Мейер, К. Шостакович. Жизнь. Творчество. Время

Подождите немного. Документ загружается.

398 ГЛАВА 22 (1956 — 1958)

оригинальных ладов. Звуковой материал второго Adagio чрез-

вычайно своеобразен, в нем нет тем в узком смысле этого сло-

ва: один за другим возникают обрывочные мотивы, нередко

совершенно вне тональности. В среднем эпизоде этой части

речитатив скрипок интонирует музыкальную мысль, которая

станет начальной темой финала. В последней части господству-

ет стремительное движение и жизненная сила. Сонатная форма

развивается в высшей степени оригинально: масштабная разра-

ботка представляет собой драматическую фугу, ведущую к

кульминационному пункту всего произведения. В кульминации

снова появляется речитатив, на этот раз опирающийся на ма-

териал предыдущей части. Реприза — это одно большое непре-

рывное crescendo, в котором проходит большинство тем преды-

дущих частей. Оптимистичная и сложная по фактуре кода

венчает это монументальное произведение.

Напротив, во вступительной части Десятого квартета ком-

позитор остается в сфере камерного звучания, поражает не-

обыкновенно своеобразной и при этом простой гармонией,

опирающейся на типичные для него модальные лады. Во вто-

рой же части. Allegretto furioso, музыка становится острой,

диссонантной и бурной — несомненная аналогия со скерцо из

Десятой симфонии. Снова наблюдается это необычное, а для

Шостаковича типичное явление, когда камерная музыка вне-

запно приобретает симфонически-драматические черты. Третья

часть, где использована столь любимая композитором форма

пассакальи, — меланхоличная по настроению, полная болез-

ненной выразительности. Девятитактная тема проходит восемь

раз, в основном у виолончели, а когда в седьмой раз она зву-

чит только в партии скрипок, ее характер впервые несколько

просветляется. Финальное Allegretto становится как бы итогом

всего произведения. Первая тема имеет танцевальный характер,

вторая — хоральная, построенная на оригинальном модальном

звукоряде. В разработке преобладает танцевальная тема, а кро-

ме того, появляются элементы предыдущих частей: сначала из

скерцо, а в кульминации — тема пассакальи; в заключении

возвращается теплая и интимная атмосфера первой части.

Закончив Десятый квартет, Шостакович принялся за сочине-

ние крупной формы. Им стала вокально-инструментальная

поэма для баса, смешанного хора и большого оркестра «Казнь

Степана Разина» на основе отрывков из поэмы Евгения Евту-

шенко «Братская ГЭС».

«КАЗНЬ СТЕПАНА РАЗИНА» 399

Несмотря на критику, которой недавно подвергся поэт, ком-

позитор снова решил использовать его стихи для своей музы-

ки. Темой произведения была трагическая история Степана

Разина, легендарного донского казака, который, выступив с

оружием в руках против царских воевод, захватил Царицын,

Черный Яр, Астрахань и был ранен под Симбирском в 1670 го-

ду. Стихи Евтушенко, описываюшие только казнь на Красной

площади в Москве, остры и метки в формулировках. Музыка

Шостаковича идеально им соответствует.

«Казнь Степана Разина» была написана дважды. В августе

1964 года Шостакович отправился в Венгрию, на озеро Бала-

тон, а поскольку дата первого исполнения нового произведения

приближалась, необходимо было как можно быстрее предста-

вить нотный материал. Сначала Шостакович сочинил поэму в

клавире, с которым и вернулся домой. Хор приступил к раз-

учиванию, а композитор взялся за оркестровку. Но фантазия у

него так разыгралась, что возникшая партитура в значитель-

ной мере отличалась от клавира, и премьеру пришлось от-

ложить.

В первой половине сентября Шостакович участвовал в

декаде русской культуры в Алма-Ате, а 24 сентября присут-

ствовал на своем авторском концерте в Ленинградской филар-

монии. (С этих пор каждый концертный сезон в Ленинграде бу-

дет начинаться музыкой Шостаковича.) Через два дня он уже

был в Уфе, где ему присвоили звание народного артиста Баш-

кирской республики. В октябре, в связи с прогрессирующим па-

резом правой руки, он несколько недель провел в больнице, а

затем его снова подхватил стремительный вихрь художествен-

ной жизни. Ноябрь принес премьеры двух последних кварте-

тов, а декабрь прошел в нервной, напряженной обстановке в

связи с подготовкой к исполнению «Казни Степана Разина».

