Микешина Л.А. Философия науки

Подождите немного. Документ загружается.

сеологии позитивизмом, невыясненность ее отношений с

антропологией, герменевтикой, феноменологией, а также

гуманитарным, обыденным и вненаучным знанием, господство

идеалов естественнонаучного познания — все это вызывает сегодня

сомнения в объясняющих возможностях традиционной теории

познания, в ее соответствии реальному познавательному процессу.

Чувство неудовлетворенности возникает уже от употребления

самого термина «теория познания». Все чаще его заменяют термином

«эпистемология», особенно после критики К. Поппера и

отождествления им традиционной теории познания Локка, Беркли,

Юма, Канта с «философией веры», которой противопоставлена

современная эпистемология. За прошедшие века само сочетание слов

в термине «теория познания» приобрело идиоматический оттенок;

как правило, никто уже не задумывается над тем, правомерно ли

говорить в этом случае о теории, и если да, то в каком смысле.

Теория — это развитая форма организации научного знания, в

идеальном случае предполагающая дедуктивный метод выведения

знания — логических следствий, получаемых с необходимостью из

системы аксиом или достоверных посылок. Строгая дедуктивная

структура теории отвечает требованиям непротиворечивости и

полноты при выполнении главных функций — объяснения и

предсказания. Однако такого рода теории — в точном и полном

смысле этого термина — имеют место в естественных,

математических науках, тогда как гуманитарное знание оперирует

понятием теории в широком смысле, как некоторой совокупностью

взглядов мыслителя, системой высказываний, не связанных жесткой

дедуктивной последовательностью идей, направленных на

объяснение, интерпретацию знания и познавательной деятельности.

Хайдеггер в «Науке и осмыслении», чтобы добраться до

подлинного, глубинного смысла слова «теория», осуществляет

этимологически-герменевтические разыскания, стремясь оживить

«умолкнувшие смыслы» или по крайней мере напомнить о них.

Выясняется, что современная теория и современная наука «есть до

жути решительная обработка действительности». Эти идеи

Хайдеггера представляются весьма значимыми не только для

понимания природы научной теории, но и для «восстановления»

исходного смысла теории познания. Учение о познании было

наделено статусом теории в точном соответствии с

господствующими идеалами классического естествознания. Она, как

научная теория, должна проявлять, по Хайдеггеру, «оберегающее

внимание к ис-

тине» и, что особенно существенно, должна осуществлять ту самую

обработку действительности, в результате которой все познание

предстает как объяснение мира. Теория познания в своих

изначальных предпосылках и принципах строилась в полной мере по

образу и подобию естественнонаучной теории, при этом совершенно

не учитывалась особенность человеческой составляющей познания,

«подпочвенный слой» которого, по выражению В. Дильтея,

составляет «душевная связь». Сам термин «теория», несмотря на то

что он нагружен естественнонаучными представлениями, не

подвергается сомнению прежде всего потому, что обеспечивает

правомерность и престиж рациональности в познании. Дильтей

скорее стремится придать понятию «теория познания» более широкое

значение, учитывающее опыт «наук о духе», а также природу

историзма и методологию исторического знания. Специально

необходимо отметить, что как для него, так и для многих других

гуманитариев «теория познания» — не просто термин, но скорее

символ научности, точный маркер «мира теоретизма», где субъект,

объект, истина — предельно абстрактные понятия. Они служат для

обозначения предметной представленности действительного мира в

науках о духе (культуре) и предполагают признание роли причинно-

следственных связей в этой сфере по аналогии с естествознанием.

Если теория заявляет о претензии на объективную истинность,

рациональность, то в соответствии с критериями классической науки

о природе опыт наук о духе, а также феноменологии, герменевтики,

экзистенциализма, философии жизни, как не отвечающий этим

параметрам, остается за пределами содержания традиционной теории

познания.

Существует опыт и других философов, обращавшихся к

проблеме теории познания как теории. Непосредственно, «в лоб»

считал необходимым рассмотреть эту проблему М.К.

Мамардашвили, что стало предпосылкой оставленного им

наброска естественно-исторической гносеологии. Он

интерпретирует положения Э. Гуссерля, соглашаясь или не

соглашаясь с ним, развивая дальше его идеи о том, что теория

познания, имеющая дело с определенной теоретической работой,

вместе с тем не является и не должна быть теорией в том смысле,

как она понимается в естественной или социологической науке,

поскольку не имеет в виду какой—либо реальный процесс,

единичные и случайные события, происходящие в пространстве

и во времени и объясняемые путем подведения под общий закон.

