Мейер, К. Шостакович. Жизнь. Творчество. Время

Подождите немного. Документ загружается.

428 ГЛАВА 26 (1967 — 1971)

Шостакович писал Мариэтте Шагинян: «Работал я над ней

[симфонией] много. До слез. Слезы текли из глаз не потому,

что симфония печальная, а потому, что сильно уставали глаза.

Я даже показался окулисту, который порекомендовал мне сде-

лать в работе небольшой перерыв. Этот перерыв достался мне

очень трудно. Когда работается, то отрываться от работы му-

чительно»'"'.

Четырехчастная Пятнадцатая симфония, написанная только

для оркестра, очень напоминает некоторые предыдущие про-

изведения композитора. Особенно в лаконичной первой части,

радостном и полном юмора Allegretto, возникают ассоциации

с Девятой симфонией, слышны и далекие отзвуки еще более

ранних сочинений: Первого фортепианного концерта, некото-

рых фрагментов из балетов «Золотой век» и «Болт», а также

оркестровых антрактов из «Леди Макбет». Между двумя ори-

гинальными темами композитор вплел мотив из увертюры к

«Вильгельму Теллю», который появляется много раз, причем

характер имеет в высшей степени юмористический, тем более

что здесь его исполняют не струнные, как у Россини, а группа

медных духовых, звучащих подобно пожарному оркестру.

Adagio вносит резкий контраст. Это полная раздумья и даже

пафоса симфоническая фреска, в которой начальный тональ-

ный хорал скрещивается с двенадцатитоновой темой, исполня-

емой виолончелью соло. Многие эпизоды напоминают наибо-

лее пессимистические фрагменты симфоний среднего периода,

главным образом первой части Шестой симфонии.

Начинающаяся attacca третья часть — самое короткое из всех

скерцо Шостаковича. Его первая тема также имеет двенадцати-

тоновое строение, как в прямом движении, так и в инверсии

(пример 37).

Отчетливое выдвижение на первый план духовых инстру-

ментов вызывает ассоциации с музыкой Стравинского и Хин-

демита (последнего — еще и благодаря квинтово-квартовой

гармонии).

Финал начинается цитатой из вагнеровского «Кольца ни-

белунга» (она прозвучит в этой части неоднократно), после

чего появляется главная тема — лирическая и спокойная, в ха-

рактере, необычном для финалов симфоний Шостаковича

(пример 38).

ПЯТНАДЦАТАЯ СИМФОНИЯ

429

Allegretto о 112

Симфония № 15, III ч.

— f

Симфония № 15, финал

V-ni

rhl ^

- 1

I и P"

^ys^

——

Archi pizz.

=4=

—

гг;

--?———

+V-C.

7 1

•

arc

430

ГЛАВА 26 (1967 — 1971)

Побочная тема тоже мало драматична. Подлинное разви-

тие симфонии начинается только в среднем разделе - мо-

нументальной пассакалье, басовая тема которой явно родст-

венна знаменитому «эпизоду нашествия» из Ленинградской

симфонии:

19 I

(Allegretto J= loot

Симфония № 15, IV ч., пассакалья

125 V-c..C-b.

pizz

Ч к

—^—

^rtr

^—

J V'

—j-4-4-^

J Mt

>'r

I|J J >

iiiJYtJ

Пассакалья ведет к душераздирающей кульминации, а далее

развитие как бы надламывается. Еше раз появляются уже зна-

комые темы — композитор напоминает мотивы двух первых

частей, а затем наступает кода, в которой концертирующая

партия доверена ударным, как в конце скерцо из Четвертой

симфонии и в коде Второго виолончельного концерта. Снова

слышны фрагменты темы пассакальи, после чего все внезапно

обрывается. Казимеж Корд сказал как-то раз о финале этой

симфонии: «Это музыка испепеленная, выжженная дотла...»"