Право первого исполнения снова получил Кирилл Кондра-

шин. «Репетиции шли сумбурно, — вспоминал дирижер. —

Приглашенный на сольную партию артист Большого театра

Иван Петров быстро выучил ее, но неохотно посещал оркест-

ровые репетиции, уклоняясь от них по разным мотивам. Дуб-

лером был тот же В. Громадский. В день концерта И. Петров

не явился и на генеральную репетицию, сообщив по телефону,

что вечером он петь все же будет. Здесь Дмитрия Дмитрие-

вича взорвало, и. когда я спросил его совета, он сказал раз-

драженно:

400 ГЛАВА 22 (1956 — 1958)

— Конечно, вечером должен петь тот, кто проведет ге-

неральную.

<...> ...Когда я сказал ему: "Ради бога, Дмитрий Дмит-

риевич, не поддавайтесь на советы воспользоваться этим обсто-

ятельством, чтобы снять исполнение" (были и такие рекоменда-

ции!), он ответил: "Премьера отменится только в том случае,

если вообще некому будет петь!"

Громадский и здесь оказался на высоте, и премьера поэмы

была спасена»^

Как и большинство сочинений Шостаковича тех лет, «Казнь

Степана Разина» была с восторгом принята публикой. В прессе

тоже появилось несколько положительных рецензий (в том

числе полное энтузиазма высказывание ленинградского компо-

зитора младшего поколения Сергея Слонимского), однако вла-

сти не заняли однозначной позиции по отношению к произве-

дению. Евтушенко продолжал оставаться спорной личностью,

а период либерализации подходил к концу. Лишь в 1968 году

произведение неожиданно получило Государственную премию.

Новый, 1965 год композитор встретил на даче под Москвой

вместе с Бенджамином Бриттеном, который повторно посетил

Советский Союз. Этот год должен был изобиловать еще боль-

шим количеством различных занятий и поездок. В конце янва-

ря Шостакович выехал в Вену на премьеру «Катерины Измай-

ловой», состоявшуюся 12 февраля. Сразу после спектакля он

вернулся на родину, где его ждали две новые премьеры опе-

ры — 17 февраля в Казани и 23 марта в Киеве. Из Киева он

направился в Ленинград, на занятия со студентами. Март

принес поездку в Болгарию, на фестиваль в Русе (очередное

исполнение «Катерины Измайловой»), 22 апреля Шостакович

стал свидетелем триумфа этой оперы в Будапеште. А посколь-

ку он присутствовал и на многих исполнениях своей музыки в

СССР, то до самого июля постоянно находился в дороге.

Летние месяцы композитор посвятил сочинению музыки к

кинофильму о Карле Марксе «Год как жизнь». Август принес

печальное известие: умер Василий Ширинский, второй скрипач

Квартета имени Бетховена. Поэтому вполне закономерно, что

Одиннадцатый струнный квартет, написанный в начале

1966 года, был посвящен его памяти.

Вторую половину 1965 года заняли разного рода обществен-

ные дела. Вновь приехал в Москву Бенджамин Бриттен. После

ФЕСТИВАЛИ В ЭДИНБУРГЕ И ГОРЬКОМ 401

ПОЧТИ сорокалетнего перерыва были исполнены Вторая и Тре-

тья симфонии, а в декабре в Горьком — Тринадцатая.

Год 1966-й, в котором композитору исполнилось шестьде-

сят лет, был в его жизни особенно насыщен событиями. Уже

с января во всем мире проходили юбилейные концерты.

В Линкольн-центре Леонард Бернстайн посвятил Шостаковичу

специальный вечер, продирижировав, в частности. Девятой

симфонией. Рим представил публике оперу «Нос» (двумя года-

ми ранее это произведение было показано во Флоренции), а в

Кёльне состоялась немецкая премьера «Хованщины» Мусорг-

ского в редакции Шостаковича.

Сам же юбиляр начал новый год с поездки в Новосибирск,

где 20 января была исполнена его Тринадцатая симфония.