Традиционная (или, по Мамардашвили, «унаследованная»)

теория познания не имеет сво-

им объектом реальный естественно-исторический процесс

познавательной деятельности человека; ее классификации, понятия,

основные разбиения, сам ее способ мышления не годятся для

воспроизведения реального развития и истории человеческого

познания.

Среди намеченных им возможных путей такого воспроизведения

— эволюционно-исторический, именно близкий к этому подход

реализуется сегодня эволюционной теорией познания, или

эволюционной эпистемологией, открывшей многие новые сферы и

особенности предметно-деятельностных механизмов в познании.

Обширные исследования в первую очередь зарубежных

эволюционных эпистемологов К. Лоренца, Д. Кэмпбелла, Г.

Фоллмера и других, а также отечественных ученых в этой области

показывают, что человек принадлежит природному миру и должен

рассматриваться наряду с другими его составляющими. Само

приспособление к этому миру и вся жизнь человека предстают как

процесс познания одновременно и природный, и культурный. Из

этого следует, что модели эволюции и самоорганизации сложных

систем необходимо применять и к познавательной деятельности

человека, рассматриваемой в рамках коэволюции. Эти существенные

факторы учитываются также во втором направлении эволюционной

эпистемологии, представленном прежде всего именами К. Поппера,

С. Тулмина, Э. Эзера, где эволюционные модели используются для

исследования роста научного знания с учетом влияния социума и

фактора культуры. В этом случае мир объективного знания, по

Попперу «третий мир», — это виртуальный мир, «населенный»

такими феноменами, как идеи, теории, гипотезы, научные программы

и парадигмы. Это по существу теория познания, где сама эволюция

представлена как познавательный процесс, под познанием

понимается любой процесс решения проблем методом проб и

ошибок, а адаптация человека к природе интерпретируется как

приращение знания. Тем самым познавательный процесс перестает

быть чем-то только специально организуемым и рассматривается как

реализующийся во всех видах человеческой деятельности.

Существуют и другие подходы. Так, отечественный философ

науки И.Т. Касавин рассматривает знание как атрибут человеческого

бытия, культурно-исторический феномен, определяемый факторами

времени и пространства, различными формами практик и

теоретической деятельности. Сюда включаются все формы вне- и

донаучного знания (в частности, магия рассматривается

Часть I. Философия познания

как предельный опыт, где также осуществляется решение

практически-познавательных задач), выявляются социокультурные

контексты познания — таким образом, исследуется «совокупный

познавательный процесс». Тем самым предметное поле

неклассической теории познания предельно расширяется, она

становится социально-исторически и гуманитарно ориентированным

синтетическим знанием, преодолевающим «голый теоретизм»,

ограниченную автономность познания с ее внутренними законами, не

имеющими отношения к реальной познавательной деятельности.

Идет поиск реального предметного поля познания и объекта

философского учения о познании. С другой стороны, формируются

понятийный аппарат, пути и принципы синтезирования различных

познавательных подходов для создания современной концепции

реального познания, укорененной во всех видах деятельности

человека, где присутствует приращение знания.

Традиционная теория познания с ее идеями и метафорой

отражения, а также субъектно-объектными отношениями была

общепринята в европейской философии и культуре. В подавляющем

большинстве случаев европейский человек на теоретическом, а

особенно на обыденном уровне мышления представлял познание в

виде отражения и субъектно-объектной оппозиции, со

значительными элементами наивного реализма. Традиционная

субъект-объектная гносеология лежала в основаниях современной

европейской культуры, и идея постмодернизма о «смерти субъекта» в

большинстве случаев не была принята научным и обыденным

сознанием. Субъектно-объектное и «картинное» видение мира

широко распространено не только потому, что укоренено в

представлениях естествознания, но и в силу того, что стало в

культуре социальным стереотипом проецирования на реальность

собственно человеческих значений.

Сегодня пришла пора осознать, что введение традиционной

теорией познания субъектно-объектного мира в философию и

научное познание явилось в свое время высоко продуктивным

приемом абстрагирования, рационалистического идеального

представления познавательной деятельности и самого знания. Вместе

с тем очевидна неполнота субъектно-объектных отношений и также

ясно, что создание этих предельных абстракций несет на себе

отпечаток идеалов, критериев, представлений классического

естествознания. Необходимо принимать во внимание и не менее

фундаментальное субъектно-субъектное отношение в познании,

деятельности вооб-

Глава 1. Современная философия познания 17

ще, в котором воплощается идея целостности человека,

происходит преодоление того частичного гносеологического

субъекта, который представлен в субъектно-объектном

отношении.