Пятнадцатую симфонию отличает исключительная экономия

средств, порой граничащая со столь необычайным упрощени-

ем языка, что это уже становится загадочным. Впрочем, таких

загадочных черт в произведении немало. Прежде всего, это

общая формально-стилистическая концепция, которая ведет от

гротесково-оптимистического начала через скорбное adagio и

суховато-терпкое скерцо к сперва лирическому, а затем пате-

тическому финалу, заканчивающемуся pianissimo. Когда в по-

следнем разделе на фоне красочных, мерцающих ударных у

флейты проходят темы первой части, соединенные с «темой на-

шествия» виолончелей и контрабасов из четвертой части, то

музыка возносится прямо в поднебесные дали звукового про-

странства, а долго выдерживаемый интервал чистой квинты у

струнной группы производит впечатление как бы потусторон-

него звучания.

ПЯТНАДЦАТАЯ СИМФОНИЯ ^^^

Загадочны в этой музыке и цитаты, ведь прием коллажа

прежде не применялся Шостаковичем. Неожиданно возникшая

цитата из увертюры к «Вильгельму Теллю» производит юмори-

стическое впечатление, но появляющийся во вступлении к фи-

налу мотив судьбы из вагнеровской «Валькирии» звучит уже

как memento mori. Чем объяснить намек на вступление к «Три-

стану и Изольде» или многократное появление в финале мо-

тива В-А-С-Н? Почему во второй части слышны отчетливые

связи с Шестой симфонией самого Шостаковича? Что должны

означать два удивительных шестизвучных аккорда, образую-

щих вместе двенадцатитоновое созвучие и появляющихся в са-

мых неожиданных местах партитуры? В письме к автору этих

строк Шостакович сообщал о «точных цитатах» из Бетховена,

которых, однако, нигде нет.

Еще более таинственна в симфонии разнородность звуково-

го материала. Двенадцатитоновые темы соседствуют с чистой

тональностью; рафинированная колористика и полиритмия

первой части соединяются с причудливой карикатурой на ба-

нальную атмосферу Двенадцатой симфонии; тональный хорал

во второй части вообще лишен индивидуальных черт, в то вре-

мя как, например, многие фрагменты финала являются как бы

квинтэссенцией шостаковичевского стиля.

Сравнивая Пятнадцатую симфонию с предыдущими, нетруд-

но прийти к отрицательным выводам: в первой части несо-

мненно отсутствуют цельность звучания и симфонический

размах, так свойственные большинству других произведений

Шостаковича; в растянутой, очень длинной второй части мно-

гие фрагменты звучат не слишком оригинально; третья часть,

скерцо, действительно очень изысканна, но вместе с тем непро-

порционально миниатюрна по сравнению с Adagio и к тому же

приглушена и лишена юмора, столь типичного для других

скерцо Шостаковича; финал, вначале не обладающий симфони-

ческим размахом, представляется чуть ли не каким-то лиричес-

ким романсом для оркестра, и так вплоть до начала драмати-

ческой пассакальи; и наконец, кода ставит своеобразный знак

вопроса над всем произведением. Но с другой стороны, сила

воздействия этой симфонии просто магнетическая. Тем не ме-

нее, вероятно, нагромождение загадочных черт послужило

тому, что Пятнадцатая симфония не вошла в мировой концерт-

ный репертуар в такой мере, как Первая, Пятая, Восьмая, Де-

вятая и Десятая. Правда, после премьеры в России зазвучал

432 ГЛАВА 26 (1967 —1971)

хор хвалебных голосов, а произведение единодушно было при-

знано замечательным достижением композитора, однако дири-

жеры продолжали предпочитать его более классические и одно-

значные сочинения.

Был ли сам создатель полностью доволен своей последней

симфонией? Интенсивная работа над этим произведением подо-

рвала обретенные в Кургане силы. 16 сентября, измученный, он

написал мне: «Может быть, мне и не следует больше сочинять.

