестве принято выделять два периода. Основные идеи
первого, в значительной степени ориентированные на использование и разработку аппарата символической
логики (Г. Фреге, Б. Рассела), представлены в «Логико-философском трактате» (1921), второго — идеи,
обращенные к анализу повседневного языка, — в «Философских исследованиях» (1953). Несмотря на
пересмотр Витгенштейном своих ранних взглядов, можно говорить о единстве проблематики его
исследований: для его творчества характерен интерес к языку, к проблеме его выразительных возможностей,
что позволяет считать Витгенштейна крупнейшим представителем философии языка. Благодаря ему
появились такие понятия, как «логическое пространство», «языковая игра», «семейное сходство», идея
значения как употребления; он фактически заложил основы теории речевых актов. Его трактовка философии
как критики, философской деятельности как «терапевтической» деятельности по прояснению мыслей имеет
не только теоретический, но и глубоко нравственный смысл. Основные сочинения, переведенные на русский
язык: Дневники. 1914-1916 (сокращ. перевод). «Голубая книга» и «Коричневая книга»// Современная
аналитическая философия. Вып. 3. М., 1991; Логико-философский трактат (пер. И. Добронравова и Д.
Лахути). М., 1958; Логико-философский трактат (пер. М.С. Козловой, Ю.А. Асеева), Философские
исследования, О достоверности, Культура и ценность //Философские работы. Ч. 1. М., 1994; Замечания по
основаниям математики //Философские работы. Ч. 2. М., 1994; Лекция об этике. Заметки о «Золотой ветви»
Дж. Фрезера // Историко-философский ежегодник. М., 1989.
И.Н. Грифцова
903
Публикуемые здесь мысли — конденсат философских исследований, занимавших меня последние
шестнадцать лет. Они касаются многих вопросов: понятия «значение», понимания, предложения, логики,
оснований математики, состояний сознания и многого другого. Я записал все эти мысли в форме заметок,
коротких абзацев. Иногда они образуют относительно длинные цепи рассуждений об одном и том же
предмете, иногда же их содержание быстро меняется, перескакивая от одной области к другой. Я с самого
начала намеревался объединить все эти мысли в одной книге, форма которой в разное время представлялась
мне разной. Но мне казалось существенным, чтобы мысли в ней переходили от одного предмета к другому в
естественной и непрерывной последовательности.
После нескольких неудачных попыток увязать мои результаты в такую целостность я понял, что это мне
никогда не удастся. Что лучшее из того, что я мог бы написать, все равно осталось бы лишь философскими
заметками. Что, как только я пытался принудить мои мысли идти в одном направлении вопреки их
естественной склонности, они вскоре оскудевали. И это было, безусловно, связано с природой самого
исследования. Именно оно принуждает нас странствовать по обширному полю мысли, пересекая его вдоль и
поперек в самых различных направлениях. Философские заметки в этой книге — это как бы множество
пейзажных набросков, созданных в ходе этих долгих и запутанных странствий (1, с. 77).
Своим сочинением я не стремился избавить других от усилий мысли. Мне хотелось иного: побудить кого-
нибудь, если это возможно, к самостоятельному мышлению (1, с. 79).
7. В практике употребления языка (2) один выкрикивает слова, другой действует в соответствии с ними; при
обучении же языку происходит следующее: обучаемый называет предметы; то есть, когда учитель
указывает ему камень, он произносит слово. А вот и еще более простое упражнение: учащийся произносит
слово вслед за учителем. Оба процесса похожи на язык. К тому же весь процесс употребления слов в языке
(2) можно представить и в качестве одной из тех игр, с помощью которых дети овладевают родным языком.
Я буду называть эти игры «языковыми играми» и говорить иногда о некоем примитивном языке как о
языковой игре.
Процессы наименования камней и повторения слов за кем-то также можно назвать языковыми играми.
Вспомни о многократных употреблениях слов в приговорах к играм-хороводам.