Парадоксы и противоречия отечественной теории

познания

Прежде всего они выражаются в том, что в учебных пособиях

теория познания по-прежнему покоится на двух

взаимоисключающих парадигмах, которые условно можно

назвать именами Дж. Локка и Г.В.Ф. Гегеля. Локковский

сенсуализм придает фундаментальное значение опыту,

непосредственному чувственному познанию эмпирического

субъекта, теории ощущения и отражения. Влияние учения о

познании Дж. Локка в определенной степени проявляется и в том,

что фундаментальное положение отечественной гносеологии —

«познание есть отражение» понималось мировоззренчески, в

контексте основного вопроса философии, имело четко

выраженную идеологическую окраску. Однако сегодня со всей

очевидностью проявились неполнота и спорность трактовки

познания как непосредственного получения «копии», образа

реального мира. Достаточно обобщенное, метафорическое

понятие «отражение» фиксирует скорее конечный результат,

нежели операционную сторону познавательной деятельности,

«спрямляя» многие ее этапы. Познание далеко не всегда имеет

отражательную природу, но скорее представляет собой творчески-

созидательные, гипотетико-проблемные подходы, основанные на

продуктивном воображении, соглашениях (конвенциях),

социокультурных предпосылках, индивидуальном и

коллективном жизненном опыте.

Стремясь втиснуть представления о познавательном процессе в

рамки идеологически и социально санкционированной

концепции, понятие «отражение» трактовали предельно широко,

включая в него и неотражательные процедуры и результаты.

Тенденциозность и неоправданность такого расширения

содержания понятия отражения проявились уже в том, что в него

одновременно включались и представления о соответствии образа

и объекта, достигаемом «непосредственным» воспроизведением

объекта, и в то же время представления и понятия, получаемые с

помощью таких приемов, как выдвижение гипотез, задающих

предметные смыслы чувственным данным, категоризация,

различные способы репрезентации, редукции, реконструкции,

интерпретации, и других познавательных приемов. Парадокс

состоит в том, что познание, имеющее своим результатом образы

предметного мира, осуществляет-

Часть I. Философия познания

ся преимущественно неотражательными по природе операциями.

Преодоление расширительного толкования отражения, сведения к

нему всей познавательной деятельности возможно лишь при

разграничении понимания отражения как свойства материи и как

познавательной операции наряду и во взаимодействии с другими.

Другая парадигма — гегелевская по своим исходным принципам,

утверждая высокую активность развивающегося духа в его

абсолютности и всеобщности, исходит, по сути дела, из предельной

абстракции субъекта, сведения сущности индивида к сознанию и

самосознанию.

«Отдельный индивид есть несовершенный дух, некоторый

конкретный образ, во всем наличном бытии которого доминирует одна

определенность, а от других имеются только расплывчатые черты. <...>

Отдельный индивид должен и по содержанию пройти ступени

образования всеобщего духа, но как формы, уже остановленные духом,

как этапы пути, уже разработанного и выровненного» (Гегель. Соч. Т. IV.

С. 14—15). Итак, совершенствование «несовершенного духа» индивида,

его переход к подлинному знанию возможны, по Гегелю, лишь путем

усвоения духовных продуктов «всеобщего» субъекта; первично

теоретическое отношение субъекта к миру — поэтому индивид с

необходимостью проходит «ступени образования всеобщего духа», от

обыденного сознания до абсолютного знания. Эти идеи в диалектико-

материалистической теории познания, пройдя материалистическое

переосмысление, предстали как обусловленность содержания

индивидуального сознания общественным во всем многообразии его

форм. Автономность и целостность индивида-субъекта, внутренний

творческий потенциал, неповторимость его видения мира и

понимания истины — все это, по сути дела, в гносеологии было

обесценено, рассматривалось как психологизм. Условием

«объективности» знания стало преодоление эмпирического индивида

как «несовершенного духа», полное отвлечение от глубинных

структур сознания как иррациональных, дологических форм.

Таким образом, субъект познания в соответствии с

господствующими локковской и гегелевской парадигмами был

представлен в отечественных гносеологических текстах

одновременно и как индивидуальный эмпирический субъект,

осуществлявший «живое» созерцание, непосредственное чувственное

познание-отражение, и как «сознание вообще», т. е. предельно

абстрактный субъект, ли-

шенный каких бы то ни было индивидуальных чувственных либо

конкретно-исторических характеристик.

