Микешина Л.А. Эпистемология ценностей

Подождите немного. Документ загружается.

рядоположенности методологического и социологического подходов. Субъект здесь

понимается как «мыслящая вещь», все личностное исключается; мировоззренческие

предпосылки либо не осознаются, либо элиминируются как «вненаучные». Эмпирическое

знание, с одной стороны, абсолютизируется (к терминам языка наблюдений редуцируются

все термины теоретических построений); с другой — оно понимается в

схематизированном, обедненном виде, только как результат эксперимента,

непосредственного наблюдения, без учета социально-исторического опыта в целом.

Дихотомия «эмпирическое — теоретическое» также абсолютизируется и из средства

аналитического расчленения и описания научной деятельности и знания превращается в

«онтологию» науки.

Преодоление такого подхода, понимание науки как исторического,

социокультурного феномена требует наряду с другими моментами радикального

пересмотра понимания самой структуры научного знания, причем таким образом, чтобы

представления о ней отражали органическое единство логико-методологического и

социального подходов, представляя социальное как имманентное развитию научного

знания. Сегодня очевидно, что принятое в нашей литературе деление знания на

эмпирическое и теоретическое, ограничение анализа струк-

245

Глава 4

туры этими уровнями и компонентами является весьма серьезным огрублением и

представляет собой лишь одно из отношений в сфере науки. Такое деление приходит в

противоречие с самим принципом социальной детерминации научно-познавательной

деятельности и знания. Наука в этом случае оказывается как бы срезанной с корней,

взятой вне культурно-исторического контекста.

В связи с этим возникает необходимость сформулировать следующий тезис:

предпосылочное знание, в первую очередь его ценностно-мировоззренческое ядро,

является столь же фундаментальным параметром науки, необходимым для построения

теории, как и эмпирическое знание; их функционирование тесно взаимосвязано, хотя и

различно по способам и целям; в истории науки роль каждого из них, как и их

соотношение, менялись и прошли определенные стадии развития. Они обладают

определенным сходством как типы знания: действуют внутри науки, но их источники

лежат вне ее; имеют свои модификации в обыденном, донаучном сознании как результат

практически духовного овладения действительностью. Можно, по-видимому, утверждать,

что оценка роли каждого из них, как и их соотношение, менялись в и стории науки как бы

в противофазе: признание ведущей роли ценностно-мировоззренческих предпосылок

могло быть связано с умалением роли методологического и эмпирического знания, и,

наоборот, признание высокой конструктивной роли эмпирического и инструментально-

методологического знания приводило по существу к обесцениванию роли философских и

других ценностно-мировоззренческих предпосылок.

В античной науке опыт не мог еще выполнять своей конструктивной функции,

поскольку он не возник еще как эксперимент или активное наблюдение, а сама наука

понималась преимущественно как духовно-теоретическая деятельность, цель которой —

знание. Отсюда особую значимость приобретали философско-мировоззренческие

предпосылки и тем более потому, что само знание получало статус научного и

достоверного, если оно стремилось понять свои основания и достоверность своих

методов.

Интерес к рефлексии предпосылок и оснований самого познания, в полной мере

сформировавшийся у софистов, приводит в дальнейшем к важным результатам в развитии

теории античной науки. Важнейший из них — формирование средствами и в недрах

философского знания, в первую очередь у Платона и Аристотеля, мировоззренческих и

методологических требований к научно-теоретическому знанию, выполнение которых —

условие и необходимая гарантия истинного знания. Это означает, что конструктивно-

корректирующую функцию научного знания в отсутствие эксперимента (эмпирического

исследования вообще) брали на себя философско-мировоззренческие и методологические

предпосылки и регулятивы.

246

Мировоззренческое и методологическое знание как формы ценностных

предпосылок науки

Платон такого рода гарантии видел в том, чтобы наука «отвратилась душой от

всего становящегося»

, от всего того, что преходяще, изменчиво, чувственно постигаемо,

— того, что существует как «мнение», как обыденное сознание. Это позволяет обратиться

к миру «чистых» идей, к неизменному, вечно пребывающему истинному бытию. В этом

случае наука реализуется как теоретически замкнутая система, противостоящая по форме

обыденно-практическому знанию и не нуждающаяся в специальном эмпирическом

обосновании, как, например, дедуктивно построенная геометрия Евклида.