«Языковой игрой» я буду называть также единое целое: язык и действия, с которыми он переплетен (1, с.
83).
13. Когда мы говорим: «Каждое слово в языке что-то означает», то этим еще совсем ничего не сказано, до
тех пор, пока мы точно не разъясним, какое различие при этом хотим установить. <...>
Янко Слава (Библиотека Fort/Da) || slavaaa@yandex.ru || http://yanko.lib.ru
466 of 513
Философия науки = Хрестоматия = отв. ред.-сост. Л.А Микешина. = Прогресс-Традиция = 2005. - 992 с.
466
Фрагменты приводятся из следующих работ:
1. Витгенштейн Л. Философские исследования // Витгенштейн Л. Философские работы. Ч. I. M., 1994.
2. Витгенштейн Л. Логико-философский трактат. М., 1958.
904
15. Слово «обозначать» употребляется наиболее прямым образом, по-видимому, тогда, когда на
обозначаемом предмете проставляется знак. Представь себе, что на инструментах, применяемых А в
строительстве, поставлены определенные знаки. Когда А показывает помощнику один из таких знаков, тот
приносит ему инструмент, помеченный этим знаком.
Так или примерно так имя обозначает некоторую вещь, имя дается вещи. — Занимаясь философией, часто
бывает полезно напоминать себе: наименование чего-то подобно прикреплению ярлыка к вещи. (1, с. 85)
23. Сколько же существует типов предложения? Скажем, утверждение, вопрос, повеление? — Имеется
бесчисленное множество таких типов — бесконечно разнообразны виды употребления всего того, что мы
называем «знаками», «словами», «предложениями». И эта множественность не представляет собой чего-то
устойчивого, раз и навсегда данного, наоборот, возникают новые типы языка, или, можно сказать, новые
языковые игры, а другие устаревают и забываются. (Приблизительную картину этого процесса способны
дать нам изменения в математике.)
Термин «языковая игра» призван подчеркнуть, что говорить на языке — компонент деятельности или
форма жизни.
Представь себе многообразие языковых игр на таких вот и других примерах:
Отдавать приказы или выполнять их -
Описывать внешний вид объекта или его размеры -
Изготавливать объект по его описанию (чертежу) -
Информировать о событии —
Размышлять о событии —
Выдвигать и проверять гипотезу —
Представлять результаты некоторого эксперимента в таблицах и диаграммах —
Сочинять рассказ и читать его —
Играть в театре —
Распевать хороводные песни —
Разгадывать загадки —
Острить; рассказывать забавные истории —
Решать арифметические задачи —
Переводить с одного языка на другой —
Просить, благодарить, проклинать, приветствовать, молить.
Интересно сравнить многообразие инструментов языка и их способов применения, многообразие типов слов
и предложений с тем, что высказано о структуре языка логиками (включая автора Логико-философского
трактата). (1, с. 90)
<...> Ведь именование и описание находятся не на одном уровне: именование — подготовка к описанию.
Именование — это еще не ход в языковой игре, как и расстановка фигур на шахматной доске — еще не ход
в шахматной партии. Можно сказать: именованием вещи еще ничего не сделано. Вне игры она не имеет и
имени. Это подразумевал и Фреге, говоря: слово имеет значение только в составе предложения. (1, с. 103)
905
107. Чем более пристально мы приглядываемся к реальному языку, тем резче проявляется конфликт между
ним и нашим требованием. (Ведь кристальная чистота логики оказывается для нас недостижимой, она
остается всего лишь требованием.) Это противостояние делается невыносимым; требованию чистоты грозит
превращение в нечто пустое. Оно заводит нас на гладкий лед, где отсутствует трение, стало быть, условия в
каком-то смысле становятся идеальными, но именно поэтому мы не в состоянии двигаться. Мы хотим идти:
тогда нам нужно трение. Назад, на грубую почву!
