Микешина Л.А. Философия науки

Подождите немного. Документ загружается.

уки (cognitive sciences), исследующие знание во всех аспектах

его получения, хранения, переработки. В этом случае главными

становятся вопросы о том, какими типами знания и в какой

форме обладает данный человек, как представлено знание в его

голове, каким образом человек приходит к знанию и как его

использует. Особый интерес заслуживает знание эксперта, с

которым и работает интервьюер, направляющий внимание

эксперта на экспликацию неосознаваемого им самим личностного

знания. Выявлен основной парадокс уникального

профессионального «ноу-хау» (англ. know-how — умение,

знание дела): чем более компетентными становятся эксперты,

тем менее они способны описать то знание, которое

используется для решения задач. Оно может быть передано

другим субъектам в ходе совместной деятельности и общения, а

также путем достижения экспертом «осознания

неосознанного». «Ноу-хау» передается преимущественно в ходе

непосредственной совместной деятельности, различными

невербализованными способами обучения.

Еще более глубинными и скрытыми предпосылками и факторами

познавательной и творческой деятельности ученого являются

личностное и коллективное бессознательное, с позиций

традиционной рациональности считавшееся только «помехой» в

познании. Однако современные исследователи стремятся обосновать

конструктивную роль бессознательного в познавательной

деятельности. Создатель метода психоанализа, знаменитый ученый

3. Фрейд был глубоко убежден, что «чисто рациональные мотивы

даже у современного человека мало что могут сделать против его

страстных влечений». Он считал бессознательное центральным

компонентом человеческой психики и в своих исследованиях

стремился доказать, что сознательное надстраивается над

бессознательным, выкристаллизовывается из него и это находит свое

отражение в истории развития человеческой культуры, нравственных

и моральных основ жизни человека. Творчество, активная

интеллектуальная, в том числе научная, деятельность — это

результат своего рода сублимации, переключения энергии

инстинктивного, сексуального либо агрессивного импульса в

человеке на социально значимые цели.

Ученик 3. Фрейда, современный французский философ и

психоаналитик М. Бертран, разрабатывая проблему особой

продуктивности бессознательного в работе теоретической мысли,

характеризует гипотезы своего учителя следующим образом.

Первая гипотеза — существуют бессознательные процессы,

которые

лежат в основе стремления к знанию, поиска знания; вторая —

мыслительная деятельность активизируется вследствие «расщепления»

психики под воздействием двух полярных принципов — реальности и

возможности его получить; третья — теоретическая деятельность имеет

эротическую основу, стимулом к ее развитию был опыт «неудовольствия»

— страх потерять любовь (Бертран М. Бессознательное в работе мысли

// Вопросы философии. 1993. № 12). Если бессознательное у Фрейда

имеет личностную природу, то по К.Г. Юнгу это лишь

поверхностный слой, который покоится на более глубинном уровне

— коллективном бессознательном, или архетипах. Сознание - это

относительно недавнее, развивающееся приобретение природы, тогда

как коллективное бессознательное — архетипы являются «итогом

жизни человеческого рода» и обращение к ним, в частности

интерпретация религиозно-мифологической символики или символов

сна существенно «обогащает нищету сознания», так как обогащает

нас языком инстинктов, бессознательного в целом.

Архетипы присущи всем людям, появляясь прежде всего в

сновидениях, религиозных образах и художественном творчестве,

передаются по наследству и являются основанием индивидуальной

психики. Это «архаические остатки» — ментальные формы, следующие

не из собственной жизни индивида, но из первобытных, врожденных и

унаследованных источников всего человеческого разума (Юнг К.Г.

Подход к бессознательному // Он же. Архетип и символ. М., 1991. С. 64).