Аристотель, прошедший школу критической рефлексии у Платона, серьезное

внимание уделил особому компоненту науки — ее началам, т.е. основаниям и

предпосылкам. «Под началами в каждом роде я разумею то, относительного чего не может

быть доказано, что оно есть. Следовательно, значение первого и того, что из него

вытекает, принимается. То, что начала существуют, необходимо принять, прочее следует

доказать»

. Поскольку начала науки недоказуемы, то каким же образом они становятся

известными? Анализируя «Аналитики» и «Топику» с целью понять позицию Аристотеля

при решении этого вопроса, З.Н.Микеладзе поясняет, что философ называет ряд способов,

посредством которых эти начала становятся известными. Это чувственное восприятие,

память, опыт (т.е. все общее, сохраняющееся в душе), который может

выкристаллизовываться в виде наиболее правдоподобных мнений, и др. Поскольку начала

науки недоказуемы, они могут быть предметом лишь умозрения, интеллектуальной

интуиции. Только «нус» (ум) способен «схватывать» непосредственные начала

Таким образом, умозрение — главный способ познания сущности и движения

научно-теоретического знания, его цель - истина. Начала же, т.е. то, что принимается без

доказательства (Аристотель, как мне кажется, не всегда разграничивал онтологическое и

гносеологическое значения термина «начала»), могут быть различными не только по

своему происхождению, но и по содержанию. «Началами доказательства, -писал

Аристотель, — я называю общепринятые положения, на основании которых все строят

свои доказательства, например, положение, что относительно чего бы то ни было

необходимо или утверждение, или отрицание и что невозможно в одно и то же время быть

и не быть, а также все другие положения такого рода...»

. Мы видим, что, по Аристотелю,

началами могут быть логико-методологические требования и собственно философские,

хотя специально он их не разграничивает. Наряду с этим, обсуждая проблемы первых

причин, первых сущностей и начал бытия, А ристотель формирует собственно

философское знание, отличая его от знания о природе и в то же время стремясь опереться

на него при обобщении естественных опытных данных.

В отличие от Платона, Аристотель не относился отрицательно к повседневному

опытному знанию, он стремился учесть его в теорети-

247

Глава 4

ческом познании, предварительно критически переосмыслив и прояснив с

помощью категорий, что, в частности, сказалось и на предложенном им делении наук на

теоретические, практические и творческие. Однако в целом у Аристотеля связь

теоретических построений с опытными данными не носит еще обязательного регулярного

характера, вопрос о методе обобщения эмпирических данных только намечен, но еще не

сформулирован в явном виде.

Античная наука, формирующаяся в недрах философского мировоззрения,

испытывает прямое регулятивное воздействие последнего, причем в значительно большей

степени и более фундаментальное, чем воздействие опытного знания. В то же время

следует учитывать, что философско-мировоззренческое знание в конечном счете является

обобщением как опытного знания о явлениях природы, так и различных видов опыта,

представленных в культуре и в социально-исторической практике в целом. Входя в

основания античной науки и выступая как ее регулятивные принципы и предпосылки, это

знание тем самым опосредованно осуществляло определенную коррекцию и соотнесение

теоретического знания с общественно-исторической практикой, в известном смысле

компенсируя отсутствие экспериментальной деятельности как таковой.

Именно этим в значительной степени объясняется важнейшая особенность

античной науки, в частности физики, где в ходе преимущественно качественного анализа,

«несмотря на скудность и неточность эмпирических знаний, несмотря на явную

ошибочность большей части феноменологических обобщений, древнегреческие ученые

впервые в мировой истории отважились на постановку проблем, которые составляют

зерно современной физики»

Однако специфика предпосылочного мировоззренческого знания как

регулятивного и конструктивного фактора научного познания состоит в том, что оно,

будучи опосредованным выражением совокупного социокультурного опыта, не обладает

вместе с тем достоинствами непосредственного отражения предметной деятельности,

присущими внутринаучному эмпирическому знанию. Поэтому преобладание в научно-

познавательной деятельности именно мировоззренческих регуля-тивов при неразвитости

эмпирического компонента, как показывает история науки, накладывало существенный

отпечаток на характер научного знания. Как известно, такого рода конкретно-

историческая ситуация существовала в средневековой науке, рассмотрение которой дает

возможность увидеть всю драматичность подобного «крена». В частности, мы выделим

два интересующих нас аспекта: первый — способ обоснования, аргументации и регуляции

науки средствами самого мировоззренческого знания в отсутствие развитой эмпирической

компоненты; второй - зависимость понимания и применения эмпирического знания в

науке от мировоззренческих предпосылок.