Однако жить без этого не могу»... На следующий день его увез-

ли в больницу со вторым инфарктом миокарда.

Глава 27

1971 — 1975

Ситуация в период

правления Брежнева. —

Утрата друзей. — Развитие болезни. —

Черты личности. —

Последние произведения. — Смерть

Период, на который пришлись последние

годы жизни Шостаковича, часто называют «советской эпохой

реального социализма». Падение Хрущева окончательно завер-

шило послесталинскую эру советской истории. Тем временем

продолжала действовать доктрина, гласившая, что партия все-

гда права: поправляет чужие ошибки, карает и милует, стоит

на страже идеологии — а значит, истины. Система доказывала

свою силу и стабильность, оппозиционные силы по-прежнему

беспошадно и кроваво подавлялись - как раньше в Восточном

Берлине и Венгрии, так и в 1968 году в Чехословакии. Бреж-

неву потребовалось около десяти лет на то, чтобы к середине

70-х годов восстановить позицию Вождя, олицетворяющего

мощь партии. Правда, он не стал Сталиным, но занял его ме-

сто. В первой половине 70-х годов родился культ Генераль-

ного секретаря, сумевшего за пять лет сосредоточить в своих

руках важнейшие элементы власти. Одним из первых, еще кол-

лективных решений было аннулирование хрущевских реформ:

отмена ротации в партийных органах, возврат традиционных

министерств, и только для спокойствия населения не были под-

вергнуты гонениям церковь и религия. Премьер Косыгин

очень скоро выступил инициатором мер, принятых для исправ-

ления «волюнтаристских ошибок Хрущева», свержение кото-

рого было бунтом жрецов против BepxoBfioro жреца, осме-

лившегося покуситься на свою же касту. Эта каста была так

называемой номенклатурой, верхним слоем которой являлся

434 ГЛАВА 22 (1956 — 1958)

Центральный комитет и его Президиум, генералитет, Ми-

нистерство внутренних дел и Комитет государственной без-

опасности (КГБ).

Андрей Сахаров так описывал процесс создания будущей

номенклатуры:

«Недавно большую группу хороших студентов-выпускников

различных вузов страны собрали на месяц в Ленинграде под

каким-то благовидным предлогом (комсомольцев, конечно...).

Их сытно кормили и много поили в лучших ресторанах, всячес-

ки развлекали — все бесплатно. В общем, дали "покататься как

сыр в масле". А потом спросили: хотите всегда так жить? По-

ступайте в ВПШ! (Высшая партийная школа, самый бездар-

ный станет там, минимум, вторым секретарем райкома)»'.

Среди созданных таким образом властей коррупция и мо-

ральное разложение были обычным явлением. Людей наверху

волновали только их личные интересы, блюсти которые им

было тем легче, что они имели неограниченные привилегии.

Типичной представительницей номенклатуры была, например,

министр Екатерина Фурцева, во времена Хрущева откоманди-

рованная из партийного аппарата в ведомство культуры.

В конце 60-х годов по Западу прокатилась волна бурных

протестов молодежи. Во Франции, Западной Германии и США

студенты провозглашали свое недовольство условиями жизни.

Выросшие в материальном достатке, не виданном в истории

человечества, они разоблачали упадок в сфере духовных ценно-

стей. Советская пресса с удовольствием распространялась на

эту тему, сравнивая нестабильное положение молодежи при

капитализме со спокойной уверенностью в завтрашнем дне

молодых людей Страны Советов. Однако это было явным ис-

кажением действительности. В те годы молодежь в СССР тоже

переживала период переоценки идеалов, не скрывала явной

неудовлетворенности ситуацией в стране и начала создавать

активную оппозицию. Студенты добивались открытой дискус-

сии и свободного обмена мнениями. В Москве, Ленинграде,

Киеве и некоторых других городах нарастал протест против

цинизма, которым пропиталось все общество. По некоторым

источникам, в 1967 году по всей стране появилось около 400

неофициальных молодежных групп, стоявших в оппозиции

к режиму.

