здравого смысла на современное теоретическое знание невелико, то косвенное, в первую
очередь через мировоззрение ученых, складывающееся по большей части стихийно,
может быть достаточно ощутимым.
Философы прошлого с вниманием относились к проблеме здравого смысла. Д.Юм
ставил здравый смысл в один ряд с такими качествами человеческого духа, как мужество,
честность; по мнению Гельвеция, человек, обладающий здравым смыслом, обыкновенно
не впадет ни в одно из тех заблуждений, в которые нас вовлекают страсти, но зато он
лишен и тех просветлений ума, которым мы обязаны лишь сильным страстям. Согласно
И.Канту, ум, лишенный здравого рассудка, хотя и может быть вполне нормальным, даже
высокообразованным, способным абстрактно усматривать общее, не в состоянии, однако,
различать, подходит ли под это общее данный случай конкретно. Маркс достаточно
жестко оц енивал особенности здравого смысла: «Весь грубиянский характер "здравого
человеческого смысла", который черпает из «гущи жизни" и не калечит своих
естественных наклонностей никакими философскими или другими научными
занятиями...». В то же время А.Бергсон видел в здравом смысле «внутреннюю энергию
интеллекта, который постоянно одолевает себя, устраняя уже готовые идеи и освобождая
место новым, и с неослабевающим вниманием следует реальности»
29
.
Современные исследования методологической роли здравого смысла показывают,
что консерватизм этого вида обыденного знания содержит в себе не только негативные, но
и позитивные для познания функции, поскольку для любого радикально нового знания
271
Глава 4
существует допустимая мера «безумия», превышение которой приводит к потере
связи с реальностью. Здравый смысл предстает как неформальный критерий
бессмысленного, реального и нереального, возможного и невозможного, понятного и
непонятного. Выявляются также мировоззренческие и регулятивные фун кции здравого
смысла, который выражает социальную потребность в рациональной ориентации
индивида и общества в духовной и практической деятельности.
Следует отметить также, что в ряде случаев, когда складываются неопределенные,
неформализуемые альтернативные ситуации выбора проблем, теорий, гипотез и
общепринятые методологические критерии при этом «не работают», своеобразным
ориентировочным критерием для ученого становится здравый смысл. Большинство
современных исследователей проблемы здравого смысла осознают важность его
методологических функций и мировоззренческих предпосылок, считая, однако, что они
должны быть критически проанализированы с позиции науки и философии.
М.Вартофский полагал, что, несмотря на неполноту, противоречивость понятий здравого
смысла, не подвергавшегося рациональной критике, его социально-культурное и
нормативное значение несомненны. Здравый смысл представляет собой то множество
общедоступных и в значительной мере неявных принципов действия, правил, убеждений,
которые выдержали множество длительных испытаний в практике людей, в развитии их
культуры и межкультурных взаимодействиях, благодаря чему о них можно говорить как о
«человеческих универсалиях»
30
.
Известна дискуссия о природе и роли здравого смысла таких методологов, как
П.Фейерабенд, У.Селларс, Е.Нагель. Первый считал, что здравый смысл не является ни
истинным, ни методологически необходимым. Селларс стремился доказать, что структура
здравого смысла ложна, т.е. физические объекты и процессы здравого смысла не
существуют. Убеждения и конструкты здравого смысла необязательны для ученого, лишь
фундаментальные понятия и принципы здравого смысла обязательны как «регулятивные»,
но до тех пор, пока не будет создана теория. Эта обязательность методологическая, но не
онтологическая и не эпистемологическая, т.е. не дающая точного описания вещей
31
.
Согласно Нагелю, здравый смысл является и истинным, и необходимым. Последняя точка
зрения вызывает возражения у многих методологов. Для нас же важно констатировать,