248

Мировоззренческое и методологическое знание как формы ценностных

предпосылок науки

4.1.2. Изменение роли мировоззренческих предпосылок по отношению к

эмпирическому знанию

При всем отличии от античной науки, от ее способов доказательства и

аргументации, понимания истины и оценки самой роли рационального, стремление к

аргументации, к получению и обоснованию весьма заметно выражено и у средневековых

мыслителей. В раннем Средневековье это аргументы, основанные на божественном

всемогуществе, действующем вопреки естественному порядку вещей; на понятии чуда как

непостижимости для человеческого разума. Переосмысление в церковных догматах самой

природы, которая теперь понималась лишь как творение Божие, и человека, как

вырванного из природы и через веру приобщенного к самому творцу, приводило к

переоценке самого естествознания, его роли, с одной стороны, и роли познания себя,

самонаблюдения, самоанализа как важнейшего религиозного предписания -с другой.

Соответственно изменялись, по сравнению с античностью, и способы аргументации и

обоснования познания, его целей, причем эти способы не н осили опытного характера, но

полностью вписывались в сферу мировоззренческих предпосылок.

В этих условиях естествознание не имело самостоятельного значения, оно служило

доказательством всемогущества Бога, либо функционировало в качестве прикладного

знания. Другими словами, опытные науки и эмпирическое знание вообще не отвергались

Средневековьем, а принимались как одно из средств утверждения господствующего

религиозного мировоззрения.

Известно, что в этот период господствовала аргументация ex ver-bum; само

доказательство, обоснование и другие способы подтверждения мысли осуществлялись

посредством включения ее в единый авторитетный контекст, путем соотнесения с

догмами Священного Писания и другими авторитетными свидетельствами. Однако

параллельно формировался и способ аргументации ex rex — от вещей и дел, одна из

главных форм которого — предметно-интуитивная достоверность непосредственного

видения - приобрела особенно рафинированный вид в рамках мистического богословия.

Простой «натуралистический» опыт часто рассматривался лишь как некоторый

подготовительный этап к внутреннему созерцанию божественных истин, т.е. к озарению

Наконец, опять-таки в силу чисто мировоззренческих причин и предпосылок, вопрос об

истине решался не наукой, а теологией, либо речь шла о двух истинах - веры и разума.

Само знание существовало в форме комментария к авторитетным книгам, в форме

различного рода классификаций, систематизации и носило принципиально компиля-

торский характер. Понимаемая таким образом наука по сути не нуждалась в эмпирических

предпосылках и основаниях, вполне удовлетворяясь в своем функционировании нормами

и предпосылками ми-

249

Глава 4

ровоззренческого характера (философскими и религиозными догмами и

принципами).

Итак, в Средневековье как бы испытывался такой вариант, когда эмпирическое

знание не играло существенной роли в научно-познавательной деятельности, в то время

как мировоззренческие предпосылки и принципы принимали на себя по сути дела главные

регулятивные и аргументирующие функции. Одновременно, опять-таки соответственно

мировоззренческим посылкам, наука вообще, знание, истина в частности

переосмысливались (по сравнению с античными представлениями) таким образом, что

вопрос о их соотнесении с п риродой либо не ставился (как в случае комментаторства,

компиляции и классификаторской деятельности), либо, поскольку природа как творение

Бога утратила статус независимой реальности, наука о природе стала рассматриваться

лишь как символическое проявление божественного могущества.

Хотя в целом средневековая наука сегодня получила свою конкретно-

историческую оценку и не рассматривается вместе со всем периодом как некий «провал в

истории», тем не менее она, по-видимому, не может быть оценена как более

продуктивный этап, нежели предшествующая античная наука или последующая наука

эпохи Возрождения

. Представляется, что одним из объективных моментов,

определивших достаточно скромную конкретно-историческую значимость средневековой

науки, является именно тот, что на роль главных регулятивн ых и конструктивных

факторов в этот период выдвинулось мировоззрение, которое, к тому же, было по

преимуществу представлено и выражено религиозными догматами и теологическими

учениями.