После приговора, который был вынесен Андрею Синявско-

му и Юлию Даниэлю «за агитацию, имеющую целью подрыв

СИТУАЦИЯ В ПЕРИОД ПРАВЛЕНИЯ БРЕЖНЕВА

435

или ослабление советской власти» и «за клеветнические вымыс-

лы», оппозиционное движение начало набирать силу. Писате-

ли были главными выразителями - в различных формах и

в разной степени — пробуждавшегося стремления к правде,

казалось бы полностью искорененного и растоптанного. Воз-

рожденная свободная мысль, которая не могла найти выхода

в официальной литературе, скрывалась в нелегальных публика-

циях «Самиздате». В «Самиздате» появлялись и издания

классики, вычеркнутой из официального «литературного обо-

рота»: произведения Михаила Булгакова. Андрея Платонова,

Марины Цветаевой. Осипа Мандельштама.

Оппозиция против власти повлекла за собой очередные

репрессии. Подписать коллективное письмо с протестом значи-

ло быть обвиненным в так называемом «подстрекательстве».

С 1966 года по всей стране проходили политические процессы.

Власти считали любой призыв к соблюдению правопорядка

проявлением инакомыслия, угрожающего системе. Требование,

чтобы закон был одинаково обязателен для обычных граждан

и для правящих кругов, рассматривалось как преступление, за

которое следует карать ссылкой. Процессы порождали про-

тесты, которые, в свою очередь, вели к арестам и новым

процессам. Александр Гинзбург, основатель одного из журна-

лов «Самиздата» (за что его арестовали и осудили), составил

Белую книгу протестов против приговоров, вынесенных Синяв-

скому и Даниэлю, следствием чего стал новый приговор —

пять лет лагерей. Павел Литвинов, который издал книгу, доку-

ментально отразившую процесс Гинзбурга, через год был при-

говорен к пяти годам ссылки. Итак, террор не прекратился, а

лишь произошло изменение его характера. В начале 70-х годов

был введен новый, не применявшийся прежде метод пресле-

дований — принудительное помещение в психиатрическую

больницу, где с помощью лекарств ломались характеры и

уничтожались личности.

В этот период возникли три основных оппозиционных те-

чения. Первым из них, принадлежавшим к либерально-демо-

кратической оппозиции, руководил известный физик Андрей

Сахаров. Во главе второго течения, связанного с христианской

идеологией, встал Александр Солженицын. Наконец, братья

Рой и Жорес Медведевы были поборниками возврата к «неис-

каженному, истинному марксизму-ленинизму». В 1970 году Анд-

рей Сахаров вместе с физиками Андреем Твердохлебовым и

436 ГЛАВА 25 (1962 — 1966)

Валерием Чалидзе образовали Комитет зашиты гражданских

прав. Несмотря на свою открытость, комитет был подвергнут

жестоким преследованиям, однако голос Сахарова заглушить

не удалось. В 1970 году Солженипын получил Нобелевскую

премию в области литературы. Власти травили его и очерняли

в печати, но не решились лишить его свободы.

Страх перед возврашением сталинизма привел к тому, что

значительной части обшества замена тотального террора выбо-

рочным стала казаться прогрессом и достижением, которое

следует беречь и зашишать. Тем временем старые сталинис-

ты все громче возвышали свой голос. Еще в 1966 году на

ХХ1И съезде КПСС Михаил Шолохов (в тот период уже

лауреат Нобелевской премии) с тоской вспоминал времена,

«когда судили, не опираясь на строго разграниченные статьи

Уголовного кодекса», а «руководствуясь революционным

правосознанием» и без пустой болтовни расстреливая «оборот-

ней»^ Официально стали вспоминать о «заслугах» Жданова.

10 марта 1976 года «Правда» прямо написала: «Выступления

А.А.Жданова по вопросам науки, литературы и искусства...