«Бессознательное — это не простой склад прошлого... оно полно

зародышей будущих . психических ситуаций и идей... Остается фактом

то, что помимо воспоминаний из давнего осознанного прошлого из

бессознательного также могут возникать совершенно новые мысли и

творческие идеи; мысли и идеи, которые до этого никогда не

осознавались» (Там же. С. 39). Архетипы, сопровождая каждого

человека, неявно определяют его жизнь и поведение как система

установок и образцов, служат источниками мифологии, религии,

искусства. Они же влияют на процессы восприятия, воображения и

мышления как своего рода «врожденные образцы» этих действий, и

сами при этом подвергаются «культурной обработке». Существует

реальная проблема, требующая изучения, — соотношение

субъективно унаследованных генетических образцов восприятия,

воображения, мышления и об-

разцов, передаваемых культурно-исторической памятью

человеческого рода.

Интуиция как вид иррационального в науке

В научно-познавательной деятельности особое место занимает

интуиция ученого, которая, как можно предположить, опирается на

личное и коллективное бессознательное, а также на различные

формы неявного знания.

У Юнга, в частности, встречается рассуждение об интуиции в ее

соотношении с ощущением, чувством и мышлением. Интуиция — это

иррациональная функция. Она есть «предчувствие», «...не является

результатом намеренного действия, это скорее непроизвольное

событие, зависящее от различных внутренних и внешних обстоятельств,

но не акт суждения» (Юнг К.Г. Подход к бессознательному. С. 57).

Однако развитой теории интуиции» он не оставил, и необходимо

обратиться к другим исследованиям, хотя и сегодня их недостаточно.

Как иррациональное начало, интуиция выполняет своего рода

«пусковую» функцию в творческом движении разума, который

выдвигает новые идеи или мгновенно «схватывает» истину не в

результате следования законам логического вывода из

существующего знания, но «чисто интуитивно», лишь затем

«поверяя результаты логикой». В отличие от рационального

рассудка, жестко следующего установленным правилам и нормам,

разум может, по Гегелю, «разрешать определения рассудка в ничто»

и, ломая старую, создавать новую логику. Соответственно, на этом

пути, преодолевая догматизм и формализм рассудка, разум проходит

этапы движения от существующего рационального, через

иррационально-интуитивное к новому рациональному. Как

специфический познавательный процесс, интуиция синтезирует

чувственно-наглядное и абстрактно-понятийное, в результате, по

Канту, «воображение доставляет понятию образ».

Интуиция имеет противоречивую природу: внезапность

озарения, неожиданность догадки предполагают предварительную

сознательную работу и волевые усилия по накоплению информации,

из которой «озарение», однако, не следует логическим путем, но без

которой оно произойти не может. Внезапное «усмотрение истины»

предполагает предварительный «инкубационный», по выражению А.

Пуанкаре, период подсознательной деятельности, во время которой

происходит вызревание новой идеи. В этот пе-

Часть I.

Философия познания

риод, свободный от строгой дисциплины мышления, рождается

множество различных комбинаций идей, образов и понятий, отбор

которых происходит неявно, на основе целевой установки мышления

исследователя и в результате какого-либо внешнего толчка, далекого

от обстоятельств исследования. Путь, который приводит к догадке-

озарению, остается неосознанным, скрытым от исследователя, в

сферу сознания неожиданно приходит готовый результат, и

проследить, как он был получен, невозможно. При попытке сделать

это полученный «сплав» понятия и образа «разлагается» на

отдельные представления и понятия, перестает быть цельным. Поиск

методов изучения и описания «механизма» интуиции продолжается.

В науке под интуитивными часто понимают такие понятия,

положения, которые не имеют четкого определения и доказательства,

многозначны, допускают различные толкования, часто опираются не

на логические основания, но на выводы здравого смысла. Вера в

«самоочевидность» исходных положений, часто выражаемая в словах

«очевидно», «легко видеть, что», «отсюда следует», может

прикрывать неосознаваемую ошибку, вводить в заблуждение.