108. Мы узнаем: то, что называют «предложением», «языком», — это не формальное единство, которое я
вообразил, а семейство более или менее родственных образований — Как же тогда быть с логикой? Ведь ее
строгость оказывается обманчивой. — А не исчезает ли вместе с тем и сама логика? — Ибо как логика
может поступиться своей строгостью? Ждать от нее послаблений в том, что касается строгости, понятно, не
приходится. Предрассудок кристальной чистоты логики может быть устранен лишь в том случае, если
развернуть все наше исследование в ином направлении. (Можно сказать: исследование должно быть
переориентировано под углом зрения наших реальных потребностей).
Философия логики трактует о предложениях и словах в том же смысле, как это делают в повседневной
жизни, когда мы говорим, например: «Вот предложение, написанное по-китайски»; «Нет, это лишь похоже
на письмена, на самом же деле это орнамент».
Мы говорим о пространственном и временном феномене языка, а не о каком-то непространственном и
невременном фантоме. <...> Мы же говорим о нем так, как говорят о фигурах в шахматной игре,
устанавливая правила игры с ними, а не описывая их физические свойства.
Вопрос «Чем реально является слово?» аналогичен вопросу «Что такое шахматная фигура?».
109. Что верно, то верно: нашим изысканиям не обязательно быть научными. У нас не вызывает интереса
Янко Слава (Библиотека Fort/Da) || slavaaa@yandex.ru || http://yanko.lib.ru
467 of 513
Философия науки = Хрестоматия = отв. ред.-сост. Л.А Микешина. = Прогресс-Традиция = 2005. - 992 с.
467
опытное знание о том, что «вопреки нашим предубеждениям нечто можно мыслить так или этак», что бы
это ни означало. (Понимание мышления как особого духовного посредника.) И нам не надо развивать
какую-либо теорию. В наших рассуждениях неправомерно что-то гипотетическое. Нам следует отказаться
от всякого объяснения и заменить его только описанием. Причем это описание обретает свое целевое
назначение — способность прояснять — в связи с философскими проблемами. Таковые, конечно, не
являются эмпирическими проблемами, они решаются путем такого всматривания в работу нашего языка,
которое позволяет осознать его действие вопреки склонности истолковать их превратно. Проблемы
решаются не через приобретение нового опыта, а путем упорядочения уже давно известного. Философия
есть борьба против зачаровывания нашего интеллекта средствами нашего языка (1, с. 126-127).
115. Нас берет в плен картина. И мы не можем выйти за ее пределы, ибо она заключена в нашем языке и тот
как бы нещадно повторяет ее нам. (1, с. 128)
906
Из книги «Логико-философский трактат»
ПРЕДИСЛОВИЕ
Эту книгу, пожалуй, поймет лишь тот, кто уже сам продумывал мысли, выраженные в ней, или весьма
похожие. Следовательно, эта книга — не учебник. Ее цель будет достигнута, если хотя бы одному из тех,
кто прочтет ее с пониманием, она доставит удовольствие.
Книга излагает философские проблемы и показывает, как я полагаю, что постановка этих проблем
основывается на неправильном понимании логики нашего языка. Весь смысл книги можно выразить
приблизительно в следующих словах: то, что вообще может быть сказано, может быть сказано ясно, а о чем
невозможно говорить, о том следует молчать.
Следовательно, книга хочет поставить границу мышлению, или, скорее, не мышлению, а выражению
мыслей, так как для того, чтобы поставить границу мышлению, мы должны были бы мыслить обе стороны
этой границы (следовательно, мы должны были бы быть способными мыслить то, что не может быть
мыслимо).
Эту границу можно поэтому установить только в языке, и все, что лежит по ту сторону границы, будет
просто бессмыслицей.
<...> Хочу только упомянуть выдающиеся работы Фреге и моего друга Бертрана Рассела, которые в
значительной степени стимулировали мои мысли. (С. 29)
<...> я держусь того мнения, что поставленные проблемы в основном окончательно решены. И если я в этом
не ошибаюсь, то значение этой работы заключается <...> в том, что она показывает, как мало дает решение
этих проблем. (С. 30)
Людвиг Витгенштейн.