вносили серьезный вклад в дело идейного воспитания советско-

го народа, развития его духовной культуры».

Зарождение оппозиционного движения в Советском Союзе в

конце 60-х годов сопровождалось усилением чувства нацио-

нального самосознания в отдельных республиках, особенно

Закавказских. Росло национальное движение на Украине и в

Литве, в результате чего по Украине прошла мошная волна

арестов. В 1971 году Брежнев заявил: «Полное торжество дела

социализма во всем мире неизбежно. И за это торжество, за

счастье трудового народа мы будем бороться, не жалея сил!»^

Пропагандистская машина работала все энергичней, так что

Солженицын имел все основания утверждать: «Штампы прину-

дительного мышления, да не мышления, а диктованного рас-

суждения... изуродовали всех нас, почти не оставили неповреж-

денных умов»''. Однако сила и авторитет великого диссидента

стали столь значительными, что власти больше не могли его

терпеть. В феврале 1974 года Солженицын был арестован, а за-

тем насильственно посажен в самолет и выслан за границу. Это

был первый случай изгнания со времени высылки из страны

Льва Троцкого в 1929 году.

Среди музыкантов с оппозицией был связан только Мсти-

слав Ростропович. В самый разгар травли Солженицына он

УТРАТА ДРУЗЕЙ. РАЗВИТИЕ БОЛЕЗНИ ^^^

предоставил писателю убежише в своем доме, что вызвало ла-

вину преследований музыканта, воспрепятствование его про-

фессиональным занятиям, отказы в поездках за границу и тому

подобное. Наконец после длительной борьбы весной 1974 года

Ростроповичу разрешили выехать на Запад, а затем власти вос-

пользовались подвернувшейся возможностью и в 1978 году

лишили его и всю его семью гражданства.

Шостакович с ужасом наблюдал за происходившими в стра-

не событиями. Диссиденты пробуждали у него симпатию, но он

не очень верил в успех их деятельности. Однажды он сказал

Галине Вишневской о Солженицыне: «Скажите ему, чтобы не

связывался с кремлевской шайкой. Надо работать. Писателю

надо писать, пусть пишет... он великий писатель»^ Сам он уже

не имел ни силы, ни мужества противостоять сложившимся

условиям. Весной 1974 года, безнадежно больной, он поддался

нажиму и поставил свою подпись (вместе с Хачатуряном и

Кабалевским) под официальным письмом, осуждаюшим Саха-

рова. Многие не могли простить ему этого шага. Уже упомя-

нутый домашний врач Лев Кагаловский впоследствии вспоми-

нал, как Шостакович повторял; «Не прощу себе этого до самой

смерти»^.

Неверие в перемены к лучшему касалось и собственного

здоровья. Второй инфаркт миокарда перечеркнул возможность

продолжить лечение у Илизарова. Физическая слабость исклю-

чала занятия гимнастическими упражнениями, потому что лю-

бое усилие грозило новыми осложнениями на сердце, и, таким

образом, безвозвратно погибло все, чего удалось достичь в

Кургане. Парез правой руки развивался чрезвычайно быстро.

В конце 1973 года при очередном медицинском обследова-

нии у композитора обнаружились изменения в левом легком.

27 декабря один из ведущих врачей кремлевской клиники под-

твердил ранее поставленный диагноз: рак. Предпринятое облу-

чение уже мало могло помочь, и новая болезнь должна была

приблизить конец; к тому же вскоре развились метастазы. Шо-

стакович был полностью осведомлен о своем состоянии. Од-

нажды он пожаловался: «У меня так вчера печень болела, что

я кусал себе пальцы», а потом добавил: «Да я смерти не боюсь,

нет. Я боюсь мук, болей»'.

Призрак смерти снова и снова кружил около него, забирая

близких ему людей. В ноябре 1971 года неожиданно останови-

лось сердце Александра Холодилина. с которым Шостакович