Самоочевидность как психологическая достоверность не может

служить критерием истины, так как часто опирается на привычные

представления, за которыми многие значимые отношения и свойства

оказываются невидимыми. Любое исследование и в естественных, и в

гуманитарных науках предполагает выявление таких скрытых

ошибок и достижение «различного класса точности». Вместе с тем

невозможно выявить все интуитивные моменты и исключить их,

полностью определив и формализовав все знание. Интуиция заменяет

еще не сформировавшееся знание, служит своего рода ориентиром,

«предчувствующим» возможные пути исследования, хотя и не

имеющим «доказательной силы». Так, чувственная интуиция или

способность наглядного пространственного воображения в геометрии

в конечном счете, после открытия неевклидовых геометрий,

оказалась ошибочной, хотя эвристически и дидактически

плодотворной.

Известный западный философ М. Бунге, размышляя об

интуиции, в частности, формулирует интуитивистский тезис

математики следующим образом: «Так как математика не

выводится ни ' из логики, ни из опыта, она должна порождаться

особой интуицией, преподносящей нам исходные понятия и выводы

математики в непосредственно ясной и незыблемой форме. <...>

Поэтому в качестве исходных следует выбирать понятия самые

непосред-

ственные, такие, как понятия натурального числа и существования»

(Бунге М. Интуиция и наука. М, 1967. С. 56). Однако, как отмечает

философ, эти два понятия вовсе не являются интуитивно ясными,

бесконечная последовательность натуральных чисел с трудом

усваивается большинством людей, а понятие существования создает

множество трудностей в логике, математике и эпистемологии

прежде всего свой неопределенностью. Излагая свое видение

недостатков и даже ошибок интуиционизма в математике, он вместе

с тем отмечает его плодотворность, в частности, как стимулирование

поиска «новых, прямых доказательств хорошо известных теорем

математики, а также реконструкцию ранее установившихся

понятий (например, понятия действительного числа)» (Там же. С.

86). Существенным также является его требование различать

философский и математический аспекты интуиционизма. В целом

же, обращаясь к интуиции, он убежден, что «одна логика никого

не способна привести к новым идеям, как одна грамматика сама

никого не способна вдохновить на создание поэмы, а теория

гармонии — на создание симфонии» ( Там же. С. 109).

Таким образом, иррациональные элементы познавательной

деятельности, так богато и разнообразно представленные

различными видами бессознательного, неявного, интуитивного,

существенно дополняют и обогащают рациональную природу

научного познания. Создавая трудности для построения точного

знания, они одновременно включают в познание активное творческое

начало и личностные возможности самого исследователя.

В целом современное понимание рациональности признает

следующие главные принципы: критический анализ как

познавательных, так и ценностных предпосылок, возможности

выхода за их пределы (открытая рациональность); диалогизм,

признание правомерности других позиций; единство рациональных и

внерациональных форм в науке и культуре; доверие познающему

субъекту, поступающему свободно и ответственно, критически

переосмысливающему результаты своего познания и отношения к

миру.

Литература

Основная

Автономова Н.С. Рассудок, разум, рациональность. М., 1988.

Бунге М. Интуиция и наука. М., 1967.

Гуревич А.Я. Категории средневековой культуры. 2-е изд. М, 1984.

86 Часть I. Философия познания

Kacaeuн И. Т., Сокулер З.А. Рациональность в познании и практике.

Критический очерк. М., 1989.

Лекторский В.А. Эпистемология классическая и неклассическая. М.,

2001.

Микешина Л.A. Неявное знание как феномен сознания и познания //

Теория познания. Т. 2. Социально-культурная природа познания. М.,

1991.

Полани М. Личностное знание. На пути к посткритической философии.

М., 1985.

Порус В.Н. Рациональность. Наука. Культура. М, 2002. Рациональность

как предмет философского исследования. М., 1995. Современная

философия науки: знание, рациональность, ценности в трудах

мыслителей Запада: Хрестоматия. Раздел IV. М., 1996. Фрейд 3.

Психоанализ. Религия. Культура. М., 1991. Швырев B.C. Судьбы

рациональности в современной философии // Субъект, познание,

деятельность. М., 2002. Юнг К.Г. Архетип и символ. М., 1991.

Дополнительная

Асмус В.Ф. Проблема интуиции в философии и математике. М., 1963.

Гейтинг А. Интуиционизм. М., 1969.