В конце января он закончил Одиннадцатый квартет, а в февра-

ле отдыхал в Репине, ненадолго выезжая на ленинградскую

премьеру "Казни Степана Разина" и на исполнение Тринад-

цатой симфонии в Москве. В апреле Шостакович находился в

санатории в Крыму и там в небывалом темпе написал Второй

виолончельный концерт — самый значительный из всех его ин-

струментальных концертов. Работу над ним он начал еще в

Москве, а партитура, которая насчитывает семьдесят семь стра-

ниц, заполненных мелким почерком, была закончена в Крыму.

Собственно говоря, это скорее концертная симфония, нежели

виртуозное инструментальное произведение. Как и Первый

концерт, этот создавался с мыслями о Мстиславе Ростропо-

виче и ему же посвящен. В нем присутствуют все знакомые чер-

ты симфонизма Шостаковича: напевная лирика, протяженная

фраза, энергия, динамизм, юмор и гротеск.

Во второй половине мая композитор на несколько дней по-

ехал на фестиваль в Волгоград, а сразу после этого оказался в

Ленинграде: его ждали организационные дела в Союзе компо-

зиторов и педагогическая работа в консерватории. Множились

почести и отличия: он стал членом Шведской королевской

музыкальной академии. Английской королевской музыкальной

академии и Американской академии наук.

Ранее, во второй половине августа 1962 года, Шостаковичу

выпало редкое отличие, какого удостаивались немногие выда-

ющиеся художники: в Эдинбурге состоялся музыкальный фес-

тиваль, программа которого была в основном посвящена его

402 ГЛАВА 22 (1956 — 1958)

музыке, и в присутствии композитора были исполнены свыше

тридцати его произведений, в том числе Четвертая, Шестая,

Восьмая, Девятая, Десятая и Двенадцатая симфонии, все на-

писанные к тому времени восемь квартетов. Скрипичный и

Виолончельный концерты, вокальные циклы, фрагменты из

«Леди Макбет» и многое другое. Организатором этого пред-

приятия был лорд Харвуд, который всегда старался, чтобы на

фестивале звучало как можно больше произведений одного

композитора. (В предыдущем году прошел такой же широкий

показ творчества Шёнберга.) Были приглашены превосходные

исполнители, и впервые в истории музыки творчество Шоста-

ковича представили столь разносторонне.

По возвращении на родину композитор поделился с кол-

легами своими впечатлениями в свойственной ему манере:

рассказывая хаотично и нервно, глотая одни слова и повторяя

другие, вставляя лишние слова:

«...В течение примерно трех недель... именно трех недель, то

есть срока довольно сжатого... я прослушал большинство моих

сочинений. Я никак не могу жаловаться на невнимание...

к моим сочинениям у себя на родине, их очень много игра-

ют... и... дирижеры... и часто... их... может быть и незаслужен-

но часто, их ставят в программы симфонических, камерных

концертов, но все это проходило, так сказать, на расстоянии,

ну, некоторого времени, там в течение года, скажем, было

исполнено столько-то, столько-то в течение полугода... А тут

в течение, понимаете, трех недель... вот, так сказать, перед

моим... как говорится... инспекционным таким взором...

прошла, в общем, почти вся моя музыкальная жизнь, ибо этот

самый... лорд Харвуд — организатор, понимаете, фестива-

ля — исполнил даже совсем, понимаете, я бы сказал, детские...

мои такие сочинения, вроде там, скажем, понимаете... Двух

пьес для струнного октета, которые я, не слышал, как гово-

рится, тысячу лет и прослушал с большим, так сказать, просто

любопытством, понимаете... С большим любопытством, по-

нимаете, прослушал. Вот он да... раскопал даже вот такие,

понимаете... вплоть до самых последних... вплоть до самых

последних, понимаете, там... и Двенадцатая симфония, и

Восьмой квартет прозвучали. И вот, конечно... что ж, понима-

ете, как это полезно... как это полезно для композитора, как

это полезно! Ибо тут сразу, понимаете... сразу как-то ясно,

что... что не вышло... что не надо было писать так, а надо

ФЕСТИВАЛИ В ЭДИНБУРГЕ И ГОРЬКОМ 403

было бы как-то писать, понимаете, иначе... Что, понимаете...