С точки зрения соотношения опыта и мировоззрения в эпоху Возрождения

принципиальных изменений, по-видимому, не произошло. Как отмечал АХГорфункель,

«...порыв к опытному знанию не сопровождался научно разработанным

экспериментальным методом»

. «Эксперимент» сводился к разрозненным и случайным

наблюдениям и накоплениям самых разнообразных и несистематизированных факторов.

Натурфилософия, сформулировав требование н епосредственного изучения

действительности в противовес книжному знанию выродившейся схоластики, но не

разработав действительно научного экспериментального метода, пытается создать новую

картину мира на основе интуитивного постижения законов природы. Конечно, в таком

интуитивном постижении весьма значительную роль, явно или неявно, играют именно

мировоззренческие посылки, т.е. мировоззренческий «крен» сохраняется и в этот период

развития науки. Однако, что существенно важно, само мировоззрение ученых -

гуманистов и натурфилософов эпохи Возрождения - на основе новой гуманистической

культуры принципиально меняет свое содержание, преодолевая главные философско-

теоло-гические и методологические предпосылки средневековой науки.

250

Мировоззренческое и методологическое знание как формы ценностных

предпосылок науки

Натурфилософия эпохи Возрождения, будучи включенной в научно-

познавательную деятельность, как регулятивный и нормативный фактор, играла двоякую

роль. Во-первых, конструктивную, поскольку она стремилась изучать природу «согласно

ее собственным началам»; реализовать в рассмотрении природы принцип целостности и

самодвижения; указать на пробелы в знании и заполнить их умозрительными прог нозами

и догадками о связи явлений; разрабатывая принципы «искусственной магии»,

ориентировала на практическое использование результатов науки. Во-вторых,

деструктивную, так как разрушала схоластическую картину мира; стремилась освободить

философскую и научную мысль от схоластики теологии (хотя сам Бог, разумеется,

сохранялся); боролась против абсолютизации традиции и авторитета, господства

книжного знания. При всем том, что натурфилософию этого периода неправомерно

рассматривать в черно-белых тонах, положительного или отрицательного

, сам принцип

(или способ) включения философско-мировоззренческих принципов и посылок в

структуру познавательной деятельности и способы выполнения ими регулятивных и

вообще методологических функций, как они были поняты в натурфилософии

(одновременно претендовавшей быть и наукой), уже получили свою историческую и

критическую оценку.

В методологическом плане натурфилософский вариант включения мировоззрения в

структуру науки - это, во-первых, абсолютизация конструктивных, эвристических и

аргументирующих возможностей умозрительног о философско-мировоззренческого

знания, приводящая наряду с догадками о реальных связях к фантастическим домыслам.

Во-вторых, - это авторитарное предписание конкретным наукам идущих от разума

конструкций, прогнозов и построений, а также чрезмерная универсализация и

превращение в догмы и каноны самих естественно-научных принципов и методов,

отдельных положений и теорий.

Очевидно, что подобная ситуация в значительной мере обусловливалась не только

отсутствием фактического знания в той или иной области, но и тем, что эмпирическое

знание, опыт как результат непосредственного эксперимента все еще не входили в научно-

познавательную деятельность в качестве обязательного конструктивно-регулятивного

фактора, существенно корректирующего умозрительные, в том числе мировоззренческие

по происхождению и содержанию, построения, прогнозы и догадки.

Принципиально изменившаяся ситуация в науке Нового времени, когда

эмпирическое знание становится внутренним конструктивным компонентом научно-

познавательной деятельности, в корне меняет структурные и функциональные позиции

мировоззренческих предпосылок в науке. Это проявилось, в частности, в том, что как

251

Глава 4

эмпирия, так и наука в целом теперь оценивались на основе тех или иных

критериев научности, а не с точки зрения того, какой смысл и значение они имеют для

решения мировоззренческих вопросов, как это было в Средневековье. Существенно важен

также тот факт, что произошло очередное переосмысление природы как независимой,

самодостаточной и самоценной сущности, а соответственно и понимания предмета науки,

ее методов.