Парадоксальным было и то, что отечественная диалектико-

материалистическая теория познания унаследовала в трактовке

социально-исторической обусловленности познания не столько

идеи Гегеля и Маркса, сколько традиции сенсуализма и

абстрактного рационализма, в которых познание рассматривалось

как вне-исторический процесс, а социокультурные факторы

представали как «фон» или «помехи». Гегель же и Маркс,

отказавшись от понимания сознания как неизменной естественной

способности человека, видели задачу исследования познания в

осмыслении социально-исторического процесса развития

познавательного опыта человечества. Признавая как догму

положение марксизма о социально-исторической природе и

обусловленности познания, субъекта и субъект-объектных

отношений, многие отечественные марксисты вместе с тем

полностью отвлекались от этой обусловленности, отождествляя

теорию познания лишь с абстрактным внеисторическим

гносеологическим подходом. Этому есть, безусловно, и

объективные объяснения; ведь учет социокультурных и

ценностных факторов познания требовал существенного

усложнения учения о познании, введения новых, неразработанных

категорий, пересмотра фундаментальных положений.

Не учитывались также поиски и достижения другой традиции,

возникшей и развивавшейся параллельно с немецкой

классической философией, — традиции герменевтики,

подпитанной немецким романтизмом, ставившей

культурологические аспекты познания и методологии наук о

культуре в центр внимания (Ф. Шлейермахер, В. Дильтей).

Последние десятилетия (80-90-е годы XX века) отечественные

теория познания и философия науки поставили перед собой цель

— найти, как и в каких формах социальное и культурно-

историческое входят в содержание знания и влияют на способы и

результаты познавательной деятельности, как осуществляется

превращение внешних социокультурных, ценностных факторов

во внутренние — логические и методологические элементы

познания. Обращение к природе самого познания с

необходимостью выводит на глубинные уровни анализа и

понимания природы и структуры знания, идеи, формы и

ценностные предпосылки которого оказываются укорененными в

культуре общества. Выясняется, что многие фундаментальные

элементы знания и познавательной деятельности органически

соединяют в себе когни-

Часть I. Философия познания

тивные и ценностные начала, разъятие которых разрушает

целостность и истинность, системность знания.

Плюрализм когнитивных практик

XX век дал много новых когнитивных практик или предложил

нетрадиционное философское осмысление старых. Среди них так

называемый лингвистический поворот, при котором теория

познания заменяется теорией значения и некоторыми другими

учениями о языке; феноменологические подходы к познанию;

герменевтический опыт, выраженный в общей теории понимания и

интерпретации; практики деконструктивизма и постмодернизма.

Особое место заняла практика исследований вненаучного знания;

накапливается опыт изучения знания и познавательной

деятельности в связи с новыми компьютерными технологиями.

Возникли и возникают различные практики когнитивной науки

с ее сценариями, ситуационными моделями и фреймами; наконец,

происходит осмысление познавательных явлений в контексте

синергетики. Как отнестись к этому бесконечному многообразию

когнитивных практик, как это должно сказаться в целом на

развитии теории познания, эпистемологии?

Мысль о синтезе когнитивных практик — это скорее проблема,

нежели категорическое утверждение. Возможны ли синтез и

дальнейшее развитие эпистемологии на основе диалога

различных практик? А может быть, необходимо стремиться к их

сокращению и критическому преодолению? Но если — синтез, то

каковы принципы, основания и предпосылки такого синтеза? Ответ

на эти вопросы зависит от многих факторов, прежде всего от

понимания природы самих практик: имеем ли мы дело с практикой

как чувственно-предметной формой жизнедеятельности или перед

нами практики, замкнутые в пределах, например, языкового

сознания и предполагающие наложение вербальных смыслов на

феномены материальной или духовной действительности.