что-то так и вышло, казалось бы, как вот надо... В общем,

понимаете, критически настроенный композитор... а я... так

сказать, не потерял... и не могу, и считаю, что это невозможно,

понимаете, терять критическую оценку своего творчества: то-

гда перестаешь быть композитором, перестанешь, понимаете,

быть художником, это совершенно невозможно, это... исключе-

но; ощущение... критики... ощущение... самокритики, критичес-

кое отношение к своим... собственным произведениям — это

крайне необходимо, и очень это меня многому, понимаете,

научило... очень многому меня научило это трехнедельное, так

сказать... трехнедельное ежедневное... понимаете вот, знаком-

ство... слушание... своих сочинений... Очень это мне было по-

лезно... За эту пользу я, так сказать, вот приношу благодар-

ность организаторам фестиваля. И вот, значит... думаю, что...

в будущем... так сказать, как-то это, опыт вот прошедшего фе-

стиваля для меня... для меня будет полезным.

Нервная нагрузка была очень большая. Очень большая для

меня была нервная нагрузка... ибо, понимаете, все-таки... каж-

дая встреча со своими сочинениями — хотя бы... понимаете,

там, не знаю, ежедневная — все-таки стоит... многих, понима-

ете, и больших волнений. Это каждый день, понимаете, волно-

ваться... на генеральной репетиции... или просто на репети-

ции... или на дневном концерте (а и три концерта подряд

бывало: утренний... дневной и вечерний — иногда бывало и

так) — это все-таки... все-таки, понимаете, стоило мне очень

больших, очень больших волнений, а... вместе с этим, значит,

и какая-то потеря, понимаете, сна там, душевного покоя и все

такое — так что это... была отнюдь не увеселительная, понима-

ете, поездка... как, в общем, я раньше предполагал: действи-

тельно, зачем бы не поехать, так вот приятно... в Эдинбург —

не бывал там, понимаете... и в общем вот... А оказалось, что,

понимаете, ходить ежедневно... и... на свои концерты — это

очень трудная, так, ответственнейшая, понимаете, работа... От-

ветственнейшая работа...»'*

Через полтора года, в феврале 1964-го, в Горьком Шоста-

ковичу устроили еще более крупный и полностью «монографи-

ческий» фестиваль. В Эдинбурге кроме произведений Шостако-

вича исполнялась музыка и других композиторов, а в Горьком

на нескольких десятках концертов в течение девяти дней — с 15

по 23 февраля — показывалось только его творчество. Было

404 ГЛАВА 22 (1956 — 1958)

исполнено свыше пятидесяти сочинений: семь симфоний, все

созданные к тому времени квартеты и концерты, «Катерина

Измайлова», «Песнь о лесах». Фортепианный квинтет. Форте-

пианное трио. Двадцать четыре прелюдии и фуги и много

других композиций — даже таких, как сюиты из музыки к

кинофильмам, малоизвестные вокальные циклы и детские со-

чинения. Целых девять дней город жил праздником музыки

Шостаковича, встречами с композитором, поспевавшим почти

всюду. Во время фестиваля Шостакович в первый (и послед-

ний) раз выступил как дирижер, управляя исполнением Празд-

ничной увертюры и Первого виолончельного концерта с

Мстиславом Ростроповичем в качестве солиста. Состоялся

также концерт, на котором были представлены сочинения его

учеников. На концерте 19 февраля была впервые исполнена

оркестровая версия Еврейских песен, созданная еще в 1948 го-

ду. Кульминацией празднеств стали два последних концерта, на

которых выступили шесть дирижеров, Квартет имени Бороди-

на и солисты. Под конец на сцену вышел композитор и, пре-

одолевая болезнь рук, сыграл с Квартетом имени Бородина

Интермеццо из Фортепианного квинтета. А дальше — встречи,

пресс-конференции, поздравления, беседы... И хотя это кажет-

ся невероятным, но в течение фестиваля Шостакович умудрил-

ся найти время на сочинение музыки к кинофильму «Гамлет»!