Интересно, с этой точки зрения, обращение к физике Галилея, несущей в себе

черты переходного явления, что проявилось, в частности, в своеобразном соотношении

мировоззренческих и эмпирических предпосылок физической теории. Прежде всего это

касается глубокой насыщенности рассуждений Галилея философскими идеями, как явно

представленными (критикуя Аристотеля, обращается к Платону), так и неявными,

требующими специальной реконструкции (например, принцип совпадения

противоположностей Николая Кузан-ского). В то же время Галилей постоянно обращается

к опыту, эмпирии. Однако, как подчеркивают многие специалисты, опыт у него — это

мысленный, идеализированный эксперимент. Сближая математический объект с

физическим, Галилей настаивает на необходимости иметь дело с идеализированными, а не

с реальными эмпирическими объектами мира. Фейерабенд выразил свое понимание

галиле-евского эксперимента в парадоксальной, но точной форме: «Галилей изобрел опыт,

содержащий метафизические составные части»

Итак, опыт, эксперимент, складывающийся как научный метод, еще несет здесь

следы умозрительности и прямого влияния философ-ско-мировоззренческих

предпосылок. «Действительный» эксперимент как реальный материальный процесс с

четко фиксируемыми количественными параметрами в полной мере сформируется только

у Ньютона. Разработка и внедрение экспериментального метода и соответственно

превращение эмпирического знания в решающий регулятивный и конструктивный фактор

позволяют науке Нового времени преодолеть «амбиции» натурфилософии и освободиться,

хотя и не сразу, от умозрительных натурфилософских построений и прогнозов.

Отрицательные моменты и недостатки спекулятивной натурфилософии, однако, были

распространены на философско-мировоззренче-ские предпосылки в целом, которые стали

рассматриваться как нечто противоположное и чуждое экспериментально проверенному и

логически обоснованному «строго научному» знанию, одна из задач которого —

очищение себя от всякой «метафизики».

Как известно, иллюзии мировоззренческой беспредпосылочности и возможность

демаркации науки и «метафизики» широко представлены в концепциях позитивизма и в

ряде случаев заняли место мировоззренческих предпосылок в так называемой

«беспредпосылочной» науке. Это прежде всего относится к известному положению

«наука

252

Мировоззренческое и методологическое знание как формы ценностных

предпосылок науки

сама себе философия», а затем к неопозитивистским концепциям демаркации,

«непосредственных данных», верификации, фальсифика-ционизма, физикализма и др.,

которые в той или иной степени стремились разработать методологию именно

беспредпосылочного научного знания. Эта позиция закрепилась в «стандартной

концепции» научного знания.

Сегодня ситуация в западной философии существенно изменилась: вновь ставится

вопрос о мировоззренческих предпосылках знания, их роли, что представлено, например,

в концепциях «контекстуалистов», т.е. сторонников максимального учета исторического

фона, «контекста» эпохи (Ф.Ейтс, Дж.Макгир и др.), и исследователей, стремящихся четко

выделить научную линию развития из «вненаучного» культурного фона (М.Хессе,

Р.Уэстмен и др.). «Возрождение» мировоззренческой проблематики связано прежде всего

с тем, что становится общепризнанным положением - с социальной детерминацией

познания и ее осуществлением, в частности, через мировоззрение; осознается особая роль

«метафизической» составляющей, т.е. философских оснований и предпосылок. Это также

связано с тем, что осознаются пределы и возможности эмпирического знания в

построении теории, получении нового знания. Растет также понимание того, что

познавательная структура «эмпирия - теория» не является самодостаточной и не

редуцируема.

Таким образом, через рассмотренные выше исторические формы реального

соотношения эмпирического и ценностно-мировоззренческого знания в науке, а также их

осознания в философии пробивалась по существу объективная закономерность, которая

сегодня становится очевидной: возникновение и развитие теоретического знания может

быть только результатом совместного функционирования эмпирии и мировоззрения.

Наука должна быть открытой не только для эмпирической информации, непосредственно

отражающей свойства и отношения природного объекта, но и для ценностно-

мировоззренческого знания, как знания об исторических условиях, о представленных в

культуре универсалиях и способах освоения и понимания объективного мира человеком.