Вена, 1918 г.
1. Мир есть все то, что имеет место. 1.1. Мир есть совокупность фактов, а не вещей. 1.11. Мир определен
фактами и тем, что это все факты <...> 1.13. Факты в логическом пространстве суть мир <...>2. То, что имеет
место, что является фактом — это существование атомарных фактов.
2.01. Атомарный факт есть соединение объектов.
<...> 2.0124. Если даны все объекты, то этим самым даны также и все возможные атомарные факты.
<...> 2.014. Объекты содержат возможность всех положений вещей 2.0141. Возможность вхождения объекта
в атомарные факты есть его форма.
2.02. Объект прост.
<...> 2.021. Объекты образуют субстанцию мира. Поэтому они не могут быть составными.
<...> 2.033. Форма есть возможность структуры.
<...> 2.04. Совокупность всех существующих атомарных фактов есть мир.
907
<...> 2.1. Мы создаем для себя образы фактов.
2.11. Образ изображает факты в логическом пространстве, то есть в пространстве существования или
несуществования атомарных фактов.
2.12. Образ есть модель действительности.
2.13. Объектам соответствуют в образе элементы этого образа. <...> 2.141. Образ есть факт.
2.15. <...> Эта связь элементов образа называется его структурой, а возможность этой структуры — формой
отображения этого образа.
<...> 2.1511. Так образ связан с действительностью; он достает до нее.
<...>2.17. То, что образ должен иметь общим с действительностью, чтобы он мог отображать ее на свой
манер — правильно или ложно, — есть его форма отображения.
<...> 2.172. Но свою форму отображения образ не может отображать. Он ее обнаруживает.
2.18. То, что каждый образ <...> должен иметь общим с действительностью... — есть логическая форма, т. е.
форма действительности.
<...> 3. Логический образ фактов есть мысль.
<...> 3.01. Совокупность всех истинных мыслей есть образ мира.
Янко Слава (Библиотека Fort/Da) || slavaaa@yandex.ru || http://yanko.lib.ru
468 of 513
Философия науки = Хрестоматия = отв. ред.-сост. Л.А Микешина. = Прогресс-Традиция = 2005. - 992 с.
468
<...> 3.03. Мы не можем мыслить ничего нелогического, так как иначе мы должны были бы нелогически
мыслить.
<...> 3.1. Мысль в предложении выражается чувственно воспринимаемо.
<...> 3.12. Знак, посредством которого мы выражаем мысль, я называю пропозициональным знаком<...>
<...>3.14<...>Пропозициональный знак есть факт.
<...>3.144. Положения вещей могут быть описаны, но не названы. <...>
<...>3.202. Простые знаки, используемые в предложении, называются именами.
<...>3.22. Имя замещает в предложении объект.
<...> 3.26. Имя не разлагается далее никаким определением; оно — первичный знак.
<...>3.3 Только предложение имеет смысл; только в контексте предложения имя обладает значением.
<...>4. Мысль есть осмысленное предложение.
4.001. Совокупность мыслей есть язык.
4.002. <...>Разговорный язык есть часть человеческого организма, и он не менее сложен, чем этот организм.
Для человека невозможно непосредственно вывести логику языка.
Язык переодевает мысли. И притом так, что по внешней форме этой одежды нельзя заключить о форме
переодетой мысли, ибо внешняя форма одежды образуется совсем не для того, чтобы обнаруживать форму
тела. Молчаливые соглашения для понимания разговорного языка чрезмерно усложнены.
4.003. Большинство предложений и вопросов, высказанных по поводу философских проблем, не ложны, а
бессмысленны. Поэтому мы вообще не можем отвечать на такого рода вопросы, мы можем только
установить их бессмысленность. Большинство вопросов и предложений философов вытекает из того, что мы
не понимаем логики нашего языка <...>
908
4.0031. Вся философия есть «критика языка» <...> Заслуга Рассела как раз в том, что он сумел показать, что
кажущаяся логическая форма предложения не должна быть ero действительной формой.