Еще до открытия фестиваля Шостакович получил письмо от

детей одной из школ Горького, которые сообщили ему об ос-

новании клуба любителей музыки, названного его именем. Он

ответил им: «Я очень рад, что вы любите музыку и хотите со-

здать в вашей школе клуб любителей музыки. Не надо назы-

вать клуб моим именем. Назовите ваш клуб именем великого

русского композитора Модеста Петровича Мусоргского»^

Подобные фестивали состоялись при жизни композитора

еще дважды: в мае 1966 года в Волгограде (где, между прочим,

на площади Павших борцов перед многотысячной аудиторией

была исполнена Ленинградская симфония) и в июле того же

года в Ленинграде (фестиваль «Белые ночи»).

28 мая в Ленинграде Шостакович участвовал в своем автор-

ском концерте, на котором в последний раз в жизни публично

выступил как пианист, аккомпанируя Галине Вишневской и

Евгению Нестеренко. На этом же концерте состоялись две пре-

мьеры довольно необычных произведений — Пяти романсов

на слова из журнала «Крокодил» и песни, написанной на соб-

ПОСЛЕДНЕЕ ВЫСТУПЛЕНИЕ В КАЧЕСТВЕ ПИАНИСТА 405

ственный полный самоиронии текст и названной «Предисловие

к полному собранию моих сочинений и краткое размышление

по поводу этого предисловия».

Галина Вишневская так вспоминает этот концерт:

«Накануне концерта мы репетировали. <...> Мы уже про-

шли арии из "Леди Макбет Мценского уезда", цикл на стихи

Саши Черного и, наконец, дошли до Сонета № 66 Шекспира...

<...> Я пела Сонет много раз и никогда не ошибалась в этом

месте, а тут слышу, что разошлась в тональности с фортепиа-

но, и остановилась. Странно... Я была уверена, что все точно

спела... <...>

Начали снова, дошла до того места, и опять! От ужаса у

меня круги пошли перед глазами. Правда, мне показалось в

этот раз, что Дмитрий Дмитриевич не сменил тональность, я

же это сделала, и вот... Но не могу же я самому Шостаковичу

сказать, что он ошибся. Да может, это и не так, а мне лишь

послышалось, и ошиблась именно я.

— Дмитрий Дмитриевич, простите, я ничего не понимаю,

может, от волнения... <...>

— Ничего, Галя, ничего, давайте еше раз.

А уже видно, что он "заводится"...

Начали в третий раз, и снова то же самое. <...> Со мной

истерика.

— Я не знаю, что со мною происходит!

И вдруг Шостакович выскочил из-за рояля, подбежал ко

мне с нотами в руках.

— Галя, простите, простите Христа ради, это не вы, это я

виноват, я виноват, проглядел, что здесь перемена тональнос-

ти... совсем забыл, совсем забыл... И ведь ноты стоят, а вот от

волнения ничего не вижу, ничего, понимаете, не вижу... Вот

ведь конфуз какой, простите Христа ради...

<...> Я не смела и подумать, что Шостакович до такой сте-

пени волнуется, что три раза подряд, не замечая того, делает

одну и ту же ошибку в собственном сочинении.

<...> На том же концерте перед выходом он не только

нервничал, а просто боялся. Боялся, что в какой-то момент при

публике откажут руки... За кулисами он буквально метался, не

находя себе места. Желая отвлечь его от этих мыслей, я гово-

рила ему какие-то глупости и, наверное, выглядела идиоткой.

— Ах, Дмитрий Дмитриевич, как вам фрак идет. <...> Вы

похожи в нем на английского лорда.

406 ГЛАВА 25 (1962 — 1966)

— Вот спасибо, спасибо, Галя... я так волнуюсь... так вол-

нуюсь...

<...> Концерт прошел блестяще, успех был невероятный.

Ни до того, ни после не видала я Шостаковича таким вдруг

раскрепощенным и радостно-возбужденным

— Ах, Галя, я никогда еще не был так счастлив!

А той же ночью у него случился инфаркт, и он несколько

месяцев лежал в больнице»'.