Важно отметить, что если эмпирическое знание — это отражение опыта в узком

смысле, чаще всего как эксперимента, наблюдения, то предпосьшочное

мировоззренческое знание — квинтэссенция опыта в широком смысле, как социально-

исторической практики, человеческой деятельности в целом. Мировоззрение в широком

смысле (не отождествляемое с идеологией) осознается как система ценностей ученого и

сообщества и становится в современной науке сознательно используемым

конструктивным фактором. Следует отметить также, что о фундаментальности

мировоззренческого знания как параметра науки говорит и особое положение его по

отношению к самому эмпи-

253

Глава 4

рическому знанию. Эмпирическое знание, осознание его роли и степень

применения в научном исследовании в значительной мере определяются не только

внутринаучными методологическими требованиями науки, но и философско-

мировоззренческими факторами, опосредованно отражающими социально-историческую

детерминацию науки и мпульсами, идущими от культуры. Так, при выдвижении гипотезы

и принципиальной неполноте опыта и соответственно эмпирического знания, служащего

базисом этой гипотезы, мировоззренческие предпосылки выполняют самостоятельную

эвристическую функцию, выступая основанием для умозрительного рационального

прогнозирования (предположения, догадки) и осуществляя дополнительное обоснование

самого содержания теории. Одновременно мировоззрение реализует ориентирующую,

селективную функцию, поскольку всегда существует объективная необходимость выбора

способа описания и объяснения эмпирии среди нескольких логически возможных.

Как полагал М.Джаммер, создание, например, электродинамики при минимуме

исходных эмпирических фактов стало возможным лишь потому, что Максвелл в

интуитивном предугадывании основывался на философских убеждениях о единстве

природы и ее законов; теория относительности складывалась не только из эмпирических и

математических процедур, она невозможна без применения гносеологических принципов,

в первую очередь принципа наблюдаемости; выбор А. Эйнштейном инвариантной

формулировки законов был связан с его философскими установками, его верой в

фундаментальную симметрию природы; для развития квантовой физики большое

значение имели философские исследования проблемы соотношения субъекта и объекта,

необходимости и случайности, причинности

. Примеры, разумеется, могут быть

продолжены, поскольку взаимодействие эмпирического и мировоззренческого знани я

имеет место при создании любой теории.

Э.М.Чудинов, в свое время достаточно подробно рассмотревший эти примеры,

подчеркивал, что весьма важно понять суть того, почему создаваемые научные теории

должны непременно согласовываться с философскими принципами. Вопрос, на мой

взгляд, ставится совершенно справедливо, поскольку исторический опыт существования

натурфилософии в качестве системы мировоззренческих предпосылок науки заставляет

достаточно настороженно относиться к требованию согласовываться с философскими

принципами. Суть дела Чудинов видел в следующем: «Неполнота эмпирического базиса

теории диктует необходимость использования эвристических принципов, которые сами по

себе не опираются на наличные факты. Указанные принципы «внеэмпиричны» только в

этом смысле. Однако они не лишены связи с эмпирическим базисом как таковым.

Оправданием

254

Мировоззренческое и методологическое знание как формы ценностных

предпосылок науки

указанных принципов служат новые факты, предсказанные с их помощью. Таким

образом, не философские принципы, взятые сами по себе, служат оправданием новых

теорий, а те факты, которые с их помощью предсказываются. Эти новые факты являются

эмпирической основой не только теории, но и философских принц ипов, при помощи

которых была создана данная теория»

Думается, что прав Чудинов, подчеркивая пусть опосредованную, но связь

философских принципов с эмпирическим базисом. Однако в приведенном рассуждении

можно усмотреть и определенную дань эмпиризму, и недоверие к мировоззренческим

предпосылкам, эвристические функции которых при таком обосновании теряют свою

самостоятельность и специфику. Ответ на вопрос о необходимости согласования теории с

философско-мировоззренческими принципами оказывается неполным, так как неясно,

почему можно предсказать факты с их помощью и что может служить эмпирическим

базисом фи-лософско-мировоззренческим универсалиям, т.е. остается и стороне

важнейшая черта научно-философского мировоззрения, на которую указал Т.И.Ойзерман.

Он имел в виду то, что оно «есть критическое подытожение научных данных, которое

позволяет делать выводы, непосредственно не содержащиеся ни в одной из частных

наук»

Мировоззренческие предпосылки рассматриваются сегодня как ре-гулятивы,

охватывающие все фазы научного исследования. Они влияют на то, как осуществляются

наблюдение, описание и интерпретация данных, а также на фактуальное знание, т.е. они в

той или иной степени определяют, чту считается научным фактом. Предпосылоч-ное

мировоззренческое знание участвует в определении значения теоретических, в том числе

общенаучных, терминов. Наконец, оно проявляет особенно существенно свои функции

там, где нет строгого логического следования, но применяются различного рода

познавательные «внелогические» операции типа выдвижения и принятия гипотез, оценки

и выбора теорем, проблем и приемлемых для них способов решений. Это уже не

отрицается сегодня большинством исследователей, но задача состоит в том, чтобы

выявить условия и рациональные моменты объективного функционирования и

сознательного применения ценностно-мировоззренческого предпосылочного знания в

научно-познавательной деятельности, во взаимодействии и одновременно с эмпирической

информацией. Другая задача состоит в том, чтобы выработать специальные

методологические средства, в первую очередь соответствующий концептуальный аппарат,

методы изучения и способы фиксации предпосылочно-мировоззренческого знания.