Очевидно также, что должны быть сформулированы философско-

методологические предпосылки такого синтеза и они составят

новые разделы философии познания. Философия познания,

продолжая классические традиции, может быть систематической,

так сказать, профессионализированной, осуществляемой по

правилам «нормального» дискурса как способа прояснения

природы человеческого познания. Учения Локка, Канта,

неокантианцев, марксистская теория познания как теория

отражения, феноменология Гуссерля, критический рационализм

Поппера, аналитические концепции познания — это все

Глава 1. Современная философия познания 21

примеры систематического учения о познании. Но философствование

о познании может иметь и антисистематический, «наставительный»

(по Р. Рорти) характер, как у Витгенштейна, Хайдеггера, Гадамера,

Деррида. Дискурс и понятийный аппарат такого несистематического

философствования нетрадиционен, даже эпатирует, часто нарочито

метафоричен, близок к поэзии, афоризмам, арсеналу

художественного мышления. Очевидно, что перед нами два типа

когнитивных практик: первый — по образу и подобию естественных,

«строгих» наук, носит гносеологический и логико-методологический

характер; второй берет за образцы гуманитарные и художественные

формы мышления, все богатство практик экзистенциально-

антропологической традиции.

В новом веке наряду с дальнейшим развитием обоих типов

практик будет решаться и проблема их соотнесения,

взаимопроникновения и, возможно, синтеза. Необходимость

сочетания двух подходов и, по существу, двух традиций коренится в

потребности переосмыслить роль и место человека познающего в

систематической философии познания.

Традиционно, в соответствии с идеалами классической науки человек

должен быть исключен из результатов познания, поскольку именно это

рассматривалось как условие объективности знания. Другое условие,

гарантирующее объективность в рациональной традиции, — вооружить

познающего методом, правильным способом описания и объяснения

реальности. Правильность и важность этих моментов не подвергались

сомнению в классической теории познания. Однако в других

когнитивных практиках, в частности в работах французского философа

Ж.-П. Сартра, они рассматриваются совершенно иначе, а именно как

«логический диктат», господство рассудочности, а следование правилам

и методам, логической необходимости — как тотализация, «избавление»

человека познающего от свободы, когда бремя выбора и

ответственности сброшено. При осуществлении диалога или синтеза

когнитивных практик может быть учтен значительный и успешный

опыт различного рода имеющихся в этой сфере сопряжений, как,

например, «прививка» герменевтической проблематики к

феноменологическому методу П. Рикёром; соединение идей

феноменологии, герменевтики, аналитической философии и

философии языка К.-О. Апелем; осуществленный Г.Г. Шпетом синтез

феноменологических, герменевтических идей и идей концепции

сознания, развиваемой в русской философии. В соответствии с

экзистенциально-антропологиче-

22 Часть I. Философия познания

ской традицией и, по сути, на основе принципов постмодернизма

обращаются к опыту гуманитарного знания и философским

учениям, учитывающим этот опыт. Например, идеи и опыт

Витгенштейна позволяют принять осознанный плюрализм

используемых языков, моделей, методов при интерпретации и

понимании теоретико-познавательных проблем.

Новое отношение к проблеме знания

Как считает В.А. Лекторский в монографии «Эпистемология

классическая и неклассическая» (М., 2001), проблематика знания

становится центральной для понимания современного общества и

человека. При этом серьезно изменяется понимание знания,

расширяется, по сравнению с классической эпистемологией,

«поле изучения знания и познания». Складывающаяся сегодня

неклассическая эпистемология отказывается от скептицизма,

фундаментализма и субъектоцентризма, обращаясь к «новому

пониманию «внутренних» состояний сознания», что порождает

множество новых проблем, отсутствовавших в традиционной

теории познания. Необходимо также осмыслить и применить

новые принципы подхода к познанию, часть из которых

сформулирована постмодернизмом. Как известно, постмодернизм

избегает всех форм монизма и универсализации, не приемлет

единой общеобязательной концепции и различных явных и

неявных форм интеллектуального деспотизма. Он критически

относится не только к позитивистским (логицистским)

представлениям, но и к идеалам и нормам классической науки. В

рамках этого подхода предполагаются переоценка

фундаментализма, признание многомерного образа реальности, а

также неустранимой множественности описаний и «точек зрения»,

отношения дополнительности и взаимодействия между ними.

Преодоление тотального господства одной (любой) доктрины —

это, по существу, не только идеологическое, но и методологическое

требование для философии познания XXI века.

Одно из позитивных следствий принципов постмодернизма,

существенных для синтеза когнитивных практик, — это понимание

необходимости «расшатать» привычное бинарное мышление в

оппозициях (например, субъект—объект, качество—количество,

случайность—необходимость и др.), снять упрощенную редукцию к

противоположным, взаимоисключающим моментам по принципу

дизъюнкции (или / или). Возможные для этого пути — тернарные и

более сложные отношения (например, субъектно-объектное

взаимодействие в контексте субъектно-субъектных от-