В первые дни в газетах регулярно появлялись сообщения о

состоянии его здоровья. Композитор покинул клинику только

5 августа, после чего выехал на дальнейшее лечение в санато-

рий под Ленинградом. В своем дневнике Мариэтта Шагинян

описала первую встречу с Шостаковичем после пережитой бо-

лезни, а было это 8 сентября 1966 года в Репине:

«Он увидел в окно нашу машину и вышел на крыльцо встре-

чать меня — очень бледный, как-то расплывшийся, глаза бега-

ют и не смотрят прямо, волосы почти вылезли, лоб мокрый от

пота, несколько прядок торчат в разные стороны. Ходит с

трудом. Мы поцеловались. Все так же дрожат руки, и пальцы

стали совсем слабые. <...> Таким больным и растерянным я его

никогда еще не чувствовала. Разговор начался с пустяков.

Опять — "я здоров, только ноги". На вопрос о музыке: "Нет,

хотя ничего не пишу, голова не болит".

О школах: это я в самом начале хотела выяснить, почему

его выставили из гимназии и он кончал экстерном.

— В консерваторию поступил и стал манкировать, на уро-

ки в гимназию не приходил, поэтому исключили. <...>

О хиромантии... <...> "Раньше я как следует, научно зани-

мался хиромантией, потом забросил". <...>

[Ирина Антоновна] позвала к чаю. Он уже утомился, ниче-

го не ел и не пил и только сказал: "Не ездите по заграницам,

берегите здоровье. Эти поездки разрушают здоровье, вот я ез-

дил, ездил и заболел. Нужно ездить, это, конечно, интересно,

но в меру. Смотрите, берегите ваше здоровье", — это он ска-

зал несколько раз, очень громко, почти криком. Вот, в сущно-

сти, все, что осталось от этого свидания»'.

Тем временем празднование юбилея Шостаковича про-

должалось. В Москве, Киеве, Риге, Тбилиси, Ереване, Баку,

Горьком и в других городах Советского Союза проходили

многочисленные концерты. Главные торжества выпали на день

рождения — 25 сентября. В программу юбилейного концерта в

ШЕСТИДЕСЯТИЛЕТНИЙ ЮБИЛЕЙ 407

Большом зале Московской консерватории вошли два произ-

ведения: Первая симфония и новый, Второй виолончельный

концерт.

До последнего момента не было известно, появится ли в

зале сам композитор: врачи все еще предписывали ему абсо-

лютный покой и избежание всяческих стрессов. Тем большее

возбуждение овладело аудиторией, когда разнеслась весть о

прибытии юбиляра. Вначале с приветственным словом высту-

пил Кабалевский, сказав о значимости творчества Шостакови-

ча и о награде, присужденной ему по случаю шестидесятилетия:

первым в истории советской музыки он был удостоен звания

Героя Социалистического Труда. В этот момент разразились

стихийные аплодисменты и все глаза устремились к одной из

лож, в которой показался взволнованный композитор. Затем

Максим Шостакович продирижировал симфонией отца, а

после перерыва Мстислав Ростропович принял участие в

премьере нового виолончельного концерта. После исполнения

обоих произведений композитора много раз вызывали; он

с трудом, очень медленно выходил на сцену и, счастливый

первой после болезни встречей со слушателями, принимал ова-

ции восторженного зала.

Сентябрьский номер «Советской музыки» посвятил Шос-

таковичу несколько десятков страниц. О юбилее писала, в

частности, Екатерина Фурцева, которая подчеркивала, что

он проводится в преддверии наступающей в следующем году

пятидесятой годовщины Октябрьской революции, а среди

наивысших достижений композитора упоминала «Катерину

Измайлову». Тихон Хренников назвал музыку Шостаковича

«художественной эмблемой века». Кроме того, там были поме-

щены высказывания друзей, учеников, выдающихся артистов и

ученых. Свое слово сказали Бенджамин Бриттен и Леопольд

Стоковский, Иегуди Менухин и Юджин Орманди. Еще раньше,

в июльском номере «Советской музыки», появилась статья

Дмитрия Кабалевского о Шостаковиче, полная похвал и пре-

восходных степеней.

Помимо звания Героя Социалистического Труда компози-

тор в третий раз получил орден Ленина и медаль «Серп и мо-

лот». Британское филармоническое общество присудило ему

Золотую медаль. В кинотеатрах прошел полнометражный

фильм «Шостакович: эскизы к портрету». На экране появился

сам композитор — во время концертов, репетиций, дома.