Познавательная значимость мировоззренческих предпосылок все более признается

и зарубежными представителями истории и философии науки, при этом конкретные

соображения ряда из них по этому кругу проблем безусловно заслуживают внимания. Так,

Л.Лаудан,

255

Глава 4

критикуя представителей «исторической школы» Т.Куна, И.Лакатоса и

П.Фейерабенда за игнорирование «внеэмпирического измерения науки» и обсуждая роль

исследовательской традиции в научном прогрессе, специально рассматривает вопрос о

функциях мировоззренческих представлений в науке. Он исследует различные классы

аномалий в науке, подчеркивая при этом, что они не исчерпываются противоречиями

между теорией и ее эмпирическими основаниями. Среди аномальных ситуаций, которые

не связаны с эмпирической проверкой теории, особую значимость имеют так называемые

концептуальные проблемы. Это, в частности, случай, когда научные теории исходят из

различающихся «онтологических схем», или картин изучаемой реальности; когда научная

теория вступает в конфликт с методологией либо с мировоззренческими предпосылками,

принятыми в данном научном сообществе.

Каждая из подобных концептуальных проблем не менее существенна для развития

науки, чем аномалии, порожденные при соотнесении теории и эмпирии. Более того,

утверждает далее Л.Лаудан, концептуальные проблемы, порождаемые противоречиями

мировоззренческого характера, являются для теории более трудным испытанием, нежели

аномалии эмпирического характера. Подтверждающим примером из истории науки

служит, в частности, известный спор Лейбница с Ньютоном, в котором немецкий философ

ставил под сомнение ньютоновскую физику не за неточные предсказания, например

движения планет, но за философские (онтологические) предпосылки, не совместимые с

господствующими мировоззренческими представлениями

Признание высокого познавательного и регулятивного значения

мировоззренческого знания в развитии науки, а также отношения функциональной

дополнительности между ним и эмпирическим знанием позволяют существенно углубить

понимание структуры и роста научного знания, но вместе с тем ставят и ряд

фундаментальных проблем. Наиболее актуальными из них и первоочередными нам

представляются следующие. Если ценностно-мировоззренческие предпосылки играют

конструктивную роль наряду с эмпирическим знанием, то как интерпретировать это

положение по отношению к истории науки, к периоду, когда господствовало религиозное

и идеалистическое мировоззрение? Могло ли такое мировоззренческое знание играть

конструктивную роль или оно должно рассматриваться как догматизирующее,

«деформирующее» начало, чуждое собственно научному знанию? Эта проблема в разных

редакциях и аспектах ставится в литературе. Так, Л.Лаудан при построении «модели

научного прогресса» исходит из того, что любые соображения ученого —

«метафизические», этические, теологические и т.п., - если они ведут к принятию теории,

дающей возможность успешно решать проблемы, должны считаться рациональными.

256

Мировоззренческое и методологическое знание как формы ценностных

предпосылок науки

Очевидно, что такой своего рода «инструментальный» подход ведет к релятивизму

в понимании мировоззренческих и методологических предпосылок и по существу обходит

вопрос об истинности и объективности как самих теорий, так и их ценностно-

мировоззренческих оснований. Вместе с тем наивно-реалистические представления о том,

что наука может успешно развиваться только в контексте «правильного»

мировоззренческого знания, тоже не могут быть приняты, поскольку не отвечают на

вопрос, почему в истории науки в качестве конструктивных мировоззренческих

предпосылок могли выступать как религиозные, так и идеалистические положения и

принципы, а наука достаточно успешно развивалась и до создания и внедрения научного

философского мировоззрения.