Героименко В.А. Личностное знание и научное творчество. Минск, 1989.

Гуревич А.Я. Средневековый мир: культура безмолствующего

большинства. М., 1990.

Исторические типы рациональности. Т. I—II. М., 1995-1996. Смирнова

U.M. Теоретико-познавательная концепция М. Полани // Вопросы

философии. 1986. № 2.

Фейенберг Е.Л. Две культуры. Интуиция и логика в искусстве и в науке.

М., 1992.

Хайек Ф.А. Пагубная самонадеянность. М., 1992. Харитонович Д.Э. К

проблеме восприятия гуманистической культуры в итальянском

обществе XVI в. // Культура Возрождения и общество. М., 1986.

Вопросы для самопроверки

1. В чем различие рассудочной и разумной рациональности?

2. Какие вам известны основные типы рациональности?

3. Как соотносится рациональное и иррациональное в обществе?

4. Соотношение рационального и иррационального в науке.

Глава 2. Динамика рационального и иррационального 87

5. Неявное знание как вид иррационального в науке. Обладает ли

неявным знанием каждый из нас?

6. Две концепции бессознательного — 3. Фрейда, К.Г. Юнга. В чем

их сходство и различие?

7. Архетипы, их природа и роль в процессе познания.

8. Интуиция, ее место в научном мышлении.

9. Проблема сочетания рационального и иррационального в

социально-гуманитарных науках.

10. В чем марксизм видит решение проблемы иррационального в

обществе?

Глава 3

СТРУКТУРА ПОЗНАВАТЕЛЬНОЙ

ДЕЯТЕЛЬНОСТИ, ЕЕ ОСОБЕННОСТИ В

НАУЧНОМ ПОЗНАНИИ

§ 1. Репрезентация как способ представления

объекта в обыденном и научном знании

Отражение, зеркальная метафора,

репрезентация

Известно, что реальность можно рассматривать в

различных перспективах, концепциях и языках, но важно

признавать, что не существует привилегированного выбора

каждого из таких рассмотрений. В этой главе речь пойдет о

близких способах представления реальности, хотя и не

совпадающих между собой полностью. Существующее до сих пор

влияние учения о познании Дж. Локка (XVII век) в определенной

степени проявляется и в том, что фундаментальное положение

отечественной гносеологии — «познание есть отражение»

понималось не столько диалектико-материалистически, сколько

с позиций материалистического сенсуализма. Это положение в

значительной мере трактовалось мировоззренчески, в контексте

основного вопроса философии, имело четко выраженную

идеологическую окраску. Однако сегодня со всей очевидностью

проявились неполнота и проблематичность трактовки познания

как непосредственного получения «копии», образа реального

мира. Достаточно обобщенное, метафорическое понятие

«отражение» фиксирует скорее конечный результат, нежели

операционную сторону познавательной деятельности, «спрямляя»

многие этапы познавательного процесса. Этот процесс далеко не

всегда имеет отражательную природу, но скорее реализует

творчески-созидательные, гипотетико-проблемные подходы,

основанные на продуктивном воображении, социокультурных

предпосылках, индивидуальном и коллективном жизненном

опыте.

Стремясь втиснуть представления о познавательном процессе

в рамки идеологически и социально предписанной концепции,

понятие «отражение» трактовали предельно широко, включая в

него и неотражательные процедуры и результаты. Тенденциозность

Глава 3. Структура познавательной деятельности 89

неоправданность такого расширения понятия отражения проявились

уже в том, что в него одновременно включались и представления о

структурном соответствии образа и объекта, достигаемом

«непосредственным» воспроизведением объекта в сознании, и

представления, понятия, получаемые с помощью выдвижения

гипотез. Этот метод, в свою очередь, предполагает процедуры,

задающие предметные смыслы чувственным данным, подведение их

под категории, различные способы репрезентации, редукции,

реконструкции и деконструкции, интерпретации и другие

познавательные приемы. Парадокс состоит в том, что познание,

имеющее своим результатом представления и образы предметного

мира, осуществляется преимущественно неотражательными по

природе операциями. Преодоление расширенного толкования

отражения, сведения к нему всей познавательной деятельности

возможно лишь при разграничении понимания отражения как

свойства материи и как познавательной операции, причем последней

— наряду и во взаимодействии с другими.