<...> 4.01. Предложение — образ действительности <...>
4.022. Предложение показывает свой смысл. Предложение показывает, как обстоит дело, если оно истинно.
И оно говорит, что дело обстоит так.
4.023. <...> Предложение конструирует мир с помощью логических строительных лесов. Поэтому в
предложении можно также видеть, как обстоит дело со всем логическим, когда это предложение истинно
<...>
4.024. Понять предложение — значит знать, что имеет место, когда оно истинно <...>
<...> 4.11. Совокупность всех истинных предложений есть все естествознание (или совокупность всех
естественных наук),
4.111. Философия не является одной из естественных наук <...>
<...> 4.112. Цель философии — логическое прояснение мыслей.
Философия не теория, а деятельность.
Философская работа состоит по существу из разъяснений.
Результат философии — не некоторое количество «философских предложений», но прояснение
предложений <...>
<...> 4.113. Философия ограничивает спорную область естествознания.
4.114. Она должна ставить границу мыслимому и тем самым немыслимому <...>
4.115. Она означает то, что не может быть сказано, ясно показывая то, что может быть сказано.
4.116. Все то, что вообще может быть мыслимо, должно быть ясно мыслимо. Все то, что может быть
сказано, должно быть ясно сказано.
<...> 4.121. Предложения не могут изображать логическую форму, она отражается в них.
Язык не может изображать то, что само отражается в языке.
Мы не можем выразить языком то, что само выражается в языке.
Предложение показывает логическую форму действительности. Оно выявляет ее.
<...>4.1212. То, что может быть показано, не может быть сказано.
<...> 4.5. <...>То, что имеется общая форма предложения, доказывается тем, что не может быть ни одного
предложения, чью форму нельзя было бы предвидеть (то есть сконструировать). Общая форма предложения
такова: «дело обстоит так-то и так-то»).
<...> 4.53. Общая форма предложения есть переменная.
5. Предложение есть функция истинности элементарных предложений.
<...> 5.471. Общая форма предложения есть сущность предложения.
5.4711. Дать сущность предложения значит дать сущность всех описаний, следовательно, дать сущность
мира.
<...> 5.4731. <...> Априорность логики заключается в том, что нельзя нелогически мыслить.
<...> 5.6. Границы моего языка означают границы моего мира.
5.61. Логика наполняет мир; границы мира являются также ее границами <...>
909
<...> 5.632. Субъект не принадлежит миру. Но он есть граница мира.
<...> 6.53. Правильным методом философии был бы следующий: не говорить ничего, кроме того, что может
Янко Слава (Библиотека Fort/Da) || slavaaa@yandex.ru || http://yanko.lib.ru
469 of 513
Философия науки = Хрестоматия = отв. ред.-сост. Л.А Микешина. = Прогресс-Традиция = 2005. - 992 с.
469
быть сказано, — следовательно, кроме предложений естествознания, т. е. Того, что не имеет ничего общего
с философией, и затем всегда, когда кто-нибудь захочет сказать нечто метафизическое, показать ему, что он
не дал никакого значения некоторым знакам в своих предложениях. Этот метод был бы
неудовлетворительным для нашего собеседника — он не чувствовал бы, что мы учим его философии, но все
же это был бы единственный строгий правильный метод.
<...> 7. О чем невозможно говорить, о том следует молчать.
РУДОЛЬФ КАРНАП. (1891-1970)
Р. Карнап (Carnap) — представитель аналитической философии, логического позитивизма, преподавал
философию в Вене, Праге, после эмиграции в США работал в Чикагском университете, в Принстонском
институте передовых исследований, возглавлял кафедру философии Калифорнийского университета.