Конструктивный подход к решению этой проблемы возможен только на основе

выявления реальных объективных процессов, стоящих за феноменологически

фиксируемым «бытием» религиозного и идеалистического мировоззрения в истории

науки. Маркс, размышляя о становлении научной философии, полагал, что она «сначала

вырабатывается в пределах религиозной формы сознания и этим, с одной стороны,

уничтожает религию как таковую, а с другой стороны, по своему положительному

содержанию сама движется еще только в этой идеализированной, переведенной на язык

мыслей религиозной сфере»

. С этих позиций можно объяснять, например, почему в

целом идеалистическая и даже мистическая концепция неоплатонизма могла сыграть

определенную методологическую роль в становлении теоретического естествознания.

Идеи неоплатонизма часто были лишь идеалистической оболочкой, под которой

созревали и формировались важнейшие теоретические положения естественно-научной

картины мира. Так, стремление неоплатоников объяснить «мир в целом», создать систему

мира, космологию, в которой Бог есть безличное «единое», а материя — ступень

нисхождения Бога, позволяли ставить вопрос о единстве законов «небесного» и «земного»

миров, служили основанием для пантеизма естествоиспытателей. Признание человеческой

способности познавать разумом творения Бога приводили к утверждению априорной

возможности понимания математической сущности явлений, числовых соотношений,

выражающих гармонию мира, становились основой нового понимания значения идеи,

идеализированного (мысленного) эксперимента, идеальной схемы, математического

закона

Необходимо также учесть, что нет непосредственной, «жесткой» связи между

философско-мировоззренческими позициями, о которых ученые высказываются явно, и

сделанными ими открытиями, — такой вывод можно сделать на основе изучения трудов

А.Эйнштейна, Н.Бора, Дж.К.Максвелла и многих других. Кроме того, в мировоззрении

ученого следует, по-видимому, различать несколько «слоев», что

257

Глава 4

доказывается существованием многочисленных естествоиспытателей, которые «в

пределах своей науки являются непреклонными материалистами, а вне ее не только

идеалистами, по даже благочестивыми, правоверными христианами»

Определяющим для ученого-естественника являются стихийные, философски-

бессознательные убеждения подавляющего большинства естествоиспытателей в

объективной реальности внешнего мира. Сюда же относятся и усвоенная из специально-

научного знания имплицитно содержащаяся в нем картина мира, и основные

методологические и мировоззренческие принципы. Пока ученый работает в рамках

принятой парадигмы, не обнаруживает ограниченности данной картины мира и

философских оснований, сосуществование различных мировоззренческих «слоев», как

показывает история науки, возможно. Скрытое противоречие становится явным «в

массовом порядке» в период смены парадигм и тем более научных революций.

4.1.3. Case study: «феномен Ньютона»

В качестве классического примера можно рассмотреть ситуацию в истории науки,

которая может быть названа «феноменом Ньютона»

. Не является ли парадоксальным,

что глубоко верующий человек, преданный религиозным ценностям, занимавшийся не

только научными, но и богословскими исследованиями, создал первую научную картину

мира?

Для самого Ньютона это, конечно, не было парадоксом и не содержало какого-либо

противоречия. Большинство современных исследователей ньютоновского учения и его

социокультурного контекста полагают, что Ньютон вовсе не был намерен доказать, что в

мире господствует механическая закономерность. Наоборот, он хотел раскрыть природу

Бога и показать, как мудро Бог устроил мир (С.Я.Лурье), как могущество Бога

проявляется в красоте мирового порядка и гармонии, а слава его — в законах физико-

астрономического мира (А.Койре, Л.Мор, Ф.Мануэль и др.)

По сравнению с Декартом,

Ньютон по сути усиливает «присутствие» Бога в системе рассуждений и вместе с тем

именно ему, а не Декарту, удается создать действительно научную картину мира. Данную

противоречивую ситуацию можно объяснить, если принять во внимание, что многие

религиозные по форме допущения Ньютона имеют совсем иное объективное содержание,

вызревающее в пределах этой религиозной формы и существующее до поры до времени в

терминах языка религии. В мировоззрении Ньютона четко просматриваются два «слоя».

Первый — то мировоззрение, которое сформировалось под влиянием социокультурной

среды (особенно в условиях колледжа св. Троицы, где он работал), общехристианской

теологии и пуританской этики. Второй слой — то мировоззрение, которое сложилось у

Ньютона под воздействием непосредственного изу-

258

Мировоззренческое и методологическое знание как формы ценностных

предпосылок науки

чения явлений действительности на основе экспериментальных методов проверки и