Теория познания как отражения тяготеет к буквальной трактовке

отражения, причиной чего является идущая от обыденного сознания и

здравого смысла привычность зеркальной визуальной метафоры, а не

какие-либо подтверждающие отражение свидетельства. Закрепленная в

языке «зеркальность» обусловливает и лингвистическую невозможность

отказа от метафоры отражения. Тесно увязанные друг с другом метафора

познания как отражение и метафорическое понимание мира как

механико-машинной структуры, а человека — как машины-животного-

зеркала составили сердцевину традиционной гносеологии. Основанная

на метафоре зеркала теория отражения увязывается с ошибочными

представлениями о возможности исчерпывающих репрезентаций и

«чистых данных» или восприятий, из которых как из кирпичиков

строится здание человеческого знания. Эти представления закрепились

также в психологии и искусствознании, в значительной степени

опирающихся на визуальное мышление и обобщения зрительного

восприятия в различных сферах деятельности. Необходимо различать

разные способы решения проблемы внутри самой теории отражения

и через метафору зеркала. В аристотелевской концепции, где субъект

отождествляется с объектом, разум не является просто зеркалом,

рассматриваемым внутренним глазом, он есть и зеркало, и глаз

одновременно, отражение на сетчатке само является моделью «ума,

который становится всеми вещами». Другой подход, хотя и также

склонный к образу зеркала,

Часть I.

Философия познания

основан на принципиально ином понимании самой визуальной

метафоры. Он возникает после Декарта; именно картезианская

концепция стала основой эпистемологии Нового времени, где разум

исследует сущности, моделируемые отражением на сетчатке. В «уме»

находятся репрезентации, представления, и «внутренний глаз»

обозревает их, чтобы оценить достоверность. У Декарта, как отметил

М. Хайдеггер, главной становится именно репрезентация —

возможность пред-ставить, поместить перед собой наличное сущее,

включить его в отношения с собой как предмет. Человек не столько

всматривается в сущее, сколько представляет себе картину сущего, и

она становится исследуемой, интерпретируемой репрезентацией

этого сущего. Пересекаются два процесса: мир превращается в

поставленный перед человеком предмет (объект), а человек

становится субъектом, репрезентантом, понимающим свою позицию

как миро-воззрение, как представление картины мира с позиций

визуальной метафоры. Соответственно принципиально меняется и

философский дискурс, выясняющий условия точности, адекватности,

истинности представления, возможности их достижения, что может

породить иллюзию полного отвлечения от непосредственного

видения, преодоления визуальной метафоры. К этому весьма

саркастически относился Ницше, высмеивавший в работе «К генеалогии

морали» «чистый, безвольный, безболезненный, безвременный субъект

познания», а также лицемерное стремление мыслить глаз, «который

должен быть начисто лишен взгляда», в нем должны отсутствовать

«активные и интерпретирующие силы, только и делающие зрение

узрением». Для него существует только перспективное, т. е.

оценивающее, зрение и познание, и чем большему количеству

перспектив, различных глаз будет предоставлена возможность видения и

оценки, тем полнее окажется наше понимание предмета, наша

«объективность». Если же устранить зрение, вообще все «аффекты», то

не значит ли это «кастрировать» интеллект, — спрашивает Ницше. Но

из этого рассуждения для Ницше следовало лишь одно: познание как

«узрение» может быть только толкованием или толкованием старого

толкования, а в вещах человек находит в конце концов лишь то, что он

сам вложил в них. В целом следует отметить, что понятия отражения,

представления, репрезентации близки между собой, входят в одно

«гнездо», однако за их тонкими различиями стоят самостоятельные

познавательные концепции. Так, если обратиться к глубинным

смыслам достаточно «стершегося» слова «представление», то, как

показал