Область интересов — философия науки, эпистемология и логика. В монографии «Логическое построение
мира» (1928) осуществил попытку свести все понятия к индивидуальному чувственному опыту, определяя
одни понятия через другие; в статье «Физикалистский язык как универсальный язык науки» (1932)
обосновывал идею «вещного языка», описывающего наблюдаемые физические объекты и их свойства. В
монографии «Логический синтаксис языка» (1934) рассмотрел возникновение философских псевдопроблем,
один из источников которых — смешение утверждений об объектах с утверждениями о словах. Для
развития современной логики наиболее значимы «Исследования по семантике» (1947) и «Логические
основания вероятности» (1950). Ряд работ переведен на русский язык, в том числе «Значение и
необходимость» (М., 1959).
Л. А. Микешина
Философские основания физики
Три вида понятий в науке
Понятия науки, так же как и повседневной жизни, условно могут быть разделены па три основные группы:
классификационные, сравнительные и количественные.
Под «классификационным понятием» я имею в виду то понятие, которое соотносит предмет с
определенным классом. Все понятия таксономии в ботанике и зоологии — различные виды, семейства, роды
и т.п. — являются классификационными понятиями. Они значительно различаются по количеству
информации, которую дают нам о предмете. <...> Помещая предмет в более узкий класс, мы увеличиваем
информацию о нем, хотя эта ин-
Ниже приводятся отрывки из работ:
1. Карнап Р. Философские основания физики. Введение в философию науки. М., 1971.
2. Карнап Р. Преодоление метафизики логическим анализом языка // Аналитическая философия:
становление и развитие. М., 1998.
911
формация остается довольно умеренной. Утверждение, что объект есть живой организм, говорит о нем
значительно больше, чем утверждение, что он теплый. Утверждение «это — животное» говорит немного
больше, а «это — позвоночное» — еще больше. <...>
Более эффективными для выражения информации являются «сравнительные понятия». Они занимают
промежуточное положение между классификационными и количественными понятиями. Я считаю
желательным обратить на них внимание, потому что даже среди ученых значение и эффективность таких
понятий часто недооцениваются. Ученый часто говорит: «Было бы желательно, конечно, ввести
количественные понятия — понятия, которые могут быть измерены по соответствующей шкале в моей
области. К несчастью, это еще не может быть сделано, поскольку область исследования находится в
младенческом состоянии. Мы еще не разработали технику измерения и поэтому должны ограничиться
неколичественным, качественным языком. Возможно, что в будущем, когда область исследований более
разовьется, мы будем в состоянии разработать количественный язык». Ученый может быть совершенно
прав, делая такое утверждение, но он допустит ошибку, если заключит отсюда, что поскольку он должен
говорить в качественных терминах, он обязан ограничить свой язык классификационными понятиями. Часто
случается, что, прежде чем в область науки могут быть введены количественные понятия, им предшествуют
сравнительные понятия, которые являются значительно более эффективным инструментом для описания,
предсказания и объяснения, чем более грубые классификационные понятия. (1, с. 97-98) <...>
Мы никогда не должны недооценивать полезности сравнительных понятий, особенно в тех областях, где
научный метод и количественные понятия до сих пор еще не разработаны. Психология все больше и больше
использует количественные понятия, но все же имеются еще такие обширные ее области, в которых могут
быть применены только сравнительные понятия. В антропологии почти не имеется количественных
понятий. Она в основном оперирует классификационными понятиями и поэтому гораздо больше нуждается
в эмпирическом критерии, чтобы развить сравнительные понятия. В таких областях важно разработать такие
понятия, которые являются значительно более сильными, чем классификационные, даже если еще
невозможно производить в них количественных измерений. (1, с. 99). <...>
Различие между качественным и количественным является не различием в природе, а различием в нашей
Янко Слава (Библиотека Fort/Da) || slavaaa@yandex.ru || http://yanko.lib.ru
470 of 513
Философия науки = Хрестоматия = отв. ред.-сост. Л.А Микешина. = Прогресс-Традиция = 2005. - 